Сонька

Александр Солин
       Ниже приведена глава из романа "Тантатива №2"



       В нашем распоряжении оказалась вся оставшаяся жизнь, то есть, бесконечное множество дней и ночей. И пусть ночи мы пока проводили врозь, зато днем не экономили на чувствах. Наши дни еще не мелькали, как колесные спицы, от которых рябит в глазах, а были подобны тропическому плоду, который с утра начинал наливаться сладкой начинкой, чтобы к вечеру спелым упасть нам в руки и наполнить возвышенной дрожью: завтра все будет еще лучше, еще слаще, еще упоительнее. Мир сосредоточился вокруг нас, и мы были его центром и самим миром. С утра до ночи мы были вместе. Сам божественный медовый август был нашим покровителем и потворщиком. Тотальное, сердечное умиление - вот основа моего чувства. На пляже ли, где Сонька красовалась передо мной воплощением женского начала или на базаре, где она выбирала сочные яблоки, чтобы вонзить в них белые зубки, на людях ли с их среднестатистическими заботами или подальше от людских глаз, когда можно дать волю эмоциям – везде я чувствовал себя ее ангелом-хранителем, соединяющим протекцию с бесполостью, гарантирующую ей невинность. Быть с ней, наблюдать за ее плавными, разумными движениями, за игрой ее лица, слышать ее голос, гордиться ею и знать, что я тот парень, которого она выбрала - это ли не высшее счастье для влюбленного по уши юноши! И даже необъяснимая холодность ее матери по отношению ко мне лишь подогревала мои чувства. Такая вот человеческая, неподвластная законам физики энтропия. Август накануне девятого класса можно смело назвать нашим платоническим медовым месяцем. Впрочем, таковыми я готовился считать все последующие месяцы. 
       Что касается моего ясновидения, то оно в изрядной мере поутихло. Думаю, причиной тому – мое пренебрежение к окружающим меня людям (разумеется, за исключением родных и Соньки с ее сторонней жизнью). При этом в моем пренебрежении не было ничего унизительного: так в расчетах пренебрегают некоторыми сопутствующими величинами, чтобы оценить качественную, содержательную, рациональную или метафизическую природу результата. Как я уже сказал, в фокусе моего влюбленного внимания находилась только Сонька. С моими близкими, слава богу, было все нормально, и мелкие неприятности, которые особенно любили дядю Лешу, положительного баланса не нарушали. Дни рождения справлялись в срок и с песнями, больничные палаты нас миновали, а что еще надо для иллюзии благополучия? Да, когда-то ей придет конец, причем, как всегда внезапно, но, во-первых, я буду знать об этом заранее, а во-вторых, постараюсь помочь, чем смогу. От метеоролога я по-прежнему отличался тем, что не давал прогнозов, а знал наверняка.
       Школьная жизнь потихоньку тронулась и, набирая ход, понеслась по привычной колее. Те же учителя, те же одноклассники, те же порядки.  Девятый класс - последний год иждивенчества перед тем, как жизнь начнет предъявлять счет. Я успеваю и на баян, и на бокс. В музыкальной школе мне прочат музучилище, в секции бокса - первый юношеский разряд. Честно говоря, мне не нужно ни то, ни другое. Я хочу, чтобы мы с Сонькой учились в Москве. А пока мы успешно постигаем школьные знания и репетируем новые песни. И словно коршун кружит в отдалении Вовка Царев. Все, в том числе и учителя знают о нашем противостоянии и за глаза называют его кто царской, кто королевской охотой. Понятно, что лань у нас одна и пока принадлежит мне. Больше всех этим, как ни странно, озабочены учителя. Наша классная приватно переговорила с нашими матерями, чтобы они устроили нам допрос с целью выяснить, не грешим ли мы тайком. Педагогический коллектив, видите ли, озабочен возможными последствиями нашей вызывающе тесной дружбы. Сонькина мать, Элина Сергеевна, не мудрствуя лукаво, показала дочь знакомому гинекологу, после чего взрослые облегченно выдохнули и строго погрозили нам пальцем. И это даже не смешно. При нашем желании учиться в Москве, надо быть дураками, чтобы не думать о последствиях. А разве мы с Сонькой похожи на дураков? Это, однако, не помешало размякшей после моих поцелуев Соньке, покраснев, однажды сказать:
       «Представляешь, Мишуля, у нас когда-нибудь будут дети… Ты кого бы хотел?»
       «Мальчика…»
       «А я девочку!»
       «Значит, будет и мальчик, и девочка» - постановил я.
       Забавным здесь было то, что мы, стесняясь признаться в любви, не стеснялись мечтать о детях.
       Учителя как всегда не там искали. Черти, как водится, в тихом омуте водятся. На зимних каникулах я предупредил Соньку:
       «Думаю, после каникул будет большой скандал с Танькой Жуковой из девятого «Б»
       «Какой скандал, откуда ты знаешь?» - уставилась на меня Сонька.
       «Встретил ее сегодня на улице и увидел, что завтра ее застукают с каким-то парнем за этим делом…»
       Вот так и получилось, что Сонька стала первой, кому я открыл свою способность. Не матери, не отцу, а ей. Она, конечно, не поверила, но когда после каникул всё подтвердилось, и Таньку потащили к директору, потребовала объяснений. Только как ей объяснить то, чего я сам не понимал?
       «Я не знаю, откуда это у меня, - взял я ее за руку. - Просто вижу то, что скоро будет с человеком, с которым я знаком. Помнишь Стаса Мохова, который утонул пять лет назад? Я ведь его предупреждал, но он не послушался»
       «Ты и про меня можешь сказать и про нас?» - суеверно глядя на меня, спросила она.
       «Тебя я однажды уже предупредил с аппендицитом. А вот про нас с тобой я, как ни пытаюсь, ничего не вижу – ни хорошего, ни плохого. Может, это и хорошо…»
       Отняв руку, Сонька долго смотрела на меня, а потом сказала:
       «Ты страшный человек…»
       «Я не страшный, я немного чокнутый! - жалко улыбнулся я. – Я же не вижу на годы вперед, а вижу только то, что будет сейчас, завтра, послезавтра. Это ведь даже хорошо: можно подготовиться и изменить. Я знаю, я менял…»
       Сонька молчала, и я спросил:
       «Ты меня теперь бросишь?»
       «Я подумаю» - серьезно ответила Сонька и, найдя повод, ушла. Я не стал ее удерживать, я знал, на что шел, но скрывать свое сумасшествие от близкого человека уже не мог.