Особенности редактора загрузок сайта не позволяют написать оригинальное заглавие статьи. Продублирую его здесь:
ШОЛОХОВСКИЙ "ДНЕВНИК СТУДЕНТА" — ДИКТАНТ НА ТВЁРДУЮ ДВОЙКУ
О роли писателя Александра Серафимовича (Попов, 1863 – 1949) в деле появления на свет «Тихого Дона» написано немало, но исследования в этом направлении ещё продолжаются. (Отметим, что он был другом своего земляка писателя Фёдора Крюкова, которому приписывается авторство романа.) Считается, что Серафимович намеренно «протежировал» Михаила Шолохова (тот был назначен чекистами Экономического управления ОГПУ) и устроился редактором в журнал «Октябрь», чтобы напечатать произведение друга, умершего на Кубани в отступлении (на стороне белых) в самом начале 1920 года.
Пока мы далеко не отошли от Серафимовича, хочу сообщить, что именно при изучении его писем мне удалось вычислить базового автора как минимум первой книги «Поднятой целины» (повесть «С кровью и потом»). Им оказался молодой журналист, уроженец Верхнего Дона. Во время войны он был фронтовым корреспондентом, умер рано — в 1964 году. На следующий год Шолохову с тринадцатой попытки (!) «организовали» Нобелевскую премию по литературе. С той поры из-под пера лауреата так ничего путного и не вышло…, разве что в 1969 появилось несколько глав (продолжение) так и незаконченного романа «Они сражались за Родину»…, но, очевидно, то были старые наработки. После смерти «литнегра» (вольного или подневольного?) всё «творчество писателя» остановилось на 20 лет, вплоть до кончины Шолохова в 1984 году. Всю конкретику по этой теме сообщу в запланированной работе (мои коллеги–исследователи уже проинформированы о находке, чтобы в своих изысканиях учитывали или опирались на сей факт).
Итак, в ноябре 1926 Серафимович становится главредом «Октября» (это время начала основной обработки романа), а уже в январском номере 1928 года выходят первые главы «Тихого Дона». Издательская идиллия продолжалась из номера в номер 15 месяцев. В девяти выпусках журнала 1928 года (№№ 9 и 10 были сдвоенные) увидели свет 5 частей (две книги), а в первых трёх номерах 1929 успели напечатать 12 глав третьей книги.
К этому моменту уже на всех перекрёстках страны шушукались, а где-то просто кричали о вероятном плагиате. Пришлось издание романа остановить. Забегая вперёд, скажу, что после «утряски» скандала публикация «Тихого Дона» так и не возобновилась (вплоть до начала 1932 года) — как говорится, «осадочек остался», и Серафимович решил уйти с поста редактора в августе 1929. Поясню этот момент.
Полагаю, что Сталин сам остановил и сам же возобновил публикацию «Тихого Дона». В письме от 9 июля 1929 редактору «Рабочей газеты» Ф.Я.Кону в своей излюбленной иезуитской манере генсек пишет:
«Знаменитый писатель нашего времени тов. Шолохов допустил в своем “Тихом Доне” ряд грубейших ошибок и прямо неверных сведений насчет Сырцова, Подтелкова, Кривошлыкова и др., но разве из этого следует, что “Тихий Дон” — никуда негодная вещь, заслуживающая изъятия из продажи?» (Сталин И. В. «Сочинения». Т. 12. М., 1949, стр. 112).
И хотя для широкой общественности и самого Шолохова это письмо стало известным лишь 20 лет спустя, но, несомненно, сталинский посыл (своеобразное вето) был доведён «ответственным товарищам» своевременно. Из продажи роман не изъяли, но переиздавать прекратили. За продолжение издания "Тихого Дона" Шолохов бился лбом в двери всех центральных редакций, но безрезультатно. Ему удавалось протащить отдельные главы из третьей книги лишь в нескольких районных малотиражных газетах, что, конечно же, его мало устраивало. Уверен, что и главред «Октября» Александр Серафимович быстро узнал о «негласном послании» Сталина. Поэтому он и уволился в августе 1929, ведь пошёл на эту должность ради издания произведения Крюкова, пусть и под чужим авторством.
Началась лайт-опала Шолохова на разных уровнях. Руководитель Северо-Кавказской ассоциации пролетарских писателей (СКАПП) Александр Бусыгин, называя Шолохова непролетарским писателем, говорил о «тоске самого Шолохова по старому казацкому быту». Обвиняли Шолохова и в «идеализации кулачества и белогвардейщины» (литературный критик Лидия Тоом). Подкинули дровишек и белоэмигрантские издания: «Даже советский писатель устанавливает, что самостийная идеология являлась, в сущности, единственной идеологией, противостоящей идеологии большевистской» (Ф.Воропинов в журнале «Вільне козацтво», сентябрь 1929).
Шолохов перед поездкой в Германию (затем он планировал поехать в Италию к Горькому, но не сложилось из-за отсутствия визы) добивается первой аудиенции со Сталиным. Не сомневаюсь, что такую встречу могли организовать только кураторы «пролетарского писателя» из ОГПУ. В период «необъявленной немилости» Шолохов осознавал, что его судьба (а то и жизнь) зависит только от одного человека…, и что время не терпит. Их встреча состоялась в кремлёвском кабинете вождя 28 ноября 1930. Разговаривали они тет-а-тет более одного часа (! вошёл в 14-50, вышел в 16-00).
Судя по дальнейшему развитию событий, ничего хорошего ему Сталин тогда не пообещал…, и дал понять, что у Михаила Александровича «времени на раскачку нет». Информация о деталях этой встречи мне на глаза не попадалась, видимо, Шолохов до конца жизни помалкивал о конкретике своего разговора с вождём, отделавшись фразой: «Беседа дала мне очень много, поощрила на осуществление новых творческих замыслов».
Можно предположить, что именно тогда Шолохов заверил «лучшего друга писателей», что сочинит повесть о коллективизации.
То, что Шолохов безуспешно пытался пробить возникшую стену, задействовав даже Горького (встречался с ним в апреле 1931, пересылал машинопись 6-й части, писал ему 6 июня 1931, где жаловался на «ортодоксальных вождей РАППа»), это неоспоримо. Но и здесь наворочено много лжи. Существует устойчивый псевдофакт о встрече то ли в июне, то ли в июле 1931 года Сталина, Шолохова и Горького на даче последнего в Краскове, но это миф, созданный шолоховедами с подачи самого Михаила Александровича в 1972 году. Видимо, Нобелевский лауреат решил, что за давностью лет можно приврать даже о Сталине и Горьком, не учтя, что это быстро проверяется.
И лишь только 28 декабря 1931, показав в Кремле Сталину готовое начало «Поднятой целины», Шолохов доказал вождю, что может что-то сочинять самостоятельно. В тот день "писатель" получил индульгенцию на продолжение публикации «Тихого Дона». Чекисты вздохнули с облегчением, ведь в своё время Шолохов «провёл вокруг пальца» и их, мастерски скрыв свою малограмотность, когда они подыскивали подходящего автора для «Тихого Дона».
Но вернёмся в март 1929. Слухи о плагиате поползли не только среди обывателей, но и «пишущей братии». Вот слова самого Шолохова в письме к жене (всё его содержание написано нарочито — такое впечатление, будто специально для чтения третьими лицами):
«Писатели из «Кузницы» Березовский, Никифоров, Гладков, Малышкин, Санников и пр. людишки с сволочной душонкой, сеют эти слухи и даже имеют наглость выступать публично с заявлениями подобного рода».
Над чекистским проектом «пролетарский гений» нависла реальная угроза. Потребовалось принимать срочные меры по его спасению. Для этого была создана специальная комиссия «Российской ассоциации пролетарских писателей» (литературное объединение РАПП), дабы сделать заключение об обоснованности или злонамеренности слухов о плагиате. Экспертную группу молодых писателей (Л.Авербах, B.Киршон, В.Ставский, А.Фадеев) возглавил «дядька» Александр Серафимович…, видимо, чтобы молодёжь случайным образом не вышла на путь истины. Но услуги мэтра не понадобились — всё завершилось в форсированном режиме. Как проходило то заседание комиссии под председательством Марии Ильиничны Ульяновой — об этом читайте в публикации поэта Андрея Чернова на его историческом портале "Несториана": «Письмо из Орла. Как было закрыто дело о плагиате Шолохова».
В итоге в воскресном номере «Комсомольской правды» (24 марта 1929), а через пять дней в «Правде» (29 марта, № 72) было опубликовано «Письмо в редакцию» за подписью перечисленных РАППовцев. Вот его концовка:
«Обывательская клевета, сплетня являются старым и испытанным средством борьбы наших классовых противников. Видно, пролетарская литература стала силой, видно, пролетарская литература стала действенным оружием в руках рабочего класса, если враги принуждены бороться с ней при помощи злобной и мелкой клеветы.
Чтобы неповадно было клеветникам и сплетникам, мы просим литературную и советскую общественность помочь нам в выявлении «конкретных носителей зла» для привлечения их к судебной ответственности».
Как говорится, дошло до всех — условно выходить на улицу с плакатиком «Нет плагиату!» стало опасно для здоровья, а то и для жизни (критиковать идеологическое содержание романа пока дозволялось и даже поощрялось, но недолго). И потому обсуждение проблемы авторства «Тихого Дона» покинуло публичное пространство почти на полвека — до относительно травоядных времён середины 70-х. Да и то лишь шептались...
Счастливо отделавшись от «обывательской клеветы», Михаил Александрович не стал отвозить рукописи романа домой в Вёшенскую, а оставил их в Москве у своего лучшего друга — писателя Василия Кудашёва (1902 – 1944).
Андрей Чернов в своей книжке «Запрещённый классик» пишет:
«… самой главной тайной «черновиков» Шолохова (то есть подделки черновиков и беловиков, изготовленных семейством Громославских в 1929 году) было то, что их никогда и никому нельзя было показывать. И Шолохов это понимал лучше, чем шолоховеды. Поэтому осенью 1941-го он проигнорировал отчаянные призывы из действующей армии своего друга Василия Кудашева: «Вызови меня в Москву, я должен передать тебе рукописи „Тихого Дона“». И даже после обвинений в плагиате, выдвинутых Ириной Медведевой-Томашевской (в книге «Стремя «Тихого Дона» (загадки романа)», 1974, YMCA-PRESS, Париж. — И.Ш.), он, прекрасно зная, где и у кого находятся его «рукописи», даже не посмотрел в сторону маленькой московской квартирки, в которой жила вдова бывшего его друга».
Полагаю, Шолохов поступил оптимально и мудро, «спрятав» бумаги на квартире друга. Отвозить их домой — это, как отдать в музей: ими в любой момент могут поинтересоваться литературоведы, которые захотят снова до чего-то докопаться, а если рукописи уничтожить, то подозрения сразу умножаться. У вдовы Кудашёва (Матильды Емельяновны Чебановой) рукописи были на сохранении всю оставшуюся жизнь Шолохова. О месте «схрона» знали только те, кому было положено. В частности, Юрий Борисович Лукин (1907 – 1998), будучи редактором Гослитиздата, с 1933 по 1947 занимался обработкой «Тихого Дона» и был в курсе «шолоховских тайн». По словам самого Лукина, Шолохов просил при обработке текста стараться «избавиться от перенасыщения языка в своем произведении местными речениями. Тут тоже я старался помочь ему, как мог».
Так вот, Лукин говорил члену-корреспонденту РАН В.В. Новикову о Чебановой и Шолохове:
«Рукописи “Тихого Дона” у нее хранятся. Но он дал ей наказ: “Никому не показывать рукописи, никому не давать, особенно работникам ЦК” (ОР ИМЛИ. Ф. 143. Оп. 1.).
Так что же скрывал Михаил Александрович в этих бумагах, чего боялся? А бояться было чего. То, что «писатель» оказался малограмотным — это полбеды…, хотя для Нобелевского лауреата это настоящая беда. Но самое страшное — это то, что при внимательном изучении рукописей (они стали доступны в интернете в 2008 году) можно сделать следующий вывод — «Тихий Дон» является ЧУЖЕРОДНЫМ по отношению к Михаилу Шолохову. Количество найденных в черновиках тому доказательств насчитывается уже несколько сотен и продолжает расти.
В отличие от комиссии РАПП нам сейчас не надо обслуживать действующую власть. Мы независимые исследователи, а потому не связаны идеологическими рамками, нам важна истина. Кто-то может сказать, что и Дмитрий Быков «независим»…, но является ярым сторонником авторства Михаила Шолохова. Смею заверить читателя, что при всём уважении к Дмитрию Львовичу, как к литератору, именно в этом вопросе он является дилетантом. Знаком ли он с исследованиями последних лет? Это надо спрашивать у него самого. Полагаю, что не знаком, ибо ничего нового мы от него пока не услышали. Можно выстраивать разные версии об авторстве тех или иных лиц, но тупо упереться в шолоховское «первородство» романа — это информационно застрять в первой половине прошлого века.
А теперь о сути моей заметки. Заглянем в черновики XI главы 3-й части «Тихого Дона», представленные Шолоховым комиссии РАПП по плагиату в марте 1929. Но прежде посоветуем шолоховедам на окладе, а также бескорыстным почитателям «таланта» Михаила Александровича на всякий случай запастись таблеткой «валидола»…
В верхней части прилагаемого коллажа читаем под слоем исправлений первоначальную запись (черновик 3-й части, 2-я стр. вставок):
«Ввязался и сказал казаку, что он чапура* и с эс эс всё такое прочее».
*Чапура — болотная цапля. Переносное — о человеке, преувеличенно высокого мнения о себе.
Судя по всему, для комиссии РАПП готовилась часть шолоховских черновиков (остальное было написано ранее в процессе обработки крюковского текста), которая писалась под ДИКТОВКУ. Видимо, так ускорялся процесс изготовления рукописей. Диктовалось с уже расшифрованного протографа писателя Фёдора Крюкова с «подглядыванием» в отдельное первое книжное издание романа 1928 года (издательство Московский рабочий»). На подобную «оглядку» указал лингвист Зеев Бар-Селла в работе «Записки покойника».
И вот новое подтверждение о диктовке с расшифрованного протографа. Только со слуха можно записать подобное — «ЭС ЭС».
Итак, Мария Шолохова (в девичестве Громославская) диктует мужу свои записи расшифрованного протографа (ею были скопированы все правки и все крюковские пометы):
«Ввязался и сказал казаку, что он чапура и с эс эс, всё такое прочее».
Почему такая тройная запись букв «с»? Сказав первую букву, жена Шолохова сама себя поправляет и дважды произносит название буквы (как в слове СССР). Но Михаил Александрович машинально фиксирует все варианты: «с эс эс». И после вносит крюковскую правку: «Ввязался и сказал казаку, что он чапура и кое-что из иного-прочего".
Расшифровать «с. с.», как «сукин сын», они сами не смогли. Но зачем им расшифровывать, если поверх есть крюковский вариант? Да, да, это они скопировали вариант правки, сделанный самим Крюковым.
В малой прозе Крюкова 15 раз встречается «всё такое»:
«Ну, везде-то казаков укоряют, совестят и всё такое» (повесть «Шквал», 1909); «Оглянулся кругом: всё на своем месте и всё такое убогое, серенькое» (рассказ «Счастье», 1911).
Трижды находим «кое-что из»:
«... не прочь урвать кое-что из хозяйства на выпивку» (рассказ «Будни», 1911). Есть у Крюкова и выражение «иного прочего»: «... касательно повышения окладов или иного прочего» (рассказ «Спутники», 1911).
Обращает на себя внимание год создания Крюковым этих произведений — 1911. Именно в начале того года состоялась знаменитая всероссийская забастовка студентов (по инициативе учащихся Санкт-Петербургского университета). Зеев Бар-Селла в «Записках покойника» предположил, что «дневник студента» ведётся как раз с того времени, и что автор «Тихого Дона» завуалировал описание того студенческого возмущения.
Заметим, что подобное сокращение «сукиного сына» Фёдор Крюков использовал не только в черновиках, но даже в беловиках — и это шло в печать. Так было в редакционной статье «Усть-Медведицкий боевой участок» (1919). Здесь после «с» проставлены точки по количеству скрытых букв: «— Опять саданул, с.... с..!, — прибавляет он в сторону недалекого разрыва: — так и норовит в штаб гостинец послать... ну и сволочи... ей-богу, сволочи!» («Донские Ведомости», №223, 1/14 октября 1919, стр. 2).
Понятно, что это не «изобретение» Крюкова. Но параллелей совсем немного. Национальный корпус русского языка (НКРЯ) фиксирует до середины 1920-х годов менее десятка таких случаев. Приведём примеры из наиболее известных авторов:
«Когда же Глумов, с свойственною ему откровенностью, возражал: «а я так просто думаю, что ты с… с…» (М.Е.Салтыков-Щедрин. Современная идиллия» 1877-1883); «Что я тебе приказывал, растакой с… с…» (К.М.Станюкович «Смотр», 1900); «Подлетаетъ какой-то офицеръ-артиллеристъ къ своему орудію: «Ты что стоишь, с. с.?!»; (Н.Г.Гарин-Михайловский «Дневник во время войны. Предисловие» 1904); «Поезд стой! Раздавишь с. с. Разве не видишь что свои?! Поезд остановился» (А.И.Деникин «Очерки русской смуты». Том II «Борьба генерала Корнилова», 1922).
Такое «аббревиатурное» сокращение встречается в основном в ранних опубликованных произведениях Крюкова — семь раз только в рассказе «Из дневника учителя Васюхина» (1903): «с.… сын», шесть раз в очерке «На тихом Дону» (1898): «с….. сын» и «с….. с..», по разу в рассказе «Клад» (1897), в очерке «Выборы на дону» (1916): «с….. сын», в рассказах «Мать» и «Полчаса» (1910): «с… с…».
Вот и в повести «Тишь», в которой много вербальных совпадений с "дневником студента", есть: «Только — декадент, с. с!».
На картинке в центральной части коллажа фрагмент рукописи повести Крюкова "Зыбь" (1909).
На одного Крюкова приходится в три раза больше применения сокращения «сукиного сына», чем в сумме у всех авторов за столетие (!).
В других опубликованных работах Фёдора Дмитриевича подобных сокращений нет, там всё прописано полностью — и таких случаев около 90, включая «сукины дети», «сукин кот», «сукина дочь». Точно такой же «набор» из прямой речи персонажей присутствует и в «Тихом Доне».
Ровным счётом из-за того, что текст псевдочерновика «Тихого Дона» диктовался, в рукописях малограмотного Шолохова на каждом шагу мы сталкиваемся с безобразной расстановкой запятых, вернее, их отсутствием (особенно в причастных и деепричастных оборотах).
Также наблюдается много ошибок, подобно «химическим карандашЕм», «хочу вести подобиЯ инститУСкого дневника», «непомню», «по окончаниЮ любовной интриги», «иСжевали» (и это всё только на одной первой странице «дневника» — заметил Зеев Бар-Селла). За этот «диктант» Шолохову полагается твёрдая двойка. И далее мы наблюдаем аналогичный «вЕнИгрет» из ошибок «пролетарского писателя» (см. нижнюю часть коллажа — черновик 3-й части, 4-я стр. вставок).
Там, где было «визуальное переписывание» (без диктанта), ошибок допущено гораздо меньше.
Резюмируем. О чём говорит обнаруженная в рукописях «Тихого Дона» запись рукой Шолохова «эс эс»?
Во-первых, перед нами не авторский черновик, ибо его текст диктовался другим лицом. Во-вторых, это имитация черновика, что говорит о попытке обмануть членов комиссии РАПП по плагиату в 1929 году. В-третьих, Михаил Шолохов не является автором этого текста. В-четвёртых, с большой долей вероятности авторство принадлежит Фёдору Крюкову, а по сумме множества других ранее выявленных факторов, эта «вероятность» становится «определённостью».
О другом эпизоде шолоховского диктанта рассказано в моей заметке здесь: http://proza.ru/2023/09/01/1695
____________________________
В оригинальной публикации к этой статье, кроме коллажа прилагаются следующие фото:
2. Текст письма А.Серафимовича Ф.Крюкову от 1 сентября 1913 г.(прислал Леонид Дода)
3. На фото 30-х годов М.Шолохов, М.Чебанова и В.Кудашёв.
4. Ю.Лукин и М.Шолохов в Вёшенской сидят за обработкой романа. 1936. Фото В.Тёмина.
5. Записка Шолохова: "Авторскую корректуру 3 кн. «Тихого Дона» в гранках и листах доверяю т. Лукину. М.Шолохов. 31/XII-32."
6. Фрагмент заметки «По станицам. (Дорожные впечатления)» в газете «Вольный Дон» № 127 от 8 сентября 1917, стр.4, где идёт речь о работе Ф.Крюкова над романом о казачьей жизни.