Красуля

Такая синева над головой бывает только в Киргизии. Скользя и сверкая по горным заснеженным вершинам, обрамляющим Чуйскую долину, на этом небесном великолепии гордо воцарялось солнце. Казалось, всё предвещает оттепель. Если бы не подмороженная дорога, можно было подумать о наступающей весне, но погода в декабре очень изменчива и нередко преподносит сюрпризы.
Служебный мотоцикл с коляской «Урал», как верный конь, стоял у окна ветеринарного участка, и с его колёс медленно сползал на землю налипший снег. Печь, протопленная с утра ветеринарной санитаркой Анной Филипповной, источала приятное тепло. Обычное утро, обычный будний рабочий день.
Две небольшие комнатушки ветеринарного участка, несмотря на тесноту и незатейливую обстановку, отличались невероятным домашним уютом. Только запахи карболки, камфоры, настойки йода, валерианы и других препаратов выдавали их ветеринарное предназначение. В передней в центре стоял массивный стол для заведующего, слева старенький диван, вешалка для одежды и небольшой сейф прямо у входа. Справа шкафчик для документации и пара стульев в белых чехлах для посетителей. Три стены были глухими, лишь с одной стороны небольшие окна, оборудованные деревянными ставнями, которые надёжно закрывались на ночь железной щеколдой и запирались изнутри.
Так случилось, что в этот день клиентов было мало. Зимой обычно меньше народу. В этот сезон года в основном шёл подворный забой скота в частном секторе для собственных нужд и для продажи излишков на рынке, поэтому сельчане обращались обычно для проведения ветеринарным врачом предубойного осмотра животного с последующей ветеринарно-санитарной экспертизой органов и туши. Кроме того, начинались отёлы, окоты, опоросы продуктивных домашних животных.
На удивление день оказался спокойным. Заполнив повседневную документацию без четверти три, я остался в качестве дежурного один. Хотелось ни о чём не думать, но как-то не получалось. Ветеринарному врачу невозможно ни о чём не думать, так как постоянно приходится решать задачи, безжалостно подброшенные природой, и я невольно погрузился в воспоминания о своём первом профессиональном опыте, когда впервые юношей переступил порог ветеринарного участка, получив должность ветеринарного техника.
Всего по штату числилось два веттехника, заведующий ветучастком и ветеринарный санитар. У заведующего был служебный мотоцикл «Урал» с коляской, а у веттехника «Иж-Юпитер» без коляски. Закреплённые колёса давали возможность обслуживать довольно большую территорию – около десяти посёлков. Мне очень повезло с коллективом. Семён Петрович, наш заведующий, бывший фронтовик, трижды горел в танке, но прошёл всю Великую Отечественную войну, очень серьёзный, добрый и ответственный человек, всегда назидательно говорил:
– Ветеринария требует высокой ответственности, осторожности и внимания. Ты знаешь, сколько ветеринаров посадил Иосиф Виссарионович?
– Нет, – говорю, – не знаю. За что их сажать-то было?
– За ненадлежащее исполнение своих обязанностей! Заразу разводили на своих участках! А эпизоотия – враг не только экономический, но и политический! Запомни эти очень мудрые слова: врач лечит человека, а ветеринарный врач – человечество!
Впоследствии я это прочувствовал.
     Ключи мне доверили сразу. Однажды прихожу, как обычно, на работу, открываю дверь, смотрю: на полу возле стола валяется купюра – пять рублей. Кто же обронил? Может, посетитель какой? Я взял её и положил на стол под стекло. Когда все пришли, говорю, вон под стеклом лежат деньги, видимо, кто-то обронил, надо посмотреть по журналу, кто вчера к нам обращался.
Семён Петрович, прихрамывая, прошагал в переднюю и говорит:
– Я ничего не терял, а ты, Мария Петровна?
– Я тоже нет!
– Ну тогда поспрашивай у тех, кто был вчера на приёме.
– Хорошо, поспрашиваю.
Проходит ещё пару недель, снова прихожу первым, на полу скомканный лежит червонец! Ну, думаю, точно из кармана выпал у растеряши. Наверное, опять кто-то приходил и от волнения выронил купюру!
Я снова положил под стекло и сообщил всем о находке.
– А нашли того, кто пять рублей потерял?
– А да, нашли, это Филипповна пол мыла и выронила из кармана.
Эта тема сама по себе забылась, и как-то после получения заработной платы, аж в сто десять рублей, поутру, снова вхожу в помещение и вижу – двадцать пять рублей лежат у печки!  Ну, думаю, это Филипповна ползарплаты потеряла! Замоталась. Ведь никого не было посторонних!
Подъехал заведующий.
– Вот, – говорю, – снова деньги, нашёл на полу у печки!
– Много?
– Да, двадцать пять рублей! Это, видимо, опять Филипповна потеряла, из халата вывалились, она же в карман халата всегда деньги кладёт! Наверное, теперь расстраивается! Она вчера последняя выходила и закрывала участок!
– Сейчас придёт, спросим, – говорит Семён Петрович.
Затем, словно мурлыча под нос, пропел четверостишье-частушку, прихрамывая и опираясь на клюку, пошёл на улицу:
Хорошо тебе живётся
Тебя мама родила,
А меня родил папаша,
Мама в городе была!
Он очень любил технику и всегда после поездки тщательно протирал тряпкой мотоцикл – крылья, ветровое стекло из плексигласа и всё, до чего мог достать. Видимо, военные годы привили любовь к своему танку.
Вскоре наступил его день рождения, впервые я и все работники собрались за столом, купили подарок и стали его поздравлять, как вдруг он обратился ко мне:
– Саша, ты помнишь те деньги, что находил?
– Ну да, помню. А что, хозяева не нашлись?
– Да нет, нашлись в общем-то… Я хочу попросить у тебя прощения!
– За что? – вспыхнул я. Семён Петрович, вы ничем меня не обидели!
– Есть за что. Прости, пожалуйста, это я подкидывал деньги. Понимаешь, так людей на вшивость на фронте проверяли, вот и тебя решили проверить. Ты же новый человек был в коллективе. Деньги не взял, не скрыл. Ты выдержал проверку. Теперь ты наш, тебе можно доверять, не предашь.
Он искренне чувствовал себя виноватым, от того, что несправедливо усомнился во мне.
Помню, что я тогда от неожиданности и удивления смутился, чувствуя себя без вины виноватым, и как только мог его успокаивал, выражая свою признательность. Теперь, когда он ушёл на пенсию, мне очень его не хватало. Наверное, с ним бы я не боялся трижды гореть в танке.
Неожиданно воспоминания прервались, дверь распахнулась и вместе с волной холодного воздуха вошла старенькая бабушка.
– Сынок, – обратилась она, – у меня беда.
Её худенькие плечи затряслись от рыданий. Моя Красуля не может растелиться, уже третий день мучается. Если она умрёт, то и я с ней умру! Она мне, как человек, родная, кормилица моя! Почитай уже шестнадцатый отёл! Всегда было всё благополучно, а тут у неё никак не получается! Всё понимает, только разговаривать не может, я с ней две ночи просидела в сарае! Я плачу, и она плачет! Помочь не могу. Что делать – не знаю!
Еле к вам добралась, никто из села в центр не едет, вот случайно попутка подобрала, сжалился мил человек да довёз сюда.
– Эх бабулечка, давайте для начала успокойтесь, три дня – это много очень, много, чуточку бы пораньше надо было обратиться, наверняка, телёнок погиб, да и она сама, видимо, ослабла, старовата уже, но делать нечего – поедем спасать вашу кормилицу.
– Да уже Бог с ним, с этим телёночком, мне бы Красулю мою спасти!
Она снова заплакала и запричитала. Слушать её стенания у меня не было никаких сил. Случай тяжёлый, звать кого-то на помощь поздно, да и совестно как-то, и я решил оказать помощь самостоятельно. Взял всё необходимое и, самое главное, новенький акушерский набор. Посадил бабушку в коляску мотоцикла, и мы поехали в дальнее село. Погода заметно портилась, появились облака, по дороге зазмеилась позёмка. В течение часа мы добирались до посёлка. Подъехали к сараюшке, который стоял недалеко от дороги, но на отшибе относительно домов. Он напоминал собой копну соломы, наполовину занесённую подтаявшим снегом. К небольшой покосившейся двери был расчищен проход. Двери со скрипом отворились, в полумраке на большой куче несменяемой подстилки лежала крупная корова. В уголке еле чадил керосиновый фонарь.
– Сынок, я сейчас подкручу фитилёк, свет прибавлю. Что надо принести? Я мигом!
– Для начала понадобится ведро тёплой воды, мыло хозяйственное и полотенце. Того количества воды, что есть здесь, будет маловато и хватит только для предварительного осмотра. А пока придержите Красулю, посмотрим, жив ли телёнок.
Надев акушерскую перчатку, я нащупал голову телёнка. Она была просто огромной, опухшей, более того, нижняя челюсть при схватках у телёнка открылась и зацепилась за лонные кости. Под кожей уже чувствовались признаки разложения. Телёнок был вздут. Стало понятно, извлечь его из родовых путей почти невозможно. Кесарево сечение в темноте и в одиночку не сделать, да и эта процедура не практиковалась у коров: нецелесообразно, слишком длительное восстановление после него, да и коровёнка старовата.
– Ну что, сынок, будет жить моя Красуля или нет? – нарушив молчание спросила старушка.
– Пока не знаю, телёнок погиб уже дня два назад весь раздулся и вытащить его сложно. Раньше надо было помощь оказывать. Прогноз сомнительный. Придётся плод удалять по частям, для этого необходимо время, а на улице уже темнеет. И откладывать на завтра тоже нельзя, погибнет ваша Красуля от интоксикации.
Пока идите за водой и мылом, а я буду готовить инструменты и проволочную пилу.
    Фетотомия, или извлечение плода по частям, мною до этого случая никогда не проводилась, хотя теоретически было всё понятно и просто, но практика – другое дело. Самое главное – ничего не порезать внутри. Хлюпая носом, наспех вытирая слезы, бабушка поспешила за водой.
– Может, есть кто из мужиков поблизости, попросите помочь придержать корову, – крикнул ей вдогонку, – нам вдвоём трудно будет справиться!
Пока бабулька ходила, я основательно переоделся, то есть в принципе разделся, так как после предстоящих манипуляций вся одежда будет перепачкана. Облачившись в пару халатов, надев спортивное трико и сапоги, а в заключение прикрыв всё сверху добротным прорезиненным фартуком оранжевого цвета, я собрал клюку для отталкивания плода, проволочную пилу, разложил на скамейке верёвки и глазные крючки.
Красуля с опаской наблюдала за всеми моими действиями, из её красивых тёмных, бездонных глаз с длиннющими ресницами крупными каплями катились слёзы. Видимо, она понимала, что наступил час, когда случится что-то ужасное, и, смирившись со своей судьбой, уже готовилась расстаться с долгой коровьей жизнью.
Мне так защемило душу, что перехватило дыхание, я подошёл к её большой рогатой голове, обнял её, прошептал, на ухо:
– Красуля, Красуля, успокойся, всё будет хорошо, сейчас придёт твоя любимая хозяйка, а я тебе ничего плохого не сделаю, просто помогу и уйду, надо чуточку потерпеть!
Она, конечно, поняла, только отстранила мои бесцеремонные объятья чужака, легонько мотнув головой: в глазах отчаяние сменилось на любопытство. Я выглянул за дверь и увидел темнеющее, набрякшее тучами небо и уже подходившую бабушку с ведром.
– Наверное, снег будет, – сказала она, – не зря у меня поясницу ломило.
– Привязывайте Красулю покрепче за рога плотно к столбу у кормушки, и подстелить надо побольше соломы сзади. Встать она всё равно не сможет, а мне будет удобнее работать лёжа. Где помощники-то?
– Да нету никого, сынок, оббежала соседей, говорят, что все мужики на работе и ещё не приехали. Вот уж как на грех – никого нет дома! – виновато запричитала старушка.
– Ну что делать? Ладно, будете держать хвост, только крепко, и разговаривать с Красулей, а я буду работать. Ещё надо тазик или мешок, куда придётся запчасти от неродившегося телёнка складывать.
– А выварка пойдёт?
– Конечно, подойдёт, сразу и вынести из сарая можно!
Далее начались форменные мучения. Самое трудное было вытащить голову. Родовые пути были уже сухими, и как я ни пытался подтянуть её к выходу, ничего не получалось. В решающий момент она выскальзывала и принимала первоначальное положение. Достать подвернувшиеся вдоль туловища передние ножки и накинуть петлю тоже было невозможно. Голова с раскрытым ртом напрочь закупорила родовые пути.  Безуспешно провозившись около получаса с мылом и верёвками, я решил в первую очередь удалить нижнюю челюсть. Убрав скулы, можно было освободить пространство для работы. Надев на палец перстневидный нож, я стал осторожно прорезать кожу и связки слева и справа. Затем зацепил крючком под челюстью снизу и стал подтягивать её наружу.
От напряжения пот заливал лицо, наконец мне удалось отделить и вытащить её, не причинив вреда корове.
Теперь надо удалить голову, уже можно было завести за затылок проволочную пилу, но зубы верхней челюсти больно царапали руку. После нескольких попыток петля была накинута, оставалось крючками зацепить глазницы и зафиксировать нос. Тремя крючьями с привязанными за них верёвками я подтянул голову в нужном направлении и попросил бабушку держать их в натянутом состоянии. Сам начал осторожно работать пилой. На удивление это оказался замечательный инструмент, буквально за несколько движений голова отделилась от туловища. Я перехватил верёвки и под контролем руки потянул её к выходу: показался нос, затем глазницы с крючьями. Сработало хозяйственное мыло и потуги Красули – голова оказалась в приготовленной ёмкости.  Дальше было дело техники. Оттолкнув остатки плода, я достал и накинул петлю вначале на одну выпрямленную ногу, а затем и на другую, шею также зафиксировал крючьями между ног, стал осторожно подтягивать наружу, теперь необходимо было усилить родовую деятельность. Пока бабушка придерживала верёвки, я уколол окситоцин и снова взял «бразды правления» в свои руки.  Схватки усилились, корова, сообразив, что ей помогают героически старалась освободиться от постороннего тела. Я дополнительно приложил все свои силы и – о, чудо! –  показалась грудная клетка, затем вывалилось всё распластанное тело погибшего крупного бычка.
Почувствовав облегчение, корова попыталась приподняться, но привязь её удержала. Это был добрый знак. Вытащив труп телёнка на улицу, мы предложили Красуле запить горечь утраты водой с сахаром, затем я ей уколол антибиотики. Бабушка сияла от счастья! Помывшись и переодевшись, я посоветовал бабушке почаще доить корову, чтобы не загрубело вымя и не развился мастит.
 – Сынок, уж это я понимаю, теперь я сама справлюсь. Не знаю, как и благодарить! Спасибо тебе огромное, низкий поклон! И меня, и Красулю спасли от смерти! Доброго вам здоровья, я буду молиться за вас. Жизнь прожила, а никогда такой страсти не видела. Сынок, а как тебя зовут? Наверное, недавно у нас работаете?
– Да нет, уже второй год пошёл. Саша меня зовут, то есть Александр, если будет что не так, позвоните в отделение, мне передадут, приеду. Теперь точно поправится ваша Красуля!
Кое-как обмывшись от последствий операции, усталый, но не побеждённый, я собрал инструмент и, попрощавшись с бабушкой, направился к выходу.
Дверь сарая плохо поддавалась. С большим трудом удалось её открыть изнутри. Намело много пушистого снега, чуть не по колено, и крупные хлопья так валили с неба, что всё вокруг стало белым-бело! На два-три метра впереди уже ничего не было видно. Вытолкав на предполагаемую дорогу мотоцикл, я потихоньку поехал к основной трассе. Однако всё настолько было ровным, что в усиливающейся темноте угадать дорогу было невозможно. Я несколько раз останавливался и пешком проходил вперёд, обозначая направление, а затем ехал. Казалось, что вот-вот и выеду на трассу, ещё один поворот, а там полегче будет, пойдёт движение транспорта, потихоньку доберусь, а тут, как назло, ни одной машины не видно. Снегопад такой, что все неровности разом исчезли, куда ни глянь – вокруг абсолютно ровная заснеженная поверхность. Сыплет и сыплет! Ни одного ориентира не остаётся, всё засыпало снегом, даже колеи от мотоцикла уже нет. Помню, что вдоль дороги, слева на обочине было болотце, но теперь и оно исчезло. Как бы с перепугу туда не угодить! Хорошо, что нет ветра, просто стеной падает снег!
Мне с детства были знакомы и метели, и бураны, и сорокоградусные морозы. Приходилось за десять километров ходить в сельскую среднюю школу в Оренбуржье. Так там шли гурьбой вдоль леса все: и взрослые, и дети, ученики и учителя – колхоз в такие дни выделял лошадей, и всех встречали на полпути подводы, а мы, счастливые, усевшись на сани, выстланные свежей духмяной соломой, ехали до самого дома. Непогода нам даже нравилась, знали, что нас никто не оставит в беде и радовались, что домой на лошадях поедем.
Здесь же совсем другие обстоятельства. Погода ставила свои необычные рекорды. Совершенно выбившись из сил, спешившись, я тащил мотоцикл на первой скорости, прокладывая путь в снегу. Нещадно болели ободранные руки. Этот непередаваемый, въевшийся в одежду запах хлева и несчастной пациентки не перебивали ни выхлопные газы мотоцикла, ни свежесть хрустящего снега.
Наконец меня резко потащило вправо, это люлька съехала в занесённый кювет, потащив за собой мотоцикл. Только бы не перевернуться!
Застрявший мотоцикл как ни стараться – одному из снега вытащить не под силу. Все попытки заканчивались ещё большим проседанием техники в канаве на обочине дороги. Вдоволь набарахтавшись в снегу, заглушив двигатель, я в молочной темноте направился к трассе, надеясь кого-нибудь встретить или остановить машину – попросить помочь выбраться, но всё как будто вымерло.  Ни звука, ни огонька, только снег идёт не переставая. Постояв минут двадцать, подумал, что надо какую-то метку сделать, а то и мотоцикл потеряю, ведь занесёт напрочь.
Я снова вернулся к мотоциклу. Идти к сараю уже далеко, пешком до дома вообще не добраться. Оставалось только ждать. Ведь должен же кто-нибудь поехать! Снова смёл снег с мотоцикла и от отчаяния начал очищать до земли заднее колесо. Бесполезно!
Вдруг с трассы в мою сторону слабо блеснул свет и повернула машина, это, как оказалось, ехали с работы жители посёлка. Я вышел навстречу, махнул рукой, и она остановилась. Так и так, говорю, нужна помощь, съехал с дороги, застрял в снегу, не могу выбраться. Припозднился немного, у бабушки корову спасал.
– Что? Вытащить надо? Это мы мигом! Кто ж в такую погоду ночью на мотоцикле ездит?! Давай, мужики, поможем, – сказал водитель.
Вчетвером, мы легко выволокли мотоцикл из канавы на дорогу.
– Давай, доктор, счастливо, трогай, теперь есть колея, небось, не собьёшься! Тяжеловато зимой на трёхколёсном ездить, тут четыре колеса, и то непросто!
– Спасибо! – кричу сквозь гул моторов и, включив свет, кое-как, по колее, добрался до трассы.  Поездка по трассе была не лучше, но, по крайней мере, можно было двигаться вперёд. Я уже хотел остаться ночевать на ветучастке, добравшись до него, но позвонить домой не было возможности. Да и не хотелось родных одарить бессонной ночью. Понятно, что все и так уже беспокоились и были на взводе! Переведя дух, первым делом я как следует вымылся. Хотя это не дало необходимого результата, всё-таки до дома добираться было уже легче, ведь там баня. Снегопад потихоньку терял силу, но морозец крепчал.
Облачившись в шлем и краги, я выехал домой. Время приближалось к полуночи. Кто ездил зимой, да ещё ночью, на мотоцикле, тот понимает, что это такое. Радовало, что машин было мало, а дорога всё-таки местами освещалась.
– Что ж так долго? – спросила мама. – Мы уже переволновались!
– Да всё хорошо, мам, просто задержался на работе. Отёл тяжёлый. Такие вот ветеринарные будни. Не переживай, если задержусь, ещё когда-нибудь, ладно?
– Как не переживать?! Вон и отец не спит! Уже баня, наверное, остыла, пойду дровишек подкину. Борщ на плите, блинчики на столе, поешь пока.
– Нет, нет! Я сам, всё сам! Мам, спасибо, идите отдыхать, ну простите негодяя, я больше не буду!
Чтобы не провоцировать в дальнейшем возможную тревогу, я тогда не стал рассказывать о произошедшем приключении.
– Да, чуть не забыла! Тут тебе Семён Петрович письмо прислал, вон там в комнате на столе лежит. Будешь писать, привет ему от нас передавай!
Я аккуратно раскрыл конверт и погрузился в его коротенькое мужское послание. После всех перипетий это был лучший подарок для меня – от человека, научившего меня любить свою профессию.

01.10.2023 г.