- Ты понимаешь? Ты представляешь?
Она возбуждённо схватила меня за обе руки, едва мы вышли из подъезда.
- Ты понял? Кольцо функционирует в безвоздушном пространстве. В невесомости!
- Ну, наверное, не совсем в невесомости, - усомнился я. - И не совсем уж в безвоздушном.
- Как это «не совсем»? Он же рассказал всё подробно.
- Он рассказал, что создал сильно разреженную атмосферу.
- Ну вот! Разве это не одно и то же?
- Думаю, не совсем одно и то же.
- Ну, как же так! – воскликнула пани. – Раз разреженная атмосфера – значит, наступает невесомость.
- Невесомость наступает, когда уменьшается сила тяготения, - сказал я. – Атмосферное давление и сила тяготения – разные вещи.
- Ну, хорошо, - не отступала она. - Но ты понял главное? Ты понимаешь, что это значит?
- Пока смутно, - сознался я.
- Это значит, что кольцо не работает в земных условиях! Но работает в условиях, которых нет на земле! Значит, оно внеземного происхождения! – она смотрела на меня с требовательным отчаянием. - Ну, это же очевидно, ты же сам назвал тот мир нулёвкой.
- Нулевка, да. Но мы не знаем, как всё технически устроено и в самой нулёвке, и в кольце. Да, залип механизм вращения. Ну да, при уменьшении атмосферного давления он заработал. Но это может говорить о чём угодно. Там может быть вполне земная причина. Например, анероид.
- Кто? Что? – переспросила она с недоумением. – Что за анероид?
- Штука такая есть. Реагирует на изменение атмосферного давления.
- И в кольце такая вот штука есть? - она смотрела во все глаза.
- А кто знает, что он там в свою лупу разглядел? - Я пожал плечами. – Мы-то сами этого кольца в глаза не видели. А он специалист. Да нет, я просто хочу сказать, что там причины могут быть вполне обычные, чисто механические.
Она тяжело вздохнула, отпустила меня и нахмурилась. Медленно мы зашагали в сторону метро.
- То есть, ты не согласен, что это кольцо – внеземного происхождения. А я так всё хорошо придумала, - проговорила она упавшим голосом.
- Я не не согласен, - возразил я. - Я просто не знаю. Я хочу сказать, что этот опыт, конечно, очень интересный. Но он наши фантазии вряд ли доказывает. Надо, наверное, ещё какие-то эксперименты ставить. Он и говорил о чём-то таком. Может, он тоже что-то странное заподозрил и хочет проверить.
- Да, надо разбираться, - озабоченно кивнула пани. - Всё хорошенько уточнить. Проконсультироваться. У тебя есть знакомые физики?
- Да уж, - я усмехнулся. – Здесь в Москве, у меня на каждом шагу знакомые физики.
- Может быть, Милка? – задумчиво предположила она. – То есть, её Костя. Он где-то в лаборатории работает. В НИИ.
- Милкин Костя – программист, - сказал я.
- То есть, он нам не поможет?
- Ну, Костя – малый грамотный, - сказал я. – Может, и поможет чем-то. Но если говорить именно про физику, то я, как электрик, даже ближе к физике, чем программист. Именно к физике.
- Да, программист – это математика, - кивнула она. – А ты ближе к физике электричества. То есть, тоже не совсем то, - она грустно вздохнула.
- Мы разберёмся, - сказал я. – Не переживай.
Я наклонился, поцеловал её нежно в висок, в щёку – и отодвинулся растроганно, чтобы оглядеть всё лицо. Она была как-то удивительно красива в эти дни – вся словно светилась изнутри. Мне казалось, я никогда не видел её такой затаённо-красивой, как сейчас – может, такой она всегда бывала весной? Я не знал...
Весна, да… Она уже была настоящей. Ей уже одуряюще пахло на улице, и даже запах бензина не мог убить её живую и лёгкую силу. Жалко даже было спускаться в метро, хотелось шагать и шагать по свету и воздуху.
- Слушай, я знаю, к кому надо идти! – обрадованно объявила пани уже на платформе. – Надо же к… - и она вдруг осеклась. Но сразу спохватилась, - надо же к нашему Олегу. Как я могла забыть! Он астрономией интересуется много лет. Он поможет. Он сам заинтересован. Он мне столько уже помогал. Я сегодня же пойду к нему. надо только успеть до конца рабочего дня.
Она подняла ко мне лицо – и мы сразу утонули во взглядах друг друга. В такие моменты я переставал ощущать всё вокруг – мы замирали среди дороги, среди людского потока, весь мир куда-то девался – оставалось только её лицо. На нас могли натолкнуться прохожие, на нас оглядывались, как на прокажённых, мы ничего не замечали… А потом с сожалением отрывались друг от друга и как-то пытались жить дальше в обычном мире. Но свет этих взглядов ещё долго сиял в нас, мешая видеть обычный мир. Слишком он был обычным, этот мир, чтобы нас интересовать.
- Слушай… приходи сегодня… - горячо и сбивчиво зашептал я, глядя в её сияющие глаза. – Оставайся у меня... Так хорошо будет вдвоём, никто не будет мешать… Мы всё договорим, что сейчас не успели. Разберёмся, что-нибудь нарисуем… Я тебя чаем напою… У меня целых два стакана есть… То есть, один стакан и одна чашка без ручки… Приходи, я тебе расскажу про анероид…
- Расскажешь про анероид?
Она засмеялась, приникла ко мне тесно, и я зажмурился и понял, что она чувствует то же, что и я: как же хорошо вдвоём, это счастье…
- Ну, как я приду? – зашептала она. - Я же всех девушек твоих распугаю.
- Каких девушек?
- Которые тебя там навещают на новом месте, - кокетливо сказала она. – Тебя же должны девушки навещать.
- Выгоню всех, - я засмеялся с закрытыми глазами, вдыхая запах её волос. Они пахли весной…
- Я не знаю, - бормотала она, сокрушённо вздыхая. - Мне надо обязательно успеть на работу, я хочу Олежека застать, пока вот это всё в моей голове живое, и потом я Татке обещала… она меня ждёт на работе с новостями. Если на работе не дождётся, будет дома ждать… Я, может быть, что-то придумаю, но я правда, я просто разрываюсь на части… А сама хочу к тебе… Завтра точно могу, а сегодня… наверное, не получится…
- Ты только поесть не забудь, пожалуйста, - просительно бормотал я, тоже вздыхая.
Я посадил её в поезд, дождался момента, когда она поплывёт от меня в освещённом вагоне. Это было всегда невероятно красиво, особенно, когда в дверях она стояла одна. Красиво и больно. На какой-то миг я переставал существовать. Я знал, что вернусь в свою нормальную жизнь только время спустя после расставания, и эти несколько первых минут врозь всегда были окрашены опьянением близости, горечью разлуки и невероятной полнотой жизни.
С минуту я постоял, глядя вслед уходящему поезду, потом понял, что лучше всего мне сейчас покурить. Бросил взгляд на часы – час был в запасе. Отлично. Ещё бы скверик какой-нибудь найти… посреди весны.
Я поднялся на эскалаторе, вышел в город, пошарил глазами - скверика никакого не было, но обнаружилось невдалеке пара лавочек с такими же одинокими курилками. Сидеть бок-о-бок с кем-то сейчас не было никакого желания, я всё ещё был утоплен в свои любовные чувства, хотелось побыть в них какое-то время. Я пристроился позади скамейки, оперся о спинку, достал сигареты и зажигалку.
- Парень, прикурить есть?
Я чиркнул зажигалкой, машинально поднял глаза на просящего - и холод обдал меня с ног до головы – передо мной стоял человек в кепке. В той самой кепке. Тот самый человек.
С Вернисажа.
- Тихо, - сказал я себе, усилием воли подавляя приступ животного страха. – Это паранойя. Ничего не случилось. Сейчас день, вокруг люди. Цыц.
Помогло это плохо, но я просто ничего другого не смог придумать. Изо всех сил следя, чтобы руки не дрожали, я поднёс огонь к чужой сигарете, человек затянулся, равнодушно кивнул и пошёл прочь. Всё, больше ничего.
Он уходил, я смотрел ему в спину. Я мог ошибиться. Я повторил эти слова несколько раз, как заклинание. Я ошибся. Я, конечно же, ошибся. Мало ли похожих кепок. Мало ли похожих людей. Это всего лишь случайный прохожий. Я ошибся. Ну, потому что первая ситуации нереальна настолько, что похожа на сон. Второй такой нереальной ситуации просто не может быть. Поэтому надо выдохнуть и забыть. Я ошибся.
В этот момент уходящий обернулся и спокойно, но совершенно отчётливо подмигнул мне.
* * *
- Что стряслось? – спросила Вероника, входя в кабинет и садясь напротив .– Что с тобой?
- А что такое-то? – немедленно ощетинился я.
- Ну, просто это не работа, мой дорогой, - она развела руками.
- А что же это ещё?
- Чес, ну, не валяй дурака, - попросила она, прикрывая глаза. – Ты прекрасно понимаешь, о чём речь. Что-то случилось у тебя?
- Да нормально всё, - хмуро сказал я. Встал со стула, расправляя спину, поиграл плечами и опять расслабленно уселся. – Просто устал. Три часа репетируем.
- Где ты видишь репетиции? Это что, репетиции? Ты на себя посмотри. Где ты был? Ты приехал уже сам не свой.
- Голова болела, - соврал я.
Я просто ничего другого сейчас не мог придумать. Ясное дело, что сегодня, после той встречи возле скамейки от меня никакого толку на сцене не было. Тлела, конечно, сначала хилая надежда, что физическое напряжение как-то переключит меня, но чуда не случилось. И хотелось мне сейчас только одного – напиться.
Бутылку водки я купил ещё по дороге, и она стояла в моей каморке, в тумбочке вместе с буханкой хлеба и банкой кильки. Ещё оставался Норин бутерброд полузасохший. По уши хватит с меня. Надерусь в одиночестве и рухну спать.
- Ладно, иди отдыхай, - сказала Вероника, устало махнув рукой. - Таблетку дать?
- Теперь-то зачем, - буркнул я, вставая.
- Мне кажется, зря ты ушёл от нас, - бросила она вслед мне, но я уже закрывал за собой дверь. Финита ля комедиа.
Консервный нож мне подарил Эдик, узнав, что я определился на новое жильё. Смешно, но это неоценимый предмет, без которого жизнь нормального мужика не жизнь.
Я открыл кильки и первые полстакана махнул, даже не садясь. И практически ничего не почувствовал. Ничего, это нормально. Я подцепил несколько рыбёшек, отломил горбушку, налил ещё полстакана, подумал и выпил. Дожевал бутерброд. Всё шло отлично. Теперь можно было думать. Если получится. Я закурил и улёгся на свою шикарную постель.
Итак, могу ли я поклясться, что это был тот мужик? Нет. Потому что того мужика я видел мельком. Его лицо мелькнуло и пропало. Можно ли сказать, что, если бы не это подмигивание, я бы забыл этого мужика? Можно. Ну, не сразу. Через час я бы его забыл. Можно ли сказать, что это меня пугает? Можно. Пугает чем?
Странный звук внезапно послышался за стеной. Перестук каблучков. Женщина явственно торопилась по коридору. Я привстал и прислушался. Каблучки приблизились и замерли возле моей двери. Кажется, прогнозы пани сбываются. Но это не Вероника. Не её шаги. Неужели сама пани? Она пришла?! Я слетел с кровати и распахнул дверь. И изумлённо отступил.
На пороге стояла Аня.
Стояла и застенчиво улыбалась.
- Я к тебе. Можно?
- О чём вы говорите? – с пафосом воскликнул я, делая широкий приглашающий жест. – Прошу вас, мадмуазель! Всегда счастлив вас видеть!
Она вошла и нерешительно оглянулась.
- Я... не вовремя? – стеснённо спросила она.
- Нет, почему же, очень вовремя, - великодушно заверил я. - Я как раз пью чай, - я показал на бутылку водки.
- А… у тебя гости? – настороженно пробормотала она и снова огляделась.
- Теперь да, - я значительно поднял палец. – Теперь у меня гости. Водку будешь пить? - я выжидательно поднял бутылку.
- Я?! – она посмотрела на меня испуганно и изумлённо. – Я ни разу не пила… водку. Я… по делу.
- Слушаю вас! – я мотнул головой, но всё-таки плеснул водки в чашку с отбитой ручкой и сел. В голове у меня было весело, в сердце горячо, мир был прекрасен. – Что за дело?
- Помнишь, ты сказал… - она волновалась и это было заметно. - Только ты не удивляйся, - предупредила она, поднимая на меня глаза из-под длинных накрашенных ресниц.
- Знаешь, - сказал я очень искренне, - я сейчас уже ничему не удивлюсь. Что за дело?
- Помнишь, ты сказал… Ты однажды сказал…
- Так-так, - подбодрил я, подвигая к ней чашку.
И она вдруг, словно решившись, храбро схватила эту чашку обеими руками и сделала большой отчаянный глоток. У меня даже всё перехлестнуло внутри. Я замер на миг.
Она судорожно, длинно ахнула, отчаянно закашлялась, ошалело захлопала глазами, глотая воздух ртом. Слёзы хлынули по её щекам.
Я стремительно плеснул в свой пустой стакан воды из чайника и чуть ли не силой влил ей в рот. Схватил с кровати полотенце, сунул ей в руки, она прижала его к лицу.
Я немножко подождал, пока она придёт в себя и перестанет шмыгать.
- Молодец, - похвалил я, вглядывась в неё не без тревоги. Всё, вроде, было в порядке, и я подсел поближе.
- Итак, мы продолжаем, - напомнил я. - Значит, я сказал – что?
- А ты не помнишь? – жалобно спросила она, всё ещё промаргивась и вытирая глаза моим полотенцем.
- Ни грамма, - уверил я. – Не бойтесь, дочь моя, говорите, как на духу, доверьтесь святому отцу.
- Ты сказал, - она опять глубоко вздохнула, - что если мне надо будет… поцеловаться по-взрослому… то я могу прийти.
И замерла, глядя в пол.
продолжение следует