Глава 7. В ритме фарруки
- Она больше не придёт, - сказала Ольга, обрадовавшаяся было встрече с Асунсьон. «Поговорить опять будет не с кем», -подумала она.
- Не надо было ей этого говорить, - расстраивалась Ольга, обращаясь к цыганке.
Старая цыганка снова затянулась трубкой и снова выпустила колечко дыма. По грим-уборной распространился аромат восточного табака:
- Придёт, если не завтра, то послезавтра. Она тоскует по родине, по любви. Где ещё она может забыться под звуки фламенко!
Кларисса действительно была плодом страсти Асунсьон и Раймона, великолепного цыганского танцора фарруки. Исстрадавшись за три года в одиночестве после ареста мужа, отчаявшаяся Асунсьон решилась устроить себе праздник и пошла в небольшую таверну на другом конце города, так как не хотела встретить кого-либо из знакомых. Она заказала себе «пинцитос» - кусочки мяса, приготовленные на коротких шампурах, и бокал красного вина. Асунсьон сидела за столом, жевала кусочки курятины, запивала вином и готова была расплакаться от накатившей на неё жалости к себе самой.
Тут послышались аккорды гитары, пение, и в зал вошёл молодой смуглый красавец-танцор с чёрными глазами. Высокий, статный, похожий на вороного скакового жеребца он обошёл по кругу центральную часть зала, кружась и отбивая ритм хлопками в ладоши, потом остановился, встав вполоборота перед столом Асунсьон, начал медленно поднимать руки, растягивая мгновенье, и закружился на одной ноге, высоко подняв руки. Его длинные вьющиеся чёрные волосы взлетели, как потревоженная стая птиц. Женский гортанный голос запел драматически протяжную песню, под аккомпанемент гитары и барабана. Танцор снова закружился, разводя в стороны руки, как крылья, и начал танцевать фарруку, отбивая ритм ногами, всё более ускоряя темп. В его танце было достоинство, сдержанная ярость, вулканирующая страсть. Закончив танец, он упал на колени, потом встал, сделал пару шагов, отбивая каблуками бешенный ритм, и остановился у стола Асунсьон, взял со стола её бокал, выпил последний глоток вина, оставшийся на дне и, поставив в стакан алую розу, вернул бокал на стол Асунсьон.
После представления Асунсьон пошла следом за ним. Она потеряла голову и забыла обо всём: о муже, детях, борьбе, долге. Два месяца Асунсьон наслаждалась этим новым для неё чувством всепоглощающей страсти. Это время пролетело для неё в темпе фарруки. Через два месяца Раймон уехал вместе со своей труппой выступать в других городах, и больше она о нём ничего не слышала.
Через девять месяцев родилась Кларисса. Клариссу все считали дочерью её мужа, свидания с которым за полтора года ей дважды удалось добиться. Асунсьон сама в это поверила, и больше не вспоминала ни о Раймоне, ни о фарруке, ни о двух месяцах сладостного забытья, в котором она тогда находилась. И вот, теперь, эта «противная старуха-цыганка» напомнила ей то, о чём она, как ей казалось, напрочь забыла.