Мой маршрут на работу пролегает по ул. Ленинской (бывшей Болховской). Обычно это бывает с утра или вечером, когда у меня вечерняя группа студентов. Я перехожу мост через Орлик и иду наверх до кинотеатра Победа.
Как правило, выхожу из дома с запасом, чтобы, не спеша пройтись, сопровождая поход размышлениями о том о сем, главным образом – о вечном. Прохожу мимо бывшей гимназии – двухэтажного здания с непростой историей и немалым количеством выпускников, оставивших заметный след в истории России. Сейчас в нем исторический факультет Орловского университета что симптоматично. За ним, примыкая, располагается театр Свободное пространство.
До революции на месте театра была Городская Дума. Весь ансамбль воспринимается мною как культурно-исторический центр города и настраивает на глубокие размышления. В учебное время из дверей исторического факультета выходят студенты, своим интеллектуальным видом производящие самое благоприятное впечатление. В летнее время у дверей факультета, покуривая, отбывает повинность охранник. По его взгляду понятно, что он слабо интересуется культурно-историческим прошлым вверенного ему здания.
Пройдя мимо, пересекаю трамвайные пути и попадаю на мост через Орлик.
Уже настроенный на возвышенные мысли с чувством благоговения воспринимаю слева огромный храм Михаила Архангела, а справа, несколько вдалеке – Богоявленский Собор. И тот, и другой имеют тоже очень непростую историю. Приходила мысль: «Но ведь выстояли. Вера все превозмогла». В ясную погоду их золотые купола и кресты сверкают на солнце, вызывая желание остановиться и бесконечно перебирать взглядом их архитектурные детали. Но надо спешить на занятия, меня ждут студенты.
И тут случается первая неожиданность, посягающая на мое благолепное состояние. Меня догоняет группа молодых людей, что-то громко обсуждающих. При всем желании понять, что они обсуждают, я не могу. Они говорят на незнакомом языке, фонетически напоминающем русский, но содержащий слова, которые никак не вписывались в мой благообразный контекст. Угадывалась ненормативная лексика, произносимая в большом изобилии и очень естественно. Да что там изобилие! Скорее, весьма скудно была представлена именно нормативная лексика. Я не прислушивался, но даже если бы это делал, то понять ничего не смог. Все произносилась крайне неразборчиво, да и взрывы смеха, сопровождавшие реплики, были чаще, чем сами реплики. Казалось, что это инопланетный говор, где инопланетяне выражали мысли скудными средствами. Сразу было понятно, что литература у этих пришельцев была не в почете.
Почему-то вспомнил поход в Зоопарк и время, проведенное перед вольером приматов. Тогда меня поразило обилие звуков, издаваемых ими. По выразительным возможностям эти звуки существенно превышали тот отрывистый сленг, преследующий меня в виде группы ну очень шумных молодых людей, виртуозно изъясняющихся средствами ненормативной лексики, прибавив к ней еще Ха-ха и О-хо-хо.
Честно признаюсь, что на этом языке я не сумел бы объяснить теорему Пифагора или геометрию Евклида. Последние обладали существенно более выразительными средствами для выражения своих мыслей. Но нынешним юношам и девушкам присущий им сейчас язык был родным с детства, со всеми вытекающими последствиями отвержения классической литературы, некогда определившей нормы русского языка.
Остановился, чтобы пропустить галдящую молодежь. Они меня не заметили, естественно, приняв за не интересный осколок прошлого. С последним, по жесткой необходимости в виде ЕГЭ, им предстояло встретиться на уроках литературы. Это как любовь по обязанности. Раньше все должны были любить Коммунистическую Партию Советского Союза (КПСС). Сейчас полный разброд! Любовь по обязанности отсутствуют. Осталась только Любовь, на которую не все способны. Но это так! Замечание, не имеющее отношение к моему путешествию по Ленинской (бывшей Болховской).
Чтобы немного отойти от потрясения, решил перейти на другую сторону моста. Не успел сойти с тротуара, как впритирку ко мне на моноколесе промчалось существо все в черном, в глянцевом шлеме с разводами и в черных очках, закрывающих его, несомненно, выразительное лицо. Насчет лица, быть может, ошибаюсь, но последовавшая при этом фраза была крайне выразительна. Это были яркие эмоции, переданные, естественно, нецензурной трелью. Я ухватил только окончание: «…–ть», поэтому судить о красоте литературного слога не мог.
Седок поддал, лихо объехал старушку с внуком и помчался вверх по улице. Следует сказать, что сразу за мостом начинается достаточно длинный подъем. Здесь бывшая Болховская сохранила привкус древности в виде замощенной проезжей части и невысоких домов по сторонам, имевших историческое прошлое. Об этом прошлом расскажу, как-нибудь, в следующий раз. Сейчас моя цель состояла в том, чтобы добраться до аудитории, где меня поджидали студенты. Но пока не было пройдена даже середина пути.
Постоянно озираясь, перебрался на левую сторону моста, несколько раз увернувшись от самокатчиков, велосипедистов и стремительных бегунов на роликах. Что тут сказать! Самокатчики меня полностью игнорировали, велосипедисты выписывали зигзаги, окружая со всех сторон, но бегуны на роликах превзошли всех. Они рассматривали каждого прохожего как столб, который потребен лишь для того, чтобы продемонстрировать свое мастерство объезда препятствий. И что удивительно! Жители спокойно относились к этому броуновскому движению.
Бабушки с внучиками не призывали кары небесные на головы ездоков, хотя в другой, более спокойной ситуации, например, в том же общественном транспорте, они могли спокойно порвать всякого, выступающего оппонентом по поводу свободного места.
Также спокойно вели себя и остальные участники дорожного движения. И хотя Ленинская (бывшая Болховская) давно была объявлена пешеходной зоной, владельцы транспортных средств в виде традиционных велосипедов, модных моноколес и самокатов, а также шмыгающих на роликах любителей чувствовали себя полными ее хозяевами. Пешеходы были здесь нежелательны.
Перебравшись на левую сторону улицы, отметил праздник благополучного достижения середины пути. Празднуя, расслабился и чуть не попал под колеса стремительно несущегося сверху велосипедиста. Он несся со скоростью камня, выпущенного из пращи, и имел такую же убойную силу. Только успел проводить его глазами, как заметил, что сверху на меня надвигается весьма юное создание на трехколесном детском самокатике, выкрикивая: «А вот я сейчас!».
Как понял, это подрастало следующее поколение тех сорвиголов, которыми была наводнена улица Ленинская – по недоразумению считавшаяся пешеходной зоной. Но дорогу уступил. Что делать! Врожденная интеллигентность спасает от травм физических (но не душевных).
Продвинулся еще немного. Мелочи в виде перманентных потоков нецензурной лексики, проистекающих из молодежных групп, уже не волновали. Не до них, когда есть реальная опасность провести вечер не в аудитории, а в травмопункте.
Сверху вниз промчалось существо на моноколесе, с которым едва не познакомился ближе в начале своего пути. По его осанке чувствовалось, что он представляет себя идеалом совершенства, готовый оспорить это с каждым сомневающимся.
Потом еще были рискованные и не очень встречи, но они промелькнули, уже не оставляя следа в моей потревоженной душе. В аудиторию я вошел в самых растрепанных чувствах.