Рубеж - 99. Казнь

Константин Рыжов
98. Разоблачение и приговор  http://proza.ru/2023/09/30/1029

Настроение толпы не поддается предсказанию. То, что произошло в описываемый день в Старграде, полностью подтверждало это наблюдение. Тысячи людей съехались в город на свадьбу, предвкушая роскошный пир и веселое празднество. Увы, к полудню, после целой чреды непонятных задержек, выяснилось, что свадьба не состоится, так как жених и невеста крупно поссорились и вообще, как оказалось, терпеть друг друга не могут.  Как аккомпанемент к этому неприятному известию начала портиться наладившаяся было с утра погода. Солнце подолгу пропадало за свинцовыми облаками, а потом и вовсе скрылось за их плотной завесой. Сделалось пасмурно и серо. В воздухе закружились снежинки. Народом овладело разочарование и легкое раздражение. Однако никто не спешил прощаться с переполненный городом, в котором, после прибытия отряда Бастия, буквально яблоку негде было упасть. Все находились в ожидании и, как вскоре оказалось, эти ожидания не были лишены основания.

После полудня не понятно, как и кем стала распространяться другая новость. Хотя брачный союз между сестрой великого хана и молодым красивым конунгом из рода ворангов распался, так и не сложившись, очень скоро отыскался новый повод для народных гуляний. Хан Бахмет объявил, что желает воздать честь своему «брату и союзнику» хану Тюпраку. Так что разнообразная снедь и бочонки с вином должны были по его приказу отправиться туда, куда их предполагалось изначально доставить – в шатры при полевых кухнях, где готовились разнообразные блюда для раздачи народу. Более того, выяснилось, что и в смысле зрелищ собравшаяся разношерстая публика не будет обделена. Только вместо пары юных молодоженов, чинно шествующих из храма в городской терем, народу предложили поглядеть на казнь двух государственных преступников, повинных, ни больше ни меньше, в отравлении двоих выдающихся государей – хакана ворангов Велемира и великого хана кунов Кульдюрея.

Это известие никого не оставило равнодушным и вновь вернуло толпе хорошее расположение духа. Подданные Велемира вспоминали о   внезапной кончине хакана, отравленного, как говорили тогда, своей молодой женой прямо во время пира. Смерть Кульдюрея, загадочную и внезапную, тоже вспоминали в связи с появлением в городе его воинов. Сын покойного хана, несмотря на свой заурядный облик, оказался, к удивлению многих, не так прост, как о нем думали. Не желая находиться на вторых ролях, он сумел обвести вокруг пальца самого Тюпрака. И не только! Благодаря своей проницательности хан разоблачил двух злодеев-отравителей и привлек их к ответу. И это при том, что один из них был весьма влиятельным человеком при дворе хакана ворангов, а второй – вхож в шатер к самому владыки кунов. Смерть этих негодяев должна была послужить хорошим прологом к чреде праздничных дней.

Некоторые из горожан и многие из тех, кто прибыл в Старград издалека, отправились к месту казни задолго до назначенного часа. Одни хотели заранее занять удобные места, другие желали поглазеть, как палачи готовятся к предстоящему действу. Смерть, уготованная для обоих отравителей, была поистине ужасной – они должны были погибнуть в огне, сгореть живьем. Но именно такие жестокие зрелища, как известно, привлекают внимание толпы, жадной до всего необычного.

Идти было недалеко. В миле от города, на берегу Пучая возвышался высокий холм, на склонах которого при желании могла разместиться не одна тысяча человек. У подножия этого природного амфитеатра кипела работа. Могучие тяжеловозы доставили длинную телегу с бревнами и досками. Полдюжины плотников дружно взялись за работу. Ловко орудуя топорами, они быстро поставили небольшой крепкий сруб шириной и высотой в полторы сажени, поднятый на столбах и возвышавшийся над землей на полсажени. Полом в «домике смерти» служил настил из жердей, толщиной в руку, а кровлю сладили из крепких досок. Никаких окошек это простое, но по-своему щеголеватое сооружение, с резным гамаюном на стамике, не имело. Лишь в углу строители устроили крепкую дверь, через которую, согнувшись в три погибели, можно было проникнуть внутрь. Снизу была прилажена лесенка, символизировавшая многозначительный отрыв от всего земного. Шагнув на ее ступени, приговоренные навсегда оставляли этот мир. Кучка золы с перегоревшими костями – вот и все напоминание о когда-то живом человеке, полном стремлений и надежд. И куда уйдет остальное? Неподалеку были аккуратно уложены вязанки хвороста.

Склоны холма оказались заполнены еще до того, как плотники завершили свой труд. Стоявший над толпой гул свидетельствовал о легком, но постепенно нараставшем возбуждении. Заметны были и признаки нетерпения Полдень давно миновал, а у многих с самого рассвета даже маковой росинки во рту не было. Вот что значит понадеяться на ханское угощение! Да и непогода такая, которую сподручнее пережидать у очага, попивая только что снятый с огня сбитень. С каждым часом становилось холоднее. С неба сыпала белая труха.  Но душу согревали мысли о том, что на городских улицах все готово к веселому пиру. Сигнал к его началу дадут сразу после казни. Так не пора ли приступать?

Тысячи глаз были устремлены в сторону городских ворот. Вот над толпой пронесся гул: кажется, едут! Однако при ближайшем рассмотрении оказалось, что это повозка с молодой хаканесой, сопровождаемая отрядом верховых под предводительством хана Бахмета и конунга Годамира. Но раз прибыли главные зрители, значит скоро начнется само представление!

Толпа оживилась. За неимением других достойных предметов внимание переключилось на вновь прибывших. Особенное любопытство вызывала хаканеса Камоса. История ее была всем известна.  Ни знатное происхождение, ни высокое положение в обществе не смогли уберечь эту молодую женщину от жестоких ударов судьбы. Шутка ли – трижды за последние месяцы она могла и даже должна была умереть. Однако счастливые обстоятельства или особенное расположение богов уберегли ее от печального конца. И не только! Ей удалось благополучно избежать брачных уз, ловко избавившись от нелюбимого жениха, навязанного родней. Как обычно, народ, который, казалось бы, не имел возможности узнать многие тонкости, верно уловил самую суть ситуации.
Красивого конунга никто не жаловал и даже женщины в большинстве своем оказались на стороне Камосы! Последние события не прибавили Межамиру популярности. Хорош жених, который в самый день свадьбы умудрился оскандалиться из-за своей наложницы. И как оскандалиться! Об этой истории не забудут и годы спустя. Так же, как и о том, что никакого мужества в схватке конунг не проявил, спасовав перед молодым ворангом, у которого увел невесту.  То-то он укрылся в тереме и носа оттуда не кажет. Знает, что кроме насмешек ничего на улицах не услышит. Особенно осведомленные (в любой толпе такие всегда есть) добавляли, что, судя по оживлению в гавани, старая хаканеса вместе со своим сыном собираются завтра покинуть Старград. И верно, зачем им здесь оставаться? Ничего кроме позора эта поездка Офимии не принесла. 

Своей доли пересудов удостоился и Сотан. Его сразу приметили в свите Бахмета. Ни для кого, как оказалось, не было тайной, что он и есть избранник Камосы, тот мужчина, кому очень давно, чуть ли не в детстве, она отдала свое сердце. Преданность, которую молодой тумаш питал к дочери хана, подверглась основательной проверке. И парень оказался на высоте! То, что молодая хаканеса до сих пор живет и дышит – его заслуга.  Все это знают, даже ее нелюбезный брат. И похоже, он готов отдать должное хваткому и способному юноше. Свидетельство тому – сегодняшнее назначение Сотана тысячником. Ясно, что это прежде всего награда виновнику Бахметова триумфа – награда за то, что тумаш, рискуя жизнью, привел в Старград отряд Бастия. Но, вместе с тем, это неплохой аванс на будущее. Ведь, если Сотан станет вскоре темником (а кто сомневается в том, что ему это по плечу?) расстояние между ним и прекрасной хаканесой значительно сократится. Бий всегда ближе к ханской сестре, чем простой нукер.

Кое-кто искал глазами в свите Годамира – молодого воранга, перебившего в это утро в одиночку целую дюжину кунов. Однако его нигде не было.  Одни утверждали, что парень после своего подвига нуждается в основательной починке, ведь такие победы не даются легко. Другие настаивали на том, что между Гоннаром и его повелителем вышел «крупны разговор» и что воранг больше не пользуется любовью конунга. Как бы то ни было, Гоннар на казни не присутствовал, и о нем вскоре забыли. Ведь толпа всегда интересуется только теми, кто находится на виду.

Так судили промеж себя уличные зеваки, коротая время. Но все досужие разговоры оборвались, как только послышались голоса: «Везут! Везут!». Торжественный момент, ради которого все собрались, наступил. Впереди, расчищая путь, ехала сотня лучников Бахмета. За ними две тощие клячи тащили высокую старую арбу. Она скрипела, вихляла и, казалось, готова была развалиться в любую минуту. Позади сидящего на жердочке кучера оставалось совсем немного места, и все оно было занято высокой клеткой с редкими ржавыми прутьями. Приговоренные стояли в ней, тесно прижавшись друг к другу спинами. Руки у каждого были связаны и для верности еще прикручены к стенкам их передвижной тюрьмы. Хопотопаса везли лицом вперед, а Сарычана – лицом назад. Оба оставались в той самой одежде, в какой их застал утренний приговор – внезапный и неотвратимый, как сама смерть. Только на головы им напялили нелепые красные колпаки. Но это было не все. За арбой ногами вперед волочилось тело Арапши. Собравший по дороге всю грязь с мостовых и покрытый плевками, которыми его щедро награждали прохожие, труп напоминал безобразную кучу ветоши. Получивший основательную пробоину и подвергавшийся постоянным толчкам и ударам череп казался пустым. Замыкали процессию пять десятков ворангов на конях. Их присутствие символизировало единство действий двух молодых правителей. Объединившись, они карали сегодня своих общих врагов. Ни Тюпрак, ни его сын на казни не присутствовали. 

Скорбный облик колесницы смерти, не вызвала у народа ни жалости, ни сочувствия. Толпа встретила приговоренных проклятиями и улюлюканием.  Впрочем, даже в порыве возмущения зрители не могли не отметить разницы в их поведении. Лицо Хопотопаса оставалось спокойным и, несмотря на дурацкий колпак, дышало даже каким-то величием. На глумившуюся над ним толпу он не обращал ни малейшего внимания.
Взгляд его был устремлен к серому зимнему небу, откуда сыпались на землю редкие снежинки, прикован к одному ему известной точке небосвода - местонахождению скрытого от человеческих глаз солнца. Губы Хопотопаса безмолвно шевелились. Все, кто лично знал проповедника, догадывались, что он молится Дийосмену – самому доброму и благостному (по его же собственным утверждениям) божеству во вселенной. Дийосмен учил людей любви, смирению, душевной простоте и правдивости. Как сочеталось это учение с собственным поведением Хопотопоса, с его коварством и вероломством, постороннему человеку едва ли можно было понять. Но каким-то образом без видимых душевных сомнений он сумел соединить беззаветное служение своему богу с двусмысленной и преступной деятельностью политического агента империи. И теперь, в последние минуты своей жизни не испытывал никаких колебаний по поводу избранного им пути.

Совсем другую картину являл собой Сарычан. Бледный, трясущийся, с опущенной головой, он был как бы живым воплощением трусости и беспомощности. И куда девалась его известная надменность, высокомерный взгляд, величавость, казалось бы, неотделимая от его важной осанистой фигуры? Все исчезло в мгновение ока. Люди видели перед собой жалкого старика, совершенно раздавленного ударами судьбы и безумно боявшегося того, что ждало его впереди. Как вскоре выяснилось, людей, испытывавших сильную неприязнь к хересиру оказалось намного больше, чем врагов у Хопотопаса. Одни напоминали ему о деньгах, ссужаемых за акульи проценты и потом взыскиваемых с непримиримой суровостью, другие – о каких-то нечистоплотных поступках с их дочерями, третьи – о наглости и распущенности его челяди. Много чего пришлось услышать Сарычану в последние минуты жизни, но, похоже, он не понимал и не воспринимал всю эту хулу. Губы его беззвучно шевелились, а из глаз текли и текли слезы.

Арба остановилась перед невысоким помостом, на котором расположились Бахмет и Годамир. Двое кунов открыли клетку и развязали Хопотопасу руки. Растирая затекшие запястья, он сошел на землю и бесстрашно посмотрел в глаза Годамиру.
- Ты совершаешь роковую ошибку, - государь, - негромко произнес он. – Не разобравшись, казнишь невиновного. Боги взыщут с тебя за это скоропалительное решение.

- Я готов держать ответ за все, что совершил на этой земле, - так же негромко ответил конунг. – Твоя вина для меня очевидна. И ты сильно просчитался, трумлянин, когда вновь объявился в наших владениях, понадеявшись на свою безнаказанность. Принимай теперь то, что заслужил.

Хопотопас пожал плечами. На губах его появилась на мгновение злая усмешка. Потом он повернулся, молча поднялся по ступенькам и исчез в домике смерти.
Сарычан далеко не имел выдержки своего союзника и подельника. Когда его развязали, он просто свалился на землю как мешок, потому что ноги его не держали. Куны пинками заставили хересира подняться.

- Я взываю к твоей справедливости, государь, - прерывающимся голосом и заливаясь слезами заголосил он, - и я не прошу снисхождения. Только об отсрочке! Пусть мое дело рассмотрит сам хакан. Нельзя принимать решения под влиянием гнева. Особенно когда лишают человека жизни.

- Мысль достойная мудреца! – отозвался Бахмет. – Почему она не пришла тебе в голову в ту минуту, когда ты вонзал в меня свой нож? Или, когда требовал смерти для моей сестры?

- Я находился в исступлении… вы же знаете. И я раскаиваюсь, о, как я раскаиваюсь во всем, что совершил! Готов искупить, чем угодно…Только дайте, дайте мне все поправить.

- Поздно! – отрезал Годамир. – Ты и так слишком долго испытывал наше терпение. Пришла пора отвечать.

Пока продолжался этот разговор, куны отвязали труп Арапши и забросили его в дом смерти. Сарычана им тоже пришлось тащить на руках, потому что он отказался идти сам. Несмотря на крики и мольбы его затолкали внутрь, после чего дверь заколотили гвоздями.

- Да свершится правосудие! – провозгласил Бахмет. – Начинайте!
Дружно взявшись за дело, гридни и кунские лучники стали подтаскивать под основание дома и к его стенам вязанки хвороста. Сверху подкладывали дрова. Кое-кто из горожан пришел на помощь, сваливая в общую кучу невесть откуда взятую горючую рухлядь.

- Зажигайте! – приказал Годамир.
Куны, склавы и воранги запалили факелы и стали кидать их на кучи дров. Пламя быстро поднялось над землей, охватило стены клети и прорвалось сквозь щели настила внутрь домика смерти. Изнутри послышался истошный крик, полный отчаяния и боли. Невозможно было понять, кому он принадлежал, но никто не усомнился, что это вопль Сарычана. Спустя короткое время вся клеть была объята огнем. На зрителей пахнуло сильным жаром. Те, кто стоял ближе к костру, подались назад. Никаких голосов из домика до толпы уже не доносилось. Да и невозможно было остаться в живых, находясь внутри такого пекла.

- Я не смог уберечь тебя, отец, - тихо проговорил Гоннар. – Но смог хотя бы отомстить.
- Да будет так со всеми вероломными предателями и убийцами! – добавил Бахмет.
После того, как в домике смерти с треском обрушилась внутрь крыша, толпа стала быстро рассасываться. Вид догорающей клети, внутри которой быстро обращались в пепел тела трех преступников, не представлял уже особенного интереса. Между тем в городе под веселую музыку уличных музыкантов начался пир и народные гуляния.
Немного погодя место казни покинули хан Бахмет с сестрой и конунг Годамир. В ту минуту, когда сопровождавшие их бийи, ярлы и хересеры рассаживались по коням, кто-то тронул Сотана за локоть. Обернувшись, молодой тумаш узнал Улеба.

- Гоннара нигде нет, - заметил айст. – Я полагал, ему захочется посмотреть на казнь своих врагов. Но он так и не появился.
- Гоннару сейчас не до этого, - помолчав, ответил Сотан. – У него теперь более важные заботы. Я знаю где он. Поехали. Надо поговорить с ним перед разлукой.



100. Разлука http://proza.ru/2023/10/14/1442

«Заповедные рубежи»  http://www.proza.ru/2013/07/08/294