Зачем же так? - повторял про себя Жан, размышляя о вчерашнем. - Ну, почему моя любовь мешает другим жить! Почему мне надо отречься от того, что сделало меня другим, погасив надменность. Я не любил людей, считая себя выше их, порой ломая жизни просто так, прихоти ради. И вдруг на моём пути встретилась женщина, сердце которой было наполнено большой любовью к жизни, к человеку, идущему с ней по жизни. Сильная, целеустремлённая, но совсем другая с ним. Когда я видел их вместе, то видел солнце в их глазах. Тогда и моё сердце дрогнуло, впервые озарившись светом их любви, поняв его стремление - любить, не сжимая в тисках обязательств, давая ей возможность быть разной. Неужели мы не смогли бы прожить свою жизнь иначе, Орели? Сколько нежности я испытывал к тебе с первой встречи. Отголоски большой любви дарили мне счастье радоваться жизни с тобой. Я верил в твою любовь, Орели. Что мы пропустили в той гибели людей у маминого дома? Непонятно, зачем тебе понадобилось так изменить своё лицо и где, превратив его в мёртвую маску? Какую тайну ты унесла навсегда?
Рассвет приближался, надо было уснуть, а сон не шёл. Приняв душ, Жан решил приготовить завтрак для Изабель и гостиниц для Андре, к которому она хотела сходить и побыть с ним несколько часов. Палата у Андре была очень удобная, на двух человек. Жан оплатил её полностью, чтобы навещая друга, Изабель тоже могла отдохнуть. За несколько дней её состояние резко ухудшилось. Впереди были более сложные обследования у детей, так уже их называл Жан. Прилетев в штаты, позвонил Надаин. Говорила она натянуто сухо, а в конце разговора попросила более не звонить, поскольку это очень раздражает мужа.
Уже мужа! - подумал он тогда и перестал звонить. Андре о матери не вспоминал. Но вдруг он захочет позвонить ей?
Ближе к девяти утра приехал Стефан. Проведённая экспертиза ДНК убрала все сомнения, это была Орели. Они стали обсуждать вопрос по захоронению и не заметили, как пришла Изабель на кухню.
- Умерла мама? - тихо спросила она Жана. - Та женщина, пришедшая вчера, была моя мама? А что с ней стало, папа? Что у неё с лицом?
- Она очень болела, Изабель. С лицом? Предполагаю, пластическая операция, мы не успели с ней поговорить.
- Когда она ко мне приехала, то несколько минут просто сидела и молчала, а потом вытащила из пакета две бутылочки сока, долго на них смотрела, перекладывая их в руках, а потом предложила одну мне, но я не хотела тогда пить и она начала кричать, в палату вошёл охранник и заставил её уехать. Мне показался голос знакомым, но я не подумала тогда о маме.
- Ты уже подросла, моя маленькая девочка, и тебе надо спокойно реагировать на события в нашей жизни. Не просто, но крайне важно. Не будем судить ушедшую, где-то заблудилось её сердце, так и не приняв нас с тобой. Скажи, Андре говорил с тобой о матери?
- Я предложила ему позвонить домой, а он не мог скрыть своих слёз, хотя очень старался и не хотел, чтобы я увидела его слабость, а потом ответил: - У меня не было и нет дома, Изабель. Они оба ненавидели меня с дедом, а как потом оказалось, с отцом. Тайна моего рождения меня очень волновала с десяти лет. Знаешь... я думаю, что я не являюсь их сыном, ни отца, ни деда. Вот этого и боялась Надаин. Смотри, какой у меня рост, фигура. Я другой, чем они. Хотелось бы увидеть настоящего отца, ведь именно он одарил меня такой внешностью.
- Вот ещё один пример из жизни, в которой много сложного. Звонить матери ему не надо, там боятся этих звонков. Цени что есть, Изабель. Нам пора ехать. Тебе в госпиталь к Андре на весь день, а нам со Стефаном решить все вопросы по захоронению Орели. Ты хочешь проводить её в последний путь?
- Да, папа! Она подарила мне жизнь и иначе нельзя. Я постараюсь спокойно поддержать Андре, но слова матери ему не передам.
Это был очень тяжёлый день для Жана. Он попросил допустить его к телу при одевание и ему разрешили. Она лежала, его Орели, с чужим лицом, но таким родным и дорогим телом, на котором он знал каждую родинку, которым любовался много лет. Оно не состарилось и осталось таким же, как там, в Альбервиле. Менялось лицо, часто приобретая маску гнева и ненависти. Вспоминал свои слова восхищения, сказанные ей в разное время и не понимал её поведение с какого-то момента. Обладая ей, он никогда не думал о других женщинах, он принадлежал в этот миг только ей и сердцем и телом.
Так что же произошло и что я просмотрел? - подумал Жан, поцеловав руку прощальным поцелуем. - За что ты предала меня и когда? Почему в тебе не проснулся материнский инстинкт? Зачем этот сок для дочери?
Руководство центра было удивлено погашением долга за лечение и оплатой за ритуальные услуги. Ответ Жана потряс многих:
- Это моя бывшая жена и мать вашей пациентки. Я не узнал её раньше из-за пластической операции.
Для врачей многое стало понятным и с заболеванием Изабель. Новое открытие потрясло уже Жана. В ходе обследования дочери, врачи попросили и его обследоваться, поскольку у девочки выявили и другое генетическое заболевание, которого не было у покойной. Результат ошеломил. Изабель не была его дочерью.
Они сидели со Стефаном в кафе, обескуражено обговаривая полученную информацию.
- Я уже ничего не понимаю! - сокрушённо покачивая головой, несколько раз повторил Стефан.
- Скажи, Стефан, а ты не сможешь найти информацию по ДНК Луи? - неожиданно спросил его Жан.
- Луи? Того самого? Почему ты пришёл к такому выводу? - опешил Стефан. - Завтра буду знать. Но ты только поясни, откуда такие мысли. Бедная девочка! Это я о Изабель.
- О, Всевышний! Какие же мы мужчины глупцы! - громко рассмеялся Жан. - Прости, Стефан за мой смех! Это я над собой смеялся. Теперь уверен в этом и вся картина событий сложилась. Гибель Мари, и всех погибших у нашего дома в Париже, кроме Сержа, дело рук Орели и Луи. Они были любовниками. Мари погибла как соперница, но не Софи, а именно Орели. Именно за это предательство она сдала мне Луи. Прошло много времени, уже не узнать кто приходил в мою квартиру, пока я лежал в клинике. Однажды я позвонил на квартиру и услышал, как хлопнула входная дверь. Подумал про Жанет, а теперь не уверен. Посмотрим другим взглядом на гибель Жанет. Орели одевает её в свой наряд. Простушка рада подаркам, выходит из дома и погибает. Это высочайший уровень мистификации. Мы думаем как спасти Орели, а они хлопали в ладоши, в очередной раз одурачив всех.
- Скорее всего ты прав! Но что ты будешь делать, узнав сейчас кто отец девочки? Ты скажешь ей об этом?
- Любить и оберегать, Стефан! Сказать? Ни в коим случае. У меня не только она, но и Андре. Два ребёнка, брошенные своими родителями на произвол судьбы. Матери-кукушки, бросившие в моё гнездо своих детей. Одна хочет забыть, другая намеревалась отравить. Проблемные дети, но бросить их я не смогу. В чём их вина?
Продолжение следует:
http://proza.ru/2023/10/19/717