2. Достоинство. Игорь
Истории людей, прошедших реабилитационный центр, разные, но общее у них то, что обращаются сюда, как в последнюю инстанцию, когда все другое уже перепробовано. Передумано и переосмыслено столько, сколько иной человек за полжизни не охватит, не вместит. Когда сила воли оказалась бессилием, уговоры и обещания, врачи и знахари стали бессмысленны перед сформировавшейся рабской зависимостью. Приходят сюда с последней надеждой, часто со слезами на глазах. Анализируя эти истории, можно прийти к удивительным выводам: здесь, на обломках человеческих жизней, несбывшихся надежд и рухнувших идеалов, среди человеческого бессилия, безволия и беспомощности рождается нечто новое: новый взгляд, новый шаг, новая воля, а главное – новая жизнь!
Свою историю Игорь поведал мне в проникновенных беседах за то долгое время, которое мы жили с ним бок о бок, пока мне не пришло время уезжать. Некоторые ситуации, в которых он оказывался во время «падения», Игорь не очень хотел оглашать, даже по прошествии полутора десятков лет это царапало его самолюбие и задевало достоинство. Для убедительности повествования частично все же согласился, поддавшись на мои уговоры, но, выслушав его полностью, уже я сам не решился включить некоторые моменты в ущерб патетике повествования. По словам Игоря, главное в человеке – это его достоинство, внутренняя нравственная категория, некая планка, которая играет решающую роль в жизни, в данном случае, в исцелении. Правда, после небольшой дискуссии он согласился, что не решающую, а одну из главных ролей. Естественно, эту планку каждый устанавливает сам. По его мнению, если человек опустится ниже, он перестанет себя уважать и может стать либо безвольным существом, либо озлобленным подленьким мерзавцем. А жить, не уважая себя, очень сложно, ведь самый главный судья для любого человека – это он сам. И если, уклоняясь от встречного взгляда, можно перейти на другую сторону улицы, то от себя не спрятаться, не скрыться.
Достоинство – это некая крепость, бастион в моральной сущности человека, где хранятся его нравственные ценности, ради защиты которых он готов на многие жертвы, даже на смерть. Какое отношение достоинство имеет к самолюбию? Зачастую бережно хранящий свое достоинство не испытывает самозабвенной любви к самому себе. Может ли у наркомана быть чувство собственного достоинства? Конечно, даже обостренное, потому что наркоман, вследствие нарастания греха, ужимает свое же достоинство, кромсая его чуть ли не каждый день, и оно – зажатое и израненное – стучит во все стены. Стены разума у наркомана бронебойные, а вот к сердцу еще можно достучаться. К тому же достоинство у зависимых людей трансформировано и исковеркано ими же под свои запросы. Оно становится дефектным, болезненным и, естественно, уязвимым – за остатки этого достоинства наркоман способен на многое, терять-то ему осталось немного, если вообще есть что. Но инструменты для защиты у зависимых людей одни: оскорбительное слово, кулаки и в крайнем случае нож. Вот такое рассуждение Игоря о роли достоинства в жизни человека. Такие и подобные умозаключения реабилитантов в их историях оспаривать не стоит, пусть они сами потом в течение жизни их развенчивают, поймут, что они не совсем верны, односторонни, но с ними они возрождались, с ними, как с флагом, карабкались в гору. Поэтому они ценны для них на пути становления. Не стоит ломать незначительный кусочек в уже сложившейся мозаике.
В этой книге будут рассказаны подлинные истории людей. Многие из них не соглашаются на обнародование своего настоящего имени, другие, наоборот, настаивают на упоминании: мол, пусть знают, я ничего не скрываю, что было – то было. А некоторые достигли определенных высот и имеют в подчинении сотни, а то и тысячи людей, которым необязательно знать, что их пример для подражания когда-то тоже носил носки с дырочками. Но подводя все под один знаменатель, мы решили не раскрывать настоящих имен. Говоря «мы», я беру в соавторы всех, чьи истории со слезами, радостью и болью так или иначе отражены в этой повести, а также тех, кто советом и делом помогал мне в создании этой книги. Все художественные изыски по возможности согласованы. В этой повести о людях хочется акцентировать внимание на том, как они вырвались из плена наркотиков, как менялось их мировоззрение, а не на том, каких высот в результате они достигли, в итоге, прославляя Того, Кто помог им, а не самих людей. Кто исцелился, тот поймет эти слова.
В своей жизни Игорь никогда ни у кого не просил помощи, для другого всегда мог бегать и хлопотать, а для себя – нет, не заставишь, хоть тресни. Не потому, что это его убеждение – просто не мог, язык не поворачивался. Это было его слабостью и его силой, может, какой-то гранью его достоинства, это помогало ему устоять во многих ситуациях, но были случаи – сыграло и отрицательную роль, когда при некоторых обстоятельствах надо было быть гибче и избежать тем самым многих неприятностей. Жизнь его складывалась примерно, как и у всех зависимых людей: медленно, но верно скатился до состояния, когда самостоятельно в этой жизни он уже ничего не решал, ибо потерял доверие окружающих его людей и слово его для них перестало иметь вес. Понимая это, он и не бросался словами – помалкивал. Кололся осторожно, понимая, что за этим стоит, если не было наркотиков, сам не бегал, не унижался – достоинство не позволяло. Выходил из состояния абстиненции алкоголем, чуть ли не насильно в себя его вливая, потому что наркотики и алкоголь – вещи несовместимые: не лезет в горло алкоголь наркоману со стажем, противен.
Чем дальше Игорь погружался в наркотический мир, тем больше он боялся надолго оставаться в мире реальном. У трезвого внутри выжигало все после хлестких ударов самобичевания, и он опять и опять бежал от себя, нырял туда, где ему было хорошо и уютно, где он был самым-самым, где никто не укорял и не читал нотации.
После многолетних мытарств, потеряв жилье, чтобы не быть никому обузой, Игорь ушел – куда глаза глядят. К родственникам не обращался, с друзьями не связывался – достоинство не позволяло. Скитался, долго нигде не задерживался, чтобы не быть никому в тягость. Но он еще не сдавался. Был март, трезвый, голодный, он ходил по городу, ночевал на дачах, ел квашеную капусту из погребов, а однажды зашел в отделение милиции и попросил помощи в устройстве в центр для бездомных. Там его выгнали и послали по известному адресу. От отчаяния он несколько раз пытался покончить с собой. Не смог. Инстинкт самосохранения оказался сильнее. И однажды ночью его «осенило» – он тотчас же вылез из «берлоги» и пошел в реабилитационный центр через весь город, почти бежал, как будто вдруг вспомнил, что его там Кто-то давно ждет. И этот Кто-то зовет его тихим, еле уловимым, протяжным голосом. Местонахождение центра знал уже давно, более того – одно время жил рядом с ним. Это же сколько надо пережить и передумать человеку, сколько надо накуролесить и пройти унижений, чтобы увидеть очевидное, которое под носом его находится и которое для него уже давно приготовлено. Сейчас, осмысливая свою жизнь, Игорь уверен, что если в жизнь человека приходят трудности, то выход из положения тоже всегда будет предоставлен, а зачастую выход появится даже раньше самих трудностей, будто Кто-то не только наблюдает, но и все предвидит. Надо только разглядеть, разобраться, не отчаиваться и помнить: о нем знают, о нем заботятся. Если Кто-то дал нам возможность появиться на этот свет, значит, этот Кто-то за нами и приглядывает. В жизни ты не одинок!
Пришел Игорь в реабилитационный центр сам. Что мешало прийти раньше? Наверное, то самое, пресловутое достоинство и надутая уверенность в своих силах. И только потеряв абсолютно все и оказавшись в безвыходном положении, обратился в центр. От безысходности! А вот если бы были хоть призрачные шансы на продолжение пребывания в порочной страсти, то, скорее всего, не обратился бы в центр. В центр создания новой жизни. Есть люди, которые «прижимаются» к родным и близким, пытаются вызвать к себе жалость, выдавливая из них деньги на свое содержание, идут на немыслимые уловки и обманы, дерзость которых порой ошеломляет своей изобретательностью и вопиющей наглостью: когда родные перестают давать деньги, то срывают с матерей золотые цепочки, воруют из дома, выносят ночью норковые шубы у приютивших их из жалости родных бабушек – ради дозы готовы на все. Но и такие тоже могут исцелиться чудесным образом. Чудес на свете много, намного больше, чем нам кажется, причем рядом, но почему-то в чудеса из-за тридевять земель мы безропотно верим, а к тем, что под боком случаются, к своим доморощенным, относимся настороженно. Как верна поговорка «Нет пророка в своем отечестве»!
Придя в центр и изложив свое желание пройти реабилитацию, Игорь получил неожиданный отказ, мотивированный отсутствием мест на тот момент. Руководитель предложил ему съездить на противоположный конец города в другой центр, принадлежащий дружественной церкви. Однако настроен Игорь был решительно: получив отказ и там, он вернулся, и уже тогда был принят на реабилитацию. Много позднее, сопоставив все эти события, он понял, что руководитель центра первоначальным отказом проверял, насколько были серьезны его намерения пройти реабилитацию.
Встретили его приветливо, как равного, хотя ощущал себя Игорь ощипанной курицей. Большая территория – соток двенадцать, одноэтажное здание бывшей сельской школы, банька, хозяйственные постройки, огород. Первые дни он жадно ко всему присматривался, впитывал в себя все мелочи без разбора, оставляя анализ на потом. «Неужели это пристань моя, дух перевести время, а, может, и новый путь? – думал Игорь тогда. – Чтобы выбраться из житейских и наркотических дебрей, готов на все, ну почти на все, смирюсь, вытерплю, только дайте шанс вернуться к жизни нормальной». Он хотел жить, ведь чувствовал в себе столько нереализованных возможностей, но все же через некоторое время, всматриваясь в окружающее, искал, выискивал намеренно, враждебное себе, неприемлемое сердцу своему. Это оживали, отогревались в нем самолюбие его, эгоизм, зловредность и противились миру окружающему, который сейчас его отверг. Он оставлял себе лазейку для оправдания неуживчивости своей: «развернусь да уйду, не впервой». С течением реабилитации такие мысли уходили, затем возвращались, но все реже и реже, пока не ушли совсем.
Одноэтажное кирпичное здание реабилитационного центра, внутри большая общая спальня, в которой стояли кровати с тумбочками для личных вещей, и большой платяной шкаф для коллективного пользования, зал для собраний. Просторный коридор бывшей школы был переделан под столовую, также были кухня, комната руководителя центра и небольшая служительская. Все по делу, никакой роскоши, да и откуда ей было взяться. Всегда чисто. Дежурили по очереди, следили за порядком. Готовили пищу тоже по очереди, но менялись раз в месяц, у кого особенно хорошо получалось, могли и дольше задержаться. Организмы, после того как их перестали травить всякой дрянью, восстанавливались и, естественно, требовали нормальной пищи. Помещались все за одним длинным столом. Аппетит был отменный, поэтому ели увлеченно и быстро. Порции старались делать большими, чтобы наедаться. Бюджет был скромный, поэтому деликатесов не предлагалось. У реабилитантов были различные обстоятельства перед попаданием в центр, некоторые недоедали. Такие первое время ели с неприкрытой жадностью, но со временем все приходило в норму. Был случай в моей практике, когда человек до попадания в центр долгое время голодал. Это было в другом городе, где я проходил стажировку. Звали его Николай, он был выше среднего роста, очень худ, суетлив, общителен. В центре он ел с непомерной жадностью, доедал за всеми, кто оставлял еду в тарелках. Выглядело это примерно так: он быстро съедал свою порцию и высматривал тех, кто еще не доел, и начинал буравить их взглядом, молча выпрашивая остатки еды. Те в свою очередь вначале жалели его и делились с ним. Прошло две недели – ничего не менялось. Реабилитанты были напряжены за обеденным столом от его взглядов. Я выговорил ему один на один, но на него это не подействовало. Однажды пригласили наш реабилитационный центр на какой-то местный праздник в селе – мы выполняли для них работы по благоустройству, было там и угощение. Что Николай там вытворял за общим столом – за него было стыдно не только мне, но и всем нашим, кто там присутствовал. За ужином, да простит меня Бог (до сих пор не знаю, правильно ли я поступил), я при всех начал выговаривать ему, стыдить, что не подобает так себя вести божьему человеку, надо быть сдержаннее, вести себя соответствующим образом. Некоторые реабилитанты присоединились. Он сидел, молчал, но смотрел на всех широко открытыми безвинными глазами, как будто не понимал, о чем идет речь. Мне аж не по себе стало. Дня три-четыре он держался, потом все стало повторяться. Затем я не был в центре какое-то время, стажировка моя закончилась, и я заехал минут на десять попрощаться с ребятами. Николай сидел вальяжно, заметно располневший, с полным безразличием пожал мне руку. Как он себя ведет, расспрашивать времени не было, но судя по его комплекции – все то же самое. Потом я уехал. Что это было – я не знаю, но, по-моему, такая ненасытность – признак какой-то патологии. Может, булимия, диагноз ставить не берусь. Осадок в душе оставался до тех пор, пока мне по телефону не сообщили, что аппетит у Николая поубавился и теперь, чтобы привести свой вес в норму, ему уже приходится подключать волевые качества.
Теперь настала пора понять, чем же занимаются реабилитанты, чем лечат свои душевные раны и латают духовные пробоины, чем заполняют пустоту, возникающую в результате освобождении от влечения к наркотикам, алкоголю и никотину. А это очень важно: если чем-то легким, газообразным, то это быстро улетучится, и вновь образовавшуюся пустоту, вероятнее всего, опять займет тяга к наркотикам, так что это должно быть чем-то полновесным, основательным. Но человек должен быть свободным, не зависящим от воздействия извне. Вечером, после ужина, когда Игорь уже помылся в бане, все собрались в зале. Встали в круг, руководитель центра начал молиться, все остальные ему вторили. Кто-то повторял, а кто-то говорил своими словами, неумело подбирая их, у кого-то получалось лучше. Затем читали Библию и обсуждали прочитанное, пытаясь понять смысл. Игорь, конечно, знал о молитвах, о чтении, поэтому новостью это для него не стало, он был готов. Значит, образовавшуюся пустоту должна заполнить Библия, текст которой, по словам верующих, диктовал сам Бог. Значит, если завершить логическую цепочку: исцеляет от наркомании Бог. Сильно! Неправдоподобно? Но время доказало, что это именно так! Читали Библию, не просто размышляя, а порой со страстью. Разбирали каждое слово «на молекулярном уровне». Это выражение применительно к разбору Библии, родилось именно в реабилитационном центре. Залезали в семантические дебри каждого слова, спорили по поводу прочитанного порой по нескольку дней, пока руководитель центра не разрешал спор. И так постоянно доказывали свою правоту, рвя на себе рубашки. Почти у каждого было свое мнение, хоть немного, но отличное от других, а значит, непритворно, с открытым сердцем впитывали в себя слово Божье. Выворачивали из себя все лишнее и наполнялись субстанцией нового духа. Хорошее было время, чистое. Искали истину именно там, где она и находится, заполняли пустоты свои нарождающейся верой. Верой в Господа нашего, Иисуса Христа!
Как зарождалась его вера, Игорь рассказал в иносказательной форме. Вначале он забил колья для заливки фундамента, убедившись, что для выхода из тупика, в который он угодил, это просто необходимо. Рассказанные истории и личные свидетельства людей, которые были в еще худшей ситуации, это доказывали. Просто идти, куда дорожка выведет, он не хотел – один раз уже пришел, поэтому в этот раз решил навести в своей голове порядок основательный. Ничем не задурманенный разум начал работать на полную мощность, словно наверстывая упущенное. Положил обрешетку – убедился, что тексты Библии действительно являются историческими документами. Поразмышлял о красоте и уникальности природы в целом и человеческого организма в частности. Была весна, увидел бабочку с красочно расписанными крыльями, как будто она только что вылетела из-под кисти художника. Затем малыми порциями заливал фундамент, если образовывались какие-то пустоты, то рассверливал и заполнял их своими размышлениями, доказывая самому себе. Не насильно, нет, убеждениями, не пропуская ни одной мелочи. А ум у Игоря пытливый. Так, постепенно, шаг за шагом, он выстраивал свою веру. Библия – книга уникальная, она, если напрямую не отвечает на вопросы, то наталкивает, заставляет мыслить, совершая в твоей голове чудесное преображение. Рождает новый взгляд на окружающее, ты понимаешь, что порядок вещей, который ты видел вокруг себя всю жизнь, оказывается, должен быть иным. Уясняешь это, не потому что тебе так вздумалось, а потому что вдруг осознаешь, что это заложено в человеке – во мне, в тебе, в нем, во всех нас. Что-то всплывает из недр сознания, сознания древнего, тебе не подвластного, но маленькой частью которого являешься ты. Игорь поверил в Бога, точнее в Его существование, как верят, что земля круглая, ни разу не видев в реальности ее форму. Но это был только фундамент, на котором будет строиться истинная вера в Бога – уже не просто в существование, а в Его действие и влияние, в силу и могущество.
Теперь надо было убирать то, что мешало вере. Первая и сложная задача, стоявшая тогда перед Игорем, – бросить курить. Один ушлый реабилитант, по прозвищу Башкир, втихаря спросил, есть ли у него сигареты. Получив отрицательный ответ, предложил покурить в кочегарке, что находилась с другой стороны этого же здания с отдельным входом. Игорь согласился, и покурив раз-другой с двумя реабилитантами, заедая невесть чем и стараясь не дышать в сторону людей, прям как в четырнадцать лет, задумался. «Что это я, мне уже много лет, а я как мальчишка прячусь! Негоже», – сказал он сам себе. И с тех пор не курил. Мучился, терпел, злился от трудно переносимой тяги к никотину, но достоинство и здесь сыграло свою положительную роль. Как он сам выразился, «месяц на стены лез», постепенно жгучее желание стало меняться на безразличие к табаку, потом снова возникало, потом проходило. И когда уже интервалы равнодушия стали преобладать над влечением, Игорь начинал изгаляться над самим собой: как только появится желание покурить, он начинал заострять на этом внимание, «расковыривал не зажившую еще рану», словно любуясь своей болью. Конечно, он уже знал, что скоро на смену ей придет безразличие к никотину, и ждал этого. А сам наслаждался своей нарастающей внутренней силой, тем, что наконец-то тело его освобождается от зависимости и становится подвластным только ему, его разуму, его вере. С каждым днем, с каждой неделей периоды ремиссии увеличивались и, соответственно, приступы страстного влечения уменьшались, пока все не затихло, но незначительные приступы желания повторялись еще года три. Еще Игорь рассказывал, что, когда впоследствии, уже будучи верующим, он нервничал, то возникало желание выпить и покурить, а как только в голове возникало какое-то успокоение, ощущение самодостаточности, то появлялась тяга к наркотикам. Вот такие возникали ассоциации. Но затем, когда он укрепился в вере, то все это исчезло, испарилось за ненадобностью, как нечто неприличное и недостойное его.
Атмосфера в центре была дружественной. Вновь поступающие были, конечно, в некоторой оторопи, но затем оттаивали и постепенно вливались в коллектив. В случае Игоря конфликтов не происходило, посмеивались друг над другом, над кем-то, может, больше и более едко, но затем, по мере духовного взросления, принимали и его, таким, какой есть, со всеми его слабостями и недостатками. Свой же, такой же. В других центрах случались конфликты на моем веку. Сцепились как-то двое, как водится, на пустом месте. Одному, уже бывалому реабилитанту, показалось, что новичок, возвышаясь, унизительно высказался о другом, вновь прибывшем. Сделал ему замечание, да таким вызывающим тоном, что тот удержаться в ответ не смог. Вскочили, но человек двенадцать вокруг не дали разрастись конфликту, загомонили, но вдруг осеклись, понимая, что в доме находятся, где Бог исцеляет. Больше не задирались, но и не разговаривали друг с другом пару дней, пока служитель центра на разборе Слова не подобрал случай из Библии, подобный этому. Поняли, даже обнялись. Но все же этот случай возник не из-за личной неприязни, а скорее из ревностного отношения к соблюдению библейских истин. Когда христианин растет в вере, он проходит несколько этапов взросления, как школьники с первого по одиннадцатый класс. Условно классе в пятом переживает бурный всплеск, который может перейти в фанатизм, потом водопад закончится, и река перейдет в русло с бурным течением. Вообще, тон голоса играет большую роль в речи, особенно, когда ты поясняешь, поучаешь или делаешь замечания. Меняя интонацию одной и той же фразы, можно расположить к себе слушателя, а можно и настроить против себя, можно упрекнуть, можно возвысить, а можно и унизить. Экспрессивной тональностью голоса можно даже семантические свойства фразы поменять. Все зависит от внутреннего состояния, но бывают случаи, когда человеку кажется, что он говорит вполне достойно, а со стороны это звучит надменно и высокомерно, с умалением собеседника. Так бывает у новичков, которые, впитывая азы праведности, наполняются духом непримиримого учительства. Со временем это проходит, если, конечно, не впечатано в манеру общения или, того хуже, является качеством личности. Обстановка в центре была благоприятной, Игорь считал, что за всем этим стоит Бог и ничего плохого здесь по определению случиться не может. И даже голос здесь повышать не следует – ты здесь «песчинка в море», – слушай, внимай.
Игорь слушал и внимал, в какой-то момент ему вдруг подумалось, что он все понял, он ведь человек далеко не глупый, осознал смысл происходящего вокруг него, да что вокруг – в мире, во вселенной. Он вдруг наполнился грандиозными мыслями и идеями – он знает, что делать! Тогда зачем он тут сидит, время теряет – и так полжизни непонятно чем занимался. Игорь собрался уходить, неделю он ходил с этой мыслью, переживал, взвешивал, не решаясь заявить об этом. Именно от этого и предостерегал руководитель центра, и как раз перед этим ушло несколько человек, один, правда, через два дня вернулся. Дальнейшая, точнее сказать, ближайшая, судьба тех, кто уходил из центра, естественно, становилась известна. Наркоманы живут своим мирком, через знакомых сопоставят, состыкуют информацию, и все друг о друге, если надо, узнают. Так вот, те, кто уходил из центра, в девяносто девяти случаях из ста возвращались на прежние тропы. Один случай я оставил на отсутствие информации, а не на возможность исцеления от наркотиков после побега из центра – таких случаев на слуху не было. Даже неистощимым выдумщикам и неисправимым фантазерам такое в голову не могло прийти, а сказочников среди наркоманов всегда хватало. Читатель может подумать, что я идеализирую роль реабилитационных центров при евангельских церквях в борьбе с наркоманией. Во-первых, я, конечно, допускаю исцеления вне церкви, даже уверен, что такие примеры есть, но это единичные случаи. Я хлопаю в ладоши этим людям, но сколько это заняло времени, сколько было шатаний из крайности в крайность во время отказа от наркотиков – могут рассказать только исцелившиеся. Во-вторых, реабилитационные центры всего лишь спасают людей, которые взывают о помощи, а не ставят себе задачи победить наркоманию, как это делают государственные структуры и иже с ними.
Заявить о своем уходе из центра Игорю не пришлось, как-то вечером после чтения Библии они всем центром рассуждали, что такое грех. И когда пришли к выводу, что верующему человеку даже в мыслях своих ничего греховного держать не надлежит, Игорь задумался. И вдруг небо над головой разверзлось, он ощутил себя неотъемлемой частью мира, где все тянется к солнцу, где все чисты и открыты, где живут не ради себя. Он ощутил щемящую жалость к самому себе, к ничтожности своего мировоззрения. Из разверзнутого неба выглянуло солнце, и не было никакой возможности спрятаться от его обличающего света. Куда он сейчас пойдет? Как он будет смотреть в глаза людям? А придется. Нет, надо укрепиться в своих новых убеждениях. И он опять наполнился той злостью, с которой первоначально направлялся в реабилитационный центр, злостью в хорошем понимании этого слова: злостью к себе, к своей слабости и безволию. Что такое грех, Игорь, конечно, понимал и до этого момента, но лишь умом, а ум еще искусно находить оправдания умеет. Сейчас же Игорю пришло осознание, осознание греха всей своей человеческой сущностью, которая не принимала никакие оправдания, даже слушать их не хотела.
На стене в центре висели часы – обычные, ничем не примечательные часы, но у Игоря они обрели особый смысл, глядя на них, он понимал, что сейчас для него пошел новый отсчет времени. Не только для него – для всех, кто находится в центре. И если в новую жизнь он радостно рвался полететь, ожидая полного оперения крыльев, то жизнь прошлая вызывала крайнюю печаль из-за принесенного родным горя и никчемности своего существования. Дня три он пробыл в унынии, а потом вдруг ощутил невероятный прилив сил. Как раз пришло время его дежурства по центру. Когда он наводил порядок, то удивлялся своему рвению и дотошности, в каждой соринке он видел грех, а в каждой пылинке – зарождение греха и безжалостно тер каждый сантиметр пола, выносил мусор, боролся с пылью. У Игоря была ответственность – огород, с того дня там не было ни одного сорняка, реабилитанты шутили, что он их пинцетом на подходе к поверхности земли вытаскивает.
Игорь стал по-новому воспринимать жизнь, радовался каждому дню, каждой минуте, по-другому смотрел на вновь прибывших реабилитантов, не смотрел – рассматривал, пытался понять. Приходили в центр в основном молодые люди, на которых наркомания, а именно добывание наркотиков, наложила определенный отпечаток. Они разговорчивы, у некоторых хорошо развита речь. Они говорят правильные вещи, которые нужны вам, которые вы от них хотите услышать, обещают поумнеть, говорят, какие они нехорошие и что искренне хотят исправится. Но это неправда, грош цена их обещаниям и через день, и через год. Все, что они говорят, и враньем-то назвать нельзя, они вводят в заблуждение и вас, и, главное, себя. Но на момент произнесения этих слов, они сами верят в это, надеются где-то в глубине своего сознания. Но по мановению волшебной палочки ничего не происходит, хотя Бог и так может действовать. Здесь необходимо жгучее, неукротимое, нестерпимое желание, причем личное, а не родных и близких. И еще необходимо медленно, шаг за шагом, перебрать содержимое чердака, скопившееся на нем за прежние годы, вышвырнуть вон весь хлам, оставшееся протереть, разложить по полочкам и привносить новое, чистое, от которого на чердаке будет светлее и светлее.
Вера Игоря укреплялась и прорастала сквозь залитый им фундамент, расколов его и разрушив его прежнее представление о ней. Вера в Бога оказалась живой и не совсем подвластной человеку. А Игорь прошел полный курс реабилитации и вышел по благословению, я часто встречаюсь с ним, и в этом повествовании мы к нему еще вернемся.