Меня удручает сегодняшняя наша самоуверенность, ступившая на тропу перерождения нравственной сущности, которую невозможно воскресить глупыми и несуразными перестройками. Дай Бог, чтобы эта самоуверенность сегодня действовала как прививка от нашей безотрадности и была необходима молодым зреющим в этом давно проклятом мире незаработанных денег. Когда кажется, что твоя несчастливая жизнь удручающе одинока в окружении безлико счастливых. Когда ты ощущаешь удушливый воздух жизни и не замечаешь кошмар духовного кризиса. Если получаемую массу впечатлений, эту болезненность восприятия, все эти аллегории умозрительного постижения мира не расчёсывать логическим гребнем рассудка, то наступает равнодушное отсутствие воли и желания что-то изменить. Да и сама жизнь теряет свой смысл.
К сожалению наш современный космополитизм не стремится к освобождению отечественного индивида от феодальных оков. На реликтовом фоне русской классической литературы продолжается литературно-политическая профанация, неприкаянное торжество российского государственного изгойства. Именно оно привело отечественного интеллигента не к вселенской обиде, а к творческой несвободе и к несвободе духа, противопоставляя библейскому уму православное сердце.
Когда свершиться все готово,
то в качестве последнего штриха
вернется к нам простое слово
как искупление греха.
Соберу в узелок те слова
и пойду тропой ойкумены.
Озаботься душой, голова,
не печалься образ нетленный.
Ухожу. Не грустнейте, лица.
Неповторимое в душе
начало вечное творится.
Но слов не нахожу уже,
и нету сил остановиться
на света с тенью рубеже.
Пытаясь понять всё это через творческий процесс задаюсь вопросом: что дал искусству, кроме непонятных абстракций, переход от конкретной логики к абстрагированию общих понятий? Формализм и дегуманизацию? Отсутствие духовного опыта? Но в угловатости кубизма была не только «перпендикулярность» к традиции, но и цвет, и перспектива, а значит глубина и психологизм. Помню, как, вглядываясь в «квадрат» Малевича я буквально ощущал, как из этой супремально отвлеченной квадратной дыры смотрит на меня и дышит неведомое пространство, возвращающее к какому-то общему началу. Напоминая, что истина, таящаяся в душе каждого, помогает ощутить то непостижимое, из которого мое «Я» было извлечено и то бесконечное, которое его когда-то поглотит. Я ощущал непонятное, но тогда модное желание отыскать в этом «Ничто» бесконечное «Всё». Именно оно руководило моим восприятием и противопоставляло моё сознание обобществлению мысли. Убеждён, как это не наивно звучит, что именно подобные зрительские психологизмы помогают созданию шедевров.
Я понимал, что от грустной «простоты» супрематического квадрата веет остывшим пеплом красочного мира и изящной формы, потрясающим актом аутодафе, свершившимся над ложью и лицемерием реального. Что русский авангард - это «необходимость», обернувшаяся трагедией очередной несвободы и возврата лжи в виде идеологии соцреализма. Это неизбывная драма русского сознания с вечно присутствующим привкусом распада. Освободившись от идеалов, разуверившись в смысле и, утратив к нему доверие, мы отказываемся от привычного в искусстве как от самих себя. Отрекаясь, мы не испытываем ничего кроме усталости от противоречия и нежелания художественного сознания опираться на скомпрометировавшую себя логику. Неизбывность порока не только обусловливает распад логического искусства, но и манит в грядущее новой иллюзией, новой попыткой преодоления себя. Бытие, торжествуя над духом, заедает сознание, а церковная ложь и декоративная этика вводят в заблуждение.
Научно-технический прогресс упивается ложным ощущением свободы. Бездуховность, вышедшая из-под контроля совести, превращает жизнь и искусство в глобальный фарс трагического оптимизма, в пир во время чумы. Но хочу, господа, успокоить вас. Жизнь не убивает искусство и не приобретает как говорят «суицидальные признаки». Искаженно воспринимаемый мир, это не недостаток психики, а ее защитная реакция, противопоставляющая реалиям наши чаяния, надежды и мечты, в которые мы, иронизируя, все-таки верим. Да будет благословенно заблуждение! Пройдет кажущееся понимание, и мы снова обольемся слезами над вымыслом, основанным на любви и сострадании. Хочется верить, что время коверканья - это не просто болезненное время потерь, но и время прозрения. И лукавство постмодернизма – это временная подмена истинных морально-этических ценностей суррогатом правдивости, сбой художественного сознания. Настоящее искусство воспроизводит красоту, а не гримасничает перед зеркалом. Оно многим жертвует, но и многое приобретает.
Тех озарений избранный час ты угадай словами,
что властвуют над головами, в душе пребывая у нас.
Слова чисты и безрассудны, их не предугадать советом.
Под парусом, не правя судном, летят скитальцы и поэты.
Их след таинственный и сущий, не верю, «боготворцы», вам,
но всем сторицею воздам в себе те образы несущим.
Слава Богу, что постоянный социально-политический обморок нашей страны, имея драматические, а порой и трагические последствия для жизни великих поэтов, не имел ущербных и компромиссных последствий в их творчестве. Это думаю потому, что избрание своей судьбы, для них всегда оставалось осознанным и жертвенным актом.