Вечерело. Папа и мама собирались на выход. Папа надел чистую рубаху, мама втиснулась в новое платье. Они спешили на корпоратив. Юрик еще не знал, что это такое. Ясно было одно: что деда с собой они не возьмут. Он инвалид 2 группы. Инвалид – звучит красиво, а то, что второй, – плохо. Папа учил, что надо стремиться в первую группу, отличники – там. И поэтому на деда Юрик смотрел, как на второгодника, со снисхождением.
Дед Федор, хоть и прожил 70 с хвостом, тоже не успел узнать: что такое корпоратив. Представлялся он ему, как большой и шумный курятник. И не мог понять, как решилась дочь на такое глубокое декольте. Он сидел на кровати, свесив исхудавшие ноги на пол, и краем уха ловил обрывки ЦУ, доносившиеся из коридора:
- Юрочка, - говорила мама, - Ты ж не забудь дедушку покормить. Его каша на плите в кухне. И потом, не веселитесь сильно на ночь. Он тогда долго не уснет.
- Так, - сказал папа, - игрушки по комнате не разбрасывать. Когда придем, чтоб было тихо и чисто. А вы, Федор Никитич, слушайтесь Юрика, не обижайте его, вы ж его знаете.
- Как же, как же, знаем. – Деда Федора уже начинал бить легкий мандраж. Представлял, какие задания ему сегодня может выдать внук.
Юрик проводил родителей, закрыл за ними дверь. Прислушался. Вот перестал гудеть лифт, и звякнула внизу входная дверь. Он вернулся к деду.
- А, ты уже сидишь, ноги развесил.
- Да, вот, сижу, с утра жду - может заглянешь на минутку, поговоришь со мной, - просительно сказал дед.
- Да мы ж с тобой говорили сегодня, - возмутился Юра, - «Когда, когда». Утром я к тебе заглянул, сказал: «Привет!». А ты мне ответил. Разве ж не поговорили? Не пугай меня, Федя. Вчера ты забыл, какое число, сегодня забыл, как зовут папу… У тебя что-то с головой, Федя, тебя лечить надо.
- Старость не вылечишь, - угрюмо возразил дед.
- А ты не старей, - весело предложил Юрик, - бери пример с меня! – и он сам рассмеялся. - Разнарядку слышал? Не будем откладывать, сразу и начнем.
- Не надо, Юрик… Рано еще. Подождем немного.
- Надо, Федя, надо! – неумолимо сказал Юрик, - Ты уже сидишь - это хорошо. Теперь бери веник в руки и вымети окурки из-под кресла.
- Это не я курил! – запротестовал дед.
- Не начинай, Федя. Ты же меня знаешь. Не спорь.
- Как же, как же, знаем.
- Можешь без веника. Там всего три окурка. В ладошку собрал – и в туалет. А что там у тебя под кроватью белеет?
Дед нагнулся, пошарил рукой.
- Это обертка из-под валидола.
- Туда же ее, в туалет. И не задерживайся там. Я тут тебя буду ждать у стола. Сейчас у нас веселье начнется.
Юра прошелся по комнате, стукнул ногой по нижнему ящику комода, где хранились всегда игрушки.
- Вот смехота! – сказал он, - Папаша выпал из времени, вспомнил про игрушки. У нас уже другие интересы. Ты где там застрял? – крикнул он деду, - проходи. Садиться не надо. Сейчас начнем бег на месте. – он засмеялся, а дед встревожился. – Не на месте, а вокруг стола. Буду считать. 10 кругов. И не стони, не стони заранее. Бегать я тебя не заставлю, но сам пойми – ползком будет сильно долго. Ну вот, начинай. Нам надо встряхнуться, чтоб хорошо спалось. Молодец, вон уже на третий пошел. А палочку зачем с собой тянешь? Она только мешать тебе будет. И без остановок давай. Ты ж целый день отдыхал, надоело небось. Вот уже и девятый. Не останавливайся, а то прибавлю контрольный, одиннадцатый.
Дед, растрепанный, запыхавшийся, примостился на табурет возле стола и заискивающе посмотрел на внука.
- Юрик, может, в домино сыграем? Или в очко? Мне вчера пенсию принесли.
- Интересная мысль. Надо было сказать заранее. Но в другой раз. Мне сегодня еще поработать надо. Так, я сейчас на кухню, посмотрю, что там с ужином, а ты, Федя, прямо в ванную, вымой руки и ноги.
- Ноги? – запротестовал Федя, - Может, не надо, Юра?
- Надо, Федя, надо. Ты же не в носках бегал.
Дед подхватил свои шлепанцы, потопал в ванную. Юра пошел с ревизией в кухню, нашел кастрюлю с голубцами, выгреб из нее три голубца себе на тарелку, достал кетчуп из холодильника. Дед носом учуял, что пахнет вкусно, руки быстро вымыл, а ногами просто потоптался на коврике, и явился в кухню.
- О-о-о! – сказал он.
- Не в ту тарелку смотришь. Твоя – вон на плите, с маминой кашей.
- Опять с кашей? Не хочу!
- Не хочешь – как хочешь. Объясняться сам будешь с мамой.
- Дай хоть пол-голубчика! – заныл дед, - И не жадничай.
- Я не жадина, - смутился Юрик, - не обзывайся. А то пожалуюсь. И вот тебе, – сказал он, и, наколов на вилку пол-голубца, опустил его прямо на манную кашу.
- О-о, какой ты хороший! – сказал дед, - А чаю дашь?
- Чаю дам, если вымоешь тарелки. Идет?
- Идет, идет, голубчик мой! – отозвался дед.
- Так ты понял, что обзываться нельзя? Не придумывай ничего, я нормальный, а не «голубчик».
- Я не спорю, не спорю, спорить с тобой – себе в убыток. Это у меня так вырвалось, от чистого сердца.
- Ладно, прощаю, - милостиво сказал Юрик.
Дед выпил свой чай и пошел к себе на кровать. Юра допил свой, пришел к деду, подвинул поближе кресло.
- Ты ложись, Федя, а я буду думать и сочинять тебе на ночь сказку.
- Только давай веселенькую. – попросил дед.
- Как получится. – Юра вдруг разозлился. – А ты мне какие сочинял? Все про Бабу-Ягу, про Горыныча, про разбойников и колдунов. Я тебе буду про другое. Слушай.
«Росла на краю деревни кривобокая избушка. А в избушке жила старая старушка, на курьих ножках».
- Перестань! – возмутился дед. – Нельзя так про бабушку.
- Не твоя старушка, слушай дальше.
«Посадила она за окном …Ну не помнит, что посадила. А вырос там старый пень, вредный такой. Всю ночь скрипит под окном, просит старушку: «Дай закурить, дай закурить!» «Низзя!» - говорит старушка, - «Спалишь мне избушку». Не дает закурить. А утром проснулось солнышко, помыло лапки в луже у канавки. И проснулся, зашумел скотный двор. Замяукали цыплята, захрюкали котята, корова выскочила на лужок, забыла дверь за собой закрыть. И тут идет волк, старый, беззубый, бесхвостый. Видит – дверь открыта. Сунул морду во двор и кричит: «Где мои семеро козлят? Подходи по одному!» Не видит старый дурень, что козлята давно козлами стали. А старушка кулаком машет волку: «Пошел вон, волчище! А то как выскочу, как выпрыгну, пойдут клочки по закоулочкам!» И тут как залаяли козлы, кинулись на волка. Испугался тот, покатился колбаской по Малой Спасской. И прямо в болото с разгона бултыхнулся и утоп. И никто его не стал спасать.»
- Нет жалости у тебя ни капли, Юрка. Зачем ты так с волком?! Один он только был, с кем можно было по-человечьи поговорить. А ты его – в болото!
- Ты еще, Федя, конца не услышал. Я ж не закончил, - отозвался Юрик.
- Да уж, с твоим концом только концы отдать можно, - сказал дед.
- Да ты слушай, - продолжал Юрик.
«А в это время старый пень нашел ничейный окурок, раскурил его, пока не появился огонек и не побежал по ступенькам в избушку. Загорелась избушка. Старушка плачет, а слезы кончаются, тушить нечем. Не хватило слез даже для старого пня. Сгорел старый пень.»
Юрка задумался, не зная, чем закончить.
- А старушка-то, старушка как? – заволновался дед.
- А старушка… - медленно начал Юрик, - А старушка пошла в курятник жить.
Дед был ошеломлен.
- Видать, и мне пора уже в курятник, - угрюмо сказал дед.
- Слушай, давай я тебе в утешение поставлю маминого любимого Бернеса. – Юрик взял старую пластинку и поставил ее на новенький китайский проигрыватель. – Вот тут «Я работаю волшебником».
- Брось, Юра. Нет волшебников. Переверни Бернеса на другую сторону, – дед переменил позу и стал вслушиваться, не понимая: о чём так радостно поет Бернес, о каких новых людях, и какие они, и как с ними жить дальше ...
«Здравствуйте, дети. Здравствуйте, дети, новые люди нашей Земли». Дед долго и как-то странно смотрел на Юрика. Так, что Юрик даже смутился. Потом дед смахнул с морщинистой щеки ладонью слезу, лег, отвернулся к стенке и затих. Он внезапно прозрел. Он понял, что уже никто и никогда не подаст ему дружеской руки, и не скажет ласкового слова.
Юра посидел еще несколько минут, прислушался. Дед, видно, уснул в слезах, рыданий не слышно было.
- Вот и хорошо, - сказал Юрик, - Спи, спи, Федя.
Он заботливо прикрыл холодные Федины ноги одеялом, отошел к столу и включил компьютер. Нашел любимую программу «Для тех, кому не спится» и так развеселился, что даже устал. Когда услышал, как проворачивается ключ в замке, быстро юркнул к себе в кровать и укрылся одеялом с головой. Слышно было, как вошли родители, сначала заглянули в кухню, потом открыли дверь в комнату.
- Как хорошо, - сказала мама, - сынуля даже тарелки помыл. Чисто. И тихо в комнате.
- Ну вот, - сказал папа, - а ты нервничала: «Нельзя деда на Юру оставить, мал еще, только в пятый класс пошел». А оказывается, прав я, вполне можно! Видишь, как приспал Федора Никитича! Не шелохнется! Может, хоть сегодня не будет маяться от бессонницы.
И родители, удаляясь от семейных проблем, тихонько закрыли за собой дверь.