Вообще, в гибели экстремальных туристов или альпинистов ничего необычного нет: до известной степени это норма. Можно сказать больше: люди играют в русскую рулетку, с повышенными, конечно, шансами уцелеть.
В гибели группы Дятлова не было бы ничего странного (они замёрзли) в сравнении с подобными же случаями, если бы не один-единственный факт. По какой-то причине вся компания покинула наиболее безопасное место в спешке, если не в панике. То есть, большая палатка, одна на всех, сшитая из двух обычных, – крепость в тех погодных условиях, – оказалась разрезана изнутри в двух местах, и люди вышли на мороз и ветер практически без необходимых вещей, а многие, с недостатком одежды и обуви. Ушли группой (если не все, то большинство) довольно далеко и больше не вернулись. Это можно сравнить только с покиданием всей командой целого корабля во время шторма, причём, не на шлюпке, а на льдине.
Собственно, все версии пытаются объяснить причину самоубийственного поступка. То, что решение было спонтанным, сомнений ни у кого не вызывает.
Между тем, имеет смысл рассмотреть только одну версию, хотя бы по той причине, что она объясняет всё. Версия высказывалась не раз, но в расчёт её берут неохотно и практически не комментируют и не расследуют.
Это воздействие некоторого вещества.
Ну, передоз.
Почему? Ну, «руссо туристо: облико морале».
То есть, водку, некачественный спирт ещё худо-бедно мусолят. А дальше – стоп.
Максимум, что можно найти – нелепое внешнее воздействие некоего психотропного вещества, распылённого после взрыва (!) или в виде аэрозоли (!) американскими диверсантами или совслужбистами. Туши свет.
Но вообще-то было бы странно, если бы группа, шедшая в таких условиях, не запаслась каким-то стимулятором. Ведь это не спорт под модерированием масонов из ВАДА. Тут рекорды нешуточные, и в этом деле всё предельно. Ставка – жизнь. Буквально.
А реальность проста. В резко ухудшившихся погодных условиях часть группы (или все) приняли что-то, что при изрядном истощении подействовало непрогнозируемым образом, – если и не на всех, то на некоторых. Уже неадекватности одного-двух туристов было достаточно, чтобы спровоцировать стремительную обвальную цепочку событий. Симптомов может быть много: от страха и подавленности до радости и энтузиазма от кратковременного резкого подъёма сил. Причём, у каждого может проявиться в разной степени и по-разному. В СССР даже отрава была паршивая.
Все отмечают, что следствие было проведено с поспешностью и недостаточной тщательностью. Очень похоже, что следователи, глубоко циничные практикующие реалисты, довольно быстро поняли, что надо искать, нашли это, и всё остальное двигали по траектории «увода падающего самолёта от жилых домов».
Не секрет, что экстремальные зимние походы имели в фундаменте подражание великим покорителям полюсов и горных вершин – знаменитых англичан, американцев, норвежцев. Но тем и в голову не приходило отправлялся в смертельные авантюры без стимуляторов.
Возвращавшаяся группа Шеклтона (они не дошли до Южного полюса 100 миль) только на кокаине тридцать часов без крошки еды смогла дотянуть до промежуточного склада продуктов.
В более ранней антарктической экспедиции 1901 – 04, участниками которой были Шеклтон и Скотт, кокаин и морфий использовались широко и успешно, и это могло сыграть злую шутку в злосчастной экспедиции 1911 – 12. Несмотря на огромное количество опиатов, штурмовая группа Роберта Скотта погибла целиком. Сам британский офицер был найден с наполненным шприцем у опустошённой от морфия и опиума аптечки, но кто бросит в него камень сегодня? Впрочем, тогда таковые были, и при разборе дела некоторые обвиняли Скотта в отдании предпочтения наркотикам вместо еды: первых было в изобилии, а второй не хватало решительно. (Один из его группы, кстати, тоже покинул палатку босиком, сказав, что вернётся не скоро.) Однако другой участник, Черри-Гаррард, вспоминал, что вернувшись из последнего перед зимовкой апрельского похода 1912 года, он четыре дня прожил в одиночестве на мысе Хат-Пойнт. От слабости он мог передвигаться только на четвереньках. «Не будь среди запасов морфия, не знаю, что бы со мною стало».
Не только англичане, – норвежцы тоже не чурались опиатов и, например, белладонны. Алкоголь был вообще официальной нормой у Амундсена, в отличие от Нансена, и потому он добился больших полярных достижений, зато когда Нансен отворачивался, зимовщики напивались в хлам доморощенной бормотухой. Интересно, что подбор медиков в экипажи был затруднён тем фактом, что, имея доступ к наркотическому общаку, они сами первыми превращались в наркоманов. Амундсен, основываясь на неудачном опыте предыдущих экспедиций Нансена и Свердрупа, вообще отказался от профессионального лекаря (но не от морфия) в экспедиции к Южному полюсу.
И это нормально, чего тут советским целок из себя строить. Не следует строить иллюзий относительно эгоцентричности искателей приключений, несущих на стимуляторах флаг родной державы на вершину мира, но любой понимает, что в нравственном смысле он сильно отличается от накокаиненного матроса, вышагивающего убивать офицеров и грабить столицу своей страны.
Скажут, то – Арктика-Антарктика, то – полюса, а то – это! Климат не тот, условия не те. Длительность измученности – не та. Вообще, нельзя сравнивать.
Но – можно. Обычная температура летом в Антарктиде у полюса – в районе минус 20, и ту Амундсен считал холодноватой для сезона. Ветры – да, но сухо. Высота, конечно, на плато. Скотту вообще не повезло, температура упала, ветер усилился, тот год вообще считается холодным, – но ничего запредельного. Из плюсов – полярный день, солнце шпарит (и это другая, но решаемая проблема: зачастую невозможно различить горизонт, и тогда в глаза втирали кокаин, трудно заснуть, соседи храпят, нужен морфий, проснуться-взбодриться – коктейль кофеин-кокаин и т. п.) А у дятловцев – реально жёсткий минус, тоже дикий ветер, но при влажности и та же высота: похлеще Антарктики выходит в моменте. Из других жёстких минусов – почти всё время ночь. В общем, за исключением длительности перехода – остальное хуже и сложнее. А истощение можно и за полсуток нагулять в таких условиях.
Помпезные и горделивые англичане, считающие свою отчизну пупом земли, не боятся описывать Черчилля, выбранного величайшим британцем, принимавшего во время войны министров лёжа в постели. Праздный постсоветский историк в ложной гордыне готов апеллировать к огненным шарам, духам манси, летающим тарелкам, полтергейсту и американским лазутчикам, но не к простой логике жизни.