Школа встретила радостными криками детей, сердобольными вздохами и улыбками коллег. О происшедшем в новогоднюю ночь напоминали лишь пустые места за партами в углу класса и рядом с Евглевской.
-Присутствуют все, кроме Вахрамова. Он отсутствует,- дежурный Бурцев замялся и с интонацией провинциального театрального трагика изрёк, - по причине болезненного состояния. Класс притих, затаив дыхание.-А Степанчик сам выдворился в свою «бэшку», - презрительно усмехнулся Бурцев. Класс зашевелился, загудел.
- Я знаю, -сказала Елена Павловна,- оставим разговоры. На чём вы остановились?
После уроков её вызвала к себе директриса. Обсудив здоровье Елены Павловны и посочувствовав ей, неожиданно требовательно и зло едва ль не приказала: -Давайте доложите, что у вас произошло в новогоднюю ночь?
Елена Павловна похолодев, онемела.
-Долго мне ждать?- Пристальным взглядом суженных в щёлки глаз она обежала фигуру Елены Павловны с головы до ног. Явно чем-то недовольная, иронично хмыкнула. Эта ирония что-то задела в Елене Павловне. Она , наконец, очнулась, осознав что от неё хотят услышать. Сжато, без эмоций, как голый факт она изложила свою версию происшедшего.
- Как я поняла,- Вера Николаевна медленно поднималась из-за стола, - вы до сих пор так и не осознали свою вину.
- Мою вину!?- опешила Елена Павловна.
- Да, дорогая, ваша внешность, ваши экзальтированные наряды, эти бусы, колечки, тьфу! Действуют на психику детей вызывающе. Разве это не понятно!? Они уже не дети. Им всем почти 18. Самый пик половозрелости.
А вы своей наружностью как тореадор красной тряпкой возбуждаете в них низменные инстинкты. Из-за чего возникла драка? Из-за идиотской ревности. Виктор влюблён в вас. Вся школа знает. А вы подаёте повод ревности.- Вера Николаевна сжала голову ладонями. - Боже мой! Елена Павловна, что с вами? Зачем вы бегали каждый вечер домой к этому больному полуживому инвалиду? Что вы нашли в нём?
- То чего у вас нет!- крикнула Елена Павловна, успев удержать руку, готовую было хлестнуть по губам директрисы.
Рука взметнулась, но, застыв на уровне плеча, безвольно упала.
Директриса побледнела, отшатнувшись в сторону.
- Интересно...Очень интересно. Пусть это останется с вами.. Я не любопытная, но я хочу знать... Ваше заявление в милицию - это что? Серьёзно?
- А вы как думаете?
- Я думаю это безрассудство. Очередное пятно на школу. Что вы хотите? Отправить Виктора в тюрьму! Искалечить юную жизнь?
- А то что он уже искалечил другую юную жизнь — не в счёт? Инвалидом на всю жизнь оставил( Не дай бог,- ужаснулась она мысленно)
-Он уже до этого был почти инвалидом,-не без сарказма вставила директриса.
- Тем более, Степанов об этом знал, когда бил ногой . Целенаправленно бил. Это уже преступление.
- Но это решает суд, а не мы с вами. Но я вам советую - заберите заявление. Не надо выносить сор из избы, ой, не надо. Вы что не понимаете? Вы же бросаете чёрную тень на его отца. А он секретарь, как вы знаете, райкома и значит на всю нашу районную парторганизацию. То есть, на коммунистическую партию. А это уже политика, дорогая. Не простят вам такое.
- Уголовный закон пока ещё для всех закон.
- О, господи! Какая же вы глупая, простите я хотела сказать, наивная. Это по молодости лет простительно. Но я вам советую - подумайте, хорошенько подумайте. Мне жаль вас, честно, жаль.
Когда через два дня ей принесли повестку явиться в милицию, она обрадовалась.
- Наконец -то лёд тронулся, господа присяжные заседатели,- ликовала Елена Павловна.
Следователь Сухаров, загадочно улыбаясь, достал лист бумаги из настольного шкафа и протянул ей.
Она взяла его. Это было её заявление.
- Что это значит? - растерялась она.
- А значит то. Кто то вы ему? Сестра? Родственница дальняя? Или жена? ...Ни-кто, я узнал. А заявление по закону принимается только от его родственников. А вы всего лишь свидетель. О-че-ви-дец. Так что используйте ваши письмена по другому назначению.
- Я принесу вам от родственника, не волнуйтесь,- в тон следователя сказала Елена Павловна
.
В тот же вечер она пришла к бабе Маше. Та встретила её со слезами радости. Чем можно было обрадовать милую старушку? Тем, что вчера видела Игоря в здравии и что он идёт на поправку. Как ей самой хотелось верить в эту успокоительную ложь. Она долго объясняла бабе Маше подоплёку происшедшего. Наконец уговорила её подписать заявление, которое при ней тут же написала. Баба Маша, нацепив очки, медленно водила перо не послушными пальцами, выписывая свои инициалы.
-Барыкина Мария Васильевна,- прочитала вслух Елена Павловна,-Так вот, Мария Васильевна, завтра с этим заявлением идёте в милицию к следователю Сухарову и вручаете ему вот эту бумагу с распиской о получении. Запомнили: к следователю Сухарову.
На следующий день после уроков она зашла к Марии Васильевне.
Старушка встретила её необычно молча и сухо. Елена Павловна сразу всё поняла.
– Не приняли?
- Я сама порвала. Заставили, Леночка. Я не хочу зла своему внуку.
- Я тоже, баба Маша. Просто я хотела справедливости.
- Господи, где в нашей жизни справедливость? Ты лучше скажи, когда он вернётся. Я извелась вся. Всё время одна. Хожу как потерянная.
- Я теперь буду приходить к вам каждый день, если позволите. Будем вместе скрадывать одиночество.
- Спасибо, деточка, спасибо. Ты уж прости старую, я-то сдуру поначалу обиделась на тебя . Игорька нет и я никому, старуха, не нужна. Я-то узнала неделю почитай назад от Верочки — мол наша Леночка в больнице. Бедная моя, где ж тебя угораздило так простыть?
- Сама не знаю ,- улыбнулась Елена Павловна.
С детства её все считали упрямой. Она всегда добивалась своего, если видела в этом исполнение справедливости. Отказ милиции в возбуждении уголовного дела для неё был вопиющей несправедливостью. Долго терпеть такое она не могла и следующим утром, благо у неё было свободные два часа, уже сидела в приёмной прокурора.
- Владимир Михайлович сейчас в командировке, -как бы оправдываясь заявила пышногрудая довольно добродушная с виду секретарша.-Если вас не затруднит, вы можете изложить на бумаге, да-да, не откладывая, прямо здесь, с чем пришли к нам. Я ему передам и если он сочтёт нужным, мы вас вызовем.
Елена Павловна изложила на бумаге всё, что до этого писала в заявлении в милицию, добавочно указав основную причину отказа в возбуждении дела. Поблагодарив секретаршу, она вышла из прокуратуры довольная собой, с боевым настроением, хотя червячок сомнения то и дело проявлял себя, остужая её воинственный пыл. -Всё равно не отстану. До верховного суда дойду, - упрямо твердила она.
До очередной встречи с Игорем оставалось два дня. Ещё в Ставрополе, садясь в автобус, она решила в следующее воскресенье вернуться обратно, чтобы окончательно выяснить, что с Игорем.
Три дня пролетели незаметно в домашних и школьных хлопотах, в нервотрёпке с милицией и директрисой. Время оставшихся двое суток словно остановилось. Солнце откровенно нагло не желало уходить за горизонт. Вечер упорно отказывался перейти в ночь. Казалось сама природа ополчилась против Елены Павловны. Она не находила себе места, вся извелась и только успокоилась, когда автобус зафырчав, повёз её к долгожданной цели.
Погода наконец утихомирилась. Небо было чистое, лазурное. Солнце припекало и снежные отвалы вдоль дороги почернели и слезились. Весна уже дышала в спину зиме. Ощущение неизбежных перемен в её жизни наполнила Елену Павловну тревожной радостью.
Она смотрела в окно на бегущую рядом лесополосу с чёрными ветвями ещё недавно поникшими от тяжести налипшего снега. Сейчас распрямленные, они жадно тянулись к солнцу к его живительному теплу.
Она чувствовала себя свободной, сбросившей зимнюю тяжесть одиночества и живущей теперь надеждой на счастье в ожидающей её неизвестности.
В этот раз автобус прибыл во-время. В приёмной больницы она объяснила дежурной зачем ей нужна встреча с хирургом.
-А вы кто Вахрамову — сестра?-спросила дежурная вопросительно подняв брови.
-Да-да-да,- поспешила убедить её Елена Павловна.
Хирург явился через полчаса. У него были длинные изящно тонкие как у пианиста пальцы. Они находились в постоянном движении : сжимались то по очереди каждый, то все вместе, то потряхивались сразу обе кисти. Очевидно, он разминал их перед предстоящей операцией.
Он явно торопился, потому что говорил очень быстро. Она не успевала ни понять, ни запомнить из сказанного им. Единственно что она поняла, что у Игоря от перенесённой боли возник подсознательный страх движения. Он даже кричит от мнимой боли, когда под него подкладывают утку.
-Он сам встанет, когда поверит что он здоров. Сейчас с ним работает психолог. Есть сдвиги. Ваш пациент уже сидит. Всё будет хорошо. Я уверен. Простите у меня нет времени.
Он торопливо зашагал по коридору.
_ А я могу его увидеть? Я на полдня приехала,- крикнула она ему вслед, едва не плача.
-Идите за мной.- Он призывно поманил рукой, не оборачиваясь. Она побежала, размахивая тяжёлой авоськой. Они поднялись на второй этаж.
- Пропустите эту девушку в седьмую палату,- сказал хирург дежурной медсестре,- выше нос, дорогой товарищ, выше. Он слегка потрепал её по плечу, ласково улыбаясь. Пучочки морщинок у края глаз залучились, омолодив его морщинистое лицо.
- Спасибо вам большое,- растроганно поблагодарила Елена Павловна. Сестра помогла ей надеть халат.
У дверей как в прошлый раз она не задержалась, а открыла сразу. В палате Игорь был один. Он сидел полулёжа, опираясь о спинку кровати и читал газету. Очевидно, был увлечён чтением, что не слышал как она подошла.
- Здравствуй Игорь.
Он вздрогнул, зашелестев газетой и повернулся к ней лицом.
-Боже мой, какие у тебя изумительно чудесные глаза, - восхитилась она мысленно.
Жгучее желание обнять его, целовать его родное, милое лицо захлестнуло её жаркой волной. Авоська выпала из рук. Она поспешно нагнулась, чтобы он не увидел её лица, а когда выпрямилась, Игорь резко отвернулся.
- Зачем вы опять приехали?- пугающе холодно произнёс он. Она обомлела. Её словно выпотрошили изнутри. Она положила авоську на кровать.
- Баба Маша просила передать. Она боится — отощаешь здесь на казённых харчах, - механически, словно заучено, равнодушно повторяла чужие слова,-она напекла тебе кучу пирожков.
Елена Павловна опустилась на стул, развязала авоську и стала вытаскивать кульки.
- Вот здесь твои любимые с квашенной капустой, а здесь с курагой.
Игорь повернул голову, смущённо улыбаясь.
- Знает бабуля чем порадовать внука. Вы простите меня, Елена Павловна, в прошлый раз я был не в себе. Психом становлюсь, просто не знаю как,- он повертел пирожок, разглядывая его со всех сторон.
- Никем ты не становишься, -перебила его она, оживляясь и приходя в себя.-Просто тебе надо поверить в себя. В свои силы. Ты уже сидишь. В следующий мой приезд, я верю, ты меня встретишь стоя.
- Не надо меня жалеть, Я не терплю жалости. И не надо больше приезжать. Мне надоело слушать ложь. Все они лгут. Успокаивают, а я всё знаю.
- Что ты знаешь?- с соболезнующей иронией произнесла Елена Павловна.
- Знаю. Лучше их всех знаю. Вот!- Он откинул край одеяла, обнажив пижамные в полоску брюки.- Два бревна! Полюбуйтесь! Распилить на дрова! - Он прикрыл ноги одеялом.- Всё, Елена Павловна! Всё! Я уже -не я! А так, нечто половинчатое..- Губы его задрожали. Он сунул пирожок в рот и с алчной жадностью, почти не жуя, проглотил его.
-Ты не прав , Игорь. Я только что говорила с хирургом. У тебя нервный срыв. Шок. Ты просто боишься встать на ноги.
- Чушь! Им просто нечем оправдывать своё бессилие!. Вот и придумывают чушь. И этот псих каждый день убеждает в том, чему сам не верит.
И вы туда же. Вы что!? Приехали меня пожалеть!? Я не нуждаюсь в жалости. Везите свою жалость обратно! Только отстаньте от меня. Уходите и не приезжайте! Никогда! Я никого не хочу видеть!- Он перешёл в крик. Вбежала медсестра.- Оставьте его в покое. Освободите палату!- требовательно приказала она.
Нет, Елена Павловна не обиделась и почти не расстроилась как в предыдущий приезд. Разве трудно понять состояние Игоря? Он не хочет, чтобы его видели беспомощным, жалким. Его истеричное поведение вполне объяснимо — страх остаться инвалидом. Но этого никогда не случится, нет! Он обязательно встанет. Пойдёт. Побежит.
Как можно не верить хирургу. Даже своим внешним видом он располагает к безоговорочной вере сказанному им. Игорь уже почти сидит. Разве это не подтверждение? Ужасно, конечно, но придётся отложить поездку к нему. Если каждая встреча для него болезненна, о чём речь.
Господи, ну как тут не завыть от собственного бессилия!
Глава №15
Домой Игоря привезли в конце марта. Как Елена Павловна пережила недели разлуки знает один бог( если он есть) и баба Маша, с кем она коротала томительно долгие вечера за чашками чая. Мучительнее всего было существовать — во истину существовать, а не жить — в состоянии постоянного ожидания. Любой стук, скрип, возглас с улицы перехватывал дыхание и она на миг замирала, напрягшись как зверь перед прыжком при виде своей добычи. - Игорь!?- обжигала одна и та же мысль. Но это стучал или Великанов, или ветер скрипнул по стеклу качнувшейся ветвью сирени, или кого-то окликнул прохожий.
Каждый час отсутствия Игоря уменьшал надежду на его выздоровление. Сознавать это становилось невыносимее с каждым днём. Неизвестность судьбы Игоря довела её до того, что несколько раз в полном отчаянии посетила церковь, надеясь на чудо. Уже не насмехаясь над своим суеверием, но стыдясь и страшась чужих глаз ( она понимала что может ожидать её, если об этом узнают в школе) она для конспирации переодевалась во всё старое.
Эти два баула со старьём не раскрывались с того дня как их привёз Великанов с вокзала. Оказывается она, правда, не без труда могла натянуть на себя длинное до пят платье. То самое малахитового цвета, в котором она вскружила не одну мальчишескую голову на выпускном школьном балу. Спортивная куртка, в ней она ходила в турпоходы на первых курсах, даже оказалась велика.
Голову она закутывала шалью по самые брови. Вдобавок ко всему прятала глаза под солнцезащитными очками. Окинув себя взглядом в зеркале, она усмехалась:- Ну чем не молодящаяся старушка.
Она приходила за час до начала службы, когда основная масса прихожан, в основном замшелые старухи, ещё где-то там в переулках и улочках плелись гуськом занесёнными тропками. Она покупала свечу длинную и тонкую как соломинка и ставила рядом с ещё редкими горящими свечками за благополучное и скорейшее возвращение Игоря.
Она не крестилась, но делала вид, что крестится, усердно двигая локтем. Нагнув голову так что подбородок упирался в грудь, торопливо покидала церковь. Один раз до смерти перепугалась, когда у самого дома, едва ли не столкнулась с Верочкой Евглевской. Та подозрительно взглянула на неё. Пришлось пройти дальше по улице до первого переулка, сворачивая в который она бросила взгляд назад. Фигурка Веры маячила уже далеко.-Пронесло. Хоть здесь повезло,-вздохнула облегчённо, возвращаясь домой.
Игоря привезли в полдень. У Елены Павловны к этому часу закончились уроки. Она шла к бабе Маше. Свернув в ставшим родным переулок, она оторопела, увидев машину скорой помощи у знакомого крыльца. Двое мужчин в белых халатах внесли носилки, оставив открытым дверь Дверной проём могильно чернел. Ноги вдруг стали ватными. Пошатываясь как пьяная, она подошла к машине.
Чтобы не упасть, ухватилась за дверную ручку. Дверца приоткрылась и Елена Павловна едва не упала.
-Вам что? Плохо?- из кабины высунулась голова шофёра
В лице её не было ни кровинки. Оно было белее снега.
-Вы...его...привезли?- затвердевшими, не послушными губами проговорила она.
- А ничего не поделаешь. В больнице свободных коек нема. Грипп. Почти эпидемия. - Он хмыкнул.- А этот товарищ, - он кивнул в сторону дома,- так ему всё равно где лежать- в больнице или дома. Михайлыч говорит — пациент здоровый. Так зачем его заражать гриппом. Он прав.
- Пациент здоровый,- подумала она. Надежда затеплилась и придала ей силы. Она поднялась на крыльцо. Посторонилась, пропустив выходящих с пустыми носилками. В дверях показалась баба Маша.
Увидев Елену Павловну, она горестна всплеснула руками и плотно закрыла ладонями рот. Сдавленные тихие рыдания прорвались наружу.
Елена Павловна шагнула к ней, обняла, прижалась к пухлому трясущемуся телу. Она стиснула зубы, чтобы не зареветь самой во весь голос. Так и стояли они, слившись в одно тело, наполненное болью, пока машина не скрылась за поворотом.
- Всё будет хорошо, бабуленька моя. Вот увидишь. Я подниму его. Он у меня не только пойдёт, он у меня побежит,- успокаивала она старушку, неожиданно для самой себя поверив в свои слова.
- Пойдём, милая, пойдём к нему. Чай проголодался родной мой. Покормить надо нашего мальчика.
Они вошли в комнату Игоря. Он сидел на своей тахте, вытянув ноги, прямые как палки.
Скрытые в штанинах брюк, они пугали как и тогда в больнице своей неподвижностью. Она заметила, что он весь встрепенулся, завидев её. Глаза его расширились в радостном удивлении и даже в голосе зазвенели радостные нотки.
- Елена Павловна? Здравствуйте. Кто вам сказал что я приеду сегодня?
- Никто... Наверное, предчувствие. Оно никогда меня не подводило.
Он с недоверием взглянул ей в глаза.
- Суеверие всё это. А я до сих пор не верю что я дома. Бабуля, я дома?
-Дома, родненький, дома. Поди три месяца на казённых харчах. Вона как исхудал бедняжка. Что тебе приготовить?
- Я пока ничего не хочу.. Я так рад. Я дома. Сижу на своей тахте. Вижу книги. Так хотелось там почитать.- Он пристально посмотрел на Елену Павловну.- А вы конечно пришли как всегда за книгами?
- Отнюдь нет, - рассмеялась она, чему-то радуясь. Возможно в интонации его голоса она снова уловила нечто глубоко интимное, что связывает их. - Но я не откажусь унести с собой что-нибудь, что ты посоветуешь мне.
-Леночка меня спасла, Игорёк. Я не представляю как бы я вынесла всё. Она же, душенька, каждый день со мной. Всё меня успокаивала, ублажала. Только о тебе разговор был.
- Правда?- изумился Игорь, с недоверием рассматривая обеих.
- Он ещё спрашивает. Да ты в благодарность ножки ей должен целовать
- Я с удовольствием ! - воскликнул Игорь, радостно улыбаясь, но тут же словно испугался своих слов, смутился и покраснел.
- До чего же ты мил. И такой непосредственный,- восхитилась им Елена Павловна, едва сдерживая слёзы умиления. Он заметно возмужал.
Над верхней губой уже пробивался тёмный пушок. Черты лица заострились, горбинка на его тонком с изящным изгибом ноздрей носе стала заметнее, подбородок твёрже и если бы не нежная ямочка посредине, выглядел бы по-мужски сформированным. За три месяца он оброс.
Вьющиеся пряди свисали до бровей и он часто, как-то мило, по-женски, двумя руками отводил их в стороны.
- Тебе надобно, Игорёчек, постричься, - сказала баба Маша,- и головку помыть.- Она провела ладонью по его волосам.- Спутались волосики, слиплись. Там небось не мыли.
Игорь отшатнулся, съёжился.- Ну что!? Беги за парикмахером и заодно за банщиком. Вот так вот теперь.-В жесте разведённых в стороны рук была откровенная безнадёжность и покорность. - Только так теперь будет все...
- Перестань ныть!- грубо оборвала его Елена Павловна. - У тебя всё нормально. Ты только должен поверить. Поверить этому. Ты сейчас встанешь и сам пойдёшь в парикмахерскую. Сам! Своими ногами!
Всё это она говорила непререкаемым, приказным тоном. Игорь истерично захохотал, отмахиваясь обеими руками.- Ой, насмешили! Простите, Елена Павловна, но вы копия в точь-точь того больничного психа, ну того, психиатра. Слово в слово. Как будто он обучал вас. Да? Да только толку тому с гулькин нос.
- Ну почему? Ты лежал, а теперь уже сидишь,- тем же тоном напомнила она.
- Ну и что с того? Дальше тахты не сдвинусь.
- Откуда в тебе столько пессимизма? Удивляюсь. Надо верить в свои силы. Хирург сказал мне, что всё будет зависеть только от тебя. А у тебя всё отлично. Давай проверим.
Она коснулась его ступней одетых в чёрные носки. Они показались ей неживыми, обугленными. Осторожно пощупав пальцы, она попросила ласково : - Давай Игорёк, пошевели пальцами.
Она видела как он напрягся, как вздулись желваки на скулах. Бережно нажимая на его пальцы, она как будто ощутила лёгкое подрагивание.
Её саму от волнения трясло как при ознобе и она, с горечью в душе, засомневалась в своих ощущениях, но наигранно радостно крикнула : - Шевельнулись! Видишь, а ты не верил. Баб Маша, пальцы его шевелятся.
- Ничего я не ощутил, - угрюмо выдавил из себя Игорь.
- Конечно не ощутил. У тебя же ноги отрафировались. Три месяца без движения. Всё это исправимо, my dear boy.
Видимо её жизнерадостные доводы подействовали на него. Улыбка не сходила с его губ, голос не умолкал ни на минуту.
Полтора часа общения с ним пролетели как мгновение. Они говорили обо всём : о школе, о каникулах, о Верочке, о врачах, о его предстоящей учёбе, ( целая четверть потеряна, придётся сдавать экстерном. Он не возражал) но ни разу не обмолвились о Степанове.
- Там где двое, третий лишний,- только придя домой, радуясь, осознала причину обоюдного молчания.
Разговор их прервала Баба Маша. Она принесла ведро с горячей водой и таз.
-Сейчас вымоем голову, а после пообедаем.
-Бабуль, но не сейчас же. Не хочу я,- запротестовал Игорь.
-А когда же? Пока Леночка здесь. Поможешь, милая? -обратилась она к Елене Павловне.
- С удовольствием. Вот и повод намылить шею упрямцу,-она рассмеялась.
- Вы что? С ума сошли обе? Не надо, не хочу. Отстаньте от меня! Оставьте меня! - едва не плача кричал Игорь.
-Родненький мой, Игорёчек. Чтой-то ты. Как же так. О, господи,- запричитала баба Маша.
-Идёмте, бабуленька. Не надо, ничего не надо.- Она обняла её и вывела из комнаты.
-Я его хорошо понимаю и вы должны понять. Ему трудно сознавать свою беспомощность. Оттого он такой обидчивый. Вы уж простите его.
Она ещё долго успокаивала расстроенную старушку.. От приглашения пообедать отказалась, распрощалась и вернулась домой.
В почтовом ящике обнаружила конверт. Это был ответ из прокуратуры. Её буквально затрясло от негодования. Она не верила своим глазам. Это же невозможно! Здесь! У нас! Какие ещё доказательства? Тех, что есть, недостаточно? Им не хватает. Человек три месяца лежит в больнице и ещё неизвестно чем всё закончится . И этого им мало для возбуждения уголовного дела? Действия милиции правомерны. -Сволочи! Все вы сволочи!- выругалась она вслух. -Всё равно добьюсь справедливости. Всё равно.
Она села за стол и подробно с учётом сегодняшнего состояния Игоря изложила в письме в прокуратуру края. Письмо отправляла заказным с уведомлением о получении. Когда стала расплачиваться, не хватило двадцати копеек. На заверение, что через десять минут принесёт, получила краткий ответ :-Принесёте, тогда и отправим. Следующий.
Следующим в очереди оказался Доброделов.
- Евгений Павлович,- радостно воскликнула она, ухватив его за рукав,- Выручайте. 20 копеек в долг. Не хватило, понимаете, не думала что так дорого.
Когда вышли из почты, Доброделов, улыбаясь, спросил : - Кому же вы послали такое дорогое письмо, если не секрет?
-Какой секрет. В прокуратуру.
- Неужто в нашу?-ухмыльнулся он.
-Уже не в нашу, в краевую.
-Ого! Это уже нечто серьёзно?- Он вопросительно взглянул на неё, ожидая ответа.
Елена Павловна, горячась и нервничая, рассказала ему обо всех случаях происшедшего, подчеркнув подноготную дела.
-Смелая вы девушка, не ожидал,-сказал он после долгого молчания.-Жаль, что вы до сих пор не понимаете, где мы с вами живём.
- Что значит не понимаю? В нормальном живём, в правовом государстве.
- Если бы это было так, Елена Павловна, то ваш Степанов дано бы отбывал свой срок в колонии для малолетних.
Юриспруденция, Елена Павловна, и вся наша жизнь пронизана идеологией, как это ни грустно сознавать. Перед партбилетом покорно склоняется любой закон. Разве не наглядно для вас — наш прокурор уже подтвердил. На все100 процентов уверен — подтвердит и и краевой. Хотите пари?
Ваше письмо вернётся обратно в районную прокуратуру с краткой припиской — разобраться на месте. Вот увидите. Правовой круг замкнётся, Елена Павловна. Неужели вы думаете, что Владимир Михайлович, наш прокурор, я с ним малость знаком,-Доброделов криво усмехнулся,- так вот, неужто он не внемлет пожеланию своего приятеля по рыбалке и охоте районного секретаря замять ваше дело? Святая наивность, Елена Павловна.
Она остановилась в замешательстве. Евгений Павлович, не заметив этого прошёл пару шагов, но, оглянувшись, остановился. Она вдруг с неприязнью заметила как он импозантно выглядит в чёрном драповом пальто, длинном по щиколотку, с белым шарфом перекинутым через плечо, в меховой шапке с лакированным козырьком. Сытое, весьма довольное лицо.
- Я вижу вас расстроил. - Он подошёл к ней.- Такова голая правда нашей современной действительности, Елена Павловна. Надо привыкать к ней. Се ля ви. Французы правы.
- К чему привыкать? К беззаконию?-возмутилась она, озлобляясь.
- К нему, к нему, коль оно стало нормой нашей с вами жизни. Законы действуют там, где есть демократия. А у нас её нет. Она там, за бугром. В туманном Альбионе. У нас вместо демократии — вече. Но не новгородское, а партийное. Что партия решит на своей сходке-вече, то и будем все выполнять беспрекословно. Здесь её решение, Елена Павловна, превыше закона. -Он глубоко вздохнул.- Так что надо уметь приспосабливаться к нашей жизни. Иначе не выживешь.
-А вы я вижу приспособились?- злая ирония в её голосе , видимо, задело его за живое.
- Да! Приспособился.!- гаркнул он так, что молодая парочка на другой стороне улицы, оглянулась в их сторону.- Когда я швырнул им на стол,- он понизил голос, зыркнув по сторонам,- партбилет, я перестал приспосабливаться к ним. Я научился приспосабливаться к жизни. Настоящей жизни. Подлинной, а не выдуманной.
И вам советую жить сегодняшней жизнью, а не той, газетной, что обещает прекрасное будущее.
Они остановились перед большой лужей, ища возможности обойти её, не замочив обуви.
-Я сама знаю как мне жить. Но вот как обойти лужу не знаю. А вы , Евгений Палыч, меня сегодня удивили. Никогда бы не подумала, что вы..- Она замялась, подыскивая подходящее слово.
-Диссидент?- подсказал он, смеясь. -Нет, Елена Павловна, я обыкновенный советский гражданин СССР. Я люблю и горжусь своей страной. Но я однажды прозрел и мне стало обидно за наш доверчивый наивный народ. Не заслуживает он такой примитивной серой жизни. Не заслужил, Елена Павловна, Нет!
Посудите сами : у нас огромная территория, напичканная всей таблицей Менделеева; нефть, газ, ископаемые, чернозём. Бери , используй! Мы давно уже должны жить в коммунистическом рае, а живём фактически в аду. Разве это жизнь?- Он поскользнулся, нырнув ботинком в лужу.- Вот вам пример. Где асфальт? Люди всю жизнь месят грязь, не задумываясь, почему?
Вон чёрный дымище. Углём до сих пор топим. А рядом газопровод. Гонят газ куда-то за кордон. А мы что? Не люди? Почему не подвести газ к каждому дому? Нет, Елена Павловна, такая власть народу не нужна. Я так считаю, если она печётся только о своём личном благе.
- К сожалению, вы как всегда правы. -В луже отражались облака, похожие на человеческие уродливые лица. -Меня всегда удивляло,- она провела носком сапожка по воде. Пробежавшая волна ещё больше исказило облачные лица.- Откуда во власти такие люди?
- Откуда? Разумеется не из-за бугра. Вышли мы все из народа, как поётся в известной песне. Они наши, все из нашего народа.
- Но наши люди в большинстве добрые и отзывчивые.
- Пока их не затронут. Добродушие и послушность русского народа легко переходит в ненависть и в смуту.
Сказывается последствие монгольского ига и крепостного права. Рабство порождает жестокость, заметил Бердяев. Это у нас уже заложено генетически. Когда раб получает власть, он превращается в тирана, что подтверждает насилие 37 -го года. И самое удивительное, Елена Павловна, народ наш чтит именно тиранов, а не миротворцев. Иван Грозный, Николай Кровавый, Сталин, Пётр Первый. Их имена помнят, чтут и любят.
- Я думаю их помнят не за жестокость, а за их дела. Каждый из них оставил после себя яркий след. Разве я не права?
- Ни каких сомнений. Одному мы обязаны обширностью нашей территории, другому мощи государства. Со Сталиным сложнее. Слишком много ещё живых свидетелей. Но со временем всё плохое забудется. Конечно, Хрущёв растоптал Сталина, Елена Павловна, превратив его в изверга, в тирана.
Я не оправдываю Сталина, но его действия политически оправданы международной обстановкой того времени. Он понимал, что как только Запад оправится от последствий войны 14 года, снова пойдёт на восток и если СССР не опередит его в развитии, страна как государство исчезнет. Времени было в обрез. Мудрый был всё-таки человек, товарищ Сталин. Как заставить народ, погрязший в рабстве, работать интенсивно. Как вы думаете, Елена Павловна?
- Честно, не знаю, но лужу можно обойти вон там, вдоль палисадника, по камешкам.
Они обошли лужу , прыгая с камня на камень и пошли по более менее утоптанной тропе.
- Раб хорошо работает только под присмотром, под плетью,- продолжил рассуждать Доброделов. -Отсюда жестокость трудовой дисциплины и, разумеется, лагеря. ГУЛАГ. Все наши великие стройки свершались дешёвым лагерным трудом.
Именно дешевизна подневольного труда обусловила появление трудовых лагерей. Я уверен в этом. Мера жестокая, но вынужденная. Россия после двух войн империалистической и гражданской обнищала до предела. Если уж реликвии Эрмитажа продавали за бесценок, ради приобретения современных технологий, о чём речь, Елена Павловна? О чём? Конечно, с позиции сегодняшнего дня -всё это не мыслимо жестоко и бездарно.
В изуверстве над народом обвиняют власть. Но кто творил эти изуверства? Кто единогласно, целыми заводами, колхозами требовал смертных приговоров? Кто писал доносы на соседа и друга? Кто, Елена Павловна? Кто? Рабу дали свободу и власть. И в нём подсознательно взыграла месть за вековые унижения его предков и она вылилась в жестокость, в насилие над такими же униженными. Всё так сложно, Елена Павловна, и порою кажется абсурдом. Но это-жизнь. Наша жизнь. Вы -то как? Я слышал вы лежали в больнице?
\
-Да, было дело. Но это давно, я уже .забыла.
-Говорят, болезнь не красит. Но это к вам не имеет абсолютно ни какого отношения. Вы стали ещё краше.
-Ой, Евгений Палыч, вы ещё и льстец. Не ожидала. Придётся терпеть вашу лесть. Ведь я ваша должница.
-Я это помню. Я с вас ещё проценты возьму.
Оба весело рассмеялись. Женщины, сидящие на одном из крылец и громко судачившие о чём-то, смолкли и уставились на них. Когда они проходили мимо все головы медленно и молча поворачивались, провожая цепкими взглядами. Потом послышалось оживление, шушукание и смех.