Хорошо быть тихоней.
Иван Карлович был тихоней. Этакой серой мышкой в мужском обличии. Невысокий, неказистый с обычным выражением лица. Глядя на которое, да и на весь облик Ивана Карловича дамы просто проводили взгляд, даже его не фиксируя. Словно вместо мужчины в офисе был очередной, ничем не примечательный, самый обычный, стул. Слегка обшарпанный со временем. Поэтому к своим сорока семи годам Иван Карлович не имел ни семьи, ни даже постоянной любовницы.
Девственником он не был. В студенческие годы секс у него был. Ну как был. Когда они находились в колхозе на практике. Самая отчаянная барышня из параллельной группы играя со своей компанией в карты, проиграла желание. Вот остальные, ради смеха и чисто поржать и загадали чтобы она переспала с ним. Иван это потом узнал. Сразу после того как всё произошло. Хотя. Всё случилось так быстро. Лене, а её звали Лена, хватило лишь расстегнуть его брюки, снять с него семейники и взять в руку его небольших размеров орган. Как он тут же в неё излился. Ей даже не пришлось раздеваться. Естественно она тут же подняла его на смех, а раздавшийся ржач за окном на долгие годы отбил у него желание знакомиться с противоположным полом.
Она, кстати, и стала первая, чьё имя появилось в его такой же, невзрачной как и он сам, записной книжке. А потом она пропала. Не книжка. Лена. Не сразу. Прошло десять лет после окончания института и юридического отделения которое они закончили. Лена уже была известным юристом, а он так и остался — обычным консультантом в ничем не примечательном отделении банке.
Сначала на её лице читалось удивление, потом презрение. Даже когда она умирала и то её испуг перемежался с презрением. А она до последнего унижала его называя ничтожеством недостойным жить. Но он остался жить, а она нет.
Много их было. И записей в книжке. И лиц. Как и выражающих презрение, так и умоляющих о пощаде. Полиция сбилась с ног разыскивая маньяка орудующего в их городе. Да и кто мог подумать на ничем не примечательного консультанта в обычном отделении банка. "Хорошо быть тихоней" — подумал Иван Карлович доставая свою потрёпанную, но такую родную записную книжку и вчитываясь в очередное имя.