Рубеж - 100. Разлука

Константин Рыжов
99. Казнь http://proza.ru/2023/10/08/825

Не заглядывая в город, Сотан и Улеб направили своих коней к берегу Славоны. Пока они объезжали городские укрепления, день повернулся к вечеру. Небо стало медленно темнеть. Снегопад усилился. Уже не редкие снежинки, а настоящие снежные хлопья сыпались на землю, постепенно застилая ее и укутывая белым покрывалом. Зима, которая на протяжении двух или трех последних недель напоминала о себе то сильными утренними заморозками, то порывами холодного, пробирающего до костей ветра, неожиданно и властно вступила в свои права.
Когда друзья оказались на берегу за северной городской стеной, наступили настоящие сумерки, и потому Улеб легко разглядел в полумиле от них яркий огонек большого костра.

- Он там?
Сотан кивнул.

- Я перекинулся с ним несколькими словами сегодня, сразу после суда, - сообщил он. – Предлагал отложить все до второй вечерней стражи. Но он не захотел.
Улеб пришпорил коня, и они, не торопясь двинулись по направлению к костру.
- Он что же, все сделал сам?

- Из родни никого не осталось, - ответил Сотан.
- А со стороны матери?
- Вряд ли он с ними познакомился раньше, - пожал плечами тумаш, - а теперь какой смысл?

Улеб промолчал. Картина, открывшаяся перед ними, была проста и величественна. Чем-то она даже напоминала ту, что они лицезрели совсем недавно на месте казни. Здесь тоже было поле и тоже был костер. На поле высились десятки, а, может быть, и сотни курганов. Одни были совсем маленькие – в полсажени. Они отмечали места одиночных погребений. Другие напоминали настоящие холмы, возносившие свои вершины на десяток саженей – места упокоения целого рода, члены которого на протяжении многих поколений хоронили умерших на одном месте, постепенно расширяя площадь основания и подсыпая все новые и новые слои земли над тем местом, где покоился его основатель. Да, подумал Сотан, здесь сразу можно понять, к каким родам боги благосклонны, а какие лишены благодати. Вот и род Славяты пресекся, не дав новых побегов. Его единственная дочь ушла из жизни, не успев родить ребенка. Да и что она вообще успела, если вдуматься? Только полюбить и обрести любовь.

Он спрыгнул с коня и, ведя его на поводу, направился к костру. Тумаш не ожидал увидеть на похоронах Чернавы толпу народа, но все же полагал, что ее смерть привлечет чье-то внимание. Оказалось, что он ошибся. Помимо Гоннара, который все организовал, и двух работников, нанятых на его деньги, возле костра не было никого. Сам воранг сидел на склоне ближайшего кургана с кубком в руке и глядел на огонь. Лицо его не выглядело печальным, скорее, оно было сосредоточенным. Могло показаться, что юноша напряженно обдумывает какой-то трудный и чрезвычайно важный вопрос. На подъехавших друзей он даже не оглянулся. Сотан соскочил с коня, подошел к Гоннару сзади и положил на плечо руку.

- Садитесь, - сказал воранг. – Давайте просто помолчим.
На холодной земле была расстелена бурка. Сотан и Улеб стряхнули с нее снег и примостились – один по левую сторону, другой по правую. Гоннар достал из сумки два небольших серебряных кубка кунской работы, поднял наполовину пустой мех и налил товарищам вина. Наполнил и свой. Выпили молча, без поминальных речей. Гоннар вновь наполнил кубки, но пить не стал, а так и сидел, держа его в руках и по-прежнему устремив взгляд на костер.

Костер был устроен с размахом. Прикинув в уме, Улеб решил, что дров привезли не меньше двух саженей. Покров, судя по валявшемуся возле кострища полуобгоревшему клочку ткани, тоже выбрали богатый. На таком жарком пламени тело Чернавы уже давно сгорело дотла. Ее переход в горний мир свершился быстро и легко. Душа избавилась от телесной оболочки и теперь, возможно, находилась очень далеко отсюда. Или, напротив, выбрала местечко где-то поблизости и прислушивалась к их разговору.

- С момента ее смерти не прошло еще и двенадцати часов, - в полголоса произнес Гоннар, - а кажется, что минула целая вечность. И жизнь порвалась пополам. Она осталась в той, а мне уготовано прозябать в этой. И больше нам не сойтись никогда…

Голос у Гоннара дрогнул. Он быстро провел рукой по лицу, поднес к губам кубок и отпил несколько больших глотков.
- Хотел вот напиться, - пожаловался он через минуту уже другим, сварливым голосом. – Да не выходит. Хмель не берет. Или с вином провели. Я даже не припомню у кого его покупал. Все как во сне.

Сотан положил свою руку поверх его ладони и тихонечко сжал пальцы. Вслух он ничего не сказал.
- А как у тебя дела? – неожиданно спросил Гоннар. – Я слышал, Бахмет изменил свое мнение относительно тебя и Камосы. Ты теперь в милости?

- До этого еще далеко, - рассудительно произнес тумаш. – Отослать меня после всего, что мы для него сделали, вроде как неприлично. Зато есть повод наградить. Вот он меня и приблизил. Но это не значит, что он собирается нам с Камосой потакать.

- Конечно, не собирается, - согласился Гоннар. – Но такие, как ты, ему нужны. Очень нужны. Так что дела ваши, я думаю, постепенно наладятся. Ты на верном пути. А что конунг? Как он ко всему этому отнесся?
- Он меня отпустил.

Гоннар невесело усмехнулся:
- Ему всех приходится отпускать. Так уж для него все сложилось.
- И Межамир уезжает, несолоно хлебавши… - вставил Улеб и осекся.
Поминать у могилы жертвы ее убийцу явно не стоило. Однако Гоннар, казалось, не обратил на это внимания.

- Да, уезжает, - повторил он задумчиво. – Камоса теперь свободна. Хоть кому-то все это… пошло на пользу.
- А ты? – осторожно спросил Сотан. – Как у тебя все будет?
Гоннар допил свой кубок, заполнил его вновь и только после этого сообщил:

- С конунгом наши пути тоже разошлись. Завтра с утра отправляюсь на юг, на границу с Трумом. Хан дает под мое начало сотню фрязских наемников. Серьезные ребята! Кровь с молоком. И все матерые вояки. У каждого в прошлом по полудюжине компаний. На месте будет еще сотни четыре или пять. Но те похуже…

Высказав это замечание, Гоннар вдруг замолчал, с отсутствующем видом. И словно забыл о своих собеседниках.
- А место где? – поинтересовался Улеб.
- А? – переспросил Гоннар.
- Едешь-то куда? И в качестве кого?

- Комендантом. В Анукопскую крепость. Знаете про такую?
- Я слышал, - отозвался Сотан. – Не простое место. Крепость запирает Анукопское ущелье, по которому идет дорога из степи в Трум, и из Трума в степь. В мирное время вполне сносная служба. Но если начнется война, там будет сущий ад.  Придется поорудовать мечом.

- Мне не привыкать, - безразлично произнес Гоннар. – Ведь я, если говорить откровенно, ничего другого и не умею.
- Место ответственное, - продолжал Сотан. – Случайных людей туда не отправляют.
По лицу воранга скользнула и исчезла грустная улыбка.

— Вот видишь, - сказал он. – Стоило полгода воевать с кунами, чтобы заслужить доверие великого хана. А ведь бился против них я на совесть. Теперь, выходит, противниками будут трумляне. Но ведь я плыл сюда как раз с расчетом поучаствовать в трумской войне…

И Гоннар опять надолго задумался, вспоминая день своего прибытия в столицу Склавии, дядю и, конечно, Чернаву. Ведь именно тогда он в первый раз ее увидел… Вроде немного миновало времени, а из тех, кого он встретил в тот день и на следующее утро, в живых не осталось почти никого. И он стал считать: ярл Ингельд, Славята, дядя, сам хакан Велемир, Чернава, множество знакомых гридней, сложивших головы на берегах Непры и на стенах Тумаша… Теперь вот еще Хопотопас и Сарычан. Видно, не в добрый час вступил он на набережную Велигарда… От печального прошлого его мысли перенеслись на ближайшее будущее. Он не ждал от него ничего особенного, но его утешала мысль, что завтра он, быть может, навсегда покинет Склавию, где все напоминало ему о Чернаве. Там, среди горных круч, окруженный оборотистыми фрязами и осведомителями Тюпрака (что таковых будет предостаточно, он не сомневался) у него начнется совсем другая жизнь. И кто знает? Может быть, это спасет от ощущения ужасающей ледяной пустоты, которое время от времени накатывалось на него, когда взгляд натыкался на какую-нибудь мелочь, напоминающую об умершей.

Уйдя в свои мысли, Гоннар не сразу прислушался к речам Улеба.
- Завтра мы разъедемся в разные стороны, - с грустью говорил айст. – Гоннар уедет в свои горы, Сотан – в ставку Бахмета, я вернусь в Велигард, к хакану. Что-то подсказывает мне, что мир долго не продлится. Будет новая война, и мы окажемся во враждующих лагерях.

— Это более, чем вероятно, - отозвался Сотан.
В его голосе не было ни горечи, ни осуждения. Он просто констатировал факт. Гоннара это задело.

- Мы живем в дрянное время, - сказал он. – Но это не повод становиться дрянными людьми. Государи, которым мы служим, заключают между собой то одни договоры, то другие. Сегодня они дружат, завтра – воюют. А мы должны рабски следовать зигзагам их политики. Так оно и будет, конечно, впредь. Но давайте сделаем для себя исключение и утвердим между собой вечный мир. За себя скажу, что ни при каких обстоятельствах не буду считать вас врагами. Что бы ни предпринял великий хан или любой другой, кто займет в моей жизни его место, вы навсегда останетесь моими друзьями. Клянусь!

И Гоннар протянул вперед свою руку. Улеб тут же вложил свою ладонь в его.
- А я, - твердо произнес он, - не променяю нашу дружбу ни на что иное. Открывая свою душу, перед лицом всех богов, я говорю: любовь женщины, родственные узы, верность клятве, даваемой государю – все это священно. Но наш союз превыше всего. Никто и никогда не заставит меня изменить это мнение. Клянусь!

Помедлив мгновение, Сотан присоединил свою ладонь к их рукопожатию.
- Грядущее темно, - проговорил он. – Многое может произойти. Однако я не предвижу ни одной причины для нашей вражды. Что бы ни случилось, в бедствии или в минуту славы, вы всегда можете рассчитывать на меня. И какой бы приказ ни отдал мой повелитель, голос нашей дружбы всегда будет громче. Клянусь!

- Теперь боги соединили нас навсегда, - сказал Гоннар.

Поднявшись с земли, они встали, склонив головы и соприкасаясь лбами, положили свои руки на плечи друг другу. И так, обнявшись, замерли на долгую минуту. Всю округу застлала ночная мгла, разрываемая только медленно угасающим светом погребального костра. С неба во всю валил снег, покрывший и укутавший землю зимними сугробами. Ветер, дувший с реки, становился все холоднее. В нем чувствовалось дыхание первых морозов. Но трое друзей на берегу ничего этого не видели и не слышали. Они ощущали только теплоту рук и горячее дыхание друг друга. Все остальное для них не существовало…

«Заповедные рубежи»  http://www.proza.ru/2013/07/08/294