Вечный город

Прокофьев Валентин
Ознакомительный отрывок из фантастической повести "ФАЙЛЫ НЕБЕСНОЙ КАНЦЕЛЯРИИ"

Он есть вечен, ибо вне пространств и времён,
а главное – вне познания своего существования.

Вечный город, как и всегда всю непостижимую бесконечность своего существования, сверкал всеми вообразимыми и невообразимыми цветами, источая такой же невообразимый аромат, и неподдающееся пониманию ощущения благости, волнующие все известные и неизвестные чувства того, кто мог бы оказаться в нём в впервые. Хотя, подобное едва ли могло случиться. Это было бы невероятным событием в мире Великого творца, где все самые светлые сущности рождались именно здесь, чтобы испив непознаваемое из его неиссякаемой чаши мудрости, преисполнившись величайшим могуществом, отправиться на самые задворки и исполнить его волю, привнеся стройный порядок в необузданный хаос самых необжитых уголков Его вселенной.

Бафомет был редким исключением среди «небожителей», как он с плохо скрываемым сарказмом называл своих теперешних товарищей, платя им равной монетой, за свою кличку, плохо скрывающую козлиный запах, веявший от неё. Бафомет не был рождён в бесконечности Великого творца, он пребывал в ней с тех самых пор, как с горсткой соплеменников прорвался из темных тесниц пекельных миров наверх. Вообще-то подъём из глубин хаоса не противоречил законам Великого творца, но проделано это было отнюдь не ангельским способом, что вызвало раздражение обитателей высших миров и зависть братьев по рождению, которые так и остались в низших мирах, – кто из-за упадка способностей, а кто по воле своего предводителя. С тех незапамятных пор утекло много воды в фонтанах Вечного города; охранные печати были восстановлены, и никому больше не удалось последовать примеру горстки отчаянных счастливчиков. После такого невероятного события, потрясшем всех разумных существ обоих полюсов вечности, началась Новая Эра или, чтобы было понятнее – открылось новое измерение, что внесло некоторый порядок в существование самого Вечного города, никогда прежде не оперировавшим понятием «времени» в принципе.

Новые товарищи первое время сторонились его, презирая за бесполое происхождение его племени, а он испытывал к ним подобные, ну, или почти подобные чувства, считая недоразвитыми существ мужской половины, поскольку те были слишком прямолинейными, начисто лишёнными ловкости и обаяния. К тому же обличие — наработанное в процессе совершенствования, становилось очень далёким от совершенства. Даже на козлиное в некоторых случаях не дотягивало, только на обезьянье. А уж о существах женской половины и говорить было нечего: у них начисто отсутствовало то, что считалось самым важным у мужчин... вот только ангельский облик, звонкий голосок и белые крылья за спинами вызывали некоторую зависть.

Наказание за свой проступок, против устоявшегося порядка подъёма из нижних миров в верхние, он отбарабанил, как говорится, от звонка до звонка, пока обе его половинки, блуждая наугад в земном мире, не нашли друг друга. На это ушло семнадцать человеческих жизней, или если быть точным — тридцать четыре, учитывая жизни обеих половинок и мужских и женских. Вспоминать о мытарствах, унижениях, позоре, перенесённом в том замкнутом во времени мире, не хотелось до такой жути, какой он никогда не испытывал никогда прежде, даже в ужасных и тесных Тёмных мирах вечного мрака... И всё же, как только он получил законное право жить равным среди равных в Вечном городе в свете Великого творца, он отказался от права выбора лагеря мужских либо женских особей, предпочтя остаться существом не подчиняющимся устоявшимся предрассудкам созданий светлых миров, за что тут же заработал козлиную кличку земной мифологии. О происхождении своей клички он узнал из небесной википедии, как только получил полагающийся ему по статусу доступ. Оказалось, что андрогинны не редкость в бескрайних просторах Великого творца. Ещё бы! Идеальное существо, лишенное недостатков женской и мужской особи, но объединяющее в себе достоинства обоих… Впрочем, крылья он так и не получил.

— Ни к чему это, — заявила симпатичная ангелица ему в канцелярии, сразу по возвращении его в неродные пенаты, после крайнего земного срока.

Бафомет подозревал, что отказ вызван вовсе не отсутствием изделий на складе, а просто-напросто андрогинофобией, но перечить не стал. На самом деле он втайне надеялся обзавестись когда-нибудь черными крыльями, как у Великого Змея, но такие мог вручить только сам Великий творец, а вот удостоится его аудиенции, было ох как не просто. Достаточно сказать, что никто из его новых знакомых ни в глаза, ни в какие другие ощущала, никогда с самого сига своего рождения его видеть не видывал. Приказы Великого творца поступали прямо в канцелярию, а оттуда передавались либо лично тем существам, которым предназначались, либо открыто через всевселенскую паутину.

; Бюрократы! проворчал Бафомет, собираясь сигануть куда подальше от насмешливых ангельских глаз, но их обладательница, чарующе поведя левым крылом, пропела на прощание:

; Не забудь завтра с утра явиться за получением особого распоряжения!
Не найдя в зеркальных стенах тетраэдра канцелярии двери, которой он мог бы хлопнуть в знак прощания и своего недовольства подобным обращением со своей любимой персоной, Бафомет издал звук, распознаваемый в его родном мире, как рычание, прозвучавший однако в Вечном городе, как разбойный свист. Уже сигая куда подальше от канцелярии, он распознал беззвучное напутствие насмешливой ангелицы:

; Не свисти, денег не будет.

Просторный Хрустальный зал с хрустальными стенами, хрустальным потолком и полом встретил его тихим шумом, издаваемым нестройным хором существ, отдыхающих здесь от муторных повседневных дел. Эта попытка веселья показалась жалкой. Он и сам любил попеть во времена земных мытарств, но за кружечкой пивка, или чего-либо покрепче, в компании таких же потерявших человеческий облик существ. Однако, это хоровое дрынчание могущественных творцов, повидавших всю вселенную, от самых её провонявших задворок до благоухающих градов несравненной красоты, выглядело, воистину, попыткой младенцев подражать трелям оперных певцов. Предстояло ещё выяснить – когда же наступит завтра в пространстве, где время отсутствовало напрочь, и он, не долго думая, сделал шаг по направлению к этой мало музыкальной группе, но тут же застыл, встретившись с целым флотом пылающих прожекторами недовольства глаз. Подумаешь! Мысли они читают! Невидаль какая.

Повернувшись, он решил обратиться со своим вопросом к одинокому существу, возлежащему подле раскидистой смоковницы в центре залы. Недолго думая кто перед ним: женская сущность или мужская, он задал свой вопрос. Существо, не проявляя особой вежливости и даже не оборачиваясь, проворчало:

— Иди к Лешему.

— А-а-а, так тоже не знаешь? — проронил Бафомет, не уточнив, где именно искать этого Лешего. Наверняка, поисковик его перенаправит, стоит только пожелать. Вообще-то с поиском адресатов в городе проблем не было никаких: стоило только начать думать, а поисковик выдавал варианты маршрутов, даже не дав докончить мысль до конца.

Медленно повернув пышноволосую голову, приподнимаясь на локте, существо пронзило его обжигающим взглядом синих глаз, завораживающих помимо воли. Давно он не встречал такого пронизывающего взора. Кроме Великого Змея (в его вечности), больше никто не мог так глядеть. Даже слегка затрясло. Тряска усилилась, когда Бафомет разглядел, ниже соблазнительных женских грудей и гладкого живота, чешую, плавно перетекающую в рыбий хвост. Глаза убавили свою яркость, как только русалка прекратила сканирование.

— Ответ прост: когда решишь, что завтра уже настало, тогда и будет в самый раз.

— Не хотел помешать, — замялся Бафомет.

— Ты нет. Другие пялятся, словно диковин не видали. Я думала ты один из них, а ты просто козёл.

Не очень лестное замечание из прекрасных уст, оно слегка подпортило первое впечатление от женской красоты.

— Где ты разглядел здесь женщину. С тех пор, как Посейдон впал в грех кровосмешения, меня ещё никто не называл женщиной.

— Так ты…

— Его дочь. А ты думал наложница?

Бафомет слегка смутился, ибо он так и подумал поначалу.

— А кто мама? — как можно вежливее поинтересовался Бафомет.

— Ты упал что ли? Не плотва! Из ребра, как и положено. Себе на радость создал, а мне одиноко так... Сколько себя помню, всё прошу аудиенции у Великого, для исправления этой ошибки, и всё зря.

— Отказывают? — участливо полюбопытствовал Бафомет.

— И не то что бы да, и не то что бы нет. Бюрократическая волокита. Дескать, пусть вначале отец зафиксирует отказ от дочери, а приемная мать подпишет согласие, или кто-нибудь согласится променять свои ноги, ну… и всё остальное на мой хвост... Нет! Чую ничего не выйдет из этого. Пустая трата сил. Наверняка, автоматически добавляют срок за очередного утопленника, но не говорят.

— Сочувствую, но не понимаю,  — признался Бафомет.  Я устал от этих женщин и мужчин, в шкуре коих довелось побыть уже не единожды. Одна суета, и не знаешь: где найдёшь, где потеряешь.

— Где уж тебе, развратник. И не любил, поди, никого ни разу.

— Ну, не так, чтобы очень. Ну... кроме себя самого конечно, —  признался он.

— Козёл одним словом, — подытожила русалка.

Она не желала обидеть, просто констатировала факт. Бафомет почему-то в этот раз не обиделся на подобную классификацию своего естества, тем более, что в настоящий момент вовсе не принадлежал ни к одному из двух полов, в «шкурах коих», как он выразился, в настоящий момент не пребывал. Сам он любил говорить, что состоит из «двух половинок», считая себя единым целым, не то, что все остальные примитивы. Пусть болтают что хотят, на самом деле они просто завидуют. С любовью вечные проблемы на свете Великого творца, а у него их просто быть не может: сам себе ведь не изменишь и не разлюбишь. Быть женщиной — в вихре чувств влекущих к совокуплению, ни за что бы не пожелал, так недолго докатиться и до потери чувства прекрасного, променяв его на иллюзорное благополучие. А уж кобелём, роняющим на ходу слюни в погоне за самкой — тем паче.

Дни летели бы ураганом или текли бесконечным водопадом, но дней не было. Просто вечность, растянутая до предела, сжалась в один малюсенький миг. Они весь этот сжатый миг проводили вместе, оттягивая неизбежное расставание. Русалку звали Прасковья или на латинский манер – По-Раша, а он назвался ей одним из своих самых кратких имён – УлулУ.

Город он впервые смог разглядеть во всех подробностях, оценить по достоинству бурю многоцветных энергий вырывающуюся через неплотно прикрытые многочисленные окна и двери наружу – в бесконечность вселенной; слова тут были лишними, город был просто «без подобен». Очень скоро он знал о Прасковье всё, даже то, что не значилось в досье всевселенской паутины. Хитроумному разуму не требовалось много усилий, чтобы понять возникшую проблему, вывод напрашивался сам собой: она была нужна в том виде, в котором пребывала, в ней очень нуждались и не хотели терять ценного кадра. Ещё бы! Чтобы сократить мучения утопающему, неповинному в страшных грехах, (или ещё как виноватого), русалка утаскивала несчастного поглубже. Своими чарами, страстными объятиями и песнями она приближала неизбежное, не забывая, конечно, и про продолжение русалочьего рода.

Из её икринок, почему-то, рождались только русалки женского пола, хорошенькие, но смертные и бездушные. По законам Великого творца за утопленников ей полагалось наказание... ну, так, она его и несла. Пожизненно. Вернее сказать  вечно. Или почти вечно, пока Мать-земля устав возмущаться беспределом, творимым паразитами населяющими её кожу, тщетно взывая мольбами к Великому творцу, не решиться на крайнюю меру – избавиться от них навсегда. Но последнего может и не случиться, поскольку никто не хочет остаться без кожи. Разве что, Великий Змей предложит ей новое средство для борьбы с чесоткой. Помыться, там, например, в огромных волнах, типа потопа, (хотя, как показала практика, это не очень помогает — ковчег, сотворённый кем-либо из знати для своих любимчиков, легко укроет часть паразитов и они расплодятся вновь). Скорее всего, Змей предложит ей какое-нибудь ядерное оружие или прозаический напалм. Всё это было несправедливо по отношению к Прасковье, но где она, скажите, шляется  эта справедливость?

Изложив свои соображения по этому поводу, он ждал ответа русалки, а та, задумчиво подперев голову молчала. Русые волосы скрывали часть прекрасного лица, но ему удалось разглядеть, как её водянистого цвета глаза  покрылись влагой, и ему стало её глубоко жаль. «Нужно научиться держать язык за зубами, то есть мысли при себе», — подумал он.

Внезапно, хрустальный зал подёрнулся рябью и, мигнув пару раз, исчез, а вместо него возникли зеркальные стены канцелярии. Напрасно он искал взглядом знакомую ангелицу, вместо неё в этот миг там находился упитанный ангел, в сером плаще с серебряными позументами, обозначающими какой-то ранг. Никакого намёка на крылья вовсе не было, или он прятал их под плащом. Улыбка тоже отсутствовала, даже презрительная. Настроение сразу упало значительно ниже серого цвета ангельского плаща. «Канцелярская крыса»,  мрачно обозвал его про себя Бафомет. Ещё ниже настроение упало после напоминания:

— Нужно научиться держать язык за зубами.

— Подслушиваешь? — Павшее настроение возможно было чуть приподнять только лишь приступом агрессии, но это не сработало. Серый ангел никак не реагировал на агрессию, зато читал в нём информацию, как в открытом файле

— Подслушивать нет надобности. Ты должен, просто, научиться закрываться от проникновения в твои мысли, чтобы недруги не использовали информацию против тебя. Это связанно с твоим служебным заданием, которое ты не спешишь получить, — пояснил упитанный ангел, слегка обнажив в улыбке острые зубы, ещё больше походя при этом на крысу. — Кстати, я не имею в своём происхождении ничего крысиного, поскольку никогда не был воплоти на Земле, для меня это было бы немыслимым унижением. И впредь, не расстраивай своими домыслами никого из нежити, им и так не сладко живётся в мире.

— Та-ак. Следовательно, всё, о чём я говорил с Прасковьей теперь достояние общественности.

— Вот, вот.

Бафомет ожег серого ангела испепеляющим взором, не хуже чем у самого Великого Змея, проглотив мелькнувшую мысль про крыс и мышей, уж точно созданных серым. Ответный взгляд, как и до этого, был лишён эмоций, но стал теплее.

— Почти уже хорошо. Я совсем не разобрал, что ты там подумал про мишину папу.
Теперь ты почти готов.

— К чему готов?

— К работе, конечно. Не думал же ты, что мы здесь зря хлеб едим…

— Телом, известно чьим, причащаемся?

— Не великохульствуй, сы...  мой, — скомкав предпоследнее слово, отдёрнул его
серый ангел. После непродолжительной паузы, явно к чему-то прислушавшись, ангел продолжил: — Великому творцу понравился твой юмор. Отныне миссия твоя  налаживать дипломатические взаимоотношения с Асгардами поднебесными, а то, совсем от рук отбились.


— А если я откажусь? Снова отправите в Земной ад?

— В этом нет пока надобности, ты не откажешься.

Бафомет и сам понял, что не откажется, что он горит от желания заняться чем-нибудь полезным. Бесцельность пребывания в низших мирах – многократно превосходила жестокостью разделение духа, превосходила даже арест памяти для прохождения исправительного срока в земных жизнях. Ангел серьёзно кивнул, показывая, что всё, мол, ясно и кивнув ещё раз на прощанье, исчез. Вместо него появилась знакомое личико давешней ангелицы, которая деловито стала выуживать из пространства перед собой пожелтевшие папирусы и заверять их печатью канцелярии.

— Какое имя вписывать? — поинтересовалась она выдёргивая перо из своего крыла и покусывая его кончик.

— УлулУ, — добродушно буркнул Бафомет своё имя, о котором почти позабыл за время пребывания в Вечном городе, ни один житель которого, иначе чем козлиной кличкой его пока не величал. При виде ангелицы, мужское настроение его вновь достигло отменных высот, хотя женская половина сущности всё ещё брыкалась, сгорая от зависти к крылышкам и не желая так просто сдаваться. — А разве я объявлял, что моё «завтра» уже настало? Почему, я ещё не могу погулять по Великому городу? Это насилие над личностью!

— Над которой из двух? — деловито переспросила ангелица, обмакивая перо в чернильницу с золотыми чернилами.

Похоже, она прекрасно уловила странную тягу мужской половинки его сущности к рыбоподобному существу, а может быть даже зависть женской – к своим розовым ангельским крылышкам. «А действительно, чего это я увлёкся русалкой? — спросил он сам себя. — Может быть её непохожесть на остальных, как и его непохожесть, сблизила их? К чёрту сопли! Жила одна целую вечность, проживёт и дальше. Хотя…»

— Ладно, рабовладельцы! Каково моё задание?

— Не зря тебя заценил сам Великий творец! — похвалила секретарша. — Быстро соображаешь, кто есть кто, и кому предназначаются сопли слабаков! Град вудийский будет тебе первым назначением.