Не понимаю, не ощущаю, сколь не силюсь, хотя когда-то вроде и отзывалась сердце на эту смутную душевную тоску о лучшем, о покое, о воле, о тепле любви, о чистом и легком воздухе жизни, о счастье, в разных обличьях его. Эту тоску поют на рОспев и так, и эдак, и она на вид так мила, так трогательно томительна и прекрасна, и вроде бы совсем уж духовна - эта скрытая жалоба на жизнь, эта неутоленность и якобы скрытая, неосознанная мечта о небесном. Но это - преследующий душу человеческую диавольский обман. Не ведет эта тоска и эти душевные поэтические грезы к Небу. К нему дарована человеку другая дорога.
Вот почему теперь ясно вижу, почему не отзывается на поэтические томления сердце, как бы прекрасно не пелись они, как бы не зазывали эти волшебные птицы души человеческой в некие райские кущи прошлого, будущего... Ну, совсем не отзывается словно оглохшее сердце.
Спрашиваю себя, - отчего? Ищу старательно в глубинах - и нахожу только одно и всеобъемлющее "томление": Господи, помилуй! Господи, прости, помоги мне, Боже, крест мой донести...
А как же сладкая в ее разных ипостасях и степенях (о, как же их бесконечно много!) жизнь, которая умиляет своей красотой, прелестью, уютом - цветами своими - в благополучии, а в убытке и устатке жалит сердце болью и тоской? Хотя она - эта жизнь - на самом деле - везде сладка человеку, если соберет мужества признаться самому себе, что сладость этого бытия лишь в том, насколько отстоит оно от смерти, - хоть на год, хоть на день, хоть на час... И этим-то отстоянием, переживанием его и живет, и питается та, претендующая на духовность поэтическая тоска.
И так бывает пока не вкусит душа иной, высшей сладости и не возжаждет, не взалчет теперь только ее. И вроде бы тут у нее тоже тоска в сердце, да только иная. В этом состоянии все изменится в человеке, все в нем переродится и преобразится в живую печаль по Богу и в ее Свете народится новое - подлинное трезвенное созерцание: истинное сокрушающее сердце прозрение о себе и жизни, о мире и человеке, и распространится в сердце одно покаяние, и вечный вопль о прощении и исцелении, о помощи - и себе, и тем, кого тебе приручили, кто живет тобой и в твоем сердце... "Вот я и дети мои".
Но это уже, видится, совсем другой человек и на совсем другой дороге.