Глава 188
В июне 1654 года д'Артаньян присутствовал на пышной церемонии коронации Людовика XIV, где мы ненадолго свиделись с ним, но поскольку он имел слишком много обязанностей в этой церемонии, мы смогли лишь обменяться дружескими рукопожатиями и с большим сожалением разойтись по своим делам. Церемония завершилась грандиозным военным парадом на украшенных улицах города.
В сражениях против Конде д’Артаньян со своими людьми отличился при штурме бастиона «Воробьиное гнездо». Мазарини писал Летельеру:
«Вчера король вновь вернулся из лагеря при Стенэ после того, как на его глазах были захвачены все внешние укрепления. Оставалось всего два небольших укрепления: один – у равелина и один – у малого бастиона. У бастиона были ранены один капитан и семь офицеров гвардии. Среди них Эрвийе, д'Артаньян, Лаай и шевалье де Монтегю; однако лишь у одного или двоих из них ранения являются опасными». Между прочим, этот шевалье де Монтегю был одним из племянников д’Артаньяна, который проявлял большую заботу о своих младших родственников, ссужая их деньгами на неограниченный срок, фактически раздаривая их, говоря, что даёт их взаймы лишь для того, чтобы они не столь сильно смущались, пользуясь его скромными ресурсами.
К сожалению, капитан Эрвийе умер от многочисленных ран, но к счастью д'Артаньян быстро поправился, благодаря заботам главного полкового хирурга. Вместе со своим боевым товарищем Бемо он участвовал также в освобождении Арраса, – это была ещё одна громкая победа, отметившая начало возрождения могущества Франции в Европе.
Военная карьера д’Артаньяна за этот период хорошо известна, так что я не буду останавливаться на её деталях. Он участвовал в осаде Ландреси, затем стал командовать отдельной ротой. Фактически будучи капитаном, но всё же ещё не имел этого патента, поскольку Мазарини откладывал выдачу ему этого патента, ссылаясь на то, что формально командиром мушкетёров является сам Король, д’Артаньян же числился капитан-лейтенантом. В это самое время весьма пожилой подполковник де Венн решил выйти в отставку и продать свою должность за 80 тысяч ливров. Мазарини выбрал из множества претендентов капитана де Фуриля. Таким образом, его капитанская должность освободилась. Однако Фуриль потребовал за нее невероятную высокую сумму: те же самые 80 тысяч ливров, за которую он купил должность подполковника.
Д'Артаньян уже очень давно мечтал стать настоящим капитаном с соответствующим патентом, эту должность ему не раз обещали, почти уже выдавали патент, после чего мягко отказывали под тем или иным предлогом, главный из которых был тот, что фактически он итак уже давно капитан. Чтобы набрать нужную сумму, ему пришлось уступить свою должность капитан-лейтенанта гвардейскому прапорщику Фрасси, а также продать столь выгодную должность капитана-консьержа королевского вольера, которую у него купил губернатор Мезьера г-ну д'Эстрад, оговорив, что получает право преемничества этой должности для своего сына. И всё же ему не хватало еще 4 тысячи ливров. Эту сумму ссудил ему по приказу Мазарини Кольбер.
Д’Артаньян со своими мушкетёрами участвовал во многих сражениях и внёс свой вклад п победоносное продвижение нашей армии. Под руководством виконта де Тюренна наша армия освободила Ардр, взяла Ла Мот-о-Буа, Бурбур и вышла к стенам Мардика, который захватила в результате яростного рукопашного боя.
В перерывах между сражениями рота д'Артаньяна обеспечивала охрану Лувра. Вместе с супругой своего приятеля Бемо, маркизой де Пейро, он участвовал в крещении дочери бывшего нашего соратника и мушкетёра Пьера де Лалора, который к этому времени занялся коммерцией. Ставший маркизом Бемо к этому времени уже обладал миллионами ливров, ему удалось, всего лишь за 150 тысяч ливров приобрести большое сеньориальное владение Пиффоне, округ Сане, он стал землевладельцем и владельцем великолепного поместья и ожидал получения пожизненной должности капитана-коменданта Бастилии, которую кардиналу же давно пообещал ему. Надо сказать, что Бемо мечтал переехать в Бастилию, поскольку очень ревновал свою жену ко всем соседям, так что он хотел бы, чтобы она проживала вместе с ним в Бастилии, куда никакие воздыхатели не смогут просочиться, а если они на свой страх и риск туда попали бы незаконным путём, Бемо мог бы оставить их в ней навсегда.
В мае гвардейцы из Кале и Париже соединились в Вье-Эдене и под предводительством графа де Гиша, молодого сына маршала де Грамона, направились в сторону Дюнкерка. После жесточайшего сражения Дюнкерк был взят, и Король под звуки фанфар вошел в него. К сожалению, его пришлось передать англичанам по ранее заключенному с ними договором. Испания была разгромлена. Гвардейцы сражались в первых рядах и первыми врывались в маленькие северные города, которые один за другим складывавшие оружие. Были взяты Берге, Фюрн, Гравелин, Дисмюд, Ауденарде. Именно эти победы заставили Короля Испании искать мира с Францией.
В сентябре 1659 года Мазарини и испанский министр дон Луис де Харо подписали на Фазаньем острове на реке Бидассоа договор о мире, прекративший вражду между двумя нашими великими народами.
Всё это время д’Артаньян уговаривал восстановить роту мушкетёров, которая была ранее распущена, восстановить её в том же виде, какой она была при де Тревиле. Наконец, он решился обратиться с этой просьбой напрямую к Королю, и Людовик XIV вновь сформировал эту роту, назначив на пост знаменосца Жозефа-Анри де Тревиля, сына бывшего капитана де Тревиля и своего старого товарища по играм, на пост капитан-лейтенанта был назначен племянник Мазарини Филиппе Манчини, который носил также титул герцога Неверского и был избалованным и ленивым ребенком, едва достигшим возраста 18 лет, а его единственным желанием было вернуться в Рим. Фактическим командиром этой роты был д’Артаньян.
Должен сказать, что в сражениях с Испанцами нам помогали войска Оливера Кромвеля, но, впрочем, эта помощь была не столь существенной, как хотелось бы, к тому же в этом самом 1658 году генерал Кромвель умер.
Во время той самой поездки королевского семейства в Лион, когда Мазарини по совету д’Артаньяна сделал вид, что готовится помолвка Короля с Герцогиней Савойской, тогда как на самом деле этот фарс был предназначен Королю Испании, сам д’Артаньян познакомился со своей будущей супругой, Анной-Шарлоттой-Кристиной де Шанлеси. Она была дочерью Шарля Буайе де Шанлеси, барона де Сент-Круа, происходившего из древнего шаролезского рода, на гербе которого была изображена «на золотом фоне лазурная колонна, усеянная серебряными каплями», и имелся девиз «Virtus mini numen et ensis», то есть «Имя и суть мои – добродетель».
Не следовало бы ему брать в жёны эту чрезвычайно добродетельную даму, ибо если дама добровольно готова измучить себя всеми существующими в мире добродетелями, можно лишь догадываться, как она измучит этими же самыми добродетелями и своего мужа! Ведь если она не имеет снисхождения к себе самой, если она чрезвычайно строга к своим поступкам, то в отношении супруга эта строгость и это отсутствие снисходительности удесятерятся!
Суженная д’Артаньяна была молодой ещё вдовой благородного сеньора Жана-Леонора де Дама, барона де Ла Клайетт, Клесси, Бенн и Тремон, чей род, один из древнейших в Бургундии, восходил к XI веку. Её супруг был сразу же призван на поля сражений, и там погиб при осаде Арраса, где он был капитаном кавалерии в полку Юкселля. Бездетная, молодая и знатная вдовушка показалась нашему гасконцу вполне приличной партией. Она унаследовала многочисленные имения в провинции, в частности, баронские владения Сент-Круа на Солмане близ Луанса в округе Шалон, которые она увеличила за счет покупки земли еще во времена своего первого замужества. Это значительное имение, находившееся в области Брес, сначала принадлежало дому Атиньи де Вьенна, Хохбергам, принцам Нефшательским, затем в начале XVI века – принцам и принцессам Орлеанским, Лонгвилям и Бурбонам-Конде. Шарль де Шанлеси приобрел эти земли в 1626 году и передал по наследству своей дочери Анне-Шарлотте. Кроме того, у нее была долговая расписка на 60 тысяч ливров, по которой основная сумма долга должна была выплачиваться в виде ренты, назначенной герцогом д'Эльбе-фом, и 18 тысяч ливров, полученных от дяди. К этим богатствам следует добавить прекрасную меблировку замка, ценой в 6 тысяч ливров. Но д’Артаньяну не довелось насладиться этим богатством, поскольку богатая вдовушка потрудилась составить брачный контракт, согласно которому всё, принадлежащее ей до вступления в новый брак, оставалось лишь её имуществом. Расчётливая вдовушка также озаботилась обговорить, что сделанные её супругом долги никак не могут погашаться из её имущества, тогда как она в случае смерти господина будущего супруга должна будет получить вдовую часть имения в размере четыре тысячи ливров ренты, обеспечиваемой его недвижимым имуществом, и это обязательство сохраняло силу вне зависимости от того, каким имуществом будет обладать господин её будущий супруг. Всё прочее же, нажитое совместно, подлежало разделу в равных долях. Так что д’Артаньян вложил в эту свою новую семью всего себя, не получив взамен ровным счётом ничего.
Ознакомившись с условиями контракта, д’Артаньян молча подписал его, но не пригласил на торжество никого из своих дорогих родственников, выказав тем самым своё недовольство. С его стороны на церемонии присутствовал лишь его старый приятель Бемо. Со стороны же невесты присутствовала вся её родня. Эта новая родня д’Артаньяна использовала своё родство с ним для приближения ко двору, так что маркиз де Плево вскоре стал хранителем гардероба Месье – старшего из братьев короля, впрочем, ненадолго, поскольку в 1660 году Гастон Орлеанский умер. В этом браке у д’Артаньяна родились два сына, в 1660 году и в 1661 году. Сам д’Артаньян надеялся, что крёстными родителями его сыновей станут Король с супругой, и маленький Месье с супругой. По этой причине он откладывал крещение своих детей, но из этого ничего не вышло. И причина в этом не отказ со стороны королевской семьи, а вспыльчивый нрав д’Артаньяна, который никак не желал терпеть те черты характера своей супруги, которые он в ней открыл, к своему сожалению, лишь после совершения таинства брака. Его ссоры с супругой были по продолжительности намного дольше, чем периоды применения, которых едва хватало на то, чтобы зачать детей. Поэтому едва лишь д’Артаньян готов был похлопотать о церемонии крещения детей, как супруга доводила его до белого каления, после чего капитан мушкетёров, вспоминая имена всех известных ему чертей, переезжал в свою маленькую квартирку, которую он вновь был вынужден снимать, поскольку продал свою должность начальника птичьего павильона.
Вспоминаю, что в одном из писем он писал мне об этом.
«Дорогой мой друг! —писал он. — Как же скверно, что я не набрался ума и не научился у вас поведению с женщинами! Мой скромный опыт влюблённости в Констанцию, а также немногие эпизоды любви, которые по обоюдному согласию сторон не имели ничего общего с матримониальными планами, оказались совершенно непригодными в вопросах выбора супруги. Как, мы, кто тщательно планируем завтрашнее сражение, где нам, в худшем случае, угрожает всего лишь смерть, допускаем столь страшные ошибки, что совершенно не планируем, как это полагалось бы, нашу будущую семейную жизнь, и вступаем в неё, совершенно не заботясь о том, что, быть может, приобретаем себе пожизненное рабство, от которого одна лишь пуля или удар сабли может освободить, отняв также и самоё жизнь! Уж лучше было мне лишиться в бою ноги, руки или глаза, нежели единым росчерком пера лишить себя свободы! И надо было мне в тот самый миг, когда будущая супруга представила мне для подписания брачный контракт, вместо того, чтобы разорвать его, каковым было моё первое побуждение, подписать его с презрением, надеясь, таким образом доказать своей невесте, и, вероятно, самому себе, что денежные расчёты ничего не значат там, где царит любовь, а ведь я, наивный, полагал, что стройной фигурки и миловидного лица достаточно, чтобы я со временем полюбил свою будущую супругу, и думал, к тому же, что и сам я ещё весьма хорош, а потому не видел причин, почему бы и она не полюбила меня. Всё это тщетные и безумные надежды, которые рассыпались уже на вторую неделю нашего супружеского счастья! Мы нажили двоих детей, и я готов отдать все свои деньги, лишь бы держаться подальше от этой фурии, в которую она превратилась, главным образом, подозревая меня в грехах, в которых я невиновен, и обвиняя меня во всех пороках, начиная с отсутствия понимания её нежной женской натуры, и кончая неверностью, невнимательностью, грубостью и другими невыносимыми для неё качествами. Подумать только, ей не нравится, что вечером, когда я возвращаюсь со службы, он меня пахнет конём! Чем же ещё от меня должно пахнуть, если я целый день провёл в седле? Да если бы она просто только лишь постояла рядом с конём десять минут, то и от неё пахло бы не лучше! Впрочем, не вам это объяснять, дорогой друг! Одним словом, я решил считать себя свободным от обязательств этой даме, кроме тех, которые записаны в брачном контракте, а там записаны только денежные дела. Так что я намерен жить в Париже в снимаемой мной мансарде гостиницы «Козочка», где хозяйка, как мне кажется, вдесятеро умней и в сорок раз добрей, чем госпожа д’Артаньян! Будь я проклят, если не сделаю её своей милой, и пусть меня черти утащат заживо в Ад, если я ещё хоть раз прикоснусь к госпоже д’Артаньян! Такова моя жизнь, дорогой Арамис, и я врагу не пожелаю такого состояния духа, которое охватывает меня, когда я обо всём этом подумаю. Помнится, вы как-то приглашали меня быть секундантом в одной дуэли. Умоляю, ради всего святого, если представится ещё раз подобный случай, не премините пригласить меня снова, и, чёрт побери, на этот раз я проткну секунданта вашего противника, будь он хоть сам сатана! Сам я давно уже на дуэли никого не вызываю, поскольку всегда на виду, и подобная дуэль повредила бы мне в глазах Его Преосвященства, а кроме того, все те, кто хотели бы меня оскорбить, вероятно, прекрасно осведомлены об особенностях моей шпаги, которая всегда опережала шпагу моего противника ровно на то время, которое необходимо для того, чтобы не дать ему больше уж никогда возможности оскорбить её владельца. Одним словом, забияки и насмешники обходят меня стороной, а если и вынуждены ко мне приближаться, то прикусывают свои острые язычки, и лишь госпожа д’Артаньян позволяет себе то, что не позволил бы по отношению ко мне ни один мужчина, включая самого Короля. Не женитесь, друг мой Арамис! Берите пример с Атоса, и не следуйте примеру Портоса! Вот вам моё наставление! Крепко жму вашу руку и обнимаю, всегда ваш Шарль д’Артаньян».
Я последовал мудрому совету своего друга и никогда не женился.
(Продолжение следует)