Ознакомительный отрывок из фантастической повести "МАГДОЛИНА И ПАВШИЙ АНГЕЛ"
Была ночь. Вверху сверкали холодным светом звёзды, землю укрывал белый снег. Большего разглядеть ему не хватило времени, он щёлкнул зубами и отскочил назад. Первый враг упал с разорванной глоткой, снег под упавшим волком сразу сделался алым. Второй был более осторожным и не спешил, кружа на безопасном расстоянии от его зубов. Это был вожак стаи, опытный воин, закалённый в сражениях за своё право быть первым. Молниеносный выпад последовал сразу же, как только чужак попытался краем глаза разглядеть, сколько же ещё противников за его спиной. Он отскочил и сразу почувствовал боль в левой конечности. От вожака исходила слепая ненависть и страх. Да, именно страх. Оно и было понятно: любое существо, пробравшись на верхушку лестницы в своём социальном положении, боялся скатиться вниз. Это было равносильно гибели, а законы стаи предусматривали именно такое наказание — смерть!
Его — чужака могли принять в это дикое сообщество, если он покорится с позором, но ему это не было нужно. Страха не было вовсе, один холодный расчёт и нестерпимая жажда крови, вкус которой сладко щекотал язык. Трус смелеет при виде труса, и вожак допустил оплошность, бросившись на чужака, униженно падающего на спину. Вожак приготовился задать хорошую трёпку, втайне ликуя от лёгкой победы, но вместо этого, чужак одним движением когтя распорол брюхо нависшего над ним противника и, вскочив, ударом плеча свалил теряющего кишки вожака на истоптанный лапами снег, молниеносно вонзая зубы в тёплую плоть.
Стая застыла, шокированная неожиданным окончанием битвы. На его вызов, исторгнутый из глотки страшным рычанием, никто не посмел ответить. Тогда он с гордо поднятой головой двинулся сквозь окружавшее его кольцо волков. Те поспешно расступились, и вскоре перед ним была только холодная заснеженная пустыня.
Куда теперь? Что он здесь делает? В животе ещё переваривалось мясо убитого им день тому назад оленя. А что дальше? Может быть, следовало принять молчаливое предложение стаи? Подумав об этом, он оглянулся и обнаружил, что слева и справа от него бредут волки, выдерживая почтительное расстояние. Какая-то молодая волчица взглянула на него весёлым глазом, выражая своё расположение, и он хмуро подумал, что теперь все волчицы стаи будут увиваться за ним. Это будет продолжаться до тех пор, пока однажды его самого кто-нибудь не прикончит.
— И съест! — мыслю, коснулась его весёлая волчица.
Он промолчал в ответ, подумав, что зря не избежал драки.
— Теперь не отвертишься! — продолжала она. — Вожак был старый, совсем не вкусный. Стая голодна. Ты теперь должен заботиться о нас. Веди на охоту!
— Ладно, — мысленно ответил он. Чему бывать, того не миновать.
— А ты оказывается философ! — сообщила она, дружески подталкивая носом в бок. — Сейчас будем спать, я залечу тебе лапу.
Зарывшись поглубже в снег стая залегла, отдыхая от длительного голодного перехода в безнадёжных поисках пищи. Волчица, видя его благодушие по отношению к ней, устроилась рядом и принялась зализывать подраненную в схватке лапу, а он в полудрёме пытался вспомнить: кто он и откуда пришёл в эти негостеприимные земли.
* * *
Наверное, ему просто везло, но охота вдруг наладилась. Скоро не осталось ни одного голодного волка в стае. Дичь валила ну просто валом: то отбившийся от стада олень, то медведица с медвежатами. Конечно, нападать на медведей было очень опасно, но он презирал опасность. Он в одиночку уводил жертву от детёнышей, оставляя их стае. Все были очень довольны им. Хотя за сутки приходилось покрывать огромные расстояния, но оно того стоило. Сначала он думал, что шестое чувство, движущее им в поисках дичи, врождённое качество каждого волка, но скоро убедился, что это не так. Его прозрения приходили чаще всего перед рассветом, когда спят все живые существа, покоряясь неодолимому чувству бессилия, навеваемому, несомненно, демонами ночи. И тогда он уверился в своей неповторимости.
Весёлая волчица была единственной, с кем он сблизился, хотя и глуповата, но другие и подобными мыслями не обладали: охотиться, спать, размножаться, когда время того потребует. Тоска могла запросто удушить его, если б не постоянные заботы.
Согласно всем признакам приближалось тепло. Дни становились длиннее, а мороз уже не был таким лютым. Волки держались парами, выбрав себе друг дружку для продолжения рода. Самцы поначалу боязливо косились на него, но его реакция явно отличалась от реакции прежнего вожака, и скоро все успокоились. А вот волчица с каждым приближающимся днём весны, явно, становилась всё озабоченней, не получая на свои проявления влюблённости ответных шагов. Однажды не выдержав, она спросила:
— Что с тобой? Разве ты болен? Ты сильнее всех, а ведёшь себя во всём как старик, кроме охоты конечно.
Что он мог ей ответить? Что не помнит, кто он и откуда пришёл? Но даже это мимолётное сомнение не осталось ею незамеченным. Она ухитрялась ловить каждую его мысль.
— Так вот почему ты такой? Это пройдёт. У меня тоже были подобные сомнения, но я от них избавилась. Пути другого отсюда нет, а этот путь неприемлем для волка!
— О чём ты? — Спросил он. — Какого такого другого пути?
— Да ты не от мира сего!
— Я догадываюсь об этом.
— Разве ты не знаешь, что уйти из этого мира, возможно только умерев?
— И куда я попаду?
— Никто не знает этого.
Они больше не говорили в этот день. Но когда он бросал взгляд в её сторону он чувствовал: она от него не отстанет, даже если он решиться поступить так, как не поступают волки.
Они шли на юг. Это он выбрал маршрут, никогда прежде не выбираемый этим племенем. Некоторые поначалу роптали, но большинство было рады этому. Только сильная стая могла рассчитывать укрепиться в южных землях, где много всякой дичи, но много и врагов. Сказывали, что есть там звери-великаны, способные затоптать волка ногами-колонами. А ещё дикие кошки, тоже огромные и жутко свирепые, с когтями и клыками размером с голову взрослого волка.
* * *
Волчата подросли и самые крепкие уже постигали искусство охоты. Жизнь полная крови и сражений ими воспринималась как единственная возможная в этом мире. Но он видел и другую жизнь. Олени, косули, зайцы никогда не ели мясо животных, но рано или поздно оказывались в зубах хищников. Странно всё устроено. Они едят травку, я ем их. Умеют ли они думать как я? Если да, тогда чем я лучше? Хотел бы я быть таким как они, беспомощным перед врагом? Ну, уж нет! Лучше погибнуть в бою, чем прозябать. Хотя этого нельзя сказать о мастодонтах, они огромны, хотя и не охотятся. Нет, такой горой он бы тоже не хотел быть. День-деньской жевать и переваривать тонны травы! Разве можно при этом о чём-то ещё думать?
Его размышления были оборванны на самом интересном месте: он почуял приближение двоих молодых волков, выполнявших сегодня роль дозорных. С некоторых пор приходилось принимать меры предосторожности, чтобы местные хищники не застали врасплох. Приближающиеся волки были встревожены не на шутку. По их мыслям и поскуливанию, он догадался, что наступает час великой битвы, начало которой он оттягивал столько, сколько мог. Это была неизбежность, но дав возможность молодым подрасти и достигнуть зрелого возраста, он усилил силы стаи. Все это понимали и были благодарны своему вожаку.
Короткими рыками он отдавал распоряжения. Молодняк бросился на розыски сегодняшних охотников, чтобы привести их поскорее назад. Там были основные силы — опытные охотники, закалённые в первых боях за обладание этим краем. К тому же их потомство было здесь и отчаянно нуждалось в их защите. С саблезубыми кошками встречаться уже приходилось, но их спасал численный перевес. Шакалы были не в счёт. Их хотя и было много, но они были трусливы и совсем не умели драться. Если молодняк не напутал, то сейчас на них шли и те и другие. Вынудить хозяев этих краёв объединиться могла только необходимость избавиться от более удачливых конкурентов. Поторапливая малышню и кормящих самок, он направился прочь из гостеприимной лощины к заранее назначенной им для подобного сбора пещере. Охотники должны были прийти именно сюда. Здесь проходила граница лесистой области и пустынных предгорий. Ещё выше сверкали на солнце белоснежные пики гор.
Проследив, как последняя волчица, подгоняя своего детёныша, растворилась в извилистом лазе, он с оставшимися в строю двинулся назад, навстречу неприятелю. Их было немного, не больше когтей двух волков. Но никто не сомневался, что им удастся победить, как они побеждали всякий раз, с тех пор как он стал их вожаком. Взобравшись на скалу, он осторожно выглянул и опешил. Разведчики не ошиблись: в глазах рябило от неисчислимых полчищ, идущих на них. Не хватило бы когтей всей стаи, чтобы сосчитать врагов. Сколько он не вглядывался, разглядеть позади спешащих на выручку охотников-волков он не смог.
— Что-то помешало им вовремя вернуться, — проворковала сзади весёлая волчица. — Пожалуй, сегодня многие уйдут в другой мир.
В её рыке не чувствовалось страха. Не было и ярости. Она последнее время как-то сникла. Он понимал её: все самки, даже моложе её обзавелись потомством, лишь она одна осталась пустой. Он не мешал ей завести волчат с любым другим волком но, она лишь отгоняла клыками чересчур назойливых ухажёров и оставалась подле него, надеясь неизвестно на что.
— Нет. Не многие, — запоздало ответил мыслью он.
Повернувшись, он двинулся навстречу толпам рыжебоких кошек и облезлых шакалов. Остальные молча следовали за ним, ободрённые заявлением своего вожака. Поворот тропинки открыл их присутствие, и тут же предгорья сотряслись от шипения, оглушительных рыков и тявканья наступающих. Они оставались на месте ровно столько, сколько потребовалось чтобы убедиться, что они замечены врагами и все устремились в их сторону. Повернув назад, он перешёл на неспешный бег вместе со своими немногочисленными товарищами, постепенно подпуская преследователей ближе и ближе. Лишь когда расстояние между ними сократилось до двух хороших прыжков, они прибавили шагу и понеслись вперёд.
Пролетев мимо поворота к убежищу молодняка, стая устремилась к скальному проходу, расположенному выше. Ему необходимо было убедиться, что ни один шакал, и ни одна кошка не свернут в сторону пещеры-убежища. И чтобы ещё больше распалить врагов и нацелить их внимание только на свой отряд, здесь же, между скал устроили первую засаду. Его рык все отлично поняли и тут же попрятались меж валунов, по обе стороны прохода. Здесь противник не мог воспользоваться своим превосходством в числе, так как проход сужался. На тропе остался только он и не отходящая ни на шаг от него волчица. Саблезубый зверь с ужасающим рёвом направился к нему, в последний миг, бросившись в прыжке, не выдержав наглости чужака. Но приземлился он на пустое место, зато тут же оказался облеплен словно мухами, вылетевшими из засады волками. Не сговариваясь, словно по команде остальные набросились на следующего саблезубого гиганта, походя душа трусливых шакалов, не забывая использовать и приём «коготь», которому он научил их при первом знакомстве.
Он сам и волчица, самые опытные, действовали как слаженный механизм: один отвлекал, другой, метнувшись в сторону, словно спасаясь, тут же кидался назад в ноги преследователям и мощными челюстями рвал сухожилия рыжим кошкам. После первой свалки они отступили, убедившись, что остальные разъярённые недосягаемым противником ринулись следом, мимо тайного укрытия.
Ещё несколько раз они устраивали подобные засады, теряя при этом одного товарища за другим. Он старался не думать об этом обстоятельстве, неотступно приближающим их всех к окончательному поражению. Всё затмевала ярость и неописуемая жажда крови противников, усиливающая от одной мелкой победы к другой. Его мысли привела в порядок волчица, старательно вылизывающая кровоточащую рану на его плече, которой в пылу битвы он просто не почувствовал. Нужно было уходить, отвлекая полчища преследователей от молодняка, от спасения которых и зависело будущее его стаи.
Взбираться ещё выше было тяжело. Холодный, разряжённый воздух резал лёгкие, но то, что тяжело северным волкам, привычным к длительным перебежкам в поисках пищи, для разленившихся в тепле аборигенов было ещё хуже. Когда ступили на припорошённый тонким снежком ледник, и заскользили по нему разъезжающимися лапами, издали донеслись мысли спешащей на подмогу стаи.
— Хорошо, что их пока не слышно, — прохрипела задыхающаяся волчица. — Они не догадываются как много врагов собралось против нас.
— Нужно отрезать им путь к отступлению! Если враги замыслят вернуться назад, то нашим придётся не сладко. Второй раз они могут не пройти так легко мимо молодняка.
— Тогда конец стае! — с ужасающим спокойствием сказала она.
Не отвечая ей, он подполз к краю ледника, похожего на сказочный водопад заколдованный белым безмолвием, и поглядел сверху. Они находились как раз над тем местом, где недавно прошли оставив свои следы, а теперь полчище изнурённых погоней врагов пробиралось следом. Им повезло, что их принимали за основную стаю, так и не сумев толком разглядеть, что их всего ничего. Внизу чернел выступающий булыжник, чудом державшийся на отвесной стене, а кругом и насколько хватало взора ниже и выше снег. Грозный снеговой козырёк нависал под булыжником, как раз над движущимся неприятелем.
Мысль эта пришла внезапно, и не слушая собственные одёргивания себя самого, он укоренился в своём выборе. Отдав распоряжение, он смотрел, как волки послушно перебираются через ледник и исчезают за скальным выступом, одиноко чернеющим на фоне величественно-белой горной пустоши. Толчок в бок вернул его к реальности, оторвав от тяжких дум.
— Так может поступить только волк!
— Я же приказал уходить! — грозно прорычал он.
Волчица не двинулась с места.
— Веса одного тела может оказаться недостаточно. Я уйду вместе с тобой!
Ему нечего было возразить, да и не было время на споры. Скоро враги минуют опасную зону, и тогда может случиться непоправимое: гибель стаи, которую он привёл за собой, завоёвывать новый мир.
Она потёрлась мордой о его грудь и восторженно взвыла, не отрывая от него своих горящих глаз:
— Ты был мудрым вожаком. Я всегда знала, что встречу тебя в своей жизни. Пошли?
— Пошли! — глухо отозвался он, впервые переживая раскаяние.
Два тела со всего маха ударились о висящий над козырьком валун, и снежный ком закрутился, превращаясь в лавину, устремившуюся вниз, своим рёвом заглушившую испуганные вопли незадачливых преследователей, хороня их заживо под своим многометровым, непроницаемым для взора покровом.
Впереди угадывалась новая жизнь стаи.
* * *
Хаоса больше не было. Разноцветные шары определённо были звёздами, и складывались они в очень симпатичные созвездия, границы которых он определял сам. Ему казалось, что с некоторыми он бы мог поговорить если бы захотел, другие излучали явную неприязнь. Как ни странно, но этими другими были как раз цветные. Грязно-бурые, которых было значительно больше, просто излучали всем своим видом восторг и по приятельски подмигивали ему, закатываясь на краткие мгновения, словно от хохота, в невидимость. Это ему не понравилось.
— Ты здесь? — спросил Анатолий, чувствуя где-то рядом своего давешнего собеседника, назвавшегося другом.
— Я всегда с тобой, — тут же пришёл ответ.
— Мне снился странный сон, — признался Анатолий и принялся пересказывать его.
Собеседник слушал не перебивая. Только когда рассказ подошёл к концу, он выразил своё сожаление о том, что Анатолий поспешил покинуть этот сон.
— Тебя бы на моё место! Каждый день кого-нибудь убивать, а иногда по несколько раз на дню. Это не каждый выдержит. Наверное, только настоящий волк.
— Жаль. Мне показалось, что ты получал удовольствие от расправы со своими врагами. Борьба за выживание, ну и всё такое...
— Так это был не сон!?
Волна холода окатила всю сущность Анатолия. Этот невидимый собеседник, кем бы он ни был, проделал с ним такую шутку! Как? Зачем? Ответ пришёл ещё раньше, чем он до конца осознал, кем на самом деле являлся он сам во всём этом спектакле, принятым им за сон.
— Не горячись. Я постараюсь всё объяснить. Вот если бы ты хотел есть, что бы ты сделал?
— Я бы поел.
— Вот именно. Что ты и сделал.
— А ты? Какова твоя роль?
— Я просто наблюдал и питался тем, что мне перепадало с твоего стола. Так что роли моей никакой нет, просто одни питаются травкой, а другим нужна кровь, а третьим нечто особенное — предшествующее и сопровождающее кровь. Жаль, что столько потенциальной пищи погибло даром. Ты её просто заморозил.
До Анатолия, полного гнева на своего собеседника, не сразу дошёл смысл сказанных им слов, а когда он понял, что тот сокрушается по поводу погибших бескровной смертью под лавиной, его передёрнуло. Если б было чем то, наверное, вывернуло бы, но тела по-прежнему не было, только пустота.
— Да, кто же ты есть? Вампир, что ли?
— Я часть тебя, если такой ответ тебя устроит. Так что, убить меня ты не можешь. Попытавшись убить, сам перестанешь существовать, убитый другими, а мне это не очень навредишь. Давай-ка жить дружно. Ты мне, я тебе.
Наступила тишина. Анатолий переваривал услышанное, стараясь разложить всё по полочкам, заодно зарёкшись не обращаться к собеседнику первым. Если он не может без пищи, а является частью меня, то сам заговорит, решил он. Всё именно так и оказалось. Спустя какой-то промежуток, показавшийся Анатолию годами, послышался вопрос:
— Время тебя больше не интересует?
— Интересует. Только не в виде волка, зебры или ящерицы.
— Ха! Это не от меня зависит.
— А от кого?
— От тебя. Ты выбираешь то, что ближе всего твоему настрою.
— Я, вообще-то, хочу быть человеком! — заявил Анатолий, ожидая очередной уловки от скользкого собеседника. Но уловок больше не было, во всяком случае, Анатолий ничего подобного не отметил, хотя слушал всё очень внимательно.
— Хомо-сапиенс — это круто! — заявил голос с огромной долей ехидства. — Не сфинкс, не змей трёхглавый, а просто — человек. Я, конечно, слегка поражён отсутствием фантазии в таком сложном выборе, но, как говорится, дело твоё.
— Зубов маловато, да? — съязвил Анатолий.
— Не в зубах дело, — серьёзно пояснил невидимый собеседник. — Дело в намерениях и приспособленности для убийств. Однако история Вашего Мира знала немало прямоходящих, не имеющих необходимого набора нужных инструментов, которые, тем не менее, добились потрясных успехов с помощью неуёмной фантазии: Гитлер, Сталин, Наполеон ну и так далее.
— Так ты можешь сделать меня Наполеоном?
— Ты невнимателен дважды. Я сказал — они в Вашем Мире! А в твоём мире может быть кто-то другой. И второе: пока ты существуешь, правишь только ты! Ты делаешь выбор и следуешь ему. Я могу только пользоваться плодами твоих успехов и помогать советом, если всё будет идти к обоюдному удовлетворению. Волк одиночка — это только твоё тайное устремление, я к этому не имею ни малейшего отношения. До скорого.
Голос стих, но мгла вокруг стала приобретать оттенки и прежде, чем Анатолий успел о чём-либо подумать и настроиться на нужный лад, всё уже свершилось.