Когда приехала психобригада, я не сопротивлялась. Какой смысл вырываться из вязок, если тебя в конце концов всё равно скрутят и увезут? И чем «там» хуже, чем «здесь»? Не всё ли равно, где лежать без движения: на полу в ванной или на отвратительно белой койке психбольницы? Да, на самом деле не так уж и важно, лежать ли, или сидеть, или стоять. Хотя стоять сил уже нет. Когда я перестала есть, они забеспокоились. Знали, что это сигнал, но, похоже, надеялись, что в этот раз обойдётся. Ага, как бы не так.
А потом приехала психобригада. Я знала, что меня увезут. Знала, что в итоге окажусь здесь, и мне будет совершенно всё равно, что случится дальше. Безразличие, слабость и печаль. У меня даже нет сил плакать. У меня в душе чёрная дыра, которая поглощает весь свет и только слегка пульсирует виртуальными частицами, намекая, что я пока жива.
Всю ночь не могла уснуть. Когда душа болит, её чувствуешь где-то за грудиной. Ощущение такой физической боли, как будто там не эфемерное идеальное, а какой-то отдельный орган. Такая боль, что невыносимо дышать, невыносимо жить. Хочется убежать куда-то далеко, желательно от себя.
Поднимаюсь с кровати. В коридор? Нет, лучше в окно. Скорее.
Высоко, впрочем, не беда. Можно взять простыню и использовать её как парашют. Всегда хотелось попробовать. Скорее, пока не пришли с обходом. Пока не проснулись другие. Открываю окно, ветер подхватывает меня и несёт над больничным городком, над рекой, над полем... Вдруг – треск! Это что?
«Сломала руку, и психоз прошёл, - усмехается мой психиатр, потом кивает коллегам, - вот так шоковое состояние снимает психоз. Не вылечивает, конечно, но на время приводит больного в чувство».