“Раз ступенька, два ступенька… Зачем я считаю? Я ведь отлично знаю, что их восемь. И вчера было восемь, и завтра тоже будет восемь”, - так думал тот, кого мы будем называть просто: “человек” или “человек с тростью”. Человек этот был скорее пожилой, чем средних лет. Он носил недлинную жесткую бороду, серый тренчкот и фетровую шляпу. В руках у него была лакированная трость, на которую он слегка опирался при ходьбе.
Каждый день в одно и то же время он совершал прогулку до городского парка и обратно. Всегда выбирал один и тот же маршрут. Вот и сегодня он вышел из дома в половине одиннадцатого. Осеннее солнце светило ярко, согревая ровно настолько, чтобы было комфортно в теплом пальто и высоких кожаных ботинках на толстой подошве.
Огромный черный кот уже занял свое привычное место на деревянной скамеечке у подъезда и тщательно умывался со скучающим видом. Он даже не взглянул на человека с тростью и продолжал методично лизать лапу и намывать голову. “Ага, к хорошей погоде”, - подумал человек и, слегка приподняв шляпу в знак приветствия, прошел мимо.
Осторожно ступая по сухому ковру из желтых и красных листьев и ради забавы раскидывая их тростью, он любовался, как легкий ветерок подхватывал их и, чуть поиграв, опять возвращал на землю. Так он дошел до небольшой беседки, увитой виноградными листьями, которые со вчерашнего дня уже заметно пожелтели и начали увядать.
В беседке было прохладно и тихо. Человек положил трость на скамью и сел рядом. Он достал из внутреннего кармана пальто маленький цветной снимок. С фотографии улыбалась красивая немолодая женщина с темно-русыми волосами с заметной проседью. Женщина улыбалась той улыбкой, от которой глаза ее светились одновременно мягкой грустью и тихой радостью. Человек приложил карточку к тонким сухим губам, тяжело прикрыл веки и сидел так несколько минут в каком-то беспомощном оцепенении.
Когда он очнулся, то увидел на перилах рядом с собой нарядную птичку. Светло-голубые глаза на маленькой головке с широким хохолком смотрели на него очень внимательно. Сойка, а это была она, еще немного покрутила головой, вспорхнула и улетела. “К удаче”, - человек взял трость и двинулся дальше.
Вечером того же дня человек сидел за письменным столом из темного дерева и энергично стучал по клавишам печатной машинки. Он работал, чуть сгорбившись из-за высокого роста. Волосы его были взъерошены, как если бы он слишком долго был в глубокой задумчивости перед тем, как начать писать. Черные клавиши с заметно потертыми буквами четким звоном отзывались в тишине комнаты, которую также нарушало угрюмое тиканье больших настенных часов.
Ровно с двенадцатым ударом человек встал и, заметно прихрамывая на одну ногу, направился в кухню. Там он поставил медный чайник на газовую плиту, достал из шкафа кофейную чашку с блюдечком, сухие бисквиты, вазочку с медом и маленькую бутылочку зеленого ликера. Когда вода закипела, он приготовил крепкий кофе и, макая бисквиты сначала в напиток, потом в густой мед, съел все печенье. “Как ты любила”, - задумчиво произнес он, затем встал, подошел к окну и долго-долго смотрел в темноту ночи.
***
- Сколько лет живем, все никак не привыкну к этому твоему дурацкому пристрастию, - сказал он, насупившись. - Обязательно все время так делать?
- Ну не дуйся, дорогой, - она потянулась через небольшой стол, заставленный фарфоровыми чашечками, хрустальными вазочками, крохотными тарелочками и другими чайными принадлежностями, и ласково погладила его по волосам. - Не такое оно и дурацкое. Если б ты не вредничал и сам хоть раз попробовал, тебе бы тоже понравилось.
- Не понравилось бы, - он старался напустить на себя побольше хмурой сердитости. - Что хорошего в раскисших сухарях, которые плавают потом у тебя в чашке?
- И вовсе не сухари, а бисквиты, - она пыталась слабо возражать, хотя знала, что он это не всерьез.
- Да какая разница, что потом ложкой со дна собирать? Сухари или эти твои бисквиты. Что за название такое вообще? Бискви-иты. Печенье. Вот что это такое. -
Он взял одно, повертел в руке и целиком положил в рот.
- Пусть разницы никакой, но вкусно же! - она обмакнула печенье сначала в кофе, затем в вазочку с медом и протянула мужу. - Откуси. Ну же, зачем ты такой бука?
Совсем не грубо, а с бесконечной нежностью он убрал ее руку, потом схватил другую и прижался губами к тонкой коже, сквозь которую просвечивали голубые ниточки, создавая причудливый рисунок.
В кухне было тепло и уютно. Из окна лился золотистый свет заходящего солнца, озаряя их маленькое пространство и наполняя его робкой надеждой.
- Милая, мне так жаль, - голос его дрогнул, и он не смог договорить, лишь сильнее прижался к ее руке.
- Ну что ты, все будет хорошо. Я тебе обещаю, слышишь?
В этот вечер в ее глубоких карих глазах грусти было больше, чем обычно. Он это заметил и сделался таким мрачным, что ей стало невыносимо его жаль. “Он без меня пропадет. Ой, пропадет. Что же я наделала?” Вслух она сказала тихим мягким голосом:
- Я сегодня с утра почувствовала себя намного лучше и сразу вспомнила доктора Берто, он ведь говорил, что шансы есть…
Теперь и ее голос предательски дрогнул. Она быстро встала, взяла большой, начищенный до блеска медный чайник и налила туда воды. Включила печь и поставила посуду на огонь.
- Хочу еще кофе. А ты, дорогой? Сделать тебе?
Он ничего не ответил, только тяжело вздохнул, выпил остатки кофе и протянул ей кружку.
- Я буду с ликером.
- Ну конечно, я тоже, - она достала из навесного шкафчика красивую бутылку из темного стекла, поболтала зеленым содержимым и поставила ее на стол, - ох, совсем немного осталось.
- Купим еще. От него тебе лучше, - и, заметив, как она хотела было возразить, добавил, - определенно лучше, не спорь. - Не зря его прозвали “эликсиром здоровья”. Ха! Монахи знали свое дело. Запихать в одну бутыль больше сотни корешков!
- Дорогое удовольствие, но вку-усное, - прошептала она, но так, чтобы он наверняка услышал.
- Пфф! Дорогое! Ты - вот что самое дорогое для меня.
Он поднялся со стула, подошел к ней и крепко обнял. Почувствовал, как затряслись ее сухонькие плечики (“до чего похудела!”), и лишь сильнее сжал ее в своих руках. Так они стояли, обнявшись, еще долго, пока громкий свист чайника не нарушил тишину кухни.
Потом они пили кофе с зеленым Шартрезом'. Она макала бисквиты в кофе и смеялась над ним, когда он театрально отворачивался, чтобы не смотреть на “все это безобразие”.
***
На смену затяжной осени пришла холодная зима. Человек сменил пальто на бараний полушубок, шляпу на меховую шапку и продолжал свои ежедневные прогулки в парк. Вечерами он все так же работал допоздна, пил крепкий кофе с бисквитами и неподвижно смотрел в окно.
Наступила весна, и все зазеленело и расцвело вокруг. Человек с тростью стоял, прислонившись к огромному старому дубу с раскидистой кроной, и полной грудью вдыхал свежий воздух. “Сегодня все будет кончено. Да, непременно сегодня”, - он закрыл глаза и беззвучно заплакал. Он так давно не плакал, что в глазах сильно щипало, и, казалось, вместо слез сыпался горячий песок и струился по его бледным щекам.
Вернувшись домой, человек разделся и, чтобы не терять ни минуты, сразу прошел к письменному столу, отказав себе даже в холодном ужине.
Спустя несколько часов он поднял голову, погладил потертые клавиши старенького “Ремингтона”, решительно выдернул лист из каретки и положил его сверху на внушительную стопку отпечатанных страниц. “Конец!” - подумал он, устало откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. “Это конец”, - сказал уже вслух, поднялся и зашаркал в кухню.
Утром человек наскоро позавтракал, собрал небольшой чемоданчик, взял бумаги и направился в полицейский участок. “Я совершил преступление”, - сказал он участковому с порога, когда тот вызвал его в комнату для приема граждан. Сказал так и положил перед сержантом полиции толстую рукопись, перевязанную веревкой. Затем без приглашения сел, неудобно сложив свои длинные ноги под стулом, а чемоданчик поставил рядом.
Участковый какое-то время смотрел на посетителя не мигая, как если бы не верил своим глазам. Потом придвинул к себе стопку бумаг. На титульном листе было напечатано: “Как я убил свою жену”. И внизу еще приписка: “Моей любимой. Эн, я сделал все, как ты просила”.
Суд состоялся вскоре. Человек был приговорен к трем годам лишения свободы. Книга была издана миллионным тиражом и переведена на множество языков. Первый экземпляр был передан автору незадолго до его освобождения. Как только тот покинул тюремные стены, то сразу направился на могилу своей жены, где вслух прочитал ей роман от корки до корки. Он оставил книгу там же и, попрощавшись с любимой, побрел домой.
У подъезда он встретил старого знакомого. Тот добросовестно мыл свои большие черные уши. “К дождю”, - сказал человек с тростью и улыбнулся.
Эпилог.
Когда присяжные ознакомились с рукописью, они узнали, что: человек очень любил свою жену, которая долго и мучительно болела; вместе они приняли непростое решение прекратить ее страдания, но перед смертью она взяла с него слово, что прежде чем признаться в убийстве, он напишет книгу о том, как все произошло, чтобы наказание не было суровым.
_______________
'Шартрёз - французский ликер, изготавливаемый монахами картезианского ордена, имеет уникальный цвет благодаря настою из 130 трав, входящему в его состав