Глава14. И снова Егоров.
Егоров удобно устроился в кресле самолёта, с нетерпением ожидая взлёта, чтобы можно было позвонить Тамаре, хоть и ночь ещё, но он чувствовал, ей плохо, в ней страдания. Хотя он знал, она должна спать, ведь ночь ещё.
Ещё дома, остановился возле её калитки, сидя в машине, и сам же, ожидал от себя действий, но так и не посмел потревожить её сон, и по пути в аэропорт не стал звонить. Во-первых, не мог отвлекаться, так, почти не успевал по времени. Летел на машине, словно на самолёте, благо, к его удивлению, трасса была совершенно пустой и была освещена, словно луной, но луны Егоров не видел, да её не должно было в это время, а освещала дорогу. Удивительно!
Второе, это опять-таки её сон, зачем тревожить любимую, пусть спит. Но сердце заболело, лишь только отъехал от дома. Он и раньше знал, что ему грядёт командировка, и отказаться от неё он не мог, но и расставаться так не хотелось с любимой, только, только стали налаживались отношения.
Он вспомнил её счастливые глаза, когда, не сразу, но всё же она ответила ему «да» на его предложение. И он счастлив, но эта разлука так не кстати. Думал, у него ещё есть несколько дней, но увы, их нет. Среди ночи его разбудил телефонный звонок и вот он уже в пути.
Он улыбнулся, а в сердце что-то щёлкнуло, и он сразу погрустнел, подумал.
«Что-то всё идёт не так. Чувствую, не так. Никогда мне не было тревожно, уезжая в командировку. Всегда уезжал в приподнятом настроении. А сейчас?
Что происходит во мне? Это идёт от того начала, что перед отъездом не смог повидаться с Тамарой? И сказать ей ещё раз, как её люблю? Сказать до свидания не успел?» Или, что-то ещё грядёт?
– До встречи любимая. Я позвоню. Прошептал он
В самолёт он попал в последнюю минуту, и вот только расположился в кресле, как самолёт выходил уже на взлётную полосу, и он теперь с нетерпением ждал взлёта, но самолёт почему-то остановился.
– Позвонить надо. Надо, надо позвонить, хоть ещё и ночь, но так мне хочется услышать её сонный голос.
Егорову стало трудно дышать, что нестерпимо захотелось услышать голос любимой, именно сонный, и он уже его представлял, и как бы услышал её голос в пространстве, её сонное «слушаю». Он осмотрелся.
И, что он увидел, его очень удивило, ему показалось, что он попал не на свой рейс, и подозвал стюардессу, чтобы удостоверится. Какой это рейс и тот ли рейс, какой ему передали по телефону. И торопили, немедленно выезжать.
«Промедление будет тебе смерти подобно». Слышал он по телефону совершенно незнакомый жёсткий голос, объясняющий ему куда ехать, и в приложении на телефоне получил посадочный талон.
– Да. Это ваш рейс и ваше место. Егоров?
– Да. Егоров. Борис Егоров.
– Вы при посадке по телефону предъявили посадочный талон.
– Вы в списке, всё верно. Ответила ему стюардесса.
– Но я должен лететь на другом самолете, и он должен быть намного меньше. И не такой комфортабельный, а простой маленький рабочий самолёт. Может я действительно попал не туда? Всю дорогу было светло, а потом вдруг темнота, никаких людей я не встретил, никто у меня ничего не спросил, идя через аэропорт, и только по огням я нашёл этот самолёт. Почему?
Стюардесса спокойно ответила.
– Здесь никакой ошибки нет. У нас так часто бывает, наступает темнота и нам приходиться взлетать в кромешной темноте. У нас всё зависит от контингента пассажиров.
– Странно, я такое впервые слышу.
– Всё в порядке, сейчас будет взлёт.
И дальше она занялась своим делом, а ещё другой стюард, он разговаривал с пассажирами, объяснял им правила, но Егоров его не слушал, он был весь в ожидании взлёта и ещё обдумывал своё новое путешествие в командировку.
«Странно. Никто меня не встретил, не показал, не проводил до самолёта. Шёл по интуиции, по мыслям, как будто кто-то руководил мной мысленно.
Вскоре ослышался голос их динамика.
«Желаем вам комфортного полёта».
И тут же железная птица пришла в движение, и, разогнавшись, устремилась ввысь, унося всех обитателей этого салона в тёмную неизвестность неба.
Посмотрел в иллюминатор, сплошная темнота, лишь отсвет от освещения самой взлётной дорожки.
– Странно всё, как-то. Произнёс он, ни к кому не обращаясь. Но не это его волновало, он чувствовал, Тамаре очень плохо.
Наконец время наступило, и он позвонил, но телефон её молчал. О том, что неверен номер и речи не могло быть, он узнавал у Алечки, верен ли у него новый номер Тамары, который добыл с помощью сына, и девочка подтвердила. Он ещё некоторое время послушал гудки вызова, и нажал на отбой.
– Спит, наверное, сладким сном. Но, почему я чувствую, что ей плохо? Что происходит? Спрашивал он сам себя и сам же ответил.
Что говорить, о том, что я чувствую, ведь вселенная – это не только атомы, молекулы и множество видов полей, и ещё как биоинформационное пространство, в пределах которого происходит взаимообмен эмоциями, отдельными мыслями, просто незакодированной энергией живого организма. Как там дальше?
Ааа, некробиотический сигнал. Вспомнил Егоров. И это всё материально. Не все люди чувствуют это, только близкие душой это чувствуют. Не ведаю ещё, почему, но я чувствую. Тамаре больно и страшно.
Хоть и биоинформационное поле структурно отличается от электромагнитного своего аналога, а давление биополя больше светового, но все-таки….
Егоров в задумчивости смотрел в иллюминатор.
Мне бы генератор Серёжин, его карманную копию, что видел у него совсем недавно. Почти перед отъездом из его дома в село, чтобы быть ближе к любимой. Хоть он не сказал, что это у него такое, отмолчался. По принципу, «лучше и не знать тебе, папа», летело в моих мыслях. Но меня-то не проведёшь, ещё в мыслях, в тот самый миг, у меня сразу зароилось, «Генератор».
И у меня сразу отложилось в сознании, что с помощью этого малюсенького предмета можно и перенестись с точной и сильной мыслью, и задай точный курс с вычислениями. Но пока Серёжа молчит, и я молчу, что знаю, что за предмет он убирал в сейф.
А вот сейчас он бы мне пригодился, мигом бы перенеслась Тамаре моя информация, а может и сам перенёсся к ней на минутку. Всего лишь сказать, что я уезжаю и, как я её люблю. Она должна часто слышать, чтобы поверила мне, и стёрлось в её памяти всё то, что негативное и раздражительное связано с её мужем. Растворился тот чёрный уголёк, который поселился в её сердце от действий её мужа.
Муж. Да какой он муж? Мудак! Не ценил такую женщину. А я не только слова должен говорить о любви к ней, но и делами подтверждать.
Ах, ты, Тома, Тома, Томочка, лилия моя белая, богиня моя трепетная.
Перед его взором предстало видение, белый, белый цветок лилии и в нём она, его богиня Тамара.
Так её цветы – лилии, а я ей розы дарил. Вот незадача, и как я раньше не увидел. Вернусь, всё исправлю.
Они уже летели, и Егоров несколько раз набирал её номер, но он не отвечал.
Странно. Произнёс он. Связь есть. Он посмотрел на пассажиров, видел, многие разговаривали по телефону, сосед его сидел и работал в ноутбуке.
Неужели так крепко спит? Ну, пусть спит. Произнёс он с нежностью.
И вдруг он увидел в пространстве шар, такой тёмный комок, летевший рядом с ним, рядом с его местом в самолёте, затем показался над самолётом. Он летел по какой-то трубе, но вот труба изогнулась вверх, а затем сделала изгиб вниз, и шар полетел вниз и летел прямо на самолёт.
Внутренний телефон в сердце Егорова тревожно тренькнул, он напрягся, всё внутри Егорова сжалось.
Я справлюсь, должен справиться, ведь не первый раз попадать в передряги. Я же уже давно стал профессионалом, попадать в разные шокирующие ситуации.
Откуда он знал, что он профессионал по разным передрягам, не вспомнил. Егоров и себе не мог ответить. Просто чувствовал и всё.
Перед глазами что-то замельтешило, но мысль никак не останавливалась.
Он поднял глаза и смотрел на приближающий шар, ещё секунда и этот огромный чёрный комок упадёт на него. Или на весь самолёт?
Егоров огляделся, в самолёте были и дети. С десяток детей разного возраста.
И, как быть? Принять на себя? Или увернуться?
Но увернуться, не получится, в самолёте тесно. А шар завис, рос на глазах и увеличивался. Не осознавая своих дел, Егоров вытащил из кармана телефон, он краем глаза следил за шаром, и нажал на повтор вызова номера Тамары. Продолжая следить за шаром, приложил к уху телефон. Слышал гудки, но на том конце, не торопились брать свой телефон и отвечать Егорову.
Спит крепко, наверное, не слышит. Хоть последний раз услышать её голос. Проснись на минутку, богиня моя. Тома, Томочка Тамара.
Ничего не слышал, никакого шума, даже рокот самолёта не слышно, только свист летящего вниз шара.
Проснись Тамара!
А шар летел, и взрыв, шар лопнул, и снова собирал свои осколки в целое, самолёт затрясло и встряска нарастала. А дальше, ничего не помнит. Что он делал и говорил, кому-то кричал, отвечал на чужие крики. Кто-то хватался за него, за его руки. И вновь этот шар и уже летел на него.
И он упал, упал на Егорова, расколол его тело на мелкие миллионы осколков, и Егоров перестал существовать. На миг он в видении увидел Тамару. Так ясно, словно она была рядом, как будто они стояли в саду, через забор смотрели друг на друга.
Она протянула к нему руки, в глазах удивление, и губы её что-то шептали. На последнем дыхании и в моменте, перед тем, как перестал существовать, услышал эти радостные для его сердца слова.
«Я тебя очень люблю, так люблю, но почему-то я не сказала тебе это вслух, глядя тебе в глаза? Сама не знаю. Утром, как проснёшься, я обязательно тебе скажу, как я тебя люблю».
Шептали её губы, её сердце. И сердцем обняла его, и в его сердце произошло что-то не обычное. Такое великое восхищение, что не сможет это объяснить, и яркий свет ослепил его, этим светом объяло его, возникло не понятное чувство.
И он перестал существовать, но на какой-то миг он пришёл в себя в ярком свете, а когда в глазах стало темнеть, напряглась сердечная мышца, и вот тут-то его сознание окончательно удостоверилось, что он практически выпал, из реальности.
Жадно хватая ртом воздух, осознавая, что его выбросило из самолёта, по частям или полностью, ещё не понял, но успел подумать.
«И отчего люди не летают, как птицы?»
И погрузился в темноту, сколько он пробыл в этой кромешной темноте, где даже не снятся сны, но полная нирвана, ощущая себя в невесомости, и всё же он медленно, медленно, но приходил в себя. Можно пролежать так долго, да вот резона нет. Мысли остановились.
– А они нужны? – Вяло зашевелилось, что-то в мозгу.
Ты не знаешь, кто ты и где ты, так зачем тебе мыслить. Пробивалось откуда-то извне в Егорова.
Ниточкой в прошлое дорогу прорву, и дальше – будь, что будет.
В голове был гул из действительной мешанины, из обрывков знаний, а их сотни, если не больше, но как-то ничего не останавливается, лишь мельтешат, крутятся в разных направлениях. Сознание не останавливается ни на одной, и не за что не цепляется, а просто бессмысленно напрягаться не хочется, сознанию тоже нужен отдых.
Отдых от всего, от мыслей от боли, что мне теперь до миров и безконечности. Что со мной сделал этот мир?
Пока не ведаю, и где я, тоже не ведаю. Моё сердце, как будто прокручено блендером, а боли не ощущаю.
И где-то было бесконечно во времени и ещё дальше по расстоянию.
А если точнее, не знаю, где-то там за бездной, Земля моя родная, мой мир, родной дом, семья и любимая, и типичная жизнь обычного человека. Возможно чуть выбивающая из средне статических показателей, но чувствую, я там был счастлив. А здесь, что? Бесконечность?
Почему бесконечность?
Дак, я и не знаю, сколько прошло с той поры, как я спешил, боялся опоздать на самолёт. И та нормальная жизнь осталась в прошлом. И, как сложить земное время и здешнее? Как узнать?
И какое мгновение равно веку или наоборот?
Ведь всё относительно, а с расстоянием ещё проще. Ответ не возможен.
И отчего у меня всегда приключения, или я их ищу на свою нижнюю часть спины?
И здесь Егоров только осознал, что он мыслит, сознание его работает. И ещё работает та часть спины, самая нижняя вероятнее всего у него её не менее трёх, раз всплывает столько его приключений, один за другим пролетают в его сознании видением.
Но всё отставить в сторону, в данный момент я отдыхаю, отдыхаю от всего, хоть и холодно и боль, где-то рядом, но я и от неё отдыхаю.
Успел подумать Егоров, как боль всё же взорвалась в нём.
И от нестерпимой боли парализовало дыхание. Егоров утробно дыша, хотел пошевелиться, подняться, но не тут-то было.
Телу было больно, на голову давило так, словно её стягивали обручем, глаза болели так, как будто сейчас лопнут и вытекут, в горле першило и жгло, словно туда насыпали раскалённый песок. Егоров хотел откашляться, но ему никак не удавалось это сделать.
Он не понимал, что с ним происходит, вроде всего минуту назад был в самолёте, и за него хватились соседи, а он и не старался отцепить их руки от себя, лишь громко говорил всем.
«Надо всем успокоиться. Это обычная турбулентность, а страх ни до чего хорошего не доведёт. Мы все спасёмся и долетим и приземлимся без повреждения».
Случаются в жизни такие ситуации, когда полезно ссориться даже с самим собой. Его строгий тон, его крик, возможно, обижал тех людей. Но, как навести порядок в кромешном аду? Выбирать надо правильно. Иначе зачем вообще тогда жить?
И до сих пор его же голос звучал в его же мозгу, и как он просил всех сцепиться руками и держаться всем вместе.
Отчего-то ему думалось, что все вместе они спасутся, а вот поодиночке нет. Слышал ли кто его голос в хаосе орущих и молившихся голосов на разный лад, каждый по-своему, он не знал, но он старался, чтобы услышали его.
Егорову некогда было молиться, перед глазами виделась Тамара, её печальные глаза и её слова,
«Я люблю тебя».
Радость и одновременно и печаль завладели его сердцем. Радость оттого, что пространство передало её слова и её чистую любовь. А печаль, что не попрощался с ней.
Не успел. Она даже не знает, куда я делся.
Не помнил, что он ещё делал, но всё же увидел, люди его слушались. Его хоть и грубая речь с ругательствами, но дошла до людей и они стали слушаться его. Двести пятьдесят три человека и все его послушались.
Он был уверен, он везунчик, в каких только передрягах не бывал и всегда оставался живым, а значит, и эти люди, что рядом с ним, обязательно спасутся.
Не помнил всё, что было, но у него получилось, как бы обнять всех людей и прижать к себе. Его ещё удивило это. Как это у него получилось?
Обнять огромную толпу людей. Это он помнил своим сознанием, как прижимал к себе каждого человека, как-то по-отдельности и всех сразу.
Он их чувствовал сердцем каждого и старался не отпустить, держать. Держать, не смотря, что все находились каждый в своём кресле.
И ещё он видел глаза Тамары, её руки, протянутые к нему, видел её энергию. И ему казалось, она ему помогает. И даже, кричала ему. Но в том моменте он расслышал только одно слово «Люблю» и всё, он был занят спасением себя и людей.
Что с ним происходило, он ещё не осознавал, затем приземление и такое твёрдое, жёсткое, и в это время этот шар полностью собрался и теперь уже на него одного свалился огромным комом, что он отключился в сознании. И его понесло совсем не туда, куда хотелось бы. А хотелось к Тамаре. Он помнит, как вновь ему пришлось сопротивляться, почти сражаться с неизвестной ему стихией. И вновь камень его ударил и он распался.
Не камень распался, а он, Егоров распадался на мелкие частицы и с трудом теперь собирался.
Это он вспомнил, да ком, камень или ещё что-то огромное и тяжёлое, не знает. Значит ли это, что самолёт врезался в гору?
Возможно так, или гора свалилась на них. А он не может отодвинуть эту глыбу. Вновь темнота, и никаких мыслей, просто чёрная дыра и он плавал в ней. Как он видел себя отдельно в плавании в пустоте, не понимал.
Может из-за выверта подсознания?
Может, а вот дышать в этой пустоте не чем, там совсем нет кислорода, или это было в его мыслях, но он стал задыхаться.
Откуда-то появилась Тамара, она медленно приблизилась к нему, обхватила его щёки своими ладонями, пахнущие малиной, и вдохнула в его рот кислород.
Он закашлялся и очнулся. Очнулся он уж не полной пустоте и черноте, а в море. Вокруг никого и ничего, кроме моря стиснутого исполинскими скалами. Получился на море водоворот, и ему казалось, что его несло куда-то на скалы, то разворачивало на сто восемьдесят градусов. А вокруг что-то бурлило, слышался звук подающейся воды, и смутно виделись ещё водовороты.
Огромные струи вырывались из воды и стремились куда-то на скалы, но не долетали, крутились, словно их примагничивало, вокруг кипела вода.
Егоров человек по природе любознательный и всякие явления исследовал, но в данный момент не мог ничего разобрать. Почему? Не знает.
Но потом он догадался, у него закрыты глаза, даже очень сильно сомкнуты, что мышцам больно, и боль не проходит. С трудом разлепил глаза, его ослепило ярким светом, но он успел действительно увидеть, как струи воды скапливались большими каплями, словно ёжики крутились.
Словно включили силовое поле, и вновь Егорову стало больно всему телу. Он закрыл глаза, и в его мозгу пронеслось.
«Но вода не железо, она не может примагнититься, молекулы воды больше, чем молекулы железа, если они даже есть в воде».
Он ещё сделал усилие, боль сковала снова, и чернота и россыпь звёзд. Только звёзды не висели на месте, а крутились, вертелись, как и те капли воды.
Сквозь боль он всё же открыл глаза. Он лежал в воде, почти на берегу, среди волн ласкающих и баюкающих его. Он был по грудь в песке, осмотрелся, насколько мог, а он почти весь в песке, песок намывало на него и намывало. Егоров старался пошевелиться, и вытащить хотя бы руки, но это ему почти не удавалось, лишь вялое шевеление. Зато почувствовал, как в мозгу что-то шевелилось, как, что-то царапало мозг, и ему до тошноты стало очень плохо.
Как будто там внутри его мозга что-то или кто-то сидел и хотел что-то сказать. Долго он старался высвободить правую руку, но у него ничего не получалось, и он совсем обессилев, оставил попытки высвободиться. Наступил позитивный тупик, и сознание вновь погружалось в темноту.
«Пусть буду я в таком состоянии. Надо отключить сознание, ведь оно тоже силы отнимает». Успел он подумать, и как услышал в своём мозгу, в голове очень громкое и оглушающее.
«Тело истощено, ресурс тела на исходе. Осталось ограниченное количество ресурса твоего физического тела на этом временном промежутке. А оно одно у тебя. Тело повреждено. Из-за срыва поступления энергии ресурсы истощаются. Если в ближайшее время тело не получит поступление энергии, глубокая регенерация будет недоступна. Отключится поддерживающая система, наступит некроз конечностей и пойдёт не обратимый процесс. А ценность твоего тела здесь высока, но без ресурсов тело потеряет ценность и все твои перспективы. Но есть перспектива подключения тебя к биологической базе данных. Нужно обновление, и ты это сделать должен сам, не сдаваться и не опускать руки. Сохранение тела, сохранение каналов и подключение к информационной базе вселенной биологических данных. Блокировки сняты, действуй!»
– Как? Бог мой, ведь я же, не ишак.
Простонал Егоров, и сознание ярко озарилось светом, и ответ его рассмешил.
– «Не понятно, данные ишака не совпадают с вашими данными».
– Ты просто компьютер? Но если ты вселенский компьютер, то должен знать, что Ишак просто выносливое животное.
Егоров со стоном смеялся, и вновь увидел знакомые нежные руки с кольцом, которое он надел Тамаре, это ему предавало силы, он почувствовал, что может уже пошевелить руками. И вскоре он сумел вытащить сначала одну руку, затем другую, отдышался, вдохнул воздуха, приговаривая.
– Энергию я могу доставлять в свой организм лишь из воздуха.
Перед глазами привиделась Тамара, она протягивала к нему руки, Егоров с нежностью улыбнулся и тихо произнёс.
Желание воочию увидеть любовь мою не земную и обнять её, придаёт мне ещё больше силы.
Подышал влажным морским воздухом, в глазах пропала сухая резь, видеть стал лучше и стал руками отгребать с себя песок. И всё больше и больше откапывал себя, осматриваясь вокруг, произнёс.
– Это, что же, все погибли, что ли? Я один остался?
Он смог уже откопаться, и постарался сесть и осмотрелся, но по всей окружности до самого горизонта ничего не было, кроме воды и скал. Океан это был или море, он не знал. Да и не всё ли равно?
Он осматривался вокруг, ища людей и останки самолёта, но никаких останков самолёта или людей не было. Вдруг он услышал шаги, и он повернул голову на звук шагов, увидел спешившего к нему Макара Калистратыча. А тот ещё издали помахал ему рукой, и, улыбаясь, весёлым голосом произнёс.
– Так и знал, что тебя здесь найду.
Он быстро подбежал и подхватил Бориса со спины под руки и без усилий вытащил его.
– Макар Калистратыч? А ты откуда здесь? Я, что умер? А все, где? Что, тоже все умерли?
– Погодь, мил человек, столько вопросов. Да, все живы, живы, и ты живой. Просто попали в разные места. Там их уже спасли, не волнуйся, с ними всё хорошо. Помощь оказана, и многие уже давнёхонько выписались из клиники, и по домам разъехались. Все живы, все, там ничего серьёзного не произошло. И как ты только догадался детей в середину поместить? Они даже не поцарапаны, только лёгкий испуг. Я тобой удивлён, удивлён мил человек, Борисушка. Столько мощи в тебе было, такого я ещё не видал и не знавал.
– Какой мощи, Макар Калистратыч?
Но ответа Егоров не услышал, как только его тело освободилось от песка, всё, что было вокруг, исчезло, а он уже стоял ещё на не твёрдых своих ногах и в другом месте.
Мистика какая-то. Макар Калистратыч! Ты, где?
Произнёс, покачиваясь и балансируя руками, Егоров и увидел, что стоит возле световых стражей ворот в Беловедье.
Каким образом?
Только и успел произнести, ноги подогнулись, и он упал, не удержался на слабых ногах. Он лежал и думал.
«Я в призрачном мире, или всё же в явном? Местность та, что видел, когда был здесь с Тамарой. Но сейчас ощущение другие, уж очень сильная тяжесть. Давит, очень сильно давит. Никак притяжение земли возникло, словно магнитом притягивает. Может я и в самом деле живой и в физическом теле здесь?»
Егоров лежал распластанный на камнях, смотрел на светящие столбы, и ему показалось, что они приподнялись над землёю, висели в воздухе и колыхались, как будто зазывали его.
– И не сомневайся, жив и здоровёхонек, и весь полностью здесь. Человек хоть и хрупкое создание, но поразительно выносливое.
Услышал он раскатистый голос, и он раздался в Борисе везде и в голове, и в теле. Он с трудом поднял голову и посмотрел на светящие столбы и между ними была светящая пелена, зеленовато радужного цвета.
– А в тот раз этой плёнки не видел. Прошептал он бессильно.
– Не видел, потому, что ты был без физического тела, а сейчас ты смотришь физическим взглядом. Снова произнёс громовой голос.
– Нда! Это, что же? Выходит я действительно не умер?
– Проходи, ответы там. Снова пророкотал голос. Не можешь идти, ползи.
И послышался рокотание, похожее на смех.
И Борис пополз. Слабость была во всём теле и боль, как будто его проехал каток. Не каток, так тот огромный шар, которого он видел ещё в самолёте, ком, или, как его назвать, каток. Болело всё, казалось каждый миллиметр его тела и внутри и снаружи. Адская боль.
Ему казалось, что такое он ещё никогда не испытывал. Видать организм отдавал последние резервы, но он продолжал ползти, и ему даже вспомнилось, как сгорали люди, стараясь пройти в ворота, и он ожидал этого, представляя какая это адская боль.
Но тогда он ещё видел, что это длилось очень быстро, почти мгновение. Крик и ничего больше не было, даже облачка не было. И ещё он подумал.
«Вот сейчас и я воспламенюсь и сгорю, как те люди, которых я видел, когда они старались пройти в Беловедье. А, что делать? Сгорю, так сгорю. Возможно, боли сильнее, чем сейчас есть и не ощущу».
И ему в его ушах зазвучал дикий крик, его крик, или слышался давнишний крик, тех людей, которые старались лишь только подойти к воротам.
Но он полз, и с ним ничего не случилось, а, наоборот, при приближении к кромке ворот, ему становилось, как бы, легче и легче.
Подполз, коснулся кромки, границы ворот, положив руку, но ничего не произошло, лишь внутренний напряг всего его тела, а затем расслабление, ожидание чего-то прошло и он пополз дальше. Прополз границу, ничего не случилось, и отполз с каменной тропы на зелёную траву. Лёг и постарался расслабиться, почувствовал, что его тело перестало ощущать боль.
Так, лишь временами волной прокатилось какое-то покалывание, было последствие боли, и оно возникало в разных местах, затем всё стихло. Как будто бы эта земля его исцеляла.
«А может и так». Думал он.
Он полежал ещё немного примерно в ста метрах от ворот, повернул голову в сторону ворот, ворота так же сияли, как и с той стороны. Он поднялся, почувствовал прилив сил. Огляделся, как и раньше здесь был луг и берег реки.
– Жизнь, это, прежде всего движение, а здесь тем более. Но куда идти? Спросил он скорее себя, чем кого-то.
– Тебе туда. Вон видишь дерево на берегу реки? Прогрохотало в мозгу. Там тебя ждут.
Егоров поднялся, постоял, удостоверившись, что его не качает и голова не кружится. В голове, словно ветер прошелестел, и выдул всю боль, постоял немного и пошёл.
Шёл твёрдо, не шатаясь, он чувствовал себя легко, и тело его было лёгким. Спустился на берег, подошёл к дереву, ещё и подумал.
«Странно, в тот раз я не видел никакого дерева, кусты были, а дерева нет. Не мог же я не заметить такой огромный дуб?»
Продолжение следует....
Таисия-Лиция.
Фото из интернета.