Учительница английского Гл. 9
Воспоминания оборвались, когда она, поскользнувшись, едва не упала. Придя домой, она не захотела обедать, а легла на кровать и проснулась от стука в дверь. В комнате было темно( сколько же я проспала?) и она зажгла свет. Открыла дверь.
-Верочка?- Что случилось с…- она буквально проглотила -с Игорем-, и поперхнувшись, закашляла.
-Вера Николаевна просила передать вам записку. Мы с ней соседи. А когда я сказала, что иду к Игорю, -она вызывающе взглянула в глаза,- она попросила попутно занести вам. Вот.- Она протянула свёрнутый в трубку листок.- Я пошла?
- Да-да, спасибо. До свидания.
Елена Павловна прочла :- Завтра в 8 утра педсовет. Явка строго обязательна.- И не разборчивая подпись. – Странно. Что за поспешность такая, - недоумевала Елена Павловна, вертя листок.- Наверное, в гороно накачали, ясно.
В учительскую она вбежала последней, размахивая сумкой и весело здороваясь с коллегами. Но во взглядах, устремлённых на неё было нечто отчуждённое, какой-то странный холодок. Даже Галина Александровна, взглянув, тут же отвернулась. Холодея, она опустилась на краешек стула.
- Теперь, кажется, все, – как-то злорадно и с угрозой произнесла директриса.- Мне невыносимо тяжело говорить об этом, товарищи. Это возмутительный, непристойный, просто вопиющий поступок учителя. Чёрное пятно на нашу школу, на весь коллектив. Позор! На пушечный выстрел не подпускать к школе таких…таких..м-м-м. Слов нет у меня.
Я уверена, что вы все сегодня обсудите и примите единодушное решение. И я отнесу в горком решение педсовета сегодня же. Пусть знают, что мы не позволим марать имя советского учителя и советской школы. Мы ни на минуту, ни на секунду не потерпим присутствия среди нас такого морального урода. Поднять руку на ученика! Избить до крови! Как вы посмели, гражданка Невронская?
Елена Павловна, до этого всё пытавшаяся понять о ком и о чём идёт речь, внезапно онемела, окаменела и приросла к стулу, когда осознала, что все эти страшные слова относятся именно к ней, а не к кому-то другому, достойному этих ужасных слов. У неё остановилось сердце, потемнело в глазах. И откуда -то из тьмы голос директрисы :
- Встаньте и объясните коллективу.
Она не могла пошевелиться. Ужас оглушил её, навалился свинцовой тяжестью и вдавил в сидение стула.
- Я же ..случайно..Случайно.- Мелькала искрой мысль и она попыталась донести её этим, молча смотрящим на неё, людям, но колючий ком стал поперёк горла, не пропуская ни звука, ни вдоха, ни выдоха. Опять потемнело в глазах и она стала проваливаться в глухую темноту. Чьи-то руки поддержали её и она очнулась.
- Вера Николаевна, простите, но тут что-то не то,- голос Галины Александровны вернул ей слух.- Я не могу поверить, Леночка не могла этого сделать, убей меня бог. Тут что-то не так.
- Что не так? Не так! Спросите Анну Ивановну, она свидетель.
- Да-да-да, она сама призналась. Я, говорит, нос разбила Степанову. Она ворвалась в учительскую вся в крови. Вон взгляните, на шкафу до сих пор кровь. Ужас какой! Позор!
- Кошмар. Надо же. Ну и молодёжь пошла нынче.
- Это же с какой силой надо было ударить.
- Коллеги, постойте. Коллеги, не горячитесь. Надо разобраться. Взять объяснение с пострадавшего. Послушать Елену Павловну.
Командный голос Виктора Петровича восстановил тишину. Страсти утихли и наиболее возмущавшиеся пристыжено смолкли.
- Елена Павловна...Леночка, расскажи нам, что случилось.- Отечески ласково попросил Виктор Петрович.
Елена Павловна, приходя в себя, осознала, наконец, в чём её обвиняют.. Она почувствовала облегчение и даже обрадовалась ложности обвинения в её адрес. Но жгучее обидное чувство несправедливости обвинения захлестнуло её и вырвалось наружу слезами и рыданием..
И всё же сквозь всхлипы и слёзы она донесла до присутствующих, что она не виновата, что вышло всё случайно и уже немного успокоившись объяснила, как всё произошло.
Все сразу засуетились, заговорили, предложили выпить воды, кто-то накапал валерьянки и совал в руку стакан.
- Выпей, выпей, Успокаивает.
Кто-то гладил по голове, но у всех на лицах было выражение смущения и все старались не смотреть друг другу в глаза.
Виктор Петрович прошептал что-то на ухо директрисе. Та, закусив губу, подошла к Невронской. –Елена Павловна, милая Леночка. Прости. Всё оказалось так нелепо и поспешно. Анна Ивановна с перепугу, увидев кровь, всё перепутала.
- Что я перепутала? Перепутала! Она сама призналась, что расквасила нос этому...
-Ну ладно, ладно, не горячитесь, Анна Ивановна, Елена Павловна, от всего коллектива прошу прощения. Всё, что было сказано, к вам не относится ни коим образом. Простите нас ещё раз.
- А как же Степанов? Мы же хотели допросить его.
Мёртвая тишина установилась в учительской. На секунду все замерли как в немой сцене «Ревизора».
- Вы что, Ирина Сергеевна, не верите коллеге?
- Да нет, просто предложили выслушать до этого Степанова.
- Выслушаем, как только придёт.
Степанова выслушали. Он подтвердил сказанное Еленой Павловной и все облегчённо вздохнули, кроме Веры Николаевны. Ей уже позвонили из горкома. Слух о рукоприкладстве в школе не без содействия язычка Анны Ивановны уже расползся по улицам городка.
В этот день уроков у Невронской не было и, ни с кем не попрощавшись, она поспешно вышла из школы.
Шла по улице, судорожно заглатывая морозный воздух, всё ещё во власти пережитого, каждый раз вздрагивая от пугающе звонкого хруста молочного ледка под каблуком.
Весь день она находилась в каком-то странном оцепенении страха. Она чувствовала себя то загнанным в угол диким зверьком, то каким-то существом беспомощным, слабым, кого можно уничтожить физически и даже раздавить всего лишь одним словом.
Впервые пришло осознание того, что слово, когда оно несправедливо, лживо, клеветно, материализуется в орудие убийства. Она ведь могла умереть, если б не Галина Александровна, чей голос фактически вернул её к жизни, заставив сердце разжаться и снова забиться. Как всё же хрупка и жестока человеческая жизнь. Бедный Игорь, каково ему с его металлическими заклёпками в позвоночнике.
Вечером пришёл Великанов. Он вошёл неожиданно, без стука, чем страшно напугал её. Она даже вскрикнула.
- Простите, ради бога, я подумал… Я так долго стучал.. Дверь сама раскрылась.. Вы напугали меня своим молчанием.. Я уж не знал, что подумать. После того, что вам пришлось пережить, бедная вы моя. Вот народ, а? Доносить – мёда не надо. Не разобравшись - и сразу к стенке. Как во времена Виссарионыча. Но тогда другое время, понятно. А сейчас что? Что ей надо было, истеричке? Выслуживалась что ли?
- Зачем вы так, Анна Ивановна ни причём. Скорее она с перепугу. Наверное, у меня видок был. Я сама перепугалась. Столько крови.
- А Веруля? Сразу педсовет и сразу решение в горком. Как они все боятся горкомов. Но я уверен больше боятся потерять сытое местечко.
- А я вас там не заметила.
-Ну как же! Ей нужно было единодушное решение, принятое всем коллективом. Ещё б уборщицу пригласила для полноты ощущений. А вы подумали, почему я не выступил в защиту вас? Да? Обалдел я, понимаете, услышать такое непотребство о вас, обалдел. Просто потерял дар речи. Клянусь всем святым!
Вид у него был довольно смущённый, пристыженный, он что-то ещё говорил, оправдываясь. Но она не слышала.
Как же он прав! Все мы – тли. И он – тля. И я- тля. И директриса тоже – тля, потому что боится быть раздавленной, как и все мы. Неужели только инстинкт самосохранения движет человеком? И- всё! Страх! Только страх! Жить в вечном страхе?. Для чего тогда жить?
Крюк на потолке угрожающе шевельнулся. Она с трудом отвела взгляд.
- Простите, Леонард Семёнович, я хочу побыть одна.
- Да-да, извините, ещё раз извините за вторжение.
Никогда она не чувствовала себя такой уставшей, обессиленной, словно раздавленной.
Она с трудом стянула с кровати покрывало, уронив его на пол. Нагнуться, чтобы поднять, она не смогла. Ноги подкосились и она упала на кровать. Одеяло оказалось непомерно тяжёлым и она с усилием протиснулась под него и мгновенно уснула.