Гнусь

Иевлев Станислав
Она… вышла… Я поглядел ей вслед и подумал: легко на этом свете быть сильным!
А.П. Чехов
«Размазня»

=========

Шерстянка обыкновенная была обыкновенной сороконожкой: гибкой как гибрид коленвала и водопроводного шланга, чешуйчатой словно стебелёк хвоща – и ужасно любопытной. Разумеется, последнее с лихвой извинялось её подростковым возрастом, да и что в том плохого, скажите на милость? Когда бы не подстерегает явная опасность – то почему бы и не сунуть свои усики туда, куда запрещают благоразумные взрослые? А ну как там что-нибудь да эдакое? Все подружки с завидок сдохнут!

Так упоённо мечталось шерстяночке, поводящей блестящей головкой туда-сюда. Крупные фасеточные гляделки, сверкающие будто крохотные цирковые зеркальные шары, жадно вбирали в себя по капельке весь окружающий мир – и не могли насытиться. Извивчивое тельце насекомыша, похожее на диковинную подводную лодочку с двумя рядами горящих иллюминаторов на боках, ни мгновения не оставалось недвижимым, спонтанно изобретая всё более и более изощрённые выкрутасы. Беспокойный текучий орнамент, живая ниточка вышивки неведомой рукодельницы, сороконожка егозила прихотливыми петельками и восьмёрками, отпечатываясь в сырой после ночного дождя земле столь причудливым следом, что запутал бы и самого искушённого следопыта. То и дело шерстянка изгибалась совсем уж невозможным вывертом, складывалась почти что пополам и придирчиво осматривала собственный раздвоенный хвостик, по неисповедимому капризу природы выглядящий довольно-таки угрожающей заострённой клешнёй. Каждый раз с «рогаткой» оказывалось всё в порядке, и ползунья плюхалась обратно. Из широко раззявленных жвалец обильно высачивалась густая клейкая желть, маслила узорчатое жабо прелестницы и разлеталась во все стороны тоненькими сияющими паутиночками.

Шерстяночка ещё не научилась как следует говорить и поэтому билась точно попавший на электросетку мотылёк молча и практически беззвучно…

… пока мой грубый ботинок на толстой подошве всё давил и давил её маленькое беззащитное существо, а внутри моей головы, обезображенной жестокой кособокой ухмылкой, с каким-то гадостным удовольствием думалось: как же всё-таки это здорово – ощущать себя большим и всемогущим.