Обезумевший творец

Юрий Богданов
Я с ненавистью взглянул на пустой мольберт. Сегодня был день , когда мне абсолютно не хотелось рисовать.. От слова совсем. Причём желание не возникало уже, как минимум, неделю. Я помню тот день, когда я настолько поверил в себя, что своё хобби и отдушину для души решил превратить в источник дохода. Помню и ненавижу. И тот день и своё решение. Потому, что рисовать для себя.. И рисовать на заказ, или на продажу — абсолютно разные вещи.

То "Я более красива чем вышла у Вас на портрете".  То " У меня аккуратный нос, а что Вы мне нарисовали ". Да в конце концов.. Что у Вас на лице выросло, то я Вам и нарисовал. Не больше и не меньше.

В итоге количество заказанных портретов уменьшалось. Пока не уменьшилось совсем. А продавать птичек, или природу. Когда ты никто и звать никак. Да и ел я нормально, честно говоря, очень давно. Нормально это когда в тарелке, в наваристом бульоне, лежит большой кусок мяса. На первое. На второе рыба жареная. А лучше запечённая. На гарнир картошка. И запотевший графинчик. Холодненькой.

А не непонятный шмурдяк и в лучшем случае каша. А то и просто хлеб. Бывает и без ничего. Если не считать нескольких стаканов воды.
Какой-то чудак на букву "М" сказал, что художник должен быть голодным. Да хрена с два. Когда художник голоден, он думает о том чтобы пожрать. А не о творчестве. О нём в этот момент он думает в последнюю очередь. Когда пытаешься заснуть с голодным и урчащим желудком. Здесь не до шедевров.

Поэтому я уже ненавидел и себя. И мольберт и краски. И своё решение превратить хобби в заработок.. Как оказалось, я не такой уж и профессионал, каким считал себя вначале. Максимум один из многих. А чтобы стать лучшим надо, как минимум, продать душу. — думал я забываясь в беспокойном сне.

— Я правильно понял? Ты хочешь продать свою душу? — спросил меня юноша, гораздо младше меня. Но посмотрев на меня так, что я почувствовал как душа ушла в пятки, перед этим затрепетав словно мотылёк.
— Ты значит Он? Я представлял тебя старше, — сказал я, внутренне догадываясь кто адресовал мне этот вопрос.
— Форма неважна. Важна суть. Я могу быть кем угодно. Ведь ты же догадался кто я. Даже несмотря на принятый мной облик. Поэтому я повторяю свой вопрос. Ты хочешь продать свою душу? И, что ты хочешь взамен? Хотя позволь догадаться. — сказал Сатана, внимательно на меня посмотрев. — Богатство? Известность? Куча любовниц ? Чтобы твои картины выставлялись в самых престижных музеях и стоили баснословных денег?
— Было бы неплохо. — сказал я задумавшись. — Но отдавать душу.
— Эфемерную. Которую не пощупать, не потрогать, ни подержать. Ты просто знаешь, что она есть и, что за ней рано, или поздно приду я. А если не приду? Зачем она мне? Если их и так у меня больше миллиарда. Когда имеешь власть над столькими душами.. Одной больше. Одной меньше. Поверь я от этого ничего не выйграю  и не потеряю. А ты можешь выбраться и из нищеты и из этого вечного недоедания. Какое хорошее слово - вечность. Но иногда даже нам вечным бывает скучно. Сделаем так. — сказал Сатана приняв решение. — Мы не будем заключать договор. Пока не будем. И дам один бесплатный совет. Забей на цветочки и натюрморты. Как и на недовольных клиентов. Безумствуй. Выплесни всё, что накипело. Хоть краски. Все гении по своему безумны. В той, или иной степени. Ты же хочешь стать гением? По глазам вижу, что хочешь. А захочешь большего. Просто скажи —да. И договор будет подписан. Я не прощаюсь, -  добавил Сатана. И я проснулся.

Я всё ещё находился в своей комнате, которую снимал и с которой за долги меня собирались вышвырнуть. Вполне возможно, что и сегодня. Я посмотрел на обшарпанные стены. На продавленную кровать с грязным матрасом на которой я лежал, укрывшись давно нестиранным одеялом. На стоящий в углу мольберт  и несколько полупустых тюбиков с красками. Как он сказал? Будь безумен? — спросил я сам себя и получив внутри головы утвердительный ответ решительно встал с кровати.— Я и буду безумным. — заорал я, совершенно не заботясь о том, что меня кто-то услышит. Я схватил первый попавшийся тюбик и с ненавистью выплеснул его содержимое на мольберт. Следом ещё один и ещё. Вместо кисти я использовал свои руки, выдавливая тюбики и размазывая их содержимое на бумаге. Тем самым выплёскивая не только краски. Но и свой гнев, свою ненависть ко всем. Но прежде всего к себе. Я срывал одни листы и цеплял новые. Я безумствовал. Пока не прокричал - Да!!!! — Во всю мощь и не рухнул посередине комнаты.

— Итак Иван Никифорович. Что Вы думаете? — Я забрал эти, с позволения сказать рисунки, с одной из своих квартир которую я сдавал.. Дело в том, что художник их нарисовавший умер. При весьма странных и трагических обстоятельствах. Дверь в комнату оказалась закрыта изнутри. Её даже пришлось ломать. А он лежал на полу навзничь. Те кто его нашёл говорили, что его лицо и весь вид выражали высшую степень безумства. И по всей комнате были разбросаны эти листы. Да и сам он, его руки по локоть были вымазаны в краске. Я хотел сначала всё это выкинуть, как и мне советовали полицейские. Но Вы просили новый взгляд, что-то такое. Вот я и подумал.
— Правильно сделали. Выделим для вернисажа одну комнату. Привлечём журналистов, желательно из бульварных газет. Они больше охочие до сенсаций. Приправим историю про обезумевшего творца. Желательно с душераздирающими подробностями и выставим цену в сто тысяч.
— Но.
— Поверь. Тот кто купит за сто тысяч. Сам станет хорошей рекламой. Плюс оставим  восторженные отклики —про экспрессию, новый взгляд, глоток свежего воздуха, неповторимость замысла. Назовём этот жанр экспрессионизм. Пойдут последователи.
— В любом случае попробовать стоит.
— Естественно стоит. Ответил Иван Никифорович после того как собеседник ушёл, перевоплощаясь опять в молодого юношу. — Мир безумен. А безумцами я его обеспечу.