Ночь.
Чёрная и непонятно тёплая.
Застывшая и молчащая.
От пола до потолка.
От стены до стены.
От углов и бесконечности.
Скрип.
Что это?!
Скрип!
Тоскливым криком плачущего колеса телеги из-за зачернённых углов выплеснулись тонкие мордочки тумана. Медленно и бесповоротно пробуя чернь темноты на вкус.
Белый серый зелёный туман.
Замирая лучами на полу, поднимая тишину тьмы.
Робко. Нежно. С надеждой просыпающегося дня.
Просыпается.
Шелест листьев и из тумана вырастают белые кисти, стопы, лица.
Всплывают и тонут в бело-зелёной вспышке, взрывающей тьму.
Свет ярче и смелее.
Туман…
Где туман!?
Ручейками уходит, оставляя на полу шесть лежащих тел.
Свет манит и зовёт.
Черные одежды сдерживают белые, бессильно тянущиеся к свету, руки и ноги.
Чёрное болото.
Тьма нависла и держит.
Не отпускает.
А свет рвётся к свету.
Из последних сил взрывая застывший эфир.
Движения в такт скрипа рождения музыки режут дыхание.
Глаза в попытке увидеть и запечатлеть блестят бриллиантами вспыхивающих зелёных слёз.
Из черных одежд выныривают руки.
Из черных оков вырываются ноги.
Ещё чуть-чуть!
Совсем немного и выхватит свет то, что рождает желание жить…
Первозданную красоту.
Женственность в торжестве природных побед.
Шесть девушек, скрывающих жизнь под покрывалом одежд.
Тьма скрывающая под бархатным пледом молодость и красоту.
Свет ищущий и освобождающий.
Музыка…
Она зовёт подняться и метрономом отстукивает застывшие движения теней.
Ритм со светом в сговоре.
Вот ноги, выхваченные до…
Вот руки, вскинутые до…
До нельзя…
Ноги, стиснутые размахом юбки.
Руки, сдерживаемые тоненькими бретельками.
Тьма.
А они растут и извиваются маленькими неуловимыми стежками.
Вверх.
Под нарастающее бренчание, скрип, там-там музыки веков.
Под нарастающий стук сердец.
Под останавливающее дыхание блестящих слёз.
Руки-ноги мелькают белым в перекатах волн моря.
Свет выхватывает спрятанные во тьму округлости и очертания, линии и страсть откровенных и забытых мудр, положений, поз и асан.
Слов много, но свет отражённый от вспыхивающих и гаснущих свечей конечностей разрывает, изгоняет тьму обнажая зашторенные окна; зажатый в квадратах и углах потолок; тела, лежащие в экстазе; и жёлтые фигуры у стены…
А девушки, следующие за руками, растут и поднимаются.
Закутанные во тьму.
Кроме одной.
Руки.
Голова.
Плечи.
И бретельки тьмы…
Тоненькие, ничего не скрывающие, зацепились за руки и не дают сорваться темноте к ногам предоставив миру сияющую красоту предков.
Не дают…
А руки умоляюще тянутся к свету.
Белому.
Очищающемуся от темноты и зелени.
Он заставляет сиять всё открытое и безмятежное.
Древнее и юное.
Удары музыки сливаются в там-таме сердца и скрипа зубов желания…
А свет от напряжения – синий, зелёный, фиолетовый…
Стремится в безуспешном порыве скинуть бретельки и подарить свободу…
Красный.
Фиолетовый.
Ритм нарастает.
Сердце и дыхание замирают.
Девушки ночными берёзами встают на ноги устремившись ветвями в космос.
Свет рвётся и пульсирует за ними оставляя тьму, связывающую ноги…
Натянутые бретельки тянут плечи вниз…
Вытянутые в струнку тела…
Фиолет света…
Руки в изнеможении медленно и бессильно опускаются.
Испуганная тьма ищет углы затаится…
Падает бретелька…
А белые руки, скользящие по телу, поднимаются.
Бретелька возвращается уздой на место…
И фиолетовым оскалом, замедленным кино, в движениях мистических и совсем забытых тают глыбы льда…
Сон Арктики и безмолвия в капели гудящего ветра…
Красота ужаса…
Восхищение забытым прошлым и потаёнными желаниями отколотыми айсбергами…
Картина за картиной связанные одной тьмой и одним светом, одним порывом и одной бретелькой…
Зелёные.
Жёлтые.
Тёплые.
Просыпающиеся.
Пробуждающиеся и рвущиеся на свободу.
Белая роза, острые колючки и стройный стебель, рождённые тьмой.
Прусский танец буто…