На вечерней зорюшке
тихий костерок
разведу во полюшке,
сяду под стожок,
да краюхой хлебушка
голод утолю,
о казачьей долюшке
песню запою.
Ай, да служба славная,
на чужбинах горькая,
с верой православною,
да летами долгая.
По крутому берегу
шел казак лихой,
что судьбой отмерено,
испытал с лихвой.
Да коня вел за узду,
подустал тот конь,
с казаком он всю войну
с полымя в огонь.
Ай, да степь ковыльная
сединой цветет,
тень быстра орлиная
по реке плывет.
Вот кургана сторожок
испокон стоит,
да у берега лесок
холодком манит.
Расседлал казак коня
вольно погулять,
да в дубраве у костра
сел повечерять.
Ай, да степь лазорева
колыбель поет,
тихо воды вольные
Дон в Азов несет.
Тень темна орлиная
ноченькой легла
да огнем рубиновым
две звезды зажгла.
Да дубрава тихая
ало зацвела.
А к добру, на лихо ли
звездочка красна?
Ай, да степь бескрайняя,
да во мгле тревожная,
ты без звезд печальная,
тайной запорошена.
Как сорвалась первая,
о курган рассыпалась,
да из тлена черепа
подколодной выбралась.
Пресмыкалась подлая,
да шипела зло,
прочила недоброе,
вновь войны ярмо.
Ай, да степь бедовая,
сорок сороков
голосила вдовами
павших казаков.
А звезда вторая
птицей обернулась,
да, взмахнув крылами,
хищно усмехнулась.
Вещим словом молвила,
о судьбе вздыхала,
будет ещё пролито
кровушки немало.
Ай, да степь страдальная
маковым цветком
расцветала пламенно
под людским грехом.
На седло головушку
положил казак.
«Будет вам о горюшке»
и закрыл глаза.
Безмятежно воин спал
на родной земле.
Тихий Дон волной вздыхал:
Страшной быть войне.
Затуманит разум мрак,
леденя сердца,
и пойдет на брата брат
биться до конца.
Пеной вздыбится волна
смуты роковой ...
Ночь последняя тиха,
спит казак лихой.
Ай, да степь былинная
сорока ветрам,
Дону, небу синему
ты родна сестра.
Ты родная матушка
синь-полынь траве,
то горька, то ладушка
да в людской судьбе.