В 1972 году я окончил саратовский Политехнический Институт (СПИ). В конце учебы (начале апреля), я прошел дипломную практику на саратовском заводе "Серп и молот".
Время до защиты дипломного проекта (июнь) оставалось еще много. Вот и решил я податься в Ленинград.
Билет до этого города стоил порядка 20 рублей, для студента - 10. Я и решил познакомиться с этим прекрасным городом, где я никогда не был. Хотя там жили мои двоюродные братья с семьями. С братьями я поддерживал эпизодическую переписку.
Поезд прибыл на Московский вокзал Ленинграда. Рядом с выходом вокзала находился вход в метро. И вот я уже выхожу из метро на Невский проспект напротив Гостиного двора. И вижу прямо передо мной городскую театральную афишу. Мне сразу бросилось в глаза то, что сегодня вечером состоится концерт польской роковой группы «Скальды» (Skaldowie), одной из моих любимых в то время. Концерт должен был состояться в ДК им. Горбунова, где то у "черта на куличках".
Чудеса продолжались, в театральной кассе были билеты на вечерний концерт этой группы.
До вечера я прогуливался по этому прекрасному городу, а в 19 часов с большим трудом нашел место проведения концерта.
Тамошняя публика резко отличалась от нашей провинциальной саратовской обилием фирменной джинсовой одежды и полной раскрепощенностью при поведении концерта. Что она там только не вытворяла!
И, что самое главное, и администрация, и публика к этому относилась крайне либерально. Ничего не скажешь, Питер это почти Европа. По, крайней мере, окно в нее, а не наш закрытый для всего иностранного из-за обилия «оборонки» провинциальный город.
Но смотрелись все эти выходы в проходы и даже на сцену с приплясом и подпеванием необычно и непривычно.
А что в это время делал со своей скрипкой Анджей Зелинский? Он и играл на ней смычком и пальцами, и пел в нее. Его почти двадцатиминутная знаменитая композиция Kriwaniu, Kriwaniu просто обожгла зал. Это было предтече рок опер – таких, как Jesus Christ Superstar – рок-оперы, созданной в 1970 году композитором Эндрю Ллойдом Уэббером и либреттистом Тимом Райсом и год спустя поставленной ими как мюзикл.
Парадоксально, но в то время польский фолк-рок на Западе практически не воспринимался. Снобизм…
В самом восторженном состоянии я прибыл железнодорожный вокзал, откуда надо было ехать в «Детское село», где жил один из братьев, которых я никогда до этого не посещал. Где и узнал, что последняя ночная электричка ушла.
Потом сообразил, что найти в незнакомом предместье Ленинграда поздней ночью квартиру брата мне вряд ли удастся.
Так я и остался ночевать на вокзале. Попробовал попасть в гостиницу, но с этим вопросом было в Союзе традиционно плохо. Всю ночь уборщицы и милиция гоняла меня по залам вокзала, не давая спать и проверяя документы.
А ранним утречком, часов в пять, я, совершенно измученный бессонной ночью, прибыл на такси к спавшему невинным сном младенца ничего не подозревающему дорогому братцу Ивану. Долго пришлось объяснять ему, кто я и откуда, и зачем появился у него.
Потом как-то все образовалось. Меня признали за родственника и приняли самое деятельное участие в планировании и осуществлении моего дальнейшего времяпрепровождения.
Как раз начались школьные каникулы, и моя племянница Марина, завзятая театралка, составила для меня обширную культурную программу. Здесь было посещение и БДТ, и Малого оперного театра, и «Мариинки». Здесь я впервые увидел «настоящий» русский балет знаменитой петербургской школы А. Я. Вагановой, от которой, собственно, и пошел знаменитый советский балет – «Шопениану», роскошную «Кармен сюиту» с занавесом в виде цыганского веера. Показавшуюся мне несколько архаичной «Жизель»…
Мы посетили и петровского еще времени, «Капеллу» с ее удивительной старинной внутренней планировкой зала – по бокам зала шли простые скамьи, задрапированные пунцовым плюшем.
Там выступал студенческий хор из Массачусетса. Они пели все – спиричуэлс, баллады, годспел, и, конечно, блюзы и джаз. Осталось неповторимое впечатление не только от самого пения, но и от полной раскованности молодых певцов и того вдохновения, с которым все это исполнялось.
В самый последний день перед отлетом домой мне посчастливилось побывать на концерте лучшего в то время американского биг-бенда Теда Джонса и Мел Луиса. (Даешь «оттепель»!)
До сих пор помнятся прекрасные сольные номера саксофониста Биджуотера и вокал его жены. Для меня этот концерт с тех пор стал эталоном исполнения джаза.
Восторженный зал долго бисировал стоя, не отпуская джазменов со сцены, и они играли и играли.
Побывали мы и во многих других местах – Царскосельском дворце с его чудесным пейзажным парком. Уютными дворцово-парковыми комплексами Павловска, Гатчины…Особенно заразили меня нерегулярные английские парки, этакие ухоженные леса.
"Надо обязательно свезти Александра на Мойку 12, в музей-квартиру А.С. Пушкина, – сказала мне и моей племяннице жена брата, коренная петербурженка, из дворян, – только встаньте пораньше".
"Это когда же, пораньше?"– подумал я. В Эрмитаж мы приехали к открытию, простояли на улице в очереди два часа, да час в гардеробе. Простояли бы и больше, если бы я не догадался сунуть гардеробщику в ячейке для иностранцев 3 рубля.
Три рубля, по тем временам, были большие деньги. Самый дорогой билет на концерт американского джазового биг-бенда Мел Луиса и Теда Джонса я купил в подземном переходе на Невском против Торгового Двора за 5 рублей.
Но это так, воспоминания попутные.
Нас подняли с постели часов в 5 утра, в 6 мы были на вокзале Царского Села (тогда Детского). За час до открытия музея мы уже стояли на Мойке. Не буду говорить, сколько человек там стояло. Попали мы внутрь уже ближе к обеду. И вот мы идем по анфиладе комнат последней квартиры А.С., в которую его привезли после дуэли.
Сколько нового я узнал для себя в музее, столько поразительного!
Узнал, что Пушкин и Дантес, убийца поэта, были родственниками. Они были женаты на родных сестрах. Пушкин был завзятый карточный игрок, долги которого после его смерти выплачивал царь. Наш прославленный поэт, оказывается, был бретёр, который имел несколько десятков дуэлей. Но тогда, однако, это являлось явлением довольно заурядным.
Но это, так сказать, ноги Поэта, а голова... Пушкин был первым в России интеллигентом, творцом новой поэзии, писателем, книги которого ждали и раскупали, крупным историком... и нежным мужем. Красавица же Наталья Гончарства была молода, ветрена, не понимала, каким сокровищем она владела.
И еще поразили меня личности экскурсоводов, это было что-то невероятное... Как трепетно относились они ко всему, что связано с Пушкиным, знали малейшую деталь его жизни. Эта даже была не экскурсия по музею, а глубокое проникновение вместе с нами, неофитами, в глубинные, неизвестные для многих тогда, стороны жизни Поэта, проникновение в его образ...
Вот кабинет Поэта, куда его привезли сразу после дуэли. Там пришлось его и оставить из-за тяжелого положения, в котором он находился. Маленькая комнатка, кожаный диван...
Я думал, что оценили Пушкина после смерти, а оказывается любовь народная к Поэту уже тогда была такова, что день и ночь под стенами квартиры стояли толпы простого люда, студентов, чиновников, ожидая новых выпусков бюллетеня о состоянии здоровья Поэта. Их выносил и зачитывал друг А.С., поэт и, одновременно, воспитанник царевича, поэт Жуковский.
Я вышел из Музея совершенно потрясенный, недоуменно озираясь по сторонам. Я еще был там, в той жизни, и неохотно возвращался к реальности.
Больше в Музей я не ходил в другие поездки... Хотя подошел к нему в самый разгар лихого времени перестройки, начала 90х. Когда в магазинах Гатчины, в которую мы приехали в командировку, можно купить было только батоны хлеба. Да то только по одному, и в очередь.
Постоял я тогда перед широко открытыми дверями Музея, перед которыми не было и признаков посетителей...и ушел, решил не рисковать. Оставив в себе то неповторимое впечатление соприкосновения с открывшемся тайной, которая с тех пор так и осталась со мной.
Сейчас личности А.С. Пушкина, его жены, его убийцы Дантеса многими исследователями трактуется совсем по-другому. Ныне считают, что Наталья, жена Пушкина, была хозяйственна, умна и образована. Дантес был вообще "душкой". На дуэли он, раненый пулей Пушкина по касательной, разрешил Пушкину поднять и сменить дуэльный пистолет. Что категорически не разрешалось правилами дуэли. Пушкин после женитьбы продолжал прежнюю жизнь – гулял, пил, играл неудачно в карты. На многочисленную семью (ведь у него было несколько детей, Наталья их рожала непрерывно) – он не очень обращал внимание.
Да и тот факт, что перед домом умирающего Пушкина толпилась день и ночь толпа простых петербургских обывателей трактуется сейчас по-другому. Сегодняшние исследователи жизни Поэта считают, что жители столицы собрались из-за того, что были оскорблены, что какой-то иностранец убил русского человека.
Где тут правда, не знаю. Написанное здесь соответствует литературным источникам того и нашего времени, как и воспоминаниям очевидцев жизни поэта.