- Я выглядела убедительно? – спросила Алва с улыбкой, усаживаясь в машину, чтобы отправиться в путь в поместье.
- Ты была великолепна! – искренне ответил Виктор и одной рукой обнял её. – Я проглядел все глаза. С тобою не сможет сравниться никто. Иметь такую жену, красавицу и умницу, большая удача. Я был предусмотрителен, выбрав тебя.
- Ты был нахален и самоуверен! – рассмеялась Алва.
- Скорее, растерян. Честно говоря, мои жизненные перспективы – в отличие от научных – были не самые блестящие.
- Я очень старалась стать достойной тебя, - серьёзно ответила Алва. И вздохнула.
- Ты волнуешься?
- Пожалуй, даже больше, чем на защите, – призналась Алва. – Войти в семью мужа… Мы все стали такие взрослые и серьёзные. Надеюсь, мне не устроят вторую защиту – на этот раз жизненных принципов и перспектив.
- Мои сёстры не монстры. Отнюдь. Уверен, никто не станет тебе оппонировать. Вы подружитесь. Непременно. Я приложу все усилия.
- Спасибо, Вики.
- Знаешь, о чём я жалею? – вдруг сказал он, сворачивая с шоссе к мосту, ведущему к воротам. – Что нельзя было напиться так же беззастенчиво, как все эти важные доценты и профессора.
- У тебя всё впереди! Я составлю тебе компанию.
Виктор резко притормозил, кивнул новому охраннику, чтобы поставил машину в гараж, и они с Алвой, взявшись за руки, смеясь, точно расшалившиеся дети, побежали к парадному подъезду.
- Ого-го-го! Вот и мы! – заявил Виктор, вбегая в гостиную. – Аплодируйте нам! Мы защитились! Мы на коне! Мы гиганты!
- Приветствую вас, девушки! Мы действительно защитились. И теперь не прочь напроситься на шикарную вечеринку.
- А защита, ммм, вы даже не представляете, что это была за защита! Оппоненты лежали на обеих лопатках! Им нечего было добавить, у них не было слов от восторга!
- Но при этом они всё же очень резво трепыхались, - вставила сияющая Алва. – А теперь мы зверски голодны! И прихватили «Медовицу»…
- …которая мне стала даже очень нравиться! – закончил Виктор, обнимая жену. – Она такая же сладкая, как ты, моя хорошая!
- А без хорошего вина жизнь не полна. Правда, девочки?
Сёстры переглянулись.
- Ты не переборщила?
- Напротив, здесь слишком мало на четверых! – Алва победно оглядела оторопевших сестёр, но Мария вдруг вскочила из-за стола и выбежала из комнаты. Элеонор пробормотала извинение и поспешила за ней.
- Я что-то не так сказала? – обеспокоилась Алва.
- Не думай об этом, - сказал Виктор. – Она всегда была импульсивна. Это, скорее, я сморозил глупость. Не надо было толкать речь.
Элеонор постучалась в комнату сестры и отворила дверь. Мария стояла у окна и дёргала занавеску. Пара петелек уже оборвалась, и Элеонор подошла к Марии и обняла за плечи: - Всё в порядке, Мари?
- Разумеется.
- Что же ты сердишься?
- Виктор никак не наговорится со своей милой женушкой, которую не видел несколько лет в глаза. Мы ему теперь параллельны. То есть – не нужны.
- Мария, не ожидала, что ты станешь такой несносной занудой. Я понимаю, брат был твоим идолом с детства, а ты одичала в поместье, но нельзя же создавать вокруг него кумирню, и он же далеко не единственный мужчина в мире, человека невозможно постоянно дёргать и ревновать!
- Я зануда. Но своя в доску зануда. Она была чужачка, дуриком угодившая в нашу крепкую и дружную семью, и такой и останется. Сомневаюсь, что их способно связать что-то кроме медицины. Тебе не кажется, что без гармонии в постели это будет альянс, иначе – фиктивный брак?
- Они отнюдь не похожи на фиктивно поженившихся.
- То-то и оно. Он увивается вокруг неё: жена – кандидат наук! Забывая, что сам такой же. А я тут крутилась белкой в колесе: училась и одновременно растила проблемного сына, но мои героические потуги всем по фигу.
- Да ладно тебе, Мари, не с чего тебе ополчаться на Алву, она прелестна, надеюсь, Вик будет счастлив с ней. По крайней мере, ему есть с кем общаться на равных, они смогут вести свои научные диспуты, а больше ему ничего и не надо, - сказала Элеонор. – У тебя есть сынишка, он умница, всего 5 лет – а он так хорошо разбирается в компах. Сидит за пультом, как взрослый.
- Вот именно. Он просто сидит. Он меня замучил, - раздражённо сказала Мари. – В частном пансионе для психов он не прижился, беспрерывно болел. Его лечили – а ему становилось только хуже. Он нуждался в сиделке. Пришлось сначала возить его на приватные занятия с психологом, потом вызывать детского психолога и педиатра на дом. А я ненавижу. Когда чужие ходят по моему дому, высматривают, причмокивают и прицокивают, и смотрят на меня, как на доступную богатую невесту.
- Что, были и такие? – удивилась Элеонор.
- Представь себе. Причём самые мерзкие типы. И таким я должна была доверить своё чадо? Я решила, что смогу образовать его не хуже. Накупила образовательных программ. Делала ему массажи, ставила иголки, играла с ним и даже изобретала особые диеты для развития мозга.
- Я искренне тобой восхищаюсь…
- Погоди, не перебивай, ещё успеешь навосхищаться. Без меня весь этот домина так и не стал бы жилым, это был бы «голубой уголок в музее». Теперь он снова стал нормальным жилищем, снова несёт живой дух мамы и отца. Разве не прелесть?
- Прелесть. Хотя он больше несёт отпечаток твоей индивидуальности.
- Разве я – не дочь своих родителей? А теперь – что? Здесь захочет навести свой порядок кто-то ещё?
- Ах, какой же ты ещё ребёнок! Вспомни, ты в детстве сама была такой же – строптивой и чересчур замкнутой, – мягко сказала Элеонор. – Честно говоря, я очень удивлялась, что ты вообще опередила меня по части мужчин. Ты начала спать с ними куда раньше, чем я рискнула довериться Ису. А уж родить ребёнка для себя далеко не каждая отважится.
- Это была осознанная необходимость, - криво улыбаясь, ответила Мария. – Неужели вы все ещё не поняли? Я родила наследника для дома Мендесов. Я мечтала передать ему дело отца, и быть в этом первой. Я собиралась опередить брата с его женой. Но не получилось. Самсон ни на что не годен. Разве что на экспериментальный материал… - и она вдруг разрыдалась на груди сестры.
- Какая ты стала неуживчивая, Мари, - поморщилась Элеонор. – Ну чего ты вдруг вспылила? Родной брат не успел переступить порог – а ты уже сердишься. Что с твоими нервами? Понимаю, Самсон – особенный и сложный ребенок, но Виктор не виноват, он очень хорошо относится к мальчику. – Элеонор гладила сестру по голове. – Успокойся. Мы ведём себя некрасиво, неучтиво. Пойдём в столовую, ну пожалуйста, утри слёзы, они не к месту! – И Элеонор потянула Марию за руку. Та неохотно поднялась. Брат. Был один брат. Её брат. Теперь он чужой, и ей придётся привыкать к его жене.
…
- Сколько было нежных писем за эти годы! А помнишь, ведь нас связала всего одна ночь, Аля.
- Но как связала! – добавила Алва. – Я до сих пор пьянею.
- Ой ли? – усомнился Виктор. – Похоже, ты больше пьянеешь от своих научных успехов, а? Но было бы нелепо не признавать и моих успехов. Я всегда тебе ужасно завидовал. А ты мне?
- Лучше скажи другое. Ты мне изменял, признайся, зазнайка?
- Разумеется, с пробирками и матрицами – каждый божий день!
Алва ласково поглядела на него и погладила по руке. Бедный мальчик! Увы, он до сих пор видел в ней только утраченную мать, их первая ночь состояла из долгих проникновенных разговоров, словно открывали друг другу душу две юные девушки. Он открыл ей все свои намерения, сомнения, восторги, удачи и неудачи. Рассказал про монастырскую жизнь. Про отца, ставшего кумиром. Про любовь Георгия тоже рассказал.
Но не пора ли ему становиться мужем? Изменял ли он ей… не только с пробирками и матрицами? Не пересилили ли прежние привязанности? Она должна это выяснить. Если да – всё осложнится, конечно, но она не отступится. Если нет – какие между ними сложности?
- Вик, давай на время забудем про пьяные разговоры. Я устала, если честно. Не отправиться ли нам в свои покои? Твоей сестре трудно принять меня так, сразу. Я не стану её торопить. Не буду лишний раз показываться на глаза. Но у меня мало времени, мой отпуск не бесконечен, а загрузка в больнице будет такой, что никто мне не позавидует, у меня ни на что не останется времени. Мне не терпится принять ванну. Давай прихватим с собой еду и вино, а?
Смеясь, то и дело теряя шоколадки, Алва бежала впереди мужа, в одной руке сумка, в другой – ваза с хризантемами. Виктор следом нёс тяжелый поднос с едой и непременными пирожками, торжественно и серьёзно, и улыбался – какая она лёгкая и ловкая!
Комната уже ждала их. Пока еще необжитая, но симпатичная. Простая современная мебель. Изящно и лаконично – Алве нравилось. Большая удобная прихожая с гардеробом. Мягкое освещение. И главное - совсем рядом, по соседству, вход из прихожей, - туалетная и шикарная ванна с джакузи. Не иначе, еще со времён Ферни.
- Ужинаем?
- Угу. – Виктор разлил золотистое вино в сияющие бокалы.
- За нас. За наше будущее. Счастливое будущее.
Минут пять они молчали, отдавая дань пирожкам, фруктам и смузи со взбитыми сливками. Кофе был оставлен на потом.
- Ты насытился?
- Вполне.
- Теперь потанцуем? Не забудь пригубливать вино. Нет, я знаю, что в вашем доме не пьют и даже не выпивают. Но ради особого случая? Нам нужно расслабиться, Вик! Так я танцую?
Алва вставила диск в центр и включила звук.
- Кто это? – удивился Виктор. – Я его не слышал.
- Пока ты смиренно молился, жизнь не стояла, а неслась вскачь. Это Морис Куалу, наполовину араб, уроженец Испании, сваливший в Америку, певец любви, влюблённости и всего, что с этим связано, нынче особенно популярен у нас. Очень эротичный голос, верно? Слушай и наслаждайся!
И Алва начала медленно двигаться, отбивая ритм пальцами, а затем вдруг скинула блузку, оставшись в бюстье. Потом одним движением расстегнула молнию на строгой юбке и осталась в облегающих черных лосинах и на каблуках. Её движения были изящны, ловки и грациозны. Она продолжила танцевать под томную, полную страсти музыку, изгибаясь волнообразно, покачивая бёдрами, кружась и вздыхая, поглаживая себя нарочито демонстративно.
Она была свежа и прекрасна, у Виктора то ли от вина, то ли от её близости слегка кружилась голова.
- Откуда это?
- Я тренировалась, специально к твоему приезду!
- А я думал, ты писала диссертацию… - пробормотал Виктор.
- Параллельно, милый, параллельно.
Полуобнажённая Алва села рядом с мужем.
- Вики, - глаза Алвы сегодня сияли по-особенному, мягко, ласково, смотрели так, как любил Виктор. – Я хочу с тобой поговорить.
- Мы с тобою посвящаем этому занятию всю нашу жизнь, - попробовал пошутить Виктор.
- Разговоры разговорам рознь. Я не хочу, чтобы нынешний стал неприятным. Я не хочу вовлекать тебя ни в научные споры, ни в политические дебаты, ни в семейные сплетни. Что с нами происходит? Почему мы только и делаем, что учимся, рассуждаем и пишем трактаты?
- Не помню, когда последний раз писал трактат, - попытался отшутиться Виктор, но дрожь пробежала по нему волной, охватив целиком, до корней волос и кончиков пальцев. – Но разве мы не обнимались и не целовались?
- Да, как две подружки. Но ведь я взрослая женщина, а ты – взрослый мужчина. Мы слишком долго делали вид, что учеба и наука – в нашей жизни главное. Но она не главное. Главное – любовь.
- Мы… ведь любим друг друга?
- Это пора проверить, - улыбнулась Алва. - Иди ко мне.
И Алва неспешным движением расстегнула молнию и освободилась от бюстье. В её голосе, взгляде, изгибе тела, поступи было что-то иное, новое, волнующее. Нет, его жена была истинно красива, без слов, он часто любовался ею и восхищался, он вдохновенно набрасывал её портреты, первым аплодировал на кафедре после лекций, старался помогать в мелочах – когда были моменты ненадолго пересечься в доме в его краткие наезды. Но оценил ли он её как должно оценить прекрасную женщину?
И Виктор пошел, загипнотизированный. Алва легонько толкнула его на кровать, просунула руки под рубашку: – Сейчас мне надо тебя раздеть. Не сопротивляйся, потерпи, тебе понравится.
Виктор и не думал сопротивляться. Пора перерождаться. Он слишком долго находился рядом с Георгием. Слишком давно убегал в занятия и живопись. Ему жаль Георгия, видит бог, но вот же его жена, которой он клялся в верности не только в голове и сердце, но и физически. Пора меняться.
…
- Потрясающе. Ты восстановила лабораторию, Мария! Ты – гений.
- Наконец-то ты снизошёл на признание, братец. Почти, Вик, почти восстановила. Огромное количество деталей утрачено. И не все рукописи мне удалось расшифровать. Но я всё честно оцифровала. За такую работу архивариусам платят немало. В конце концов, помощников у меня не было, и я просто неуч.
Виктор в восхищении бродил по обширному кабинету. Конечно, он был обустроен женскими руками, и по спискам Виктора-старшего, но с максимальным удобством. Здесь можно было жить, не выходя за его пределы. Прихожая, где так уютно и удобно принимать пищу. Душ и туалет, отдельно – никелированная раковина под стеклянным колпаком. Длинный металлический стол под вытяжкой, напоминавший прозекторский, рулоны мягких полотенец и большой мусорный контейнер – сразу за входной дверью. Большой набор лабораторной одежды в шкафах, новёхонькие кресла-каталки, стерильные морозильные камеры для хранения биоматериала, ниша для бумаг, внутренние коммутаторы и компьютер. И даже маленький пылесос.
Но особенно его восхитила аптечка, в которой было всё и на все случаи жизни. Наличие слабительного его позабавило, он засмеялся.
- Я решила, что запас реактивов ты сделаешь сам? – почти заискивающе произнесла Мария. Виктор был для неё кумиром с детства, она безоглядно в него верила, и его одобрение значило для неё очень много. – И насчёт приборов я не была уверена.
Всё, или почти всё предусмотрено. Почти так, как было во времена отца. Почти – потому что лабораторную мебель и посуду отцу делали на заказ по его проектам. И хотя Виктор смутно помнил отцовскую половину, но сейчас пытался ощутить себя великим учёным, Мендесом-старшим, может – это вдохновит? А ведь отец был таковым. Пока не ушёл в подполье.
Остаётся решить и понять, с чего начинать? С изучения архива, его систематизации, попыток понять, что это за недостающие детали? С одноразовыми инъекторами проблем нет. А вот эксклюзивный распылитель явно неполон, катетер тоже не в комплектации, а ведь потребуется множество, причём одноразовых.
Мария улыбалась, надеясь, что брату хорошо, и она правильно тратила присылаемые Элеонор деньги. Потом Виктор уселся в отреставрированное кресло отца и замер, уставившись в окно. Да… кажется, в первый приезд он был настроен куда более радужно. А Мария тихонько покинула кабинет.
Пока что Виктор находился в странном опьянённом состоянии, слонялся по кабинету, изучал его содержимое, трогал предметы в длинных застекленных шкафах. Металлический стол внушал страх и казался столом для патологоанатома. А может, так и было? Отец препарировал трупы? Бррр… Алва – врач, это больше по её части, она бы смогла, а он… он всего лишь теоретик.
И время потекло. Он заказал по списку препараты и новый инструментарий, и засел за изучение результатов анализов. Мари посещала его чаще, чем ему бы хотелось. Он хотел видеть Алву, но приходила Мария.
- Виктор, тебе нравится твой кабинет?
- Мари! Привет! Кабинет великолепен, только пока я, увы, не могу ощутить себя великим ученым.
- Какие наши годы, ощутишь, – попыталась пошутить Мари.
- Хочу надеяться. Только пока я читаю скупые записи отца, и мне всё меньше хочется приступать к опытам.
- Всё меньше? А должно быть – всё больше!
- Ты меня торопишь, это меня сбивает. Это играет с точностью до наоборот. Мне необходимо найти ту самую точку отсчёта, а это не быстро.
- Торопить тебя – мой долг.
- Твой долг – не мешать. Прости, я понимаю, ты столько лет ждала этого момента, столько работала, пока мы учились. Ты вправе требовать. Но не так сразу. Я еще многого не понимаю. И главное – с чего начинать?
- Ну, и ты прости. Но начинать нужно с экспериментов, ведь можно уже приступить к экспериментам? Ну, пока живы Вейки и Саша?
- Мари! – вспылил Виктор. – Сколько можно!
- Всё, всё, сердитый братец. Помассировать тебе спину?
Марии много что хотелось высказать, но она пока терпела. Рано. Не время. Но когда, если не сейчас? Что будет с ней и сыном, если не сейчас?