Николай Тимофеев
МОЯ РЫБОЛОВНАЯ ОДИССЕЯ
(рассказ)
«Розно бродили они вдоль зыбучего взморья и рыбу
Острыми крючьями удили – голод терзал их».
Гомер. Одиссея.
«… словно как рыбарь, сидя на камне, нависнувшим в море,
Великую рыбу из волн извлекает и нитью, и медью блестящей».
Гомер. Илиада.
Вместо предисловия
Стыдно признаться, но вчера упустил леща, примерно, на полтора килограмма весом. Вот как это случилось в течение десяти минут. Ровно в десять часов утра посмотрел на часы, и тут же последовала поклёвка на мою лучшую «голую» мормышку, на которую раньше иногда ловились подлещики до полкилограмма. Леща стало мало, не помню, когда ловил, поэтому подсачека давно с собой не ношу. Удочка девяти метровая с кивком, была выдвинута на восемь. Подсёк, чувствую на крючке что-то крупное. Иногда щурята клюют на эту мормышку, на этот раз что-то другое… Обычно хочется, прежде всего, посмотреть, кто там на крючке и дать глотнуть рыбе воздуха. Но рыба тянет вниз, я сопротивляюсь, как могу; теперь – в сторону, в заросли кустарника, не даю… и успешно вывожу к поверхности: лещ, уже устал и лёг на бок, подтягиваю его к берегу. В воде у берега видны подмытые корни кустарника. Лещ тихонько стукается о корни, надо спускаться к воде, до которой метра полтора по склону, чтобы взять рыбу руками. В это время тонкая леска обрывается: я это знаю, лещ не знает, он лежит на боку, слабо шевелится. Быстро спускаюсь, инстинктивно хватаю левой рукой (правая обычно занята удочкой) за грудной плавник и прижимаю рыбу к грунту. Пока всё правильно – отмечаю в своём сознании. Держу леща прижатым и одновременно пальцы перевожу к жаберной крышке. Стараюсь взять большим пальцем рыбу в рот, но не дают корни; отодвинуть рыбу не могу: там чуть глубже и мои часы (на левой руке) окажутся в воде – слишком невыгодно обойдётся лещ. Начинаю вытаскивать его из воды одной левой за жаберную крышку: лещу больно, он беснуется, слышу, как крышка разрывается в нижней части – и всё: лещ выскальзывает и падает в воду… уходит в глубину. Механически смотрю на часы – десять минут одиннадцатого.
Анализирую свои действия. Наверно, я поспешил, когда держал леща прижатым ко дну: надо было подключить правую руку и вытаскивать за обе крышки, главное, рука была свободна; но помню, просто чувствовал, что могу соскользнуть в воду – не хотелось мочить ноги. Главная ошибка, кажется, заключается в том, что не было чёткого плана действий, когда начал вытаскивать. Получилось так, как получилось. Раньше я брал лещей и крупных карасей руками (правда, этот опыт был давно и немного подзабыт), одного, самого крупного леща в моей рыболовной судьбе, на три килограмма шестьсот грамм, тоже взял руками с берега; всегда брал четырьмя пальцами за крышку и большим – в рот. Сейчас, оценивая всё это, я понимаю, что этот приём не гарантирует победу: надо брать из воды рыбу быстро и так же быстро уносить дальше от воды, если можно, двумя руками. Будет ли жить лещ с наполовину оторванной жаберной крышкой. Трудно сказать: какое-то время будет, но паразиты одолеют, заселят жабры. Жаль, что упустил рыбу?.. Честно, нет. Досадно, что не справился с рыболовной задачей при моём-то опыте … в целую жизнь.
1
Мне было от роду лет, наверно, шесть, я играл один около своего дома. Вечер был, помню, весенний, тёплый и тихий. Тишину нарушал только хор лягушек на нашем пруду. Вдруг моё внимание привлёк дяденька на берегу пруда, недалеко от нашего дома; он появился с удочкой, что было очень непривычно. Нет, рыба в пруду была – красный карась, но он почему-то на удочку не ловился. Это все знали, и ловили карасей только бреднями, и собирались исключительно взрослые дяди, как правило, в выходные или праздники с последующими выпивками и так далее. Конечно, мне было любопытно посмотреть на этого чудака и на его ловлю удочкой, о которой мало что было мне известно. Я бросил свои занятия и побежал поближе к рыболову. Это оказался знакомый дяденька с нашего небольшого посёлка, где все люди друг друга знали. Но, тем не менее, взрослым не всегда нравилось присутствие ребятни, и я с осторожностью стал наблюдать за действиями дяди Васи молча и с приличного расстояния. Дядя Вася был в тот вечер в хорошем расположении духа и сам меня позвал.
– Иди поближе, поговорим.
Я обрадовался и подошёл к нему.
– Говорят, здесь на удочку не клюёт? – спросил я.
– Я знаю, – отвечал дядя Вася, – так, надоело дома сидеть, и погода хорошая… Сам-то рыбу ловишь? Белый карась на Дальнем пруду хорошо сейчас берёт.
– Нет, не ловлю, – ответил я. – У меня удочки нет.
– Сделай! Что за мужик, удочку не сделает себе. Или ты не мужик?
– Мужик… – тихо ответил я.
Короче говоря, я впервые в жизни увидел близко настоящую поплавочную удочку, дядя Вася показал из чего она состоит и объяснил, как самому её сделать: ореховое удилище, леска из кручёных ниток, поплавок из камыша, крючок шестой или седьмой номер и грузик из охотничьей дроби. Дядя Вася, кроме того, щедро поделился опытом: где добыть подходящий камыш, нитки, дробь, крючок, как всё сделать, и где какая рыба на удочку может пойматься. Получалось, не так уж всё сложно и вполне осуществимо. Самое трудное – крючок. Позже я где-то читал, что некоторые умельцы делали в те тяжёлые времена (в конце и сразу после войны) крючки сами из обычной иголки. Но в наших краях всё было проще: крючки можно было выменять у старьёвщика на старую одежду, медную ненужную посуду, шкурки домашних животных. Дождался старьёвщика, и все трудности пришлось преодолевать, чтобы сделать вожделенную снасть. Общаясь с другими рыболовами, маленькими и большими, перенимал от них знания и опыт, заимел, конечно, и донные удочки. Со временем совершенствовал снасти и руки. И эту встречу с удочкой и дядей Васей можно назвать днём моего рождения как рыболова. Написал о дне рождения рыболова и задумался. В этом деле не так всё просто. В детстве почти все, особенно мальчишки, «проходят практику» с удочкой, но далеко не все с ней потом не расстаются. Есть люди совершенно лишённые от природы музыкального слуха – это бывает довольно часто. Другие, не обязательно музыканты, имеют отличный музыкальный слух. Наверное, аналогично бывает с рыболовным инстинктом: у кого-то он есть, у кого-то – отсутствует. Мне известны отцы, которые мечтали о сыне рыболове; и сын есть в наличии и натаскивал его чуть ли ни с пелёнок, а он немного подрос и не желает рыбачить, – не его это занятие. Короче говоря, есть сорт людей, которые интересуются рыбалкой, уделяют этому занятию много времени, становясь либо рыболовами-спортсменами, либо браконьерами или просто рыболовами-любителями, которых очевидное большинство. Есть и такие «рыболовы» в кавычках, которые из удочки делают средство добычи: берутся за неё только при возможности много поймать. Какой же это рыболов? И опять не всё просто. Знавал я одного рыболова: мастер – всё при нём и никаких браконьерских мыслей. Рыболов с большой буквы, хотелось бы сказать! А нет! Сильно жаден: мелюзгу, которой подрасти бы надо – брал. Убеждал я его, уговаривал, бранился – он немного колебался, но всё равно брал мелочь с мизинец. Что он с ней делал, не говорил, только улыбался. Так что настоящих рыболовов-любителей, за «идею», значительно меньше. О них и будет идти речь в нашем рассказе. Есть рыболовы какие-то неустойчивые. Целый год ловит обыкновенной удочкой, зимой и летом, в холод и непогоду – часто пустой. Казалось бы, свой брат! Но нет! Он весной, во время нереста рыбы, вместо крючка цепляет петлю – как это понимать? Как хочешь, так и понимай. Несовершенен человек. И, главное, пример показывает начинающим, ребятне! А где петля, там и телевизор, и сетка – всё можно. И кончается рыболов, начинается браконьер. Но вернёмся к тому от чего ушли – к моему детству. В своём пруду на удочку никто не ловил, я тоже. В двух километрах от нашего посёлка была сравнительно большая деревня, которая располагалась вокруг протяжённого (Дальнего) пруда, в котором в большом количестве водился белый карась. Вот он на удочку ловился. Помню, мы ватагой ходили рыбачить на этот пруд. Ловили обычно на тесто или на червя. Попадалась почему-то одна мелочь. За всё время моего там ужения один мальчик из наших (там ловили и местные) поймал крупного карася, старшие ребята говорили, что карась был грамм на двести. Поймал на тесто. Помню, смотрели на него как на чудо… завидовали. Но чудо больше ни у кого не повторялось. Поэтому больше мы ходили рыбачить на речку километрах четырёх-пяти от нашего посёлка. Там никакой деревни не было, да и речки-то не было – одно название. На самом деле была вереница небольших озёр, расположенных по дну оврага, которые становились речкой на короткое время во время паводка, когда на полях таял снег, и вода сливалась в овраги. Эти, по сути, непроточные озёра были разными по размерам и глубине: шириной до двадцати и длиной до ста метров, а глубиной от самых мелких, и летом пересыхающих, до глубоких – трёх и даже четырёх метровых. Вода была в них холодная и прозрачная – родниковая; и по склонам оврага было несколько родников, о которых все знали и пили из них летом воду. В озёрах водились окунь, щука и плотва. Изредка попадался крупный белый карась, который, как говорили старшие рыболовы, попадал в речку случайно из прудов во время половодья, рос, но не разводился по причине холодной для него воды. Вероятно, родники спасали рыбу в озёрах от заморов зимой – о заморах не было слышно. Конечно, в «не чьей» речке ставили сети, лазили с бреднями, но уловы были мизерными толи из-за прозрачности воды, толи из-за того, что рыбы вообще было там мало. Но на удочку несколько плотвичек и окуньков, общим числом до десятка, мы, начинающие рыболовы, ловили обычно на тесто, червя, редко на ручейника, которого трудно было находить. Именно здесь был со мной памятный случай, когда чуть было не поймал я приличную щучку руками; я об этом написал, пытался опубликовать в журнале «Рыболов», но не получилось. Вначале не брали из-за, как им казалось, сказочности случая, потом взяли и поместили в «редакционный портфель» с обещанием опубликовать в ближайшем номере, потом материал из портфеля исчез, никто не знает по чьей воле. Бог им судья. Я эту заметку опубликовал в Интернете (см. «Проза.ру автор Николай Тимофеев 3») под названием «Умные щуки». Там, кроме первого случая описанного от третьего лица (именно он произошёл со мной на нашей речке), приведены ещё два, которые произошли позже и в других водоёмах.
Пожалуй, о детском периоде рыбалки можно и закончить – рыбачил редко и, конечно, только летом, большого внимания снастям не уделял, не помню, например, точил ли когда-нибудь крючки, скорее всего, не точил. Уловы были небольшими и случайными. С началом самостоятельной жизни о рыбалке забыл думать на несколько лет. Вспомнил, что я рыболов и порыбачил после трёхлетней службы в армии, когда стал студентом.
2
В студенческие годы, в Москве, я стал читать и покупать рыболовную литературу: альманахи, которые тогда были в моде, газеты или странички в газетах, посвящённые рыбалке. Ездил, правда, без успеха, два раза рыбачить на Оку, под Серпухов; один раз толи на канал, толи на Истру, – уже стёрлось в памяти, где попал под сильный дождь, после дождя вынул двух небольших подлещиков на донку. Но тут начались мои поездки на целину во время летних каникул, где я вспомнил рыбалку по-настоящему. Работали мы, студенты, в составе студенческих строительных отрядов в Целиноградской области (ныне Астона). К рыбалке, не зная ещё какой, готовился заранее: купил спиннинг, безынерционную катушку, блесны и так разную мелочь типа крючков, лески, поплавков, чтобы удочки сделать на месте. Вот, кстати вспомнил, что на Оке я испытывал спиннинг, катушку и блесны, готовясь на целину. Катушка ленинградская, как выяснилось позже, мне попалась отличная, но меня уговорили её продать, когда уезжали домой из Казахстана после первого лета работы, о чём я много лет потом жалел, меняя катушки на самые современные, но которые нещадно закручивали леску, в отличие от той первой, которая леску почти не закручивала.
Во время первого лета мы строили помещения для скота и птицы, жили в одном таком новом помещении прямо на берегу реки Ишим. Несмотря на страшную усталость (работали до температуры по десять часов), мы вечером и в редкие выходные рыбачили на этом самом Ишиме. В отряде, нас было человек пятьдесят, нашлось достаточно любителей этого занятия. Ловилась плотва, окунь и щука. И если бы ни тучи комаров, против которых мало помогал крем «Тайга», то место это было идеальным для рыбалки. Особенно много ловилось плотвы: самый плохой клёв считался у нас, если рыба не трогала насадку в течение десяти секунд. Обычной насадкой служил хлеб, которым нас кормили, он был не чёрный и не белый, какой-то средний. Много было в Ишиме раков: любители вдвоём руками на снулую плотву за два часа налавливали полный таз, с которым ходят в баню. Плотва клевала сразу: на большую насадку – покрупнее, на маленькую – мелочь. На червя клевал хорошо окунь, иногда – щурёнок, однажды поймался маленький налим. У нас сложилась команда из четырёх человек: двое рыболовов и двое любителей готовить и есть уху. Сразу после плотного ужина, кормили нас хорошо, я и мой напарник-рыболов примерно за час налавливали больше полуведра плотвы; к этому времени два других члена нашей команды уже разводили костёр, чтобы варить уху, захватив из лагеря всё необходимое для этого. Короче говоря, уху мы ели уже при свете костра; трудно поверить – вчетвером съедали целое эмалированное ведро очень вкусной ухи. Хочу сказать, что мы не только здорово тогда работали, но и ели тоже. Конечно, уху варили не каждый день, раз или два раза в неделю – по настроению. На спиннинг ловилась щучка, некрупная, редко чуть больше килограмма. За вечер можно было поймать одну, две штуки. Крупной щука в Ишиме, похоже, не растёт. Самую крупную рыбу в то лето поймал не я, про автора почему-то даже не спрашивал: ему повезло, могло повезти любому – классом мы все были тогда примерно равные, так себе рыбачки. Об этой крупной рыбе расскажу по порядку. Как обычно мы тем вечером вернулись с рыбалки уже в сумерках. В нашем общежитии на целый отряд за длинным обеденным столом, примерно в его середине, при свете электрических ламп, вокруг развёрнутой газеты, молча сидело несколько студентов, остальной народ устраивался спать, некоторые уже спали. Меня, вероятно, кто-то позвал, и я подошёл к сидевшим за столом. Один из них встал, взял за угол газету и поднял её – на столе лежал окунь, какого я в жизни никогда больше не видел… Это был трёхкилограммовый, примерно, ярко раскрашенный природой красавец-богатырь. Сидевшие за столом взирали на него в течение минуты, газету опускали, через какое-то время сеанс повторялся. Несмотря на усталость и желание спать, последние зрители ушли из-за стола, когда я уже уснул. Я посмотрел сеанс один раз и даже не спросил, кому улыбнулось рыболовное счастье – оно, повторюсь, могло улыбнуться любому из нас.
И ещё несколько слов о первой поездке на целину. Ишим речка переменчивая: то узкая речушка, то широкая с островами и глубокая – настоящая река. И вот в последний день, перед самым отъездом домой, я со спиннингом продрался через заросли кустарника и бурьяна к очень красивому участку настоящей широкой реки. Забрасывать было очень неудобно, кое как приспособился и на третьей проводке увидел, что за блесной следует крупная рыба, которая взять приманку так и не решилась, а развернулась у моих буквально ног и показала в прозрачной воде свой широкий белый бок. Что за рыба? Я простоял на своём «пяточке» минут тридцать-сорок, повторения не последовало. Подумал перейти на другое место, но преодолевать заросли второй раз просто не было сил. И в тот же день на другом участке Ишима, близко от нашего общежития, тоже произошёл интересный случай. Двое наших студентов, один рыболов с солидным стажем, а другой начинающий «ассистент», как он себя называл, очень темпераментный молодой человек, рыбачили, как обычно это они делали, недалеко друг от друга. У начинающего клюнула солидная рыба, он уже соображал, что надо делать, но тут растерялся и позвал на помощь товарища. Дело пошло – рыба сдавалась, но когда «ассистент» увидел её, огромную белую, в прозрачной воде и очень близко, он закричал громко и дурным голосом – напугал рыбу, и она сошла. Дружба рыболовов, возникшая здесь же на целине, на этом закончилась ссорой и к моменту, когда мы обменивались информацией с опытным рыболовом, они между собой не разговаривали. Тут надо сделать пояснения. В нашем отряде были студенты с разных курсов и даже факультетов, многие познакомились между собой только во время работы на целине, в числе таких были и этот опытный рыболов со своим темпераментным «ассистентом». Как выяснилось, последний был футбольным фанатом «Спартака»: старался не пропускать ни одной игры, болел от души, был даже случай с ним потери сознания на стадионе, когда его команде забили гол. Горло у него было тренированное соответственно – не мудрено, что он испугал рыбу. Но что за рыба водилась в Ишиме, о которой мы узнали в последний день? Их была тоже белая, широкая, размером, примерно, таким же, как и моя, около полутора-двух килограмм весом, по нашей оценке. У них она клюнула на хлеб, сдобренный подсолнечным маслом, у меня интересовалась блесной – у нас не было ответа. Но мы скоро сумели выяснить у местного водителя автобуса, который вез нас к самолёту, что неизвестная нам рыба – язь, который в Ишиме вырастал до четырёх, по его словам, килограммов.
А на следующее лето нас опять встречала целина и тот же Ишим, через который мы приехали на этот раз строить автомобильный мост на дороге «Целиноград- Караганда». Кстати, мост и сейчас находится в хорошем рабочем состоянии, я недавно его нашёл в Интернете, на виде из космоса – шесть пролётов по двадцать пять метров; в 2025 году ему, по моим данным, исполнится шестьдесят лет с момента ввода в эксплуатацию – нетрудно сосчитать сколько весенних ледоходов он уже выдержал успешно. А в тот памятный день я, с большей частью строительного отряда, приехал из аэропорта на автобусе к месту строительства моста в пять часов утра.
Мечтал работать по семь часов, как обещали, отдыхать и рыбачить во вторую смену, вместо десяти часов работы в прошлом году. Мечты сразу рухнули, когда командир добровольно-принудительно назначил меня мастером этого строительства. Командиром был преподаватель с военной кафедры, подполковник. Рабочий день мой увеличился соответственно до 14 часов. Кто понимает эту работу, тот прекрасно представляет, что в отсутствие, хотя бы в течение часа, мастера (прораба) работа на объекте может просто остановиться, поэтому все четырнадцать часов обеих смен были мои. Конечно, я рыбачил, но урывками – не так, как мечтал. Рыбачил чаще со спиннингом, ловилась щучка, как и в прошлое лето. У меня было три места, где щука «сидела» в засаде. Если сегодня в одном из этих мест я поймал щуку, то через три-четыре дня это место оказывалось занятым – там снова можно было поймать щуку. Я даже выиграл спор у приятеля: он не верил, что я могу через пятнадцать минут принести из Ишима живую щуку. Пятнадцать минут нужно было для того, чтобы дойти до засадного места, поймать рыбу и вернуться в палаточный лагерь, где мы жили. Рыболовов в этом отряде, численностью сорок четыре человека, было мало – всего двое спиннингистов, а с удочкой плотву вообще никто не ловил. Язями интересовался только я: поймал одного на два с половиной килограмма на спиннинг и двоих килограммовых на удочку. Народ загорал и валялся на горячем песке – отдыхал, попивая яблочный сок, охлаждённый в Ишиме, отработав, конечно, смену в семь часов. Был однажды у нас и единственный выходной день примерно в середине рабочего периода, когда со мной произошёл занятный случай. Накануне выходного я прикормил место для ловли язя: для этого в столовой после обеда брал пару кусочков хлеба, делал из него шарики размером с лесной орех и бросал их в воду тут же, в кустах, в пятнадцати метрах от столовой, где и предполагал поудить. Так повторил раза три-четыре. Язь быстро это место обнаружил и стал время от времени выпрыгивать там из воды. Заранее я сделал две удочки и чуть свет в выходной был на месте. Размотал одну удочку, насадил знакомый язю хлебный шарик и закинул. Приступил к разматыванию второй... У второй удочки леска запуталась, повозился минуту, смотрю, первой удочки нет: только конец удилища почти вертикально плывёт метрах в пяти от меня. Делать нечего: разделся и поплыл догонять удочку. Чем ближе подплываю, тем быстрее плывёт удилище – не могу догнать. Тихо-тихо, с третьей попытки, взялся за удилище и быстрее, не соблюдая уже никакой осторожности, поплыл к берегу – ледяная вода Ишима и прохладное утро, тут уж не до осторожности. Язь, примерно килограммовый, надёжно «сидел» на крупном крючке. После такого шума поклёвок больше не было, устроился с удочками, чтобы их не утаскивали язи. Перед обедом поймал ещё одного такого же, на этом рыбалку закончил. В лагере у нас звучала музыка, приехали гости, кажется, журналисты из «Комсомольской правды», наш комиссар с моими язями позировал перед их камерой. Больше я язей на удочку не ловил, ходил со спиннингом на щучку, когда выпадало какое-то время. К тому же с командиром у нас случился конфликт: он настаивал на моей высылке в вуз, но весь отряд не вышел на работу в мою поддержку, «генерал», как мы его между собой звали, один походил минут тридцать по безжизненному строительству – и пришлось ему уступить. Конфликт не из-за рыбалки, пустяковый, из-за напряженных условий работы – все хотели успеть построить мост в течение наших каникул; потом причина конфликта просто забылась, что-то было связано со сварочным трансформатором. Мост успели построить, сдали госкомиссии с оценкой «отлично». В последние дни, когда работала госкомиссия, а отряд уже уехал (осталось человек десять для устранения недоделок), выдалось время у меня и порыбачить пару дней, рыбу (плотву) отдавал местным жителям – недалеко был хуторок с магазином, где мы покупали, кстати, яблочный сок.
Ещё два лета я ездил работать в Казахстан в составе строительных отрядов. Но характер работы сильно изменился: я отвечал за безопасность студентов на областном уровне, возглавлял службу техники безопасности и охраны труда, которую сам набрал в Москве из студентов старших курсов. Спиннинг возил в машине («козле») с собой по всей Целиноградской области, на территории которой и располагался, по совхозам, наш шести тысячный отряд студентов из московских вузов; но рыбачил мало из-за дефицита времени. Я вообразил себе тогда, что от моей работы напрямую зависит жизнь каждого студента – в результате заработал первые седые волосы. Помню, за одну командировку посещал на машине до сорока совхозов, где работали наши студенты, и я проверял условия безопасности их труда. Рыбачил в Ишиме, поймал две или три щучки, Нуре – одну, небольшую. Нура – полноводная речка с сильным течением, постоянно меняющим своё русло в лёссовом грунте, вода из-за этого сильно мутная. Как щучка увидела мою блесну в такой воде – загадка. Однажды мы с шофёром приехали в отряд студентов, работающих в совхозе недалеко от огромного озера Тенгиз (огромного на карте). Уезжая от них в сильную жару хотели искупаться в озере, но не удалось: ехали километров тридцать вдоль берега и не нашли приемлемого подхода к воде – все берега были сильно заболочены. Лет через десять-пятнадцать я услышал по радио, что под Тенгизом обнаружены огромные залежи тяжёлой нефти. Второе лето мало чем отличалось от первого, я работал в той же должности и ездил по Целиноградской области.
3
Закончив вуз и став женатым человеком, я с удочкой не расставался. Вначале, помню, надумал сделать резиновую надувную лодку, идею, вероятно, взял в каком-то старом альманахе. Готовые резиновые лодки тогда были редкостью. Потратил массу времени и сил, познакомился со свойствами клеёв и прорезиненных тканей – лодку сделал; привёз на автобусе на водоём, но она не выдержала испытания – текла в совершенно неожиданных местах. Я так с ней намучился, что бросил на берегу, чтобы больше её не видеть и… забыть. Недалеко от дома, где мне дали комнату, была небольшая речка, иногда ходил со спиннингом по её берегам и однажды, о чудо, поймал щурёнка. Вообще я в то время рыбачил редко, занят был другими делами. Однажды в газетном киоске купил книжку о подводной охоте. Это меня заинтересовало. Как раз к лету купил маску, ласты, трубку, ружьё с резиновым боем – стал осваивать в выходные эту технику в подмосковных водоёмах. Вначале хлебнул водички в какой-то речке, впадающей в Можайское водохранилище, но быстро освоился и пытался охотиться. Вода, конечно, и холодная, и непрозрачная, быстро ослабила мой пыл. Стал думать о море, в упомянутой книжке рассказывалось о подводной охоте в Чёрном море, в прозрачной и тёплой морской воде. В это время я работал в Центральном штабе студенческих отрядов при ЦК комсомола. Приходилось очень много ездить по стране – неделю в течение месяца приходилось быть в командировке обязательно, иногда больше. Поэтому, когда мне дали отпуск в сентябре, и когда в Москве уже было холодно, я решил дней на десять съездить в свою собственную «командировку», на море, по бесплатному билету, который у меня тогда был. Поехал на удачу, дикарём, пока до Новороссийска, там будет видно. В поезде познакомился с парой, мужем и женой, с Севера, которые тоже ехали без определённого плана. У них, правда, была подробная информация от какой-то женщины, отдыхавшей летом в станице на берегу Азовского моря, в том числе о питании и жилье – условия их и меня устраивали, я к ним решил присоединиться. Приехали, устроились – всё отлично, кроме… погоды. Дул холодный и сильный ветер, местные говорили, что это бывает в сентябре… он может дуть целый месяц. Мы решили деньги пока за жильё не отдавать, подумать. Я даже сходил вечером наловил бычков килограмма полтора и подарил хозяйке, за одно поговорил с рыбачками… о погоде. У меня была карта Черноморского побережья и там очень привлекал Геленджик с его заливом (бухтой), где не должно быть, думал я, такого холода. Решил уехать туда, предложил попутчикам – они согласились, и мы на следующий день на автобусе переехали туда и не ошиблись. Там был всегда выбор: купаться и рыбачить либо в заливе, либо в открытом море, – погодные условия сильно отличались. Тихо и тепло было за крутым высоким берегом в открытом море, когда в городе и бухте мог быть холодный ветер, в другие дни могло быть наоборот. Это было особенно важно, когда отпуск давали в июне или в сентябре. Короче говоря, место это покорило меня и потом мою семью – мы там отдыхали раз семь или восемь. Иногда ехали в другое место на побережье, но на следующий день переезжали в Геленджик, взвесив все за и против. За границу тогда не выпускали, а для наших условий там был отличный сервис.
С попутчиками мы поселились у одной хозяйки, я попытался заинтересовать мужчину своими увлечениями: рыбалкой и подводной охотой, но у него, как выяснилось, были другие интересы. Первый день он терпеливо слушал меня, поддакивал, а вечером исчез, мне пришлось с его женой разыскивать его и вырывать из объятий собутыльников. Это стало повторяться через день, но потом они или переехали, или уехали – я так и не понял, их больше не видел. Я наслаждался подводными картинами: видимость в морской воде была, приблизительно, метров на тридцать. Ерши, каменные окуни, тёмные и светлые горбыли, морские караси, барабульки и, конечно, кефаль – такую рыбу я видел в эту первую свою поездку, а начитался я о ней ещё дома. Кое-что ловил на поплавочную и донную снасти. Руками ловил крабов – их тогда было много и в бухте, и, крупнее, в открытом море. Никого не подстрелил из своего ружья, и, несмотря на скромные уловы на удочку, был очень доволен поездкой и впечатлениями – необыкновенно! Понял, что ружьё с резиновым боем для охоты не годится, из него, пожалуй, только ершей можно было стрелять в упор – они, надеясь на свои колючки, ничего не боятся. Особенно интересно было плавать в моём снаряжении в открытом море, вдоль вертикальных подводных стен, в которых отдельные слои горных пород были вымыты и образовались вместительные горизонтальные щели, в которых можно было встретить крупных горбылей и каменных окуней. Кефаль плавала в полводы или близко к водорослям стаями, в которых все особи были примерно одного размера, наверно, одного возраста. Очень крупных однажды видел… но на приличном расстоянии.
Выше я отмечал, что ездил на море много раз во время очередных отпусков. За прошедшие годы все впечатления слились: нет возможности, да и необходимости, разбираться, когда и что происходило. Например, случилась единственная встреча со скатом. Известно, что в морской воде все предметы кажутся немного увеличенными. С учётом этого эффекта крылья ската были всё-таки не меньше полуметра: он был почти квадратный – метр на метр, не учитывая хвоста. Я научился замирать при встрече с рыбой – неподвижные предметы, я уже заметил, её не пугают. Рыба ли это? Это чудо из другого мира – такое было от него впечатление. У меня уже было пневматическое ружьё… и, находясь у самого дна, я решился выстрелить в проплывающее чудо. Расстояние до него – три с половиной метра, не больше. И выстрелил… Но гарпун не полетел: линь (шнур, связывающий гарпун с ружьём) зацепился за какую-то крепкую водоросль. Думаю, мне повезло… Убить я его вряд ли мог, а раненый он мог за себя постоять. И зачем было его убивать? Но так я стал думать после, когда скат, плавно размахивая крыльями, по-моему, не увеличивая скорости, исчез в подводной дымке. Помню, тот отпуск, когда я встретил ската, был в июне, когда вода была ещё холодная, рыба после зимы – непуганая, и плавал я тогда до синей кожи, даже одевал при этом свитер.
Ещё была интересная встреча со светлым горбылём в другое время. Глубина для меня была там предельная, около семи метров – уже вода не выталкивает вверх, а напротив, прижимает ко дну. Увидел его в щели, о которой упоминал раньше. Нос к носу, как говорится, но выстрелить не успел – растерялся и надо было дыхнуть воздуха. Рыба похожая на сазана – поросёнок с рыбьим хвостом, килограмм на пятнадцать. Лежу наверху, не могу успокоить бьющееся от впечатления сердце, смотрю вниз. Горбыль, после встречи со мной, решил не испытывать судьбу, как я и ожидал, поплыл по щели дальше от берега. Смотрю вниз, вижу, щель на его пути в одном месте завалена камнями. Он выплыл из щели (я его сверху увидел), обогнул спокойно завал, снова скрылся в щели. Я нырнул прямо к нему, увидел рядом, выстрелил с тридцати сантиметров куда-то в середину туловища: гарпун вначале стукнулся дважды о борта щели, потом упал. Из щели поднялась муть – ничего не видно, пора мне наверх. Куда я попал? Почему не пробил? Остаётся только гадать. Ружьё пневматическое… достаточно мощное.
Ещё о подводной охоте. Я возил с собой брошюрки на эту тему, пытался использовать чужой опыт, но увы… ничего не получалось. А хотелось мне научиться стрелять кефаль. Крупной, в это летнее время, встречалось очень мало, но хотя бы средненькую, да и та вела себя очень осторожно. Стало у меня получаться, когда придумал собственную технологию, которая заключалась в следующих действиях. Заметив стайку кефалей, останавливаюсь, не стараюсь к ней приблизиться, вентилирую лёгкие и, как можно тише, ныряю на дно (обычно глубина три-пять метров), ложусь лицом по направлению к стайке и левой рукой держусь за камень или водоросли, в правой – ружьё наготове, и большим пальцем ноги начинаю тереть подошву ласта – звук этого трения мне хорошо слышен. Тут важно не переусердствовать. Но если в меру и с паузами, лежать достаточное время, то любопытная кефаль сама выплывает на выстрел. Медленно, незаметно двигаться – это главное; лучше даже лежать и ждать неподвижно, если есть ещё возможность, когда она сама выплывет на мушку. Выстрел, гарпун обычно пролетает через рыбу, она трепещет на лине, истекая кровью. А самому жаль, что загубил такую красоту. Ловишь удочкой – никогда об этом не думаешь. А тут ты её видел красивую, полною сил, уверенную в себе… и умирающей по твоей прихоти. Сам себе испортил настроение. И поэтому, наверно, я рыбачил значительно больше по времени, чем охотился. К тому же шторм и ветер часто будоражили прибрежную воду, делая её непрозрачной. Застрелил я за всё время всего три кефали, а на удочку поймал – не сосчитать.
Удочка может быть такой же, как и в пресном водоёме, поплавок лучше использовать длинный перьевой. Ловля возможна со дна и с полводы. При сильном волнении вместо поплавка применяют сторожок – лучше заметны осторожные поклёвки кефали, все остальные рыбы, пожалуй, клюют резко и крючок с наживкой заглатывают. Конечно, творческая мысль рыболовов постоянно работает, возможны разные усовершенствования удочки. Некоторые местные рыболовы, например, подвешивают к леске с кивком тяжёлый грузик, грамм двенадцать и больше, который размещают в конце снасти и кладут его во время ловли свободно на дно. Тогда слабые поклёвки кефали вниз фиксирует кивок, а вверх – она засекается сама благодаря острому крючку и грузу. Раз уж речь зашла о снастях, то всегда найдутся любители донок, которые забрасывают и с берега, и с причалов, и с других выступающих в море сооружений. Препятствием для донок является каменистое дно, где «мёртво» застревают грузы. Здесь, на море, была в моде одно время донка под названием «фантомас», когда на леске, в конце её, подвешивался свинцовый груз-кругляшек в виде толстой монетки, в которой заковывались перпендикулярно её плоскости четыре-пять коротких поводков с крючками. Крючки и «монетка» прятались в тесте: кефаль, желая полакомиться, позволяет себе, видимо, резкие движения – и ловится острыми крючками. При этом часто ловилась не за пасть, а за бок, за живот, даже за спину и, как правило, всеми крючками. Пробовал я эту снасть в пресных подмосковных водоёмах, но из-за толстого слоя ила на дне фантомас тонет, нужно делать почти невесомую монетку – это получается уже какая-то другая удочка. Надо иметь в виду, что в морской воде крючки быстро тупятся, их надо постоянно подтачивать. Обычно на море рыбачил я на разные снасти и с берега, и с причала почти ежедневно (исключая дни подводной охоты); пробовал ночью, но особого успеха не имел – больше неудобств из-за необычного времени для отдыха. Несколько слов о насадке. На причале каждый год к нашему приезду рыболовы «приучали» кефаль (и всю рыбу) к той или другой насадке. Предположим, в магазинах полно развесной креветки, все на неё ловят, остатки бросают в воду – рыба понимает только насадку в виде креветки. В другой год в магазинах креветки нет, но полно маринованной Иваси – рыбу нужно ловить только на неё. Одно время ловили на белые калачи, немного не пропечённые, с местного рынка, и так далее. Некоторые отдыхающие, из недавно приехавших, сразу начинали ловить на земляного червя. Кроме ершей и барабульки, которую ещё надо было найти, на червя никто не клевал. О морском черве слышал, однажды даже видел у одного полуистлевших, слышал хорошие отзывы, но где его добыть никто из местных толком не знал, либо не говорили; но никто почти и не ловил. Видимо, добыча его была трудоёмкой. Для меня было неожиданным, что почти любая морская рыба клевала на солёную и маринованную рыбу: кильку, селёдку и особенно охотно – на красную. Солёная рыба могла целиком перемалываться на мясорубке и замешиваться с мукой в виде густого теста, главным образом, для ловли на донки.
Самую интересную рыбу я поймал на удочку однажды в конце отпуска. На завтра у нас были билеты домой, сегодня – последний день, который выдался дождливым и холодным, с резкими порывами ветра. Рыболовов он «сдул» с причала, остался я и один отдыхающий из Еревана, который мне как раз рассказывал, что он, в отличие от нас из Москвы, приехавших погреться, приехал в Геленджик за прохладой, которой наслаждался, правда, в тот день напялил на себя всё, что могло согреть. Ветер рвёт удочку из рук, поклёвки почти не видны… Вдруг перед моей удочкой выпрыгивает на полметра из воды приличная рыба… Хотел крикнуть об этом соседу, но не успел – за мою удочку кто-то сильно дёрнул. Началась борьба с рыбой. Подсачека у нас не оказалось, вывел рыбу вдоль причала на берег, весом, как выяснили позже, восемьсот граммов. Что за рыба? Ереванский рыболов сказал, что это форель. Откуда может быть форель в Чёрном море – он не мог объяснить? Пришла моя жена, посмотрела на рыбу и уверенно сказала:
– Что вы за рыбаки, если не знаете рыбу горбушу, я её в магазине покупаю, поэтому могу точно сказать… горбуша!
– Но горбуша обитает в северных морях, в Чёрном – вряд ли, – сомневаюсь я. – Это, конечно, красная рыба… но не горбуша точно.
Рыба заглотила солёную кильку с крючком очень глубоко, пришлось обрезать поводок и, что я заметил, быстрее значительно, чем кефаль, заснула в моей сумке. Кому-то ещё я тогда показывал эту рыбу, но узнать породу не смог. Только дома, в справочнике «Рыбы СССР», удалось выяснить, что поймал я редкую рыбу «Черноморскую лосось». В память об этом событии я даже сделал настенную картину на основе деревянного шпона. Но история с этой рыбой не закончилась. На следующий год мы опять приехали в Геленджик, и один местный рыболов мне рассказал следующее. Оказывается, что рыбу, Черноморскую лосось, выращивали в садке для высокого начальства, но сильный ветер и шторм разрушили садок – рыба обрела свободу. Я был первым на причале, кто поймал одну рыбину, но не последним: ловили её недели две после меня (одного, примерно, размера) по одной-две штуке в день – брала она «в заглот» и быстро, видимо, выловила сама себя, какая-то часть ушла, наверно, в море. Обычная и желанная добыча была у рыболовов всё-таки кефаль.
В некоторые годы кефаль летом совсем не клюёт (её сезон осенью), тогда внимание рыболовов переключается на морского карася, но и он иногда подводит – ловится очень мелкий. Так что рассчитывать на уху очень часто не приходится: рыбалка – это средство провести время, занятие вместо постоянного лежания на пляже, от которого можно свихнуться. Кстати, это занятие требует уйму времени: вечером, предположим, при свете электрических ламп, у причала ловишь сачком креветку в качестве наживки на завтра. А если на креветку не клюёт, должна быть и другая насадка – надо обойти магазины и на рынке купить калач. Для всего этого нужно время. А если хочешь попробовать на донку, надо перекрутить селёдку или кильку и сделать тесто… А все крючки проверить и заточить, иначе зря будешь сидеть. Работы хватает с раннего утра и до позднего вечера – скучно не бывает.
Одно лето, а точнее, полтора месяца, мне пришлось быть в командировке на Камчатке, в городе Петропавловске. Ожидалось много работы, поэтому о рыбалке не думал, но тем не менее небольшой опыт ловли рыбы в бухте города имеется. Если идти из города к морским причалам вниз и держаться правой стороны, то как раз выйдешь к месту, где кончаются причалы для судов и начинается «дикий» берег. Именно в этом месте всегда почти сидят местные рыболовы, сменяя друг друга, численностью обычно от двух до десяти человек. Где-то ещё, слышал, удили, но я знал только это место. Ловили тогда почти одну навагу до тридцати сантиметров длиной (был её сезон), но попадалась иногда и корюшка, поменьше размером, совсем редко – небольшая камбала, которую почему-то выбрасывали, называя её «подошвой». Навага клевала хорошо, некоторые рыболовы ловили её на продажу: проходя из города вниз мимо продовольственного магазина, брали пустой упаковочный ящик (на нём и сидели), за час-полтора налавливали его полный и несли к магазину для продажи. Рыбу у них, наверно, недорого, охотно покупали и они возвращались снова рыбачить. Ловили исключительно на мохнатого морского червя, которого, как мне объяснили, легко добывать во время отлива. Своих снастей у меня не было, я подключался к местному какому-нибудь рыболову, у которого часто из двух удочек одна «простаивала». У него же брал морского червя с обязательством отдавать всю пойманную рыбу. Удочки были грубые: из лески, кажется, три десятых миллиметра, поплавки из винных пробок, крючки шестого до десятого номера, удилище – высушенная хворостина. Рыба не обращала внимания на снасть, если подходила стая наваги, она, по-моему, почти полностью вылавливалась. Да, чуть не забыл: крючок у цевья оснащался кусочком белой блестящей жести от консервной банки, у каждого по-своему.
Монотонная удачная ловля наваги быстро надоедает. Однажды я, спросив разрешение у хозяина удочки, ушёл с мелкого места, где ловилась навага, к причалу, где стоял огромный корабль; размотал, кажется, одиннадцать метров лески, достал дно; практически сразу последовал рывок рыбы. Хотелось увидеть, кто так сильно сопротивляется – это оказался полукилограммовый палтус. Минут через тридцать поймал второго палтуса поменьше, граммов на триста. Палтус брал решительно и глубоко заглатывал крючок, приходилось его разрезать, чтобы освободить снасть. Я тогда вспомнил поимку единственной камбалы в бухте Геленджика, когда на донку с тремя крючками насаженными земляными червями, тоже рванула полукилограммовая рыба, которая умудрилась проглотить все три крючка донки одновременно – её тоже пришлось разрезать, чтобы освободить поводки с крючками. Но там, подумал, есть кефаль, которая клюёт исключительно осторожно, с грубой снастью её просто не поймаешь. Но вернёмся на Камчатку, где случаются ливневые непрерывные дожди продолжительностью в несколько дней и даже недель, поэтому в Петропавловске, в гостиницах и на производствах, устроены сушилки, где люди вывешивают сырую одежду, переодеваясь в сухую. В одной из сушилок со мной произошёл курьёзный случай. Один местный рыболов вдруг не захотел брать пойманную мной рыбу.
– Вы её поймали, вы её и используйте, – заявил он.
– Но я ловил вашей удочкой на ваших червей, – настаивал я, не зная, что мне делать с этой рыбой, около трёх килограммов наваги и в том числе несколько штук корюшки.
– Мне, – говорит, – не жалко ни червей, ни удочки – рыбу берите себе, - отрезал он решительно. – Можете продать, подарить – ваше дело.
Пришлось взять рыбу. Пытался неудачно подарить – бесплатно не взяли… короче говоря, принёс пакет в гостиницу… и решил рыбу посушить в сушилке. Тайком, конечно, нашёл шнур и повесил рыбу в сушилке (в эти дни дождя не было, и сушилка была пустая). Когда я через пару часов зашёл посмотреть на свою затею, вся рыба кучками лежала на плиточном полу: она сварилась от высокой температуры и под собственным весом упала на пол – пришлось убирать за собой, благо, что никто не видел. Скоро после этого случая закончилась моя командировка на Камчатку.
Рыбалка в Подмосковье, за пределами отпуска, была от случая до случая: как правило, в выходной, в жаркую погоду, когда купались и заодно пытались поймать рыбку. Очень редко ездил с удочкой на велосипеде на водоёмы километров за тридцать шесть в один конец – это самый протяжённый мой маршрут. Речки, озёра, карьеры, пруды часто посещал и без удочки, катаясь на велосипеде. Так было, но однажды всё изменилось.
4
В том году я с нетерпением ждал отпуска: чувствовал усталость и надеялся её сбросить во время поездки на море. Дождался, съездил и хорошо отдохнул. Отпуск закончился, и я вышел на работу. Как-то сразу меня вызвал начальник и стал настойчиво агитировать на должность, которую я занимать не хотел. Требовалось моё заявление, которого я не собирался писать. Эта патовая ситуация и нервотрёпка продолжались недели две: я остался на своей должности, но чувствовал прежнюю, до отпускную, усталость. Известный математик Блез Паскаль сказал как-то: «Все несчастья человека рождаются от его неспособности спокойно посидеть наедине с собой». Я как раз, напротив, посидел дома наедине с собой… обдумывая ситуацию, и появились у меня хорошие мысли. У меня есть хобби – рыбалка. Если один день в неделю, в обязательном порядке, я буду рыбачить, то в месяц – четыре дня буду отдыхать на природе, а в год – сорок восемь дней; – обнаружил, к своему удивлению, ещё один отпуск. Сказано – сделано: всё годы, пока я работал, пользовался этим отпуском. Иногда с семьёй, но чаще один, я ездил «на природу» почти в любую погоду раз в неделю обязательно. И ещё произошло одно важное событие, не помню, что раньше, кажется, более-менее близко по времени с решением рыбачить раз в неделю. Дело было зимой в солнечную ясную погоду с небольшим морозцем. Мы с женой в выходной поехали на автобусе погулять загород, в место, где я летом часто рыбачил, в так называемую тогда «зону отдыха» нашего района. Гуляя по расчищенной от снега дорожке вокруг пруда, мы нашли рыболова, который вытаскивал периодически из лунки небольших окуньков. Постояв немного около него, я подумал: «А что мне мешает рыбачить зимой?» И опять: сказано – сделано. С того дня я стал рыбачить круглый год, о чём ни разу не пожалел. Главное, зимой иметь тёплую одежду и обувь, остальное – мелочи жизни. Я работал пока позволяло здоровье, до шестидесяти семи. Когда ушёл на пенсию, старался рыбачить чаще, чем раз в неделю, потом втянулся, как на работу, – строго через день, исключая, конечно, перерывы на болезни – свои и близких. Это моё хобби одновременно является нагрузкой на организм, чтобы поддерживать его в нормальной физической форме. Но вернёмся к рыболовной теме. Есть рыболовы путешественники, предпочитающие ездить на дальние водоёмы за большими уловами, и есть домоседы, отдающие предпочтение для рыбалки недалеко от дома. Я отношусь ко второй категории, хотя раньше и совершал путешествия. Путешественников не понимаю: много часов на электричке, потом на автобусе и пешком прибыл на водоём, на котором или никогда не был и его совершенно не знаешь, или был, но давно и опыта рыбалки на нём тоже кот наплакал. Некоторые ещё выезжают с ночёвкой… и результат? Измучился точно, но рыбы, как правило, не поймал или почти не поймал. Конечно, и на ближнем водоёме за день тоже устаёшь, но эта усталость от движения на свежем воздухе, а не от езды в электричке. Уловы на хорошо изученном водоёме почти всегда выше. Ловить надо, конечно, уметь – тут никто не спорит. Кстати, о рыбе, то есть о значении улова, и что с ним делать, я напишу чуть ниже. Большинство рыболовов, особенно старшего возраста, на вопрос об улове, отвечают:
– Мне рыба-то не нужна, так приехал… подышать.
Так отвечает либо не рыболов, либо (чаще всего) рыболов лукавит. Бесцельная рыбалка, конечно, бывает, но она не интересна и не продолжительна. Есть такие «рыболовы», посещающие водоём по первому и по последнему льду, ранней весной несколько дней (заметно народу бывает больше за счёт этой публики) и … всё: остальное время такого «рыболова» в кавычках на водоёме не встретишь. Одно название – рыболов, просто, я считаю, случайный среди рыболовов человек. Настоящий рыболов постоянно думает, как поймать ему рыбу, в некомфортных условиях в том числе, как использовать прежний опыт (обязательно ведёт записи), как усовершенствовать снасти, желательно все пропустить через свои руки; хотя бывают талантливые рыболовы, которые используют только покупные снасти, слегка их изменяя, доводя до уловистости. Подготовка к рыбалке и сам процесс– творческие занятия. Иначе они теряют 99% привлекательности. Стал бы настоящий рыболов ездить на водоём, чтобы просто получить там рыбу, которую он обычно вылавливает? С уверенностью скажу, что нет, не стал бы! В какой-то степени интересно и общение. С тех пор, как я стал регулярно, раз в неделю, рыбачить, то посещал два-три ближайших к дому водоёма, в пределах двух часов езды на общественном транспорте. Естественно, познакомился с рыболовами, которые там часто бывали, людьми разными, иногда интересными, иногда просто пустыми. У некоторых из них были известные всем местным рыболовам имена: Николай Иванович, Виктор Алексеевич, Пётр Захарович, Ильич, Рудик, Стас и т.п.; у других были своеобразные клички: Володя Бу-бу, Хирург, Художник, Товарищ лейтинант и другие. Одни известны были тем, что, как правило, всегда были с уловом, другие – почти никогда. Некоторые ловили только зимой, другие – только летом, третьи – круглый год. Некоторые ловили всю жизнь на одну и ту же снасть, имели на неё приличные результаты, но понятия не имели, как ловить на другие. Были универсалы, постоянно меняющие снасть в зависимости от успехов на неё. Были исключительные мастера по изготовлению мормышек, блёсен, попловков, сторожков, пеналов и других рыболовных средств и приспособлений, чаще для себя и ближайших друзей, но были и такие, которые работали на продажу – все их знали и пользовались их трудом, который ценился обычно дешевле, чем на рынке. Вся эта публика общалась, обменивалась опытом и информацией, дружила, ссорилась, кто-то, было известно, переезжал на другое место жительства, кто-то просто исчезал навсегда. Одни, из успешных, достигали хороших результатов просто благодаря исключительной аккуратности, другие – благодаря таланту, который в них постоянно работал, заставляя совершенствоваться. У талантливых рождались новые идеи, мормышки, приспособления, которые охотно перенимались другими. Многие выписывали и читали рыболовные журналы, иногда обсуждали новинки, но журнальные идеи, по-моему, мало влияли на наши успехи, важнее был опыт полученный на данном водоёме. В заключение только отмечу, что общительность среди рыболовов стала почему-то стремительно снижаться в после советское время.
Выше упоминалось постоянно о результате. А что делать с пойманной рыбой? Вариантов несколько: рыбу почистить, приготовить, съесть и накормить близких; рыбу отдать другому рыболову, соседям или кому-то ещё; рыбу можно продать – это бывает, но редко, потому что ловится обычно мелочь, вариант можно не рассматривать. Остаётся два варианта: либо использовать самому, либо отдавать. Как только начинаешь рыбу отдавать, появляется альтернатива у рыбалки: «Зачем тебе ехать на рыбалку, всё равно рыбу отдаёшь, лучше бы сделал что-нибудь по дому». Рыбалка становится бесполезным занятием, которым, по мнению домашних, не следует вообще заниматься. Опыт показывает: если хочешь рыбачить, пусть от этого занятия будет хотя бы маленькая практическая польза. Для этого рыболов должен сам, обязательно сам, чистить пойманную рыбу, чтобы его хобби не было обузой для других. Этому нужно научиться. Обычный улов: плотва, окунь, карась – как правило, некрупные. Инструменты: нож и ножницы. Головы и плавники отстригать. Чистить плотву и карася легко и понятно: снять чешую ножом, выпотрошить, вынуть икру, если есть, всё промыть. Окуня лучше «раздеть» – снять шкуру вместе с чешуёй, тоже промыть. Бывает плотва в некоторых прудах с запахом тины, тогда её тоже надо «раздевать», как и окуня. Как это делать? Несложно, нужно спросить у бывалых рыболовов, всегда объяснят. Вначале, конечно, будет получаться медленно – до двух минут на раздетую рыбку, но с опытом процесс ускоряется. Кстати, плотву с запахом тины можно посолить – запах отделяется с её кожей. Хочу заметить, что я не беру ротана, поэтому ничего не могу по поводу этой рыбы посоветовать, он просто не нравится мне по вкусу. Почищенную рыбку обычно жарю на подсолнечном масле, предварительно посыпав на сковороду с маслом немного муки, сверху на рыбку – тоже. Солю, поджариваю с двух сторон: получается очень вкусно, можно давать даже маленьким детям, если старательно освободить рыбу от костей. Если рыбы мало, то её, почищенную, можно заморозить на непродолжительное время, до следующего улова.
Несколько слов о засолке и вялении рыбы. Иногда рыбы ловится больше, чем можешь съесть, тогда часть, особенно плотву, можно посолить и завялить. Кроме плотвы можно вялить подлещика, уклейку, остальные – на любителя. Могу поделиться своим способом, который применяю много лет. Нужно выделить только для этой цели посуду: большой дуршлаг (мой вмещает до трёх килограмм рыбы) и кастрюлю с крышкой. Пойманную рыбу просаливаю по поверхности и в жабры; крупные экземпляры могу разрезать по брюшку, чтобы засыпать соль внутрь, но это зависит и от погоды тоже – в жару обязательно. Рыбу укладываю слоями в дуршлаг и ставлю на кастрюлю, размер которой должен быть таким, чтобы жидкость из рыбы стекала в кастрюлю, но не касалась рыбы. Крышку от кастрюли кладу свободно сверху на рыбу и кладу на крышку солидный груз (мой килограмма четыре). Обычно это бывает вечером после рыбалки. На следующее утро рыбу пересаливаю, переворачиваю, перекладываю и вновь нагружаю на полтора суток, считаю её просоленной через двое суток. Потом рыбу промываю и подвешиваю или укладываю сохнуть – очень важно не пересушить! Готовую для еды рыбу убираю в пакете в холодильник.
О снастях, которые я применял. Буду перечислять по принципу, что раньше вспомню. Конечно, поплавочная удочка, которую я применял больше других в двух вариантах: с обычным крючком и с мормышкой. Не использую её, пожалуй, только последних лет двадцать, когда перешёл окончательно на удочку со сторожком и мормышкой. Много лет раньше применял спиннинг с блеснами, воблерами и другими приманками, главным образом, самодельными. Вообще я люблю сам делать снасти и приманки – это для меня не меньшее увлечение, чем сама рыбная ловля. Наверное, процентов двадцать из того, что я сделал своими руками, никогда не увидело воды. Некоторые мормышки и блесны, пролежав без дела годы, вдруг оказывались очень уловистыми, когда я их наконец стал использовать. Спиннинг брал обычно в командировки, а на обычную рыбалку, «дома», очень редко, только для проверки новой приманки или идеи. Ловил немного на донки, несколько раз ночью; использовал резинку, когда она была разрешена. Старался не нарушать правил, был членом рыболовного общества пока оно существовало: аккуратно платил взносы, отрабатывал дни – всё выполнял, что требовалось. Донка года два-три увлекала меня, она при ловле карася на карьерах с резинкой, с завозом груза корабликом (всё это прошёл), была интересной и продуктивной снастью. Использовал, пожалуй, все виды насадок, баловался и прикормкой, пока не пришёл к последнему увлечению: без насадочной ловле (на голую) зимой и летом. Иногда хочется вспомнить молодость и использовать какую-нибудь насадку, но лень, так мне кажется, не позволяет этого делать. И, как говаривал один мой знакомый коллега по рыбалке, «…в двадцать первом веке рыбачить с насадкой – это браконьерство». Конечно, это шутка. Какое-то время имел машину и резиновую двухместную лодку – ловил и с лодки. Самая крупная рыба, которую я поймал – лещ, весом три шестьсот, пойман был на спиннинг с берега; рыба, которую не смог поймать – смотри мой рассказ на прозе. ру «С явным преимуществом».
В настоящее время по открытой воде ловлю только на «голую» мормышку, удочка телескопическая длиной девять метров с пластмассовым сторожком. Весной рыба клюёт хорошо почти на любую мормышку, во все остальные времена года приходится «подбирать ключи» – менять мормышки. Зимой нашего брата выручает неутомимый окунь, который часто клюёт лучше на блесну, чем на мормышку – я обычно применяю блесну с «погонялкой», то есть с дополнительным крючком, оснащённым бисером. Прикормку не применяю, на одном месте долго не сижу, всё время стараюсь перемещаться по водоёму: есть поклёвки, могу задержаться подольше, нет – десять минут. Поймал – хорошо, не поймал – тоже хорошо. Окунь и плотва – основная рыба в подмосковных водоёмах, которую я и ловлю, попутно попадается ёрш, подлещик, щурёнок. Стали меньше попадаться, а то и совсем исчезли, судачок, уклейка, пескарь, возможно, из-за ухудшения качества воды. И в связи с этим очень часто возникает вопрос: «Можно ли подмосковную рыбу есть?» На этот вопрос нет ответа. Каждый сам отвечает на него по-своему. Качество воды по разным причинам ухудшается везде, в том числе в морях и океанах. И везде тот же можно задавать вопрос. Помню, был свидетелем весёлой рыбалки в центре Москвы, на набережной Москвы-реки, буквально напротив кремля, на противоположной стороне. Был отличный весенний клёв плотвы на нитяные водоросли. Трое рыболовов по очереди, а то и одновременно, вытаскивали мерную плотву и отдавали её одному деду из их компании. Собрались болельщики, некоторые обращались к деду с вопросом, зачем он берёт рыбу – её есть, наверно, нельзя. Дед с готовностью отвечал:
– Моя бабка ест с удовольствием, велит приносить ещё.
Я не слышал об явном отравлении рыбой, как грибами, например, хотя слышал, что такую же, как у деда, плотву вялят и продают у пивных и на рынках. Однажды разговаривал с рыболовом на Москве-реке в районе метро «Мякинино». Там окунь имеет изменения в окраске по сравнению с обычным. «Можно ли его есть?» – спросил я рыболова. На что он мне ответил:
– Я здесь вот родился, – показал рыболов рукой на сохранившиеся домики деревни на противоположном берегу, – живу здесь пятый десяток и ем эту рыбу, пока жив и здоров.
Конечно, это не аргумент… «Рыба мутирует, возможно, вслед за ней и люди?» – подумал я тогда. А если серьёзно, то для многих рыболовов критерием годности рыбы к употреблению является отсутствие запаха (чаще керосина) и горечи – на вкус. Похоже, это единственные признаки и средства нам доступные из-за отсутствия приборов и рекомендаций специалистов.
Хотел бы в заключение коснуться «культурного» рыболовства. Какой-то опыт был накоплен в советские времена. Например, запускали в пруды и озёра малька карпа размером с подсолнечную семечку, который быстро рос и его ловили рыболовы, оплачивая своими членскими взносами расходы. По-моему, неплохой опыт. Но сейчас его забыли и применяют так называемую платную рыбалку, которая заключается в следующем: рыбу выращивают в специальных водоёмах, применяя стимуляторы роста, которые, по существу, делают её не съедобной – даже вороны, любители падали, не едят эту снулую рыбу, не выклёвывают у неё даже глаза, приходится её закапывать в землю (сам очевидец). Поясню немного свою мысль. Вокруг пруда, где была платная рыбалка, лежали и гнили четыре или пять килограммовых карпа (почему они погибли – другой вопрос), распространяя вокруг соответствующий аромат. Здесь же летали вороны, не обращая на карпов внимания, что было мне не понятно – попробуй оставить на пять минут окуньков без присмотра. Вдруг я увидел, что одна ворона что-то клюёт в траве, где лежал карп. Я подошёл поближе, хотелось узнать, что она клюёт. Она сама мне показала: подняла голову с дохлой засохшей лягушкой в клюве, но карп лежал рядом в неприкосновенности. Рыболовы, конечно, такую рыбу едят. Выращенную на стимуляторах рыбу привозят машиной и выпускают в другой водоём, где и предлагается услуга: платная рыбалка. Некоторым такая рыбалка нравится, по-моему, тут одна операция излишняя: можно сразу с машины продавать рыбу, чтобы не нагружать «рыболова» и рыбу излишней процедурой. Для организаторов есть смысл в этой операции: получать деньги, даже, если рыба не поймана. Такая вот у нас «культурная» рыбалка.
Конечно, контроль за водоёмами нужен. Вода загрязняется, рыба болеет, много развелось браконьеров; не помню, когда видел последний раз живого рыб инспектора, пожалуй, только в советские времена. Говорят, на крупных водоёмах есть, а на мелких?
В заключение отмечу, что я благодарен судьбе за моё увлечение ужением рыбы, за то, что я много времени провожу у воды, на природе. У рыболовов есть такая шутка, что Господь нам не засчитывает в срок нашей жизни дни, проведённые на рыбалке – в этой шутке есть какой-то смысл. Были, естественно, и неприятности: маленькие и большие в связи с моим пребыванием на водоёмах. Были падения на скользкой поверхности зимой и летом, проваливание на льду и другие. Проваливался я много раз, но либо у берега, либо на мелком месте и промачивал одну или обе ноги, но однажды в оттепель едва не утонул на глубоком месте, провалившись полностью. Этот случай описан в рассказе «Опыт спасения». Проза. Ру, Николай Тимофеев 3. Господь меня спас.