Уже несколько лет я почти каждый день наблюдаю за слепой старой женщиной, выходящей из нашего дома примерно в одни и те же часы, независимо от времени года и погоды. Высоко закинув голову и сосредоточившись, она крепко сжимает в руке палочку и, звонко постукивая ей по бордюрному камню, отправляется в ежедневное путешествие - двадцать метров до угла, ещё двадцать метров вдоль палисадника, а затем этим же маршрутом обратно. Опять - туда и обратно. И так сотни раз. Иногда я слежу за ней издали, а иногда, когда оказываюсь рядом, здороваюсь. Женщина отвечает кивком головы и продолжает путь. Я не понимаю, узнаёт она меня или нет. Да и какое это имеет значение. Для меня важно то, с каким упорством она сопротивляется и борется, не сдаваясь, за себя и свою жизнь. Зовут эту женщину - Капа.
Познакомились мы с Капой, когда я только переехал в этот дом. Как произошло знакомство, уже не помню. То ли она о чём-то спросила, то ли я у неё... Капа была старше меня лет на пятнадцать-двадцать и жила здесь с самого начала, когда дом только сдали, в небольшой однокомнатной квартире вдвоём с матерью. Мужа у неё никогда, как я понял, не было, да и детей тоже. Раньше она работала продавщицей в большом универмаге. Прослужила там бессменно всю жизнь и, как только подошёл пенсионный возраст, сразу вышла на пенсию. Ждала её, как говорила, с нетерпением, не собираясь «ни дня лишнего оставаться на работе», и после обретения долгожданной свободы отдалась тому, о чём давно мечтала — поездкам по миру. Где-то и как-то всякими хитрыми путями доставала турпутёвки и ненасытно удовлетворяла ещё детскую тягу к путешествиям.
Мы не часто виделись, но иногда я звонил и просился в гости, или она сама приглашала меня к себе на чай и тогда рассказывала о впечатлениях от поездок и нехитрые истории из своей, в общем, не богатой на события жизни.
Капа росла девочкой тихой и послушной. Если баловалась, то в меру. И на замечания родителей всегда говорила : “Хорошо... Больше не буду». Что её сильно отличало от других детей, так это вера в справедливость, добро и не по возрасту необыкновенно сильный характер. Если чего надумает, не переубедишь. Настоит на своём и сделает, как решила.
Училась она средне. Что-то получалось лучше, что-то хуже... И не потому, что способностей не было, а просто из-за отсутствия интереса. Физика, математика, литература и прочие предметы оставляли равнодушной. Но вот что любила, так это уроки географии. Разные страны, континенты, моря, океаны тянули её необычайно, и если она о чём и мечтала, так это о путешествиях и заморских землях. Впрочем, и за город она всегда ездила с охотой. Любила бродить по маленьким подмосковным городкам и посёлкам, изучать названия улиц, представлять, как тут раньше жили люди...
После окончания школы, в отличие от многих одноклассников, в институт она поступать не стала, а пошла работать. Устроилась в универмаге ученицей продавца. Деньги небольшие, но по первости хватало. Претензий у Капы было мало, как и сильных желаний. Вот разве что купить что-нибудь вкусненькое и побаловать себя...
Жила Капа с того самого дня, как появилась на свет, в старом длинном одноэтажном бараке. Отец погиб в войну, а потому Капа обитала в утлой барачной комнате с матерью. Старший брат Капы рано женился, ушёл жить к жене и был поглощён семейной жизнью. Да и жена ему попалась властная, волевая, требовавшая, чтобы в доме всё было по её разумению и хотению, а потому мужа надолго никуда не отпускала. А он и не сопротивлялся.
Когда у брата родились дети, сначала старшая — Натаха, а потом младший — Сергуня, Капа переключила своё внимание на них, особенно на Натаху, и души в ней не чаяла. Покупала на свою небольшую зарплату всякие игрушки-погремушки, а позднее, когда Натаха подросла, стала баловать подарками посерьёзнее — платьицами, костюмчиками, кофточками... С вещами в то время было трудно. Достать что-то интересное, а тем более импортное стоило большого труда. Но у Капы за время работы в универмаге набралось много подруг, которые знали Капину привязанность к племяннице, и, ежели чего в магазине появлялось дефицитное, непременно сообщали и припрятывали — для Натахи.
Шло время, Натаха взрослела, а Капа старела. Натаха окончила школу и поступила в институт. Нужно было и приодеться, и подкраситься... И за всем — к Капе. Выручай, дескать. И Капа выручала. Доставала, переплачивала, припрятывала — всё для любимицы. А как же? Должна быть самой-самой.
Закончив институт, Натаха вышла замуж и уехала с мужем по распределению куда-то на север. Как уж они там жили, трудно сказать, только через несколько лет развелись. «Разводись, разводись» - твердили в один голос: и родственники, и подруги, да смотри своего не упусти, мужик-то - денежный... И только одна Капа была против и говорила: «Он же твой муж, любит тебя, заботится, хочет чтобы тебе было лучше, так что слушайся, не перечь, не фордыбачь, а помогай... Он — человек надёжный, верный...». Но не сработало. Разошлись. Натаха осталась в отвоёванной кооперативной квартире с отвоёванными большими деньгами, а муж уехал. Капа развод сильно переживала, почти как личную обиду. А после что-то произошло в отношениях с Натахой. Поползла трещина, которая с каждым годом всё расширялась и углублялась. Натаха приезжала всё реже, да и какая нужда была в уже немолодой тётке. Все шмотки сама могла покупать без проблем — кончилось время дефицита. А после выхода Капы на пенсию и вовсе нужда в ней отпала.
Перед сносом барака Капа с матерью переехали в новый дом, находящийся недалеко от центра. Квартиру они получили маленькую, однокомнатную, но другой, как говорила Капа, и не надо. Многие из барака переехали в этот же дом, и бывшие соседи часто захаживали друг к другу. Было не скучно. Присматривались, обживались, привыкали...
С годами народ в доме менялся. И постепенно уже почти никого не осталось от бывших «собратьев по бараку». Кто переехал, кто помер, а новые жители как-то не особо и стремились знакомиться. Живя на одной лестничной клетке, часто не знали, кого как зовут, и не здоровались. Это была новая и непонятная для Капы жизнь. Но что делать, не перевоспитывать же людей, не переделывать же...
Выйдя на пенсию, Капа жила уединённо, мало куда ходила и мало кого видела, разве что бывшие подружки по универмагу время от времени навещали, да турпоездками себя баловала. Это была отдушина в однообразной монотонной жизни. И всё было бы ничего, но тут скончалась уже совсем старенькая мама. Она долго и тяжело болела, а ушла из жизни почти в одночасье, даже не охнув. Собрала Капа деньги, отложенные на всякий случай, похоронила мать и осталась совсем одна. Ходила из угла в угол пустой квартиры, не зная к чему приткнуться, заваривала чай и пила чашку за чашкой пока не надоест, а вечерами усаживалась в кресло и смотрела телевизор. Если уставали и начинали болеть глаза, включала радио. Очень любила радио-постановки. Особенно, в исполнении известных актёров «старшего» поколения, и могла часами с упоением их слушать...
Тем временем жизнь текла своим чередом. Ушёл из жизни брат Капы, следом за ним ушла его жена. Натаха вышла замуж за какого-то немецкого бюргера, уехала в Германию и стала «бюргершей». Порой она звонила Капе и спрашивала: «Ну ты как, жива ещё? Квартиру-то не приватизировала?» На что Капа всегда отвечала двумя «нет»: «нет» в смысле — жива, и «нет» - не приватизировала. «Ты погоди, не померай без меня, - как бы шутя говорила Натаха, - вот приеду, квартиру приватизируем, тогда можешь». «Хорошо, - горько смеясь, отвечала Капа, и клала трубку, - ишь прынцесса» - говорила она, произнося всякий раз слово принцесса через «ы».
Всё реже и реже Капа уезжала в турпоездки, стали плохо видеть глаза, и она обратилась в глазную клинику. Поездки были одной из немногих радостей, которые она получала от жизни, и ей совсем не хотелось их лишаться. В больнице Капу поставили на очередь и сделали две операции: сначала на одном глазу, затем на другом. Обе неудачно. Капа начала слепнуть. Когда мы познакомились, она ещё видела вполне прилично, поэтому весь процесс, как наступала слепота, проходил на моих глазах. А проходил он стремительно.
Очевидно, прознав о болезни, как то приехала «прынцесса». Об этом мне потом рассказала Капа. Они приватизировали квартиру и записали её на имя Натахи. С тем «прынцесса» и укатила обратно в свою Германию. А Капа осталась слепнуть. Иногда я звонил и говорил: «Ну что, зайду?». «Заходи, заходи» - радостно отвечала Капа, и я знал, что после моего звонка она, опираясь о стену, пойдёт к зеркалу и будет приводить себя в порядок, ничего при этом не видя. Я приносил конфет, пряников, какой-нибудь еды, против чего Капа категорически восставала, но тем не менее благодарила и бережно прятала в холодильник, а после я разогревал чай, и мы беседовали о разных разностях.
Как уж она слепая обходилась одна, мне трудно было представить, но как-то обходилась, значит, раз всегда была прибрана и ухожена. А однажды она мне сказала, что нечего дома всё время сидеть. Надо на улицу выходить, а то совсем закиснет и зачахнет. «Как думаешь, - спросила она меня, - смогу?» «Сможешь, - ответил я, сам не понимая, как это, - конечно сможешь, обязательно сможешь...»
Вот с тех пор уже несколько лет я почти каждый день и наблюдаю за слепой старой женщиной, выходящей из нашего дома примерно в одни и те же часы, независимо от времени года и погоды. Высоко закинув голову и сосредоточившись, она крепко сжимает в руке палочку и, звонко постукивая ей по бордюрному камню, отправляется в ежедневное путешествие - двадцать метров до угла, ещё двадцать метров вдоль палисадника, а затем этим же маршрутом обратно. Опять - туда и обратно. И так сотни раз. Иногда я слежу за ней издали, а иногда, когда оказываюсь рядом, здороваюсь. Женщина отвечает кивком головы и продолжает путь. Я не понимаю, узнаёт она меня или нет. Да и какое это имеет значение. Для меня важно то, с каким упорством она сопротивляется и борется, не сдаваясь, за себя и свою жизнь. Зовут эту женщину — Капа.
Москва. Апрель. 2012.