«Я не друг и не слуга.
Я кошка, которая гуляет одна, где ей вздумается. Теперь мне вздумалось прийти к вам…»
Р. Киплинг
«Кошка, которая гуляла сама по себе»
Глава 1
Родилась Валентина совсем худенькой и маленькой. Врачи в роддоме только головой покачивали: гипотрофия… Наблюдающий педиатр настойчиво рекомендовал матери кормить девочку как можно чаще и пугал необратимыми последствиями малого веса ребенка… Крохотная Валька ела исправно, понемногу набирая граммы и сантиметры, но, по сравнению с другими ребятишками, оставалась такой же миниатюрной… В конце концов все поняли, что ей не суждено вырасти до «модельного» роста, и оставили малышку в покое. «Дюймовочка ты наша», - улыбаясь, говорила бабуля…
До пяти лет с Валентиной неотлучно была бабушка. Супруга профессора, волей судьбы проведшая военные годы в далекой от фронта Сибири и всю жизнь прожившая в достатке за спиной успешного мужа, она и после смерти его сохранила свои привычки: прогулки в парке, вечерние выезды в театр, отдых на курортах, съем летней дачи на берегу… Бабушка много читала, играла на пианино, одевалась в светлые легкие платья и каждое утро делала зарядку. Появление в ее жизни маленькой внучки мало что изменило. Валя гуляла вместе с бабулей по парку, собирая букеты из желтых и красных листьев, сидела, подперев щеку, у пианино, когда той приходила идея помузицировать, послушно оставалась вдвоем с матерью при вечерних походах бабушки в театр. Бабуля, возвращаясь, непременно заглядывала к внучке и, целуя малышку на ночь, свежо и волшебно пахла духами и осенью… Вдвоем они читали детские книжки, рисовали удивительные картинки с цветами, райскими птицами и обязательными белыми облаками на голубом небе. Когда бабушка садилась в кресло и брала в руки «взрослую» книгу, Валентина пристраивалась рядом со своей «детской» и самостоятельно, водя пальчиком по строчкам, осваивала азы грамоты…
Отца Валька не знала, ни мать, ни бабушка не желали рассказывать девочке о нем, и постепенно Валентина перестала думать об этом, приняв состав своей семьи как данность.
… Финансовых проблем бабуля явно не испытывала, после смерти деда на сберкнижках остались солидные суммы, огромная трехкомнатная кооперативная квартира и масса дружеских связей, помогающих доставать дефицитные товары: и колбаску, и консервы импортные, и конфеты московские, не говоря уж о детской одежде. Тут бабуля внучку баловала, впрочем, и дочери частенько перепадали платья по последней моде, ботиночки на каблуках и духи импортные…
Ведением домашнего хозяйства бабушка себя не обременяла и дочери не позволяла. Готовить и убираться три раза в неделю приходила молоденькая внучка соседей Дуняша, а в промежутках еду доставляли из ресторана за углом.
Мама Вальки была занята собой, уходила на работу рано, возвращалась поздно, в выходные старалась отправиться куда-нибудь или в гости, или с компанией приятелей на природу, в надежде обрести нового мужа. Бабуля не препятствовала дочери, понимала и, как могла, давала той возможность распоряжаться свободным временем по своему желанию, полностью взяв заботы о малышке на себя.
Мать, пользуясь дружеским единением бабули и внучки, в их отношения не встревала, обустраивала свою личную жизнь. В доме иногда появлялись какие-то мужчины, приносили Вале конфеты. Бабушка со смехом обзывала их ухажерами и демонстративно, забрав с собой внучку, отправлялась на дальнюю прогулку, во время которой они непременно заходили в кафетерий при центральном универмаге и заказывали самое большое мороженое с вареньем, орехами и шоколадной крошкой.
Все неожиданно кончилось, когда бабушка умерла.
Валентина никак не могла понять, что произошло? Вот вечером бабуля, приехав из театра, по обычаю поцеловала внучку перед сном, а ночью Вальку разбудили непонятные звуки. В прихожей хлопала дверь, в коридоре слышались чужие мужские голоса, под дверь пробивался желтый свет… На следующий день Валентина обнаружила, что двери в гостиную закрыты, зеркала во всем доме укутаны черной тканью и в квартире отчетливо пахнет лекарствами и бедой… Бабушки нигде не было.
Через два дня мать провела Валю в комнату, где на столе стоял большой ящик, в котором под белым покрывалом лежала бабушка. Это гроб, пояснила мама. Вальке было очень страшно, она не понимала, зачем бабушка спит в таком неудобном месте и почему нужно «в последний раз» с ней попрощаться… Разве завтра они не пойдут снова в парк, там сейчас такая замечательная ледяная горка? Деревья стоят все укутанные белыми кружевами, снежок вкусно хрустит под ногами, и обязательно кто-нибудь гуляет с собачкой! Та играет сама с собой, зарываясь в сугроб, раскидывает снег лапами, радостно лает, подскакивает и бежит за ребятишками, съезжающими с горки… Бабушка всегда разрешала Вальке кататься с горки «хоть сколько», но Валя меру знала и сразу замечала, когда бабуля начинала слегка притоптывать на месте и нужно было уже отправляться дальше по аллеям, чтобы не заморозить ноги от долгого стояния. Они всегда понимали и чувствовали друг друга, Валя и бабуля…
Со смертью бабушки финансовое благополучие семьи пошатнулось. Дуняша перестала приходить, уборку мать с маленькой Валентиной устраивали по воскресеньям, еду из ресторана больше не заказывали, самостоятельно отваривая себе картошку и макароны. Копченую колбаску и не вспоминали, обходясь ливерной и докторской – это уж в дни получки. На сберкнижках денег сохранилось совсем немного, видимо, бабуля успела значительно поистратить оставленное ей наследство. Мать брала работу на дом, не отказываясь ни от каких предложений, но тем не менее разорительные походы по гостям и компаниям не оставляла, по-прежнему пытаясь наладить личную жизнь. Валю она пристроила в детский сад, откуда забирала вечером уже практически последней, а иногда оставляла и в интернатной группе на ночь. По началу Валька плакала, скучала по дому, вспоминала бабушку, ребята дразнили ее плаксой, а воспитательницы жалели, потому что частенько она бывала единственным жителем ночной группы… Но постепенно Валя смирилась и даже стала получать некоторое удовольствие от уединения и долгих вечерних чаепитий с болтающими о своем нянечками…
Когда же Валентина пошла в первый класс, мама договорилась в школе и стала оставлять дочь на попечение старенькой уборщицы, выполнявшей по совместительству обязанности вахтерши в блоке для младшеклассников. Тетя Галя, так ее звали в школе, начинала уборку классов сразу, как только дети расходились, и привлекала Вальку на нехитрых работах: бумажки в партах собрать, тряпки для досок прополоскать. Валентина покорно собирала, полоскала, матери не жаловалась: ей было жалко неповоротливую и одышливую тетю Галю, видела, как той тяжело лишний раз наклониться…
В выходные Валентина нередко оставалась дома одна и не тяготилась этим. Любимым ее развлечением стало изучение огромной дедовой библиотеки. Предоставленная сама себе Валя читала все подряд, буквально проглатывая книги одну за другой. Видя такое «правильное» времяпровождение дочери, мама за нее особо не переживала, оставляла одну спокойно, и уже через полгода доверила маленькой Вальке ключи от дома. Только требовала в обязательном порядке звонить ей на работу, что вернулась с уроков…
Вскоре большую бабушкину квартиру обменяли на меньшую «с доплатой», и это позволило некоторое время пожить, не считая каждую копейку. Часть библиотеки пришлось продать, места для книг оказалось слишком мало. Валя вместе с матерью несколько дней тщательнейшим образом разбирала книги, откладывая то, «что не жалко». Мать только дивилась рациональному и вдумчивому подходу маленькой девочки к такому взрослому делу…
Когда Валентине исполнилось восемь лет, мать вышла замуж и вскоре в доме появилась маленькая Данута…
Наличие сестры не слишком изменило Валентинин быт. Гуляя с малышкой, она брала с собой книгу и старалась уйти из шумного многоголосого двора. Возможность же самостоятельных прогулок Валька очень ценила и уж тогда от души прыгала в «лягушку» у глухой стены трансформаторной будки, лихо резалась с пацанами «в ножички», а, став постарше, неплохо играла в волейбол на импровизированной площадке за домом. Тем не менее, дворовое существование она никогда не ставила выше учебы, училась прилежно, четко определив себе цель – университет.
***
Первая юношеская любовь, закрутившая в своем водовороте своенравную Вальку, закончилась недолгим замужеством и разводом, навсегда поселившем в девушке стойкое отвращение к необходимости делить жизнь с кем бы то ни было, и окончательно уверило ее, что «доброе дело браком не назовут»… Выводы были сделаны. Все последующие, как краткосрочные, так и затяжные романы, заканчивались ничем, причем, по ее воле.
Одиночество Валентину не тяготило. Она с упоением получала образование, делала карьеру, холила себя в меру финансовых возможностей, тщательно следила за здоровьем, путешествовала, и, хотя была со всеми ровна и приветлива, близко в свой мир не пускала никого. Зарабатывала она весьма неплохо, возможность тратить средства только на себя ценила. Едва начав работать, Валентина приложила все свои силы, чтобы получить хотя бы комнату, чтобы съехать от матери и начать самостоятельную жизнь.
Природа наделила Валентину хрупким телосложением, трогательной миловидностью, густыми черными волосами и невысоким ростом, создающим обманчивое впечатление беззащитности и слабости…
К ней, как пчелы на мед, постоянно тянулись разного рода поклонники, частенько весьма обеспеченные и достойные люди, стремящиеся ее защищать и лелеять. А потому недостатка в кавалерах и сердечных друзьях Валентина не испытывала, но прочного союза не создавала. Желающие завести семью с детьми, домашним хозяйством и некоторым количеством новой родни в придачу, отпадали в первую очередь, видя стойкое Валентинино неприятие такого образа жизни. Уверенные в себе и самодостаточные, часто имевшие в анамнезе отпрысков и неудачный семейный опыт, держались дольше. Однако, как только они пытались нарушить условную границу Валентининого жизненного пространства, она немедленно разрывала отношения, причем умудрялась сохранить о себе добрые воспоминания и избежать скандальных объяснений и дрязг. Несомненно, это был своего рода талант.
Конечно, к Валентине, как к личности яркой и женщине сильного характера, липли и слабые неудачники - охотники спрятаться от невзгод быта, и, наоборот, самоуверенные бездельники, желающие разделить с ней ее успехи и благополучие. Но Валентина Львовна чувствовала опасность буквально на подкорковом уровне и подобные посягательства пресекала на корню…
Единственным человеком, имевшим некоторую власть над Валентиной, была ее младшая сводная сестра Данута. Такое не характерное для России имя девочке дал ее польский папа, года три пробывший в звании отчима Валентины. В переводе Данута означает «Бог мой судья», и юная девица оправдывала это толкование в полной мере. Данька – так ее называла Валентина – росла безалаберной и безответственной, к жизни относилась легко, вокруг нее всегда крутилась масса подруг, приятелей, ухажеров и просто мало знакомых личностей. Мать после расставания с польским мужем впала в хандру, частенько болела и постепенно заботы о подрастающей дочери спихнула на старшую. Валентина всеми силами пыталась приструнить Дануту, направив ее бьющую через край энергию в мирное русло, но не слишком преуспела. Однако ей удалось заставить сестру окончить иняз в местном пединституте, благо к языкам у Даньки были явные способности, и не бросить учебу по причине замужества и рождения дочери – Маринки. Впрочем, брак сестренки распался в рекордные сроки, и никто об этом не пожалел, но алименты от непутевого отца, оформленные по настоянию Валентины, оказались весьма серьезным финансовым подспорьем для Дануты. Как только маленькую Маринку определили в ясли, и сестрица смогла вернуться к учебе, Валентина немедленно отстранилась от забот по воспитанию ребенка и окунулась привычную жизнь. Младшая сестра, окончив институт, попыталась было приезжать вечерами и слезно выпрашивать финансовой поддержки, но Валентина была непреклонна. Посидеть с малышкой при случае могла хоть и хандрящая по-прежнему, но вполне еще крепкая бабушка, а деньги добывать надо самостоятельно, чай, не при смерти. И Данька, поразмыслив, приняла Соломоново решение: финансовое благополучие нужно достигать доступными методами, а именно, - успешно выйти замуж, коли зарабатывать не слишком получается, да и не хочется. Пользуясь своей неординарной внешностью русско-польской красавицы, Данута практически в один прием влюбила в себя флегматичного математика-норвежца, приехавшего на форум каких-то таких же серьезных и благополучных ученых мужей и неожиданно застрявшего в холодной Сибири. Для начала объяснялись на немецком, который Данька знала в совершенстве, но вскоре талантливая девушка овладела и азами норвежского, что очень быстро сблизило ее с потенциальным мужем. Короче говоря, через год предприимчивая красавица отбыла в Норвегию, бросив Маринку на руках своей матери, и заручившись обещанием старшей сестры присматривать за ними. Впрочем, для организации отъезда сестренки Валентине пришлось приложить немалые усилия и обратиться к своему давнему поклоннику, имевшему влияние и достаточно высокую должность в ОВИРе, благодаря чему все необходимые бумаги, в том числе желанная выездная виза, были получены.
Поначалу Данька часто писала и все обещала приехать за дочерью, но постепенно письма стали приходить реже, Данута полностью растворилась в своем служении мужу, мотаясь с ним по симпозиумам, конференциям и прочим научным мероприятиям, и забирать дочку не спешила. Матери заботы о внучке помогли понемногу развеять хандру и почти примирили ее с безмужним существованием.
Валентина Львовна, оценив сложившуюся ситуацию, участие в жизни юной племянницы ограничила финансовой поддержкой. Маринка выросла такой же безалаберной, как и Данута, и, живя с бабушкой, к суровой тетке наезжала редко, мудро рассудив по пустякам ту не дергать, чтобы не рисковать денежной подпиткой.
Глава 2
После похорон матери Валентина вернулась к себе в странном состоянии опустошенности и безразличия к окружающему миру. Ее привычная жизненная стойкость дала легкую трещинку, сквозь которую в душу неожиданно просочилось ощущение холодного одиночества и безысходности… Впервые за все эти годы Валентина Львовна почувствовала что-то сродни панике, как будто стоит она на пороге двери, распахнутой прямо в черную ледяную бездну, и нет у нее ничего, что могло бы удержать от последнего шага туда, в небытие…
В этот вечер Валентина просидела долго, не зажигая света, вспоминала и свой юношеский краткосрочный брак, и вертихвостку Дануту, славшую матери из далекой Норвегии не больше одного письма в год, и свои последние служебные достижения, и поездки, и различные события, и дружеские вечеринки, и случайные романы…
Всплакнула, жалея и себя, и ушедшую мать. Мысли о бабушке - такие светлые и теплые детские воспоминания - не помогли в этот раз. Хотя обычно Валентина спасалась ими в минуты душевной смуты или тревог… Сегодня они только еще больше усилили ощущение безысходности и безвозвратности потери…
На кладбище они с Маринкой были вдвоем. Кроме них родственники поблизости не жили, а польский муж матери даже не ответил на телеграмму, отправленную ему Валентиной. Данута прилететь не смогла. Именно в этот момент они с Арне – так звали норвежского флегматика – пребывали на симпозиуме в Штатах, и бросить мужа одного в чужой стране не было никакой возможности. Валентина ее поняла.
Дашка родилась через три года. Следуя «замечательной» семейной традиции, Маринка ненадолго «сходила» замуж, впрочем, достаточно удачно с практической точки зрения, ибо при скоропалительном разводе получила прекрасную двухкомнатную квартирку в спальном районе, правда, ценой отказа от алиментов. Дашка росла покладистым здоровым ребенком, не приносящим матери ни особых тревог, ни забот. Валентина, оценивая, как бы со стороны, ситуацию в семье, пошутила однажды, что мужчины в их женском царстве категорически не задерживаются.
Пошутила…
Первым в тихое мирное бытие Валентины Львовны вторгся некто Збигнев, оказавшийся младшим сыном исчезнувшего польского отчима. В один из серых осенних дней ей позвонил молодой мужчина, представился, рассказал, что его отец - отчим Валентины - умер, а сам он женился на русской девушке Екатерине, у них родился сын. Переехав в Украину, какое-то время они обретались во Львове – на родине Екатерины, но в последнее время с работой стало совсем плохо и, подумав, они отправились в Сибирь, где когда-то жил отец... Здесь гражданства пока нет, работы и денег тоже нет, жилье снимают…
На следующий день новоявленный родственник приехал в гости. Валентина Львовна смотрела на Збигнева и не верила глазам. Парень был очень похож на своего отца, каким помнила того Валентина: белокурый красавец, глаза серые, шкодливые, улыбка белозубая, располагающая… Конечно, в свое время мать не устояла! А теперь все это польское обаяние было направлено на покорение сердца сводной сестры, если вообще отношения между Валентиной и этим Збигневом можно было назвать родственными…
Мгновенно в голове Валентины как бы вспыхнула красная лампочка тревоги: неожиданно появившиеся родственники угрожали спокойному ее существованию! Стоит только раз впустить их в свою жизнь, и все полетит в тартарары! Мысленно Валентина похвалила себя за то, что не продала квартиру матери после ее смерти, а сдавала понемногу то одним знакомым, то другим. И денежки были не лишние: Маринка бесконечно болела последнее время, работала от раза к разу, а Дашку надо ведь и выучить, и вырастить. Да еще у девочки оказался несомненный талант к хореографии, ее определили на занятия спортивными бальными танцами, а дело это, ох, какое не дешевое! Валентина, конечно, по мере сил помогала, оплачивала дорогостоящие семинары, новые платья, туфли, соревнования. Тут-то доход от сдачи квартиры был, как нельзя кстати, тем более что возраст у Валентины Львовны приближался к пенсионной черте, а пенсионеров повсеместно старались отправить на «заслуженный отдых», да и работать с прежним напряжением и самоотдачей стало непросто, и она частенько подумывала, не пожить ли последние годы спокойно, посиживая за книгами, выезжая вечерами в театры, а летом куда-нибудь к морю… И чтобы без оглядки на отпуск по графику… Как бабушка…
Появление Збигнева поставило жирный крест на подобных планах… Квартиру матери Валентина Львовна «сдала» семье вновь обретенных родственников. Естественно, бесплатно. Еще и «коммуналку» пришлось самой оплачивать… Прошерстив записную книжку, Валентина отыскала телефон одного из своих бывших сердечных друзей и после долгих уговоров заручилась его поддержкой по обретению гражданства и трудоустройству для польского братца. А уж семьей своей Збигнев пусть сам занимается… Он и занялся, как мог, предоставив жене возможность поискать удачи на бирже труда. Екатерина помоталась в поисках работы пару месяцев и, обнаружив, что, куда бы она не обратилась, там все равно надо РАБОТАТЬ, бросила это дело как безнадежное и засела дома…
Валентина по возможности максимально отгородила себя от контактов с братом и его супругой. Особенно ее раздражала Екатерина. Валентина Львовна терпеть не могла бездельников! В России понятие «домохозяйка» – это неизбежное хобби для любой работающей женщины, а не основная профессия! Почему кто-то должен заниматься домашним благоустройством в короткие вечерние часы после изматывающего рабочего дня, а кто-то все то же самое растягивает на целые сутки? Екатерина же еще имела привычку бесконечно сетовать на усталость и загруженность, требовала сочувствия и по субботам-воскресеньям никогда не вставала раньше полудня: надо ведь было выспаться за всю неделю…
Валентина вежливо, но совершенно недвусмысленно пару раз высказала снохе свое мнение по этому вопросу, та обиделась, напрашиваться в гости перестала, с жалобами звонила все реже…
Однако сам Збигнев частенько находил повод и позвонить, и заехать, чтобы выпросить денег, то на одежду подрастающему сыну, то на оплату каких-то неожиданно потребовавшихся медицинских обследований для жены, то на ремонт – квартира-то старая, сыпется все, уход нужен, то просто до зарплаты не хватает, а кушать хочется…
Валентина слушала излияния Збигнева и не верила ему ни на грош! Ей всегда казалось, что из любого сложного положения есть два выхода: или ничего не предпринимать, или приложить усилия к преодолению негативной ситуации…
«Что благородней духом - покориться
Пращам и стрелам яростной судьбы
Иль, ополчась на море смут, сразить их!»
- эти строки из «Гамлета» Валентина Львовна часто повторяла себе. И выбор ее всегда был однозначным: сразить их!
Кто мешает пристроить тунеядку-жену хоть полы помыть в соседнем магазине? И ремонт можно своими руками делать, а не приглашать ораву таджиков, оплачивая им не только труд, но и ежедневное питание? Однако всегда Збигнев так красочно описывал, что все это никак невозможно! Ах, Катенька из последних сил выбивается, дом содержит, за сыном приглядывает. А ремонт - как можно, все устают и так, да и времени не хватает, уж он-то сам целыми днями работает… «Работает» – это было весьма громко сказано. За прошедшие годы обретенное стараниями Валентининого поклонника рабочее место приказало долго жить, строительная фирма прекратила свое существование, и братец, оказавшись в «свободном плавании», перебрав множество вариантов и нигде не ужившись, осел, наконец, на проходной машиностроительного завода. Выходил на службу по схеме «два через два», особенно уважал ночные дежурства, на которые втихаря от начальства всегда затаривался пивком и рыбкой, а выходные прочно проводил на диване, гоняя жену и сына, чтобы ценили его – единственного кормильца. Эти подробности Екатерина по простоте душевной выплескивала Валентине Львовне, изредка звоня и пытаясь вызвать сочувствие… Та сочувствовала очень сдержанно, чем явно расстраивала сноху…
Выслушивая же очередные перлы Збигнева об их нелегкой жизни, Валентина видела уловки братца насквозь: зачем суетиться, чего-то там искать, предпринимать, не досыпать, подрабатывая, когда можно, сделав печальное лицо, прийти и попросить помощи… Добрая сестра не оставит, не даст пропасть, поможет… А уж какой ценой она эту помощь окажет – ее заботы…
Да, Валентина видела все, понимала все. И помогала! Каждый раз, когда она уже хотела резко отказать Збигневу, у нее в памяти вдруг всплывал тот поздний вечер после похорон и она одна-одинешенька, мысленно стоящая у двери, распахнутой в черную бездну… Брат уходил, осчастливленный нужной суммой, и до следующей проблемной ситуации не звонил… Собственно говоря, а зачем ему еще звонить? Что их связывало, кроме давнишних кратких отношений между родителями?
Ситуация с полу-польскими родственниками постепенно как-то устроилась, все притерлись друг к другу, установив определенные алгоритмы общения.
Маринка подлечилась и наконец-то нашла постоянное место работы в проектной конторе.
Так что Валентина Львовна даже успокоилась, вновь вернувшись к мыслям о вечерних театрах и отдыхе у моря…
Не тут то было!
Вторым представителем мужской части человечества, нарушившим едва восстановленные границы жизненного мирка Валентины, оказался давно исключенный из списков семьи бывший муж Маринки и отец Дашки – Аркадий. Судьба изрядно потрепала его за эти годы, новой семьи он не нажил, мотаясь по геологическим партиям и вахтам, здоровье подорвал, былые капиталы «сгорели» в кризис, а скопленных позже средств едва хватило на крохотную однокомнатную малосемейку. Планировавшееся воссоединение с оставленной некогда супругой сходу не получилось. Маринка, вкусившая прелестей свободной жизни под крылышком у Валентины, особо не польстилась на перспективу ухода за болезненным и малообеспеченным мужем, тем более что только-только разобралась со своим личным здоровьем и откровенно отдыхала от врачей, анализов и больничных… Но юная Дашка неожиданно проявила твердость, отца приняла, и Валентина Львовна была вынуждена по мере возможности поддержать внучку: подкидывала ей денежки на диетические продукты для Аркадия, через свои многочисленные контакты прошлых лет устраивала «блудного папочку» к хорошим врачам…
Разросшиеся семейные связи все больше опутывали Валентину Львовну, и возврата к былому обособленному и комфортному существованию не предвиделось. Резко увеличившиеся расходы теперь уже никак не покрывались Валентиниными заработками даже с учетом недавнего повышения по службе и немалой пенсии. О путешествиях, уходе с работы и безбедном существовании пришлось забыть. Впрочем, о сохранении некоторого финансового запаса необходимо было срочно подумать, иначе старость она может встретить без копейки… Будучи человеком рациональным, Валентина Львовна понимала, что полно-семейный сбор не поможет в решении проблемы. Она прекрасно представляла, во что выльется подобное мероприятие, когда на одной «площадке» сойдутся, по крайней мере, три бездельника (к которым она причисляла, прежде всего, Екатерину, а также Збигнева и Аркадия), безалаберная Маринка и двое неразумных детей. Дашке едва исполнилось девятнадцать, а Анджею – пятнадцать... Кроме крика и взаимных упреков ничего не получится… Где ж ей при всем ее авторитете с ними совладать? Так что решение нужно принимать самой.
Ну, что ж, кто там говорил про два выхода из любой ситуации? Пора было ополчаться «на море смут»… По-прежнему Валентина рассчитывала только на свои силы.
Но как мало, оказывается, их осталось! А ведь именно она вносит самую весомую лепту в обеспечение семьи! Лучший выход – заставить бы всех «бездельников» работать. Однако за столько лет ей это не удалось… Ее вина – потакала много… Может быть, попробовать снизить расходы?
Начала Валентина с себя. Оценив все свои личные траты, она пришла к очевидному выводу: особо экономить не на чем. Да и, собственно говоря, это она зарабатывает деньги! Ограничивать себя, когда, слава Богу, она еще имеет массу желаний и потребностей, а не тратит все только на лекарства? К чему тогда были ее усилия по созданию определенного стиля жизни и благополучия, по формированию какого-никакого резервного фонда «на старость»? А сколько ей еще прожить осталось?... Нет, на сегодня Валентина Львовна не готова пожертвовать собой… Следовательно, к созданию достойного денежного баланса все-таки нужно привлечь всех членов семьи.
Главным источником дополнительных расходов, как всегда, оставался Збигнев и его семейство. Валентина особенно церемониться с братом не стала. Воспользовавшись очередным его приездом за денежной поддержкой, Валентина Львовна категорически объявила о сокращении дотаций… Пока оторопевший Збигнев приходил в себя, не в силах сходу переварить свалившееся на него известие, она четко озвучила сумму, которую сможет выделять ему раз в неделю. Как этим распорядиться – его дело. Можно тратить на продукты, можно скопить за несколько недель и оплатить «коммуналку», можно купить подарок супруге… Все, что угодно. Но никаких дополнительных субсидий. Квартиру матери Валентина пообещала оформить на Анджея, чтобы у взрослых не было соблазна ее продать или обменять, но оплачивать содержание жилья с сегодняшнего дня она прекращает.
Если Анджею потребуется репетитор, все-таки старшие классы, образованием надо заниматься всерьез, возникнут какие-то школьные расходы, или неожиданно крупные по цене покупки одежды и обуви, помощь, конечно, будет оказана, но в разумных пределах. Учитесь экономить или ищите дополнительные источники доходов…
По окончании Валентининой речи Збигнев таки пришел в себя:
- Какие источники? У нас же безработица! Нигде не берут, а берут – денег не платят, обманывают… У меня зарплата – кот наплакал, тебе хорошо, при теплом местечке пристроилась, а нам куда?
Лучше бы он про теплое местечко не упоминал…
Последнее время загрузка у Валентины стала запредельной. Рабочий день, начинаясь в восемь утра, в пять вечера не заканчивался! Приходилось задерживаться и до восьми, и до девяти. Как у любого опытного специалиста и, помимо этого, руководителя, работающего с людьми, нервное напряжение иногда просто зашкаливало. Валентине Львовне все труднее было сохранять самообладание, оставаясь такой же приветливой, благожелательной и спокойной, какой ее привыкли видеть. Да, зарплата у нее достойная, но она зарабатывается, а не дарится «за присутствие»! Зарабатывается ценой недосыпов, безвозвратной потери нервных клеток, накопившейся, не отпускающей усталости… И, в конце концов, ее ценят, она ведь специалист, а не просто так, «мимо проходила»!
- Ты мою работу не трогай! Вас нигде не берут, потому что вместо демонстраций юношеских понтов, беготни по клубам и тусовкам, надо было образование получать, профессию приобретать! И терпеть, и учиться всю жизнь, не рассчитывая на немедленный успех и высокую оплату! Теперь-то чего жаловаться?
- Какое образование? Да кому оно нужно? Времена сейчас другие, что ты сравниваешься…
- Времена всегда одинаковые! Согласись, не все живут за счет родни, значит, нашли выход. Пусть Екатерина идет работать. Хватит дома сидеть. Анджею постоянный присмотр уже не нужен, вырос, слава Богу!
Про Екатерину Валентина Львовна не в первый раз речь заводила. Да только и сама уже видела, все не так просто. Образования, кроме десятилетки, Катенька получить не удосужилась, а за годы домашнего просиживания разленилась и раздалась вширь размеров на десять, волосы красила в ядовитый красный цвет, про каблуки уже и не вспоминала, из украшений предпочитала бижутерию с огромными стекляшками… С такой внешностью и без профессии… Из «достойных» мест даже на ресепшен никуда не пристроиться. Да, шансов найти что-то приличное маловато. Збигнев это прекрасно понимал, все-таки не дурак был. Но жену, видать, любил, критиковать, тревожа ее самолюбие, не хотел. Хотя вряд ли он этим ей доброе делал…
- Что ты, ведь не полы же ей идти мыть? Где ее еще взять могут? – оскорбился братец.
- Пусть идет и моет, если больше ничего делать не научилась! – в этот раз Валентина Львовна настроена была решительно и всяческие экивоки отбросила напрочь.
Разговор на этом она сочла оконченным, твердо настояла на озвученной сумме и выпроводила Збигнева восвояси…
Однако весь вечер настроение было из ряда вон. Что это, жалость? Никогда Валентина прежде не позволяла себе жалеть тех, кто на эту жалость напрашивался. И все же… Брат ушел не просто обиженным, он ушел каким-то потерянным и недоумевающим: как это так, привычная беззаботная жизнь окончилась, и действительность явно грозит суровыми испытаниями…
Но, собственно, чего он ожидал? Что Валентина Львовна будет вечно содержать его семью, выручать деньгами по первому требованию? А умрет она, что с ними будет, он хоть на минуту задумался? И тут Валентина почему-то ясно поняла, как будто кто на ухо шепнул: конечно, задумывался! И, пожалуй, прекрасно распланировал, как он поступит с ее квартирой, ее драгоценностями, ее сбережениями (если останутся!)… Это же Збигнев! Обвести растрепу-Маринку вокруг пальца и разделить наследство так, как выгодно ему, - это запросто! В свое время он безошибочно сыграл на Валентинином желании уберечь личное пространство от несанкционированного вторжения родственников и практически заставил ее купить эту нерушимость границ. Ведь к племяннице тогда даже не сунулся, понимая, что Маринка сама во многом от Валентины зависит. Сейчас же он растерялся только потому, что ситуация изменилась слишком неожиданно: Валентина еще жива, а дотации резко сократились… А, может быть, и не до конца поверил…
Валентина Львовна долго сидела и думала. Как же так все повернулось в ее жизни? Когда? Долгие годы она тщательно оберегала свой мир от посягательств извне, жила только для себя, участвуя в делах близких исключительно с целью отгородиться от их проблем, претензий, влияний… И чувствовала себя при этом совершенно комфортно! Сколько прекрасных романов было в ее прошлом, но ни один мужчина не смог стать настолько близок и необходим, чтобы она согласилась разделить с ним кров и судьбу… Обо всех она сейчас вспоминала тепло, но щемящего чувства досады от разрыва не испытывала. Хотя со многими из них Валентина до сих пор так или иначе пересекалась по жизни, встречаясь у знакомых или на работе, сердце ее не екало, вызывая жалость к утраченному или ревность…
А подруги? Считается, что женщины не могут прожить, не заведя подруг… Но Валентина Львовна не завела… Приятельниц было много, нрав у юной Вальки был живой, активный, однако впускать в свою жизнь она никого не хотела. Как будто срабатывал внутренний механизм сопротивления: едва подружка начинала слишком настойчиво пытаться вызвать Валентину на откровенность, между девочками немедленно вырастала невидимая стена. И преодолеть эту преграду никакой возможности не было. Так Валька и прожила, не загружая себя чужими заботами и не делясь своими… Позвонить приятельнице, чтобы рассказать о поклоннике и рождающихся чувствах или тревогах, Валентине даже и в голову не приходило. Все обдумывала, все решала и за все отвечала только сама… И ошибки совершала, и расплачивалась за них тоже самостоятельно…
Судьбой Дануты, а позже Маринки занималась постольку, поскольку обе в какой-то мере угрожали ее спокойному существованию. И со Збигневом все так и мыслилось, да как-то не получилось… Несмотря на то, что Валентина радикально разрулила все его первостепенные проблемы, заботы о вновь обретенных родственниках не исчезли из ее мира и постоянно напоминали о себе… Наверное, она дала слабину…
Видение распахнутой двери в черную бездну за прошедшие годы значительно потускнело, смерть матери стала отболевшей и затянувшейся раной, хотя в свое время основательно подкосила жизненную Валентинину стойкость, впервые заставив ее ощутить безграничное одиночество. И вот теперь, резко и безапелляционно поговорив с братом, наконец, поставив его «на место», она не может никак успокоиться и все думает, думает…
Тем не менее, утром Валентина Львовна проснулась спокойная и уверенная в себе. Позвонила Маринке и пригласила их с Дашкой на разговор. Вечерком. А пока решила сама съездить к Аркадию. С этим вдруг объявившимся папочкой тоже надо было как-то разбираться, и лучше с глазу на глаз.
Поехала, не позвонив. Рискованно, конечно, но и вероятность того, что Аркадий куда-то отправится, была мала. Продукты и лекарства ему Дашка или привозила, или через интернет заказывала. Валентина не вмешивалась. Пусть! В конце концов, вертятся как-то, последнее время особо денег не тянут. Хотя Аркадий несколько раз названивал, жаловался, что лечение дорогостоящее назначили, хорошо бы оплатить… Дарья подтвердила, действительно, он ходит в медицинский центр на обследования, нужно «инвалидность» ежегодно оформлять ради пенсии… Начать работать «папочка» так и не удосужился, все болезнью отговаривался. И опять Валентина вникать не стала! Как он там на своей пенсии и ее спонсорских подпитках выживает – его забота… Но теперь, когда ее финансовая помощь должна быть сокращена, нужно реально оценить размеры этих возможных ограничений…
Увидев Валентину на пороге, Аркадий остолбенел. Растерявшись, долго топтался в прихожей, как бы сомневаясь, приглашать ли незваную гостью в комнату… И Валентина сама, отодвинув родственничка в сторону, прошла дальше. Квартирка у Аркадия была крохотная, собственно, уже и от входных дверей осмотреть все можно было.
Валентина Львовна критически оглядела помещение: чисто, аккуратно, мебель ладненькая, не разномастная, шторы «в пол», на диване плед в веселую клеточку… Телевизор с метровым экраном, на столике – ноутбук… За перегородкой в виде барной стойки - малюсенькая кухня, и все в ней по последнему слову: и микроволновка, и холодильник встроенный, и плита с прозрачной варочной поверхностью…
Диссонансом к этому «благолепию» выглядела нехитрая снедь на стойке: вскрытая банка шпрот, черный хлеб, нарезанный прямо на досточке вперемешку с колбасой, и несколько жестянок пива… Надо полагать, хозяин изволил обедать…
Не спрашивая позволения, Валентина прошла к холодильнику, заглянула: в морозилке - мясо в фасовках, на полках - и молоко, и йогурты немецкие, и сыр в ярких импортных упаковочках, и яички… Одна кастрюлька с борщом, другая – с гречкой, котлеты… Другими словами, полная чаша!...
Выяснить у Аркадия, на какие средства появилась вся шикарная техника и продукты импортные? Поди ж, не скажет или соврет: вон, как глаза бегают… Но попробовать стоило. Прикинув, Валентина поняла, что ни ее спонсорства, ни инвалидской пенсии Аркадия на эти приобретения, конечно, не хватило бы. Значит, наличествовал еще какой-то денежный источник… В конце концов, недаром Валентина Львовна столько лет на руководящих должностях провела, разговаривать с людьми умела: где матерью родной прикинуться, лаской обаять, где «жесткому допросу» подвергнуть, а где и дурочкой наивной себя выставить, чтобы собеседник расслабился, осторожность потерял…
Оценивающе глядя на родственничка, она решила, что с ним лучше всего «сработает» именно «мать родная»…
Легонько постучав ногтями по банке с пивом, Валентина Львовна поинтересовалась:
- Ну, Аркаша, как же так? Еды наготовлено море, а ты в сухомятку… Разве ж можно так с твоим желудком рисковать?
Аркадий поначалу замялся, заюлил, глазки долу потупил… Но потом успокоился, видя Валентинино полное «сочувствие». Конечно, язва-то язвой, но радость себе надо доставлять. Вот сейчас он чувствует себя получше, приступы поутихли, можно и позволить…
Валентина Львовна, собственно говоря, уже с первых секунд все поняла, чай, не вчера родилась… Борщ, каша с котлетами, йогурты диетические – это Дашина заслуга, а уж пивко под шпротики – личное папочкино отдохновение, пока никто не видит…
- Забоится о тебе дочка? Красоту-то какую в квартирке навела!
Аркадий послушно согласился, что она, она родимая! Вот Маринка – та никогда не заедет, не спросит, как муж один одинешенек с болезнями да без денег справляется! Валентина сделала лицо печальное, осуждение нерадивой женушке изобразила… И понемногу перевела разговор на саму Дашу, как, мол, ей удается и в институте учиться, и спортом заниматься, и отцу помощь оказывать… Слово за слово, вытянула из Аркадия все. Дашка вечерами в баре официанткой подрабатывает, не каждый день, конечно, а так, три раза в неделю. Денежки там небольшие платят, зато за каждый день, а, бывает, чаевые подбрасывают – тогда совсем неплохо выходит… На соревнования последнее время реже ездить стала, дороговато, да и партнер не настаивает… Зато в выходные они частенько по клубам да офисным тусовкам на концертах танцуют. Спрос на их пару хороший, все-таки мастера… А если праздники не случаются, то можно еще и с малышами начинающими позаниматься…
- Да, вот еще она такое дело придумала – очень доходное! – Аркадий оживился, рассказывая. - Свадебные танцы ставить! Женихи с невестами обращаются, сейчас это модно стало, на свадьбе танец специальный представлять… Кто танго закажет, кто вальс, и даже латинские бывают… А Дашка, она ж талант, такие постановки придумывает – загляденье, обучает так, что танцуют у нее все, даже чурбаны неотесанные, как будто всегда умели…
Валентина слушала, кивала, ахала в нужных местах…
Перед уходом еще разок пожурила родственничка за «неправильное» питание и невнимание к драгоценному здоровью, начала прощаться…
- А Вы чего приезжали-то? – вдруг опомнился Аркадий.
- Да вот, дорогой, хотела предупредить: финансирование для тебя я закрываю. Вижу, ты ни в чем не нуждаешься, на все хватает… У меня денег для тебя больше нет, - тут уж Валентина Львовна сочувственную улыбочку с лица стерла, глянула жестко. - С Дарьей сегодня же поговорю, нечего все заработанное на тебя тратить, что могла, она уже для тебя сделала. Даже больше, чем могла! Ишь, клещом в девчонку вцепился, все силы из нее высосать хочешь? Ей учиться надо, профессию получать. Не до пенсии же по корпоративам танцевать! А ты ищи работу, если желаешь продолжать кушать диетические йогурты!
Выслушивать ответные причитания, о том, что работы нынче нигде нет, а инвалиду и вовсе ничего не найти, Валентина не стала. Все это она уже от Збигнева слышала. Дежавю…
Вернувшись домой, Валентина Львовна дала волю душившему ее раздражению! Господи, вот ведь пиявка, сладко ест, мягко спит за счет дочери! И палец о палец не ударит, чтобы ей помочь! А внучка-то какова, ведь ни словом бабушке не обмолвилась, как крутиться приходится…
Валентина задумалась: Маринка всегда деньги просила для себя да на Дашкины нужды из разряда спортивных (соревнования, костюмы, поездки)… А Дашка - только на лечебные расходы для отца… Совершенно точно просьб о деньгах на покупку телевизора метрового или иной техники не поступало! Значит, домашнее великолепие у Аркадия: и оборудование современное, и мебель, и гардеробчик не бедный (это Валентина тоже оглядеть успела) – все Дарья сама своими подработками оплачивала… Ай да Дашка! И ведь не жаловалась! Еще и к бабушке приезжала помочь, то в уборке участие примет, то на рынок сбегает. Ведь Валентине Львовне уже тяжеловато было одной на домашнем хозяйстве, она и не отказывалась… Выходит, не только Валентина тянет финансовую лямку, есть и помощница… Хорошо, что съездила сначала к Аркадию, теперь совсем иначе разговор с Маринкой и Дарьей вести нужно…
Племянница явилась, конечно, раньше назначенного времени. Бестолково потыкалась по комнатам, назадавала дежурных вопросов, не слушая ответов, сама кинулась на кухню варить кофе. Впрочем, это она делала весьма неплохо. Валентина Львовна спокойно пережидала приступ Маринкиной активности, традиционно даже не пытаясь вмешаться в процесс. Когда в гостиной уже накрыли на стол, а часы торжественно пробили семь вечера, в дверь позвонила Дарья. Валентина в который раз порадовалась умению внучки приходить минута в минуту…
За кофе Валентина Львовна разговора важного не заводила, предоставив возможность «трещать» Маринке, и рассматривала племянницу и внучку. Какие они все-таки разные! Маринка пошла в польскую ветвь семьи: блондинка пышных форм, не толстая, но все при ней. И такое, как надо, округлое, аппетитное! Глазищи огромные, серо-зеленые и кожа до сих пор свежая, наливная… Мужчины вокруг так и тают! Однако вот замужество после скоропалительно развалившегося брака с Аркадием никак не складывалось. И пока Маринка не слишком об этом горевала, меняла поклонников, упиваясь своей красотой и востребованностью.
Дашка же, напротив, была маленькая, изящная, черноволосая и кареглазая. Один в один с самой Валентиной в молодости. Как уж так гены распорядились, через какие дальние поколения наследственность перескочила? Конечно, если уж быть честной, то Даша была похожа на своего отца: тот тоже был черноволос и кареглаз. Но Валентина, глядя на внучку, всегда видела в ней юную себя…
Сообщение о финансовых изменениях Маринка приняла совершенно спокойно. Валентина Львовна ожидала возмущения, обид, попыток вытребовать побольше… Но племянница только пожала плечами:
- А я все думала, насколько тебя еще хватит? Вот, может, моей матери позвонить? Вдруг она нам помогать начнет? Ведь живет там со своим физиком припеваючи, за столько лет даже не приехала на внучку глянуть ни разу…
- С математиком…
- Что?
- С математиком, а не с физиком. Арне – математик, - пояснила Валентина.
- Неважно, - отмахнулась Маринка. – А, может, Дашку замуж выдадим? Ей сразу не до спорта станет: такая экономия…
Дарья молчала, только теребила бахрому на скатерти.
Валентина Львовна вздохнула. Маринка по своему обыкновению все превращает в балаган! А завтра у нее опять что-нибудь произойдет, и она явится к тетке с просьбой «выручить в порядке исключения». Звонить же Дануте – пустая трата времени. Та давно вычеркнула дочь и сестру из списков своих близких и менять что-либо явно не собиралась. Да и как звонить-то? Ни номера, ни адреса… Впрочем, пусть Маринка делает, что хочет. Какое ее, Валентинино, дело? Она свой вердикт объявила, от принятого решения не отступится, а как племянница будет дальше выкручиваться, ее уже не касается… Или?
Молчание Дашки Валентину Львовну встревожило. Та просто не произнесла НИ СЛОВА, никак не отреагировала… Даже на шутливое предложение матери отдать ее замуж! И это было странно. Наверное, Аркадий успел рассказать ей об утреннем визите Валентины и, надо полагать, красок не жалел…
Поэтому, когда Маринка засобиралась, подгоняя Дашку, заканчивающую мытье посуды, Валентина Львовна тронула внучку за рукав:
- Задержись…
Разговор получился нелегким.
Все Валентинины аргументы, казалось, не возымели никакого действия. Даша просто взяла бабушку за руку и сказала:
- Ты напрасно переживаешь. Я справлюсь.
- Как справишься, за счет своих сил и здоровья? – кипятилась Валентина. – Спорт практически заброшен, наверняка не высыпаешься… А учеба? Диплом не только последним курсом делается, его все пять лет готовить надо: знания набирать, курсовики вовремя сдавать… А ты всем этим рискуешь… И ради чего? Чтобы Аркадий смотрел футбол на метровом экране или в «Одноклассниках» зависал? Ноутбук-то справненький…
- Бабуля, не повторяйся! Что ты за технику зацепилась? Тем более, что ее и не я вовсе покупала. Он сам… Но не в этом дело, пойми. Он – мой отец, и я его люблю…
- Отец? Да он исчез из твоей жизни, когда ты совсем крохой была, ни письма, ни подарка… А при разводе еще и торговался, выменивая Маринкино обеспечение жильем на отказ от алиментов…
- Он изменился и вернулся! Прошло столько лет… Я ему очень нужна!
- Конечно, - Валентина Львовна передернула презрительно плечами, - нужна! Иначе кто ж его содержать будет? Если бы не ты, я бы ему ни копейки не дала…
- По крайней мере, - тон у Даши стал просто ледяным, - он меня замечает! Ему интересно, что я делаю, куда иду, о чем думаю… Мама же всю жизнь была занята только собой, спихнула меня в спорт, который ты оплачивала, а сама толком даже не интересовалась, как у меня успехи, тяжело ли мне, успеваю ли я еще и в школе нормально учиться? Впрочем, теперь я ей даже благодарна, танцевальные навыки – это мой основной хлеб… Из спорта все равно уходить нужно. Соревнования, в которых мы должны участвовать в соответствии со своим классом, - очень высокого ранга, стоят невероятно дорого, и проводятся на международном уровне – нам не потянуть. Так что перспектив уже никаких… Вот и партнер мой тоже самое говорит.
- Лучше бы ты заработанное на оплату соревнований пустила, чем все папочке отдавать! – Валентина Львовна по инерции продолжала упрямиться, хотя услышанное больно кольнуло: ведь Даша могла тоже самое сказать и про нее, про Валентину!
Она ссужала Маринку деньгами «на танцы», но никогда не ездила на соревнования, не узнавала о результатах, пока внучка сама при случае не делилась информацией…
Валентина Львовна смотрела на Дашу и поражалась ее несгибаемости, уверенности в своей правоте… Да, она так похожа этой своей стойкостью на саму Валентину! А, собственно говоря, все женщины в их роду были похожи, по большому счету, друг на друга. Каждая во главу угла ставила свои личные интересы, и, выбрав путь, уже не сворачивала.
Так что, жили они все исключительно для себя: и сама она, оберегавшая личное пространство от вторжений извне, и Данута, моментально стряхнувшая все родственные связи и укатившая в Норвегию, и Маринка, поддерживающая свою красоту и привлекательность за счет невнимания к дочери… Даже мать Валентины, погрузившись в свои личные переживания при последнем разводе, так и прожила остаток дней в полном безразличии к судьбе дочерей…
Теперь пришла очередь Даши? И та, не слушая никого, назначила фетиш в лице отца и полностью посвятила себя поклонению, не позволяя никому нарушить ее выбор… Своеобразный «эгоизм наоборот»!
- Бабуля, мы с папой больше денег у тебя постараемся не просить, - сказала Даша, прощаясь. - Самое трудное для него уже позади, теперь все будет хорошо. Еще раз говорю, я справлюсь…
То, что она справится, для Валентины Львовны стало совершенно очевидно. Эту хрупкую, но такую сильную девушку не сломать никому! Спорт и жизнь среди родных, но равнодушных людей ее закалили, надеяться она привыкла только на себя… Как Валентина… И внешне так похожа!
Много лет назад один из поклонников при расставании назвал юную Валю Дюймовочкой, невольно повторив прозвище, которое некогда дала ей бабушка… Мол, такая же маленькая, красивая и все ждущая своего заоблачного принца… Только вот ни Принца, ни Ласточки в жизни Валентины Львовны так и не случилось. Не вложила Валя душу в чье-нибудь спасение, не унесли ее благодарные крылья в далекую счастливую страну… Сама она отбилась и от скользких Жабьих сынков, и от самодовольных Кротов, избежала бытового рабства у многочисленных Мышей, жила в достатке и благополучии… Ничуть не хуже, чем в Стране Эльфов! Да и неизвестно, так ли уж безоблачна оказалась судьба сказочной Дюймовочки в ее браке с Принцем?
В Даше Валентина Львовна увидела признаки своего несгибаемого упорства при достижении цели, умение рассчитывать только на свои силы и никогда не жаловаться…
Даша - новая маленькая Дюймовочка - оказалась один на один с жизненными испытаниями… Дождется ли она своей Ласточки? Как-то сомнительно, чтобы отец оказался в роли этой благодарной птицы, а ведь именно ему отдано все Дашино внимание…
Еще и еще раз прокручивая в уме разговор с внучкой, Валентина Львовна выделила фразу, прозвучавшую неким диссонансом к общей «мелодии»: речь шла все о той же пресловутой технике. Дарья сказала, что «он купил ее сам»… Как это сам? Если Валентина денег не давала, Даша – тоже, то откуда он их взял? Ведь аппараты-то не из дешевых. Сомнительно, чтобы Аркадий мог на чем-то сэкономить и скопить такую сумму… Этот момент необходимо все-таки прояснить. Не откладывая в долгий ящик, она набрала номер Аркадия:
- Кто купил тебе телевизор и ноутбук, - с места в карьер обрушилась на бедолагу Валентина. – Или где ты взял денег?
Она почувствовала, как напрягся и тяжело задышал Аркадий. Какое-то время он громко сопел в трубку, видимо, прикидывал, стоит ли соврать или все-таки уж сознаваться…
- Ну? Я жду! – поторопила его Валентина Львовна. – Лучше сразу говори правду, я от тебя не отстану.
Тот все мялся… «Эх, надо было не по телефону! Зря поддалась порыву!» - подумала Валентина.
Но, в конце концов, Аркадий принял решение и начал рассказывать. То, что услышала Валентина Львовна, было невероятно тривиально и потому не вызывало сомнений.
Слово за слово, Аркадий перестал нервничать и поведал, что до самой последней поры была у него некая дама сердца, к которой он несколько лет наезжал на постой между вахтами. Однако официально их отношения не оформлялись, и понемногу дама начала уставать от этих его краткосрочных визитов без каких-либо обязательств, так что однажды попросту не пустила на порог, найдя себе домовитого и, главное, совершенно законного супруга. Эта ситуация в купе с пошатнувшимся здоровьем сделала возвращение в родной город и приземление «на запасном аэродроме», т.е. у Маринки, практически необходимостью… «Совместно нажитое» имущество они с дамой сердца разделили «по справедливости»: Аркадий забрал себе только телевизор и ноутбук, благо покупал их сам в дни некой финансовой стабильности, да свои личные вещи… Но теперь он ни о чем не жалеет! Бог с ними: и с дамой, и с Маринкой, у них своя жизнь. Зато рядом с ним любящая дочь…
С точки зрения Валентины, скрывать тут было совершенно нечего! Действительно, права Даша, и что это она за технику зацепилась?..
Глава 3
С того памятного вечера прошло три года...
Збигнев по-прежнему временами наведывался к Валентине Львовне, пытаясь убедить ее увеличить денежное содержание. Но она была непреклонна. Втихаря от родителей она иногда звонила Анджею, пытаясь разузнать, как же они выкручиваются на самом деле, ведь Екатерина работать так и не пошла, Збигнев все сидел на своей проходной, а репетиторов, тем не менее, оплачивали напополам с Валентиной, и на выпускной сыну деньги нашли… Но Анджей или был четко проинструктирован отцом, или действительно ничего не знал. Учился парень неплохо, школу окончил достойно и сумел поступить на бюджетное отделение университета.
Дарья защитила диплом, устроилась на службу по специальности, однако вечерних подработок и концертных выступлений по корпоративам не бросила. Не обремененные ни семьями, ни сколько-то серьезными романами она и ее партнер не отказывались от неожиданных «сиюминутных» предложений, ездили даже в область, чем очень устраивали работодателей… Да и свадебные танцы пока все еще оставались востребованными.
Что ж, думала Валентина, все действительно передается через поколение: и Дашка в порядке, и Анджей не подкачал, не взирая на полную «неудачу» с родителями…
Тот давнишний визит Валентины произвел на Аркадия неизгладимое впечатление, и он даже сделал попытку начать работать, устроившись продавцом в газетный киоск… Ничем хорошим это не кончилось. После трех месяцев торговли ревизия обнаружила недостачу, Аркадий был изгнан с позором, и Валентине пришлось снова выручить родственника деньгами…
Умер Аркадий совершенно неожиданно... Точнее погиб, попав под грузовик. Нелепая случайная смерть! Маринка категорически отказалась ехать на похороны. У нее был в самом разгаре роман с «очень перспективным мужчиной» и никакие обстоятельства, связанные с ее прошлым замужеством, тем более такие горестные, она замечать не желала.
- Он прекрасно прожил свою жизнь без меня, - заявила она. – Что ему помешает также без меня устроиться в мире ином?
Збигнев не приехал, сославшись на невозможность подмены на работе, а Екатерина по случаю ноябрьских холодов хлюпала носом и жаловалась на подкрадывающийся грипп. Анджей с Аркадием знаком и вовсе не был…
Так что на кладбище Валентина Львовна оказалась вдвоем с Дашей. Дарья стояла словно каменная, не проронила ни слова даже во время прощания. Припала губами ко лбу отца и застыла. Валентина обняла внучку, отстранила от тела, прижала к себе… Крышку закрыли, гроб опустили в рыжую глиняную пасть могилы. Даша молча следила за действиями похоронной команды, не двигаясь с места, замерев в объятиях бабушки. Затем также молча бросила горсть земли, глухо стукнувшей о крышку.
Когда все кончилось, положила траурные гвоздики у деревянной времянки с номером и снова застыла, глядя перед собой… Придерживая девушку за плечи, Валентина потихоньку повела ее к выходу, та двинулась послушно и оглянулась только один раз перед самым поворотом аллеи, откуда свежий могильный холмик уже был едва различим за целой армией памятников и крестов…
Поминки внучка решила провести в маленькой квартирке Аркадия. Родственники и сюда не сочли нужным приехать. Собственно, Дарья не слишком и настаивала. Вдвоем с Валентиной Львовной они посидели, поговорили «ни о чем». Портрет в траурной рамке, традиционную рюмку и кусок хлеба Даша поставила перед черным экраном того самого телевизора. Валентина видела, как внучка подавлена свалившимся на нее горем, и сочувствовала ей…
После смерти Аркадия его крохотная малосемейка отошла Дарье, и девушка немедленно съехала от матери, оставив ту на свободе реализовывать личные матримониальные планы…
***
Работу Валентина Львовна была вынуждена оставить не столько в силу преклонного возраста, сколько из-за ухудшившегося здоровья… Принятые своевременно меры по снижению общесемейных трат дали свои плоды, и на счету у нее сохранилась вполне приличная сумма, позволяющая без особого шика, но вполне достойно встретить старость… Болеть, конечно, в ее планы не входило. Ведь Валентина всегда заботилась о своем здоровье и о поддержании «рабочего» состояния, уделяя внимание и правильному питанию, и вечерним прогулкам, а, главное, максимально оберегая себя от нервных нагрузок на личном фронте, справедливо полагая, что этого «добра» вполне хватает на профессиональном поприще… Но, увы, возраст всерьез начинал брать свое: все чаще скакало давление, вечерами разламывалась голова и ныла спина, или вдруг без видимой причины сводило пальцы, а пару раз шею «заклинивало» так, что приходилось идти на больничный и подолгу лечиться всякими «иголками» и массажами…
По возможности Валентина Львовна продолжала держать форму, сама ходила по аптекам и магазинам, прибиралась в квартире, не обращаясь за помощью к младшему поколению. Однако в те часы, когда недомогание уж слишком яростно заявляло о себе, малодушно подумывала о том, что, может быть, неплохо было бы забрать Дашу к себе. Что она там, на окраине, в своей конурке мыкается… Правда, так она не зависит ни от кого. Валентина в ее годы тоже ни за что не променяла бы свободу на жизнь с родней в шикарных апартаментах…
Квартира у Валентины была немаленькая, трехкомнатная, еще старой сталинской постройки, с просторными квадратными комнатами, высокими потолками и широкими коридорами. Жилье это Валентина выстрадала «плотью и кровью», начав с маленькой комнатки в коммуналке, которую получила на первом своем месте работы. Затем понемногу путем сложных манипуляций перебралась в отдельную квартиру в спальном районе, а после, благодаря высоким заработкам и упорству в достижении требуемого результата, менялась несколько раз на б;льшую с доплатой, в конце концов, добравшись до сегодняшней, в тихом центре. Валентине очень хотелось, чтобы ее дом был похож на бабушкин, каким он сохранился в детских воспоминаниях, чтобы в кабинете с огромным окном и балконом книжные шкафы занимали весь периметр, как было у деда, а на массивном столе стояла лампа с литой чугунной ножкой и письменный прибор, на котором чугунные же медведи обнимали пенек-чернильницу и терлись боками о стакан для карандашей в виде сломанного дерева… Кабинет деда по размерам был не меньше гостиной, поэтому именно там в свое время нашлось место и для детского уголка маленькой Валентины.
Теперь квартира Валентины Львовны была практически такой же… Лет десять назад стараниями жилищной компании здание капитально отремонтировали, все трубы и проводку заменили, а в широкую лестничную клетку встроили лифт. После модернизации цена на квадратные метры в этом доме подскочила в разы. Збигнев тогда приехал и, осмотрев ее жилье, как бы в шутку сказал:
- Ты и тут умудрилась выиграть по «трамвайному билету»! Нашему дому на сорок лет меньше, а состояние его, по сравнению с твоим, в сто раз хуже… И ремонтировать его никто не собирается.
Теперь большие площади и высокие потолки создавали для Валентины Львовны дополнительные трудности… Но сдаваться она не собиралась и, стиснув зубы, сама карабкалась на стремянку, чтобы сменить лампочку в люстре или просто протереть плафоны… И, пока справлялась, менять ситуацию не торопилась…
Глава 4
Письмо пришло на электронный адрес Валентины февральским субботним вечером. Послания от незнакомцев она обычно, не читая, отправляла в корзину. Однако в этот раз ее как остановило что-то, адрес отправителя был смутно знакомым. Поразмыслив, Валентина Львовна все-таки решила прочесть. Письмо оказалось от норвежского мужа Дануты. Арне с прискорбием сообщал, что Даня тяжело больна и дни ее сочтены. Рак. Письмо было написано на английском, которым Валентина владела прилично, ни немецкого, ни тем более норвежского она не знала. Весь талант к языкам в их семье достался младшей сестренке… Арне почему-то именно по-английски говорил с невероятным акцентом, делая недоступными свои речи для Валентининого понимания, не забыл об этом и поэтому написал, а не позвонил… Бросив все дела и велев организму «не шалить», Валентина опять напрягла прежние свои связи и уже в среду вылетела в Осло…
Арне встретил ее в аэропорту. За те годы, которые прошли с их последней встречи, он мало изменился. То же сухое бледное лицо, те же аккуратно подстриженные светлые волосы (правда, значительно теперь поредевшие), те же серые внимательные глаза за стеклами стильных, очень европейских очков… Дор;гой, в основном, молчали, памятуя о языковом барьере.
Едва разместившись в отведенной ей комнате, Валентина попросила Арне отвезти ее в больницу к сестре.
Кровать, на которой лежала опутанная трубочками и проводами Данута, стояла посередине большой светлой палаты. Очаровательная медсестра, сидевшая рядом, читала больной какую-то книжку. Остановившись в дверях, Валентина успела уловить несколько слов и поразилась, что читала девушка по-русски… Арне подошел к жене, взял ее за руку, начал что-то тихо говорить, поглаживая худые пальцы, и, наконец, кивнул Валентине Львовне, приглашая.
- Ты ничуть не изменилась, Валя! Даже не поправилась! – голос сестры прозвучал неожиданно звонко и так знакомо, что сердце Валентины резко подпрыгнуло в груди, а к горлу подкатил соленый комок. – Ты только не реви, пожалуйста, тебе это не идет!
Данута, верная себе, продолжала шутить. Господи… Валентина смотрела на бледное исхудавшее лицо сестры, на котором живым огнем полыхали только огромные глаза, все еще того самого чудесного зеленого цвета, покорявшего и околдовывавшего мужчин, и молчала! Весь долгий перелет она представляла себе эту встречу, и все же оказалась к ней не готова.
- Молодец, что смогла приехать! Мне нужно с тобой поговорить, - Данута подняла глаза на мужа и попросила: - Погуляй немного, мы посекретничаем.
Валентина Львовна, наконец, пришла в себя. Что это с ней было? Неужели почти забытая, почти вычеркнутая из сердца сестренка по-прежнему дорог; ей и по-прежнему имеет над ней власть? И дорог;, и имеет, и ничего с этим не поделаешь!
- Я очень рада тебя видеть, - призналась Валентина. – Я даже и не думала, что так соскучилась!
- Наверное, мне действительно стоило начать умирать, чтобы все-таки услышать это, - хмыкнула Данута. – Но давай не будем терять время. Я устаю быстро, хочу успеть… Я написала завещание. У меня есть домик на берегу озера. Теперь он твой. Лично твой. Это условие я оговорила отдельно. За Арне не переживай, у него все есть, на его норвежскую собственность будут претендовать его наследники, а моего здесь больше ничего не осталось.
- Домик? У озера?
- Именно… Ты думаешь, я забыла? Нет, я прекрасно помню, как ты рассказывала мне перед сном сказки собственного сочинения, и в конце их главная героиня всегда поселялась в сосновом лесу у озера и была счастлива… Я хочу, чтобы наша сказка закончилась также… Еще я должна сообщить тебе некую новость и поделиться своим недавним открытием. Катерина проболталась…
- Какая Катерина? Неужели жена Збигнева?
Данута кивнула.
Валентина Львовна покачала головой:
- Я и не знала, что ты в курсе ее существования!
- Да-да, в этом и есть суть сюрприза для тебя! Она тут недавно звонила и ляпнула про то, как ты Анджею квартиру отписала… А дальше уж я из нее все вытянула…И про Маринку, и про Дашу, и даже про Аркадия, Царствие ему небесное… И про твое участие в их жизни. Вот это была новость для меня… Ведь все последние годы я думала, что они бедствуют, и по возможности свои свободные средства отправляла Збигневу!
- Господи, почему?
- Збигнев связался со мной лет через пять, как умер наш отец. Дело в том, что папочка после смерти не оставил ему ни гроша. Все до копеечки потратил при жизни и, в гроб сходя, был совершенно не обременен денежными накоплениями, а квартира в Польше ушла за долги… Братец рассказал, что, помыкавшись в Украине, переехал в Россию в надежде найти работу… Разыскал тебя, Маринку… Не хотел меня тревожить, но обстоятельства… Его семья прозябает на безденежье… Он просил тебя о поддержке, но ты никому не желаешь помочь, даже не общаешься, племянника на порог не пускаешь и так далее… Говоришь, что с тебя и Маринки хватит…
- И ты ему поверила? Вот так сразу поверила и даже не написала мне, не позвонила?
- Не удивляйся, Валя. Поверила…
- Но почему?
- Почему-почему, - вздохнула Данута. – Я же тебя помнила. Тебе всегда было наплевать на окружающих, лишь бы самой было комфортно. Согласись, как только я уехала, ты вздохнула с облегчением…
- Но ведь и ты бросила всех: и дочь, и стареющую мать… А внучка? Ты ведь Дашку даже не видела никогда…
- Почему ты думаешь, что я другая? Я смотрела на тебя и очень хотела быть такой же независимой, уверенной, благополучной… И не обремененной обязательствами ни перед кем! Похоже, у меня это получалось до последнего времени… Сейчас, наверное, я должна начинать каяться и корить себя… Но нет! Я прожила жизнь так, как сочла нужным. Самый дорогой мне человек – мой муж – был со мной счастлив, я надеюсь. По крайней мере, он так утверждает. Да и братцу в результате не на что жаловаться! А дочь… У нее ведь все хорошо? Зачем ей я? Я для нее чужая, ее вырастили бабушка - мама наша - да ты. Что уж говорить о Даше? Ей я вообще никто…
- Подожди, значит, ты содержала семью Збигнева все время? Но, если ты думала, что я такая змея, почему не тревожилась за Маринку?
- Ты дала слово, помнишь? А ты своему слову никогда не изменяла. Да и Збигнев убедил меня, что с Мариной все в порядке, помимо тебя ей помогает богатый друг… Дочь пошла в меня и внешностью, и характером, так что известию о спонсоре я ничуть не удивилась! И, кроме того, Марина ни разу мне даже не позвонила, не написала, значит, ей и вправду без меня было неплохо… Сейчас, в свете последних открытий, боюсь только, что номер телефона, да и адрес, который я дала брату, остался его личной собственностью… Ты ведь тоже его не знала? Не знала…- Данута кивнула задумчиво. - Теперь-то я это понимаю.
- Получается, у Збигнева с финансами всегда было неплохо… Зачем же он постоянно тянул деньги с меня? Или ему было мало? – Валентина встала в волнении. Вот так номер! Ее обманул этот белокурый мальчишка! С самого начала она плясала под его дудку и даже не подозревала об этом! И это она, которая «собаку съела» на работе с людьми, тщила себя проницательной, умной, независимой! А ее провели, как наивную девчонку!
Данута прикрыла глаза:
- Вижу, что наш разговор тебя расстроил, а меня лишил сил…
- Ты устала. Давай я приду завтра, - предложила Валентина Львовна. – Мне надо тоже обдумать эту информацию… И как я могла так попасться?! Ведь и не верила ему никогда, чувствовала подвох! Но уступала!
- Нет-нет! Не уходи!.. Ты попалась именно потому, что не попасться не могла. Ты всю жизнь пыталась убежать от любви… Но, я это сейчас хорошо понимаю, убежать от такого сильного чувства никому не дано… И мне не удалось, и тебе все равно не удастся. Даже если ты себе еще не призналась, но именно любовь к нашему разрозненному семейству тебя победила. Твоя душа просто устала никого не любить! И ты в силу своего понимания, а точнее именно НЕПОНИМАНИЯ, позволила сердцу принимать решения вопреки разуму… Я и сама наступила на те же грабли, поверила Збигневу…- Данута распахнула глаза и требовательно посмотрела на сестру. – Подожди, нам нужно договорить про наследство… Я каждый вечер, засыпая, боюсь, что завтра может уже не наступить, по крайней мере, для моего разума… Препараты у меня тут не слабые… После разговора с Катериной, я пообещала ей не сознаваться Збигневу, что в курсе его вранья. Но ты должна знать. Поэтому я завещала все свое имущество в Норвегии лично тебе, обезопасив от притязаний братца… С Маринкой он бы справился, с тобой – нет! Особнячок у озера, оформленный на мое имя, - подарок от Арне, машина - тоже… Все это мне уже ни к чему. Владей! Мой адвокат свяжется с тобой. Совсем скоро.
- Данька, что ты говоришь! Не думай о смерти!
Данута снова прикрыла глаза, вздохнула:
- Говори - не говори, думай – не думай, ничего уже не изменишь. Я надеюсь, ты и дальше не оставишь Марину и Дашу. Я это всегда чувствовала, а теперь знаю. Драгоценности – не Бог весть какие, подели между девочками, как - уж сама решишь… Ты всегда принимала правильные решения… В конце концов, именно тебе я должна быть благодарна, что прожила прекрасную жизнь с любимым человеком в комфорте и неге… Ты впихнула меня на иняз, и знания языка познакомили меня с Арне, - Данута слегка улыбнулась. - Зато братец не сможет никаким боком примазаться к моему наследству, он получил уже на три жизни вперед… Теперь иди, я, и правда, устала. Я рада, что повидалась с тобой… И пусть Арне зайдет…
Данута умерла следующей ночью. Валентина Львовна улетела домой сразу после похорон, оставив все свои координаты норвежскому поверенному сестры, господину Ларсену. В пути она запрещала себе думать о словах Дануты, но это плохо получалось. Данька сказала такую странную и, пожалуй, верную фразу: «Твоя душа устала никого не любить!» Как теперь жить с этим? Разве можно сейчас, на старости лет что-то изменить? Или менять ничего не нужно, все само изменилось уже давно, и Валентина просто тешила себя мыслью, что она решает проблемы своих близких для личного спокойствия, а на самом деле всегда переживала за них?
Получается, она потерпела поражение в своей борьбе за построение индивидуального и независимого счастья? Или это выстраивалось не счастье, а просто благополучие? И выстраивалось ли… Неужели нужно было прожить столько лет, не общаясь с сестрой, чтобы узнать о том, насколько сильно она ее любит? Это звучало кощунственно, но именно смерть Дануты пробудила в Валентине дремавшее чувство нежности и сострадания. Ко всем. Даже к паршивцу и обманщику Збигневу. Ладно, с ним и Катериной она еще разберется. Как бы разобраться с тем, происходит в ней самой? И не поздно ли? Вспоминая слово за словом последний разговор с сестрой, Валентина Львовна все больше уверялась в правоте Дануты. Да, бежала от любви, убежала почти… Только что она от этого выиграла, что приобрела? Материальное благополучие? Беззаботную старость? Глупости! Чего бы стоила ее выверенная и отшлифованная жизнь без новостей от Дашки, взбалмошных выходок Маринки, плутовского обаяния Збигнева? Теперь, когда трудовая деятельность осталась в прошлом, все ее профессиональные достижения потеряли былой смысл и важность, а возможность путешествовать, читать у камина, посещать театры и вернисажи почему-то стала не так уж привлекательна, в сердце действительно поселилось ощущение грядущей пустоты… Валентина поймала себя на том, что даже позавидовала Дануте. Сестренка прожила с мужем светлую жизнь, полную любви и душевного тепла. Сейчас, когда ее не стало, есть, по крайней мере, один человек, искренне горюющий и мучимый утратой – ее муж. Арне за последние дни как-то сразу постарел, осунулся, и Валентина видела неподдельное страдание в его глазах… Хотя почему один, а сама Валентина? Чего лукавить, не смотря на все умение держать себя в руках в любой ситуации, она частенько, задумавшись, едва сдерживала слезы при мысли о сестре…
Подумалось, а кто всплакнет у ее могилы? Но тут Валентина Львовна резко обрывала себя. В конце концов, если верить материалистам, ей будет уже все равно, она никогда об этом не узнает! Нечего распускаться! Да и жизнь кончается не завтра…
***
По возвращении Валентина Львовна первым делом позвонила племяннице и внучке, и они приехали этим же вечером. Несмотря на кажущееся безразличие к судьбе матери, Маринка все-таки не смогла скрыть слез. Вдвоем с Дашей они сидели, обнявшись, на диване в Валентининой гостиной, на столике перед ними стояла коробка из-под обуви, в которой Валентина Львовна привезла драгоценности Дануты. Машинально перебирая кольца и серьги, женщины то и дело всхлипывали и вздыхали. Валентина не решилась посвятить их во все подробности своего разговора с сестрой.
Рассказала только о наследстве. Однако ни Марина, ни Даша особого внимания на новость не обратили. Маринка, поплакав, отправилась на кухню варить кофе, заявив, что разбирать «бриллианты» не будет. Раз мать велела это сделать Валентине, вот пусть сама и делит. Дашка кивнула, соглашаясь.
Вечер тянулся невероятно медленно, разговор не клеился и, в конце концов, когда девочки ушли, Валентина Львовна вздохнула с облегчением. Устала.
Решив, что драгоценности можно рассортировать и попозже, не к спеху, заперла их в домашнем сейфе. Много лет назад, только въехав в квартиру, Валентина заказала себе встроенный сейф, благо толщина кирпичных стен сталинского дома позволяла это. Давний друг, помогавший ей найти рабочих и, собственно, организовавший всю установку, уже умер, рабочие укатили на родину – в солнечную Молдавию, и можно было уверенно сказать, что о существовании сейфа теперь не помнит никто… Запирая тяжелую дверцу, Валентина Львовна мимоходом подумала, что надо бы рассказать об этом Дарье, и объяснить, где хранится ключ…
Скандал Збигневу решила не устраивать. Просто пригласила его к себе. Братец приехал встревоженный, видимо, не верил, что Данута сохранила в секрете его денежную аферу. За последние годы из яркого белокурого парня Збигнев превратился в одышливого лысеющего мужичка, чему явно способствовало увлечение пивком с рыбкой и малоподвижный характер работы на вахтерском поприще. Валентина холодно подумала, что брат явно растерял свое былое обаяние, а новой соответствующей возрасту солидности не приобрел. Стоя у окна, она смотрела, как тот суетливо усаживается, как нервно стреляет глазами по сторонам, приглаживает остатки волос…
- Зачем? – спросила Валентина после недолгого молчания.
- Что зачем?
- Ты прекрасно понимаешь, о чем я спрашиваю.
Збигнев вздохнул и вдруг твердо глянул прямо в глаза Валентине:
- Значит, рассказала… Ну что ж. Теперь, когда ты знаешь, можешь прекратить с нами всякое общение и предать нас анафеме…
- И все-таки, зачем?
- Тебе, и правда, интересно? Можешь считать, что вот такой я подлец! Тебе от этого легче?
Валентина поморщилась, подошла и села рядом:
- Збышек, - она никогда так не называла его раньше, а тут вырвалось. – Я ведь не спрашиваю, на что потрачены Данутины капиталы. Просто объясни мне, зачем ты лгал, просил у меня, выслушивал мои поучения?
- Эх, Валентина! Именно в том, что я вынуждал тебя заботиться обо мне и о моей семье, и была особая прелесть! – Збигнев приосанился, видя, что «избиения» не будет и разговор сворачивает в мирное русло. – Ты такая умная, благополучная, неприступная! А отказать мне не могла… Впрочем, если бы я не таскался к тебе за деньгами, ты, скорее всего забыла бы о нашем существовании сразу же, как только разрулила мои проблемы в самом начале… А так нам удалось чувствовать себя неодинокими в чужом городе, среди чужих людей… Ты знаешь, мы ведь очень привязались к тебе! Не скрою, иногда меня посещали некие муки совести… Но сознаться, сама понимаешь, оказалось уже выше моих сил.
Неожиданно Валентине Львовне стало смешно. Господи, ведь действительно, все эти годы она, раздражаясь визитами Збигнева, подспудно ждала его, расспрашивала, пыталась научить жить… А братец-то и сам прекрасно справился, пусть обманом, но жизнь свою обустроил неплохо.
Видя Валентинину улыбку, Збигнев уже совсем успокоился и, хитро прищурившись, сказал:
- Все-таки тебе должно быть любопытно, где сестрицины денежки… Я по возможности не тратил их. Так, по мелочи, когда ты сократила свои дотации, пришлось…
Основные же средства по секрету от Дануты я оставил в норвежском банке. Хочу, когда Анджей защитит диплом, отправить его в Норвегию, к Арне. Думаю, тот не откажется помочь племяннику, тем более, что средств на счету вполне достаточно, а способности у парня, ты сама знаешь, есть…
Проводив брата, Валентина Львовна почувствовала, что невероятно устала. Все эти последние события потребовали от нее предельной концентрации и напряжения сил. Но здоровье-то уже не то. Сейчас, когда, все так или иначе завершилось, навалилась слабость, и сердце как-то подозрительно заныло, и давление явно не в норме… А ведь осталось впереди еще самое главное: наследство… Збигневу о норвежском домике она ничего не сказала. И хотя ситуация после объяснений брата не стала казаться ей такой уж чудовищной, простить его до конца не получалось.
Может быть, цель его была понятной и приемлемой, но ложь! Ложь, которой она верила… Даже его слова о том, что они привязались к ней, лишь на мгновение тронули ее сердце. Теперь она уже могла признаться себе, что сама прикипела душой к своим безалаберным родственникам, она приняла их такими, какими они вошли в ее жизнь, но обман, лицемерие… Как смириться с этим? Они воспользовались ее любовью… Любовь? Кто сказал это? Неужели действительно она их полюбила, и именно поэтому ей так горько и обидно? Пока рана в сердце от смерти сестры свежа, ощущение унижения еще не так остро, но, зная себя, Валентина чувствовала, что со временем ей будет все труднее простить коварство Збигнева…
Теперь - наследство. Если брат узнает о его существовании, наверняка предпримет попытку надавить на Валентину, апеллируя к ее чувству ответственности за судьбу Анджея, которому такое подспорье на чужбине оказалось бы просто незаменимым…
Нет, нужно выполнить последнюю волю Дануты: эта собственность семейству Збигнева достаться не должна. Начав думать о чисто практической стороне дела, Валентина Львовна почувствовала себя в родной стихии и сразу успокоилась.
Решение пришло само. Она даже не поняла, в какой момент это произошло, но, ложась спать, уже знала, что сделает. Собственно, все было очевидно. Утром Валентина позвонила господину Ларсену.
Глава 5
Зима, как никогда, выдалась снежная, затяжная. Март, официально олицетворяющий начало весны, ничего не изменил. Студеные ветра швырялись белой крупой, без устали мотали за окном голые ветви тополей, противно завывали в вентиляции, погромыхивали неплотно закрепленными оконными сливами. Под воздушным напором на застекленном балконе скапливался пробившийся сквозь щели колкий снежок.
Валентина Львовна, вздыхая и ворча, сметала белую крошку и выдворяла вон. Снежная пыль радостно подхватывалась налетающим порывом ветра и уносилась куда-то к сизому небу.
За отдернутыми шторами маялась туманная и пасмурная утренняя непогодь, демонстрирующая серые продрогшие деревья, заметенные, едва проторенные первыми прохожими тропки, и сиротливые автомобили в снежных шапках с торчащими вверх «дворниками». Однако легкое свечение за соседними домами выдавало присутствие пробивающегося робкого солнышка. Все-таки март…
Постояв у окна, Валентина вернулась к креслу и, присев, задумалась.
Через час должна появиться Даша.
С самого утра Валентина Львовна чувствовала себя неважно, поэтому тратить запасы жизненной энергии на готовку не стала: накрыла кофейный столик в гостиной и выставила только конфеты да крекеры. Конфеты были куплены любимые - «Ассорти» - в память о годах юности, когда такую коробку достать можно было только в Москве или уж по большому блату. А крекеры – это традиционное лакомство… Кофе же Валентина варила всегда свежемолотый, растворимого не признавая…
Пожалуй, пора привести себя в порядок. Валентина не терпела небрежности во внешнем виде. Прическа, макияж – пусть неброский, соответствующий возрасту, украшения, точно подходящие к выбранному платью, и туфли. Никаких домашних халатиков, рваных тапочек, дежурных заколотых хвостиков на макушке… И дело было не в том, что придет Даша. Каждое утро у Валентины Львовны обычно начиналось с этого. Просто сегодня из-за нездоровья она чуть-чуть припозднилась.
Итак, все документы, оформленные надлежащим образом, лежат в папке в сейфе. Надо отдать должное господину Ларсену, сработал профессионально, четко и быстро. Теперь вся норвежская собственность принадлежит Даше. Как этим распорядиться, ей решать. А Валентине вполне достаточно тех средств, которые сама заработала и смогла сохранить. Хотя и на них в сейфе уже готово распоряжение. Валентина Львовна суеверной не была, завещание оформила по всем правилам, поровну поделив все свое имущество между Маринкой и Дашей.
Валентина встала и, движимая каким-то странным порывом, подошла к сейфу, отперла его, оставив ключ в замочной скважине. Когда Даша придет, проще будет достать и показать бумаги. Кстати говоря, драгоценности Дануты уже поделены и разложены по двум шкатулкам. Обе подписаны, перечни украшений внутри. Так что каждый сможет забрать свою долю.
Теперь, когда все было готово, Валентина Львовна, улыбаясь, думала, что все-таки Дюймовочка нашла Ласточку. В свое время Валентинина помощь кардинально изменила жизнь Дануты, сделала ее счастливой. И вот окрыленная и спасенная Ласточка-Данута решила дать возможность своей старшей сестре-Дюймовочке обрести благополучие и покой… Хотя какая из нее теперь Дюймовочка? Дюймовочки старушками не бывают. Нет таких героинь в сказках. А ведь то, что произошло в последнее время, пожалуй, очень похоже на сказку. Так что пусть роль Дюймовочки достается юной Даше!
***
Даша долго нажимала кнопку звонка и тревожно прислушивалась к мелодичному переливу за дверью. Почему бабушка не открывает? Вроде бы назначенный час как раз пробил… Не случилось ли чего? Посомневавшись еще чуть-чуть, девушка отперла дверь своими ключами. Валентина Львовна сидела в кресле у окна. Из-за высокой спинки была видна ее узкая рука, лежащая на подлокотнике, белел безупречный кружевной манжет, и в лучах полуденного солнца полыхал вишневым цветом огромный рубин перстня.
- Бабуля, ты спишь? – негромко спросила Даша, уже понимая, что это не сон…
Когда уехала скорая, оставив после себя запах спирта, лекарств и беды, примчавшаяся по звонку Маринка отправилась готовить чай, а Валентина Львовна, наотрез отказавшаяся от госпитализации, устроилась на диване в кабинете, Дарья устало присела у нее в ногах.
- Там в сейфе – синяя папка, – Валентина приподнялась. – Подай мне ее.
- Не вставай! Я сейчас! Вот, возьми… А что это?
- Это документы о наследстве твоей родной бабушки Дануты. Посмотри, почитай. Такие же находятся в адвокатской конторе господина Ларсена. Все его контакты, «явки и пароли», – Валентина Львовна легко улыбнулась, - найдешь в этой же папке… У меня явное ощущение дежавю: снова «больничная» койка, разговор о наследстве… Нет, не перебивай. Я умирать не собираюсь! Подумаешь, криз… Все-таки у меня уже возраст, простительно… Позови-ка маму, разговор и ее касается.
Встревоженная Марина прибежала из кухни: в одной руке коробка с чаем, в другой крышка от заварника…
Валентина по обыкновению четко и коротко посвятила племянницу и внучку в свое решение сделать Дашу единственной владелицей норвежской собственности, затем объяснила, как пользоваться ключом от сейфа, заставив обеих трижды отпереть и запереть его.
- Не обижайся, Марина. Но, зная твой безалаберный нрав, думаю, что Дарья более трезво распорядится Данутиным наследством.
- Ха! – племянница облегченно выдохнула. – Слава Богу, а я уж боялась, что сейчас придется возиться еще с этим зарубежным богатством… Должна вам сообщить, что наконец-то мой сердечный друг созрел для брака, мы подали заявление и сразу после свадьбы улетаем на Кипр, у него там бизнес. Гостиничный. Можно сказать, пытаюсь повторить мамину судьбу. Вдруг и мне повезет?
***
Валентина Львовна прожила еще полгода. Перед самой смертью, едва разобравшись с наследственными делами, она заказала мраморную плиту на могилу Дануты. Надпись сделали на русском: «Милой Ласточке от благодарной Дюймовочки». Арне не возражал.
Все последние дни Валентина Львовна, пока хватало сил, гуляла, устав, усаживалась где-нибудь на лавочке... По-прежнему много читала. Так она и умерла, сидя у окна с книгой в руках и глядя на золотую листву лип, замеревших за стеклом. Вечер был тихий на удивление. Безветрие.
Валентине не суждено было узнать о дальнейшей судьбе своих близких, но она очень надеялась, что их будущее будет соответствовать ее представлениям о нем…
Оставшись без финансовой поддержки, Збигнев с Катериной понемногу начнут тратить скопленные средства, но все-таки отложенной суммы хватит, чтобы Анджей после окончания университета неплохо обосновался в научно-исследовательском центре в Осло. Арне примет племянника вежливо, однако желания наладить более тесные связи не выкажет. Попытки Збигнева часто навещать сына тоже не увенчаются успехом, Анджей предпочтет летать в Россию, а не принимать гостей в своей крохотной квартирке под самым чердаком.
Марина действительно окажется счастлива в браке. Более того, у нее неожиданно откроется организаторский талант, и она примет в управление один из Кипрских отелей своего мужа. Звонить дочери она будет редко, отговариваясь большой занятостью, но по голосу всем станет ясно, что эта занятость ей весьма по душе…
Норвежское наследство Даша продаст, оставив себе только ювелирные украшения Дануты, причем маленький домик у озера по секрету от российских родственников и за весьма приличную сумму купит Арне, о чем господин Ларсен, оформлявший сделку, тактично умолчит… Часть денег Дарья потратит на приобретение небольшой квартиры в Пушкине и дачного дома на берегу Финского залива. Господин Ларсен и рекомендованный им российский адвокат будут контролировать процесс… По предусмотрительной просьбе Валентины...
Даша в Питере устроится работать по специальности (что не так и часто в наше время!), быстро приобретет авторитет у коллег и уважение начальства…
Спустя пару лет она выйдет замуж, и у нее родится дочь…
Эпилог
Когда через несколько лет Дарье удалось выбраться в родной город и приехать на кладбище, могила Валентины Львовны оказалась ухожена, прошлогодние листья выметены, а покосившаяся лавочка укреплена свежими досками. Рядом с памятником стоял пожилой полный мужчина, держа в руках пластмассовое ведерко и тряпку. Заслышав шаги, он обернулся, и Даша узнала его. Збигнев…