Луч

Павел Потремба
               

                Семь или восемь домов под горку и будет небольшой изгиб улицы. Вправо от него убегает проулок, насчитывавший с десяток дворов. Почти все, кто жил здесь, были Войновы. Поэтому и улочка эта в посёлке, вопреки официальному названию, именовалась Войновым хутором. Дома здесь располагались по одну сторону дороги. А по другую сторону было кладбище. Оно было огорожено не высокой каменной стеной. Был прихвачен и большой кусок свободной земли. Трава в этом уголке росла невероятная. По шейку. И чем выше и гуще она была, тем труднее было удержаться нам детям от желания погасать в этих зарослях.

                Однажды днем, когда солнце уже покатилось к закату, я летел со всех ног к облюбованному месту. Вдали, из-за лесополосы, что подчеркивала горизонт, торчал изогнутый край радуги. Что еще врезалось в память - воздух. Он был какой-то масляный, хоть мажь его на хлеб. Плотный, хотя и прозрачный. Его густота поглощала звуки. Но была странность. Воздух был наполнен детскими голосами. Нельзя было разобрать, о чем лопотала детская разноголосица, и даже откуда конкретно доносились звуки. Похоже было на то, что я окунулся в облако,  или попал на поляну, где эти голоса обитали или произрастали. И голоса предназначались мне. Смыслы неожиданных картин были не понятны и потому менялись быстро.

                На перекрестке дорог меня ждало приключение. На пути оказался столб света. Несмотря на то, что находился он прямо по курсу, заметил я его вдруг. Было это странным, потому что стоял он здесь, будто колонна. Толстая, метров шесть или семь, а, может, и все десять в ширину. Устремлённая куда-то ввысь. Ничто не вызвало во мне тревоги. Я и не подумал замедлить бег. Малый жизненный опыт подсказал только одну замечательную мысль, которая всё объясняла - нога радуги! С разбега я влетел в этот луч и мгновением позже, уже изнутри необычного света, смотрел на изменившийся до неузнаваемости мир. Всё в нем было ДРУГИМ. Да и сам я, не совсем был собой. А кем? Новизна не оставила мыслям выбора. Они застыли. Опереться было не на что. Подобного в прошлом не оказалось, и сравнить нынешнюю оказию было не с чем.

                Был, правда, случай, который вызвал когда-то недоумение. Произошел он на самом пределе памяти. Всё, что до него - отрывочно и туманно. Тогда я взглянул и долго созерцал с небес взрослым заботливым взглядом двух детей. Они увлеченно возводили дом из веточек и всякого подручного материала, который находили на склоне старого заброшенного сада. Один из двоих, тот, что поменьше, был я. Но тот случай был схож с сегодняшним только ошеломлением. Первый поразил взглядом, который был собран бескрайним небом. Который был направлен отовсюду в конкретную точку. В меня и событие в саду. Здесь же я смотрел, как бы изнутри события во внешний мир. Всё разное. Противоположное. Но, именно противоположность и намекала на их связь.

               ….. Свет, в который я окунулся, не мог быть ногой радуги! Её коромысло было изогнуто в плоскости, которая не могла пересечься с настоящим лучом. К тому же здесь был именно луч, а не дуга. Прямой. Уткнувшийся в землю, а другим своим краем растворившийся где-то в голубизне неба. Но, удивительнее всего было то, что он был оранжевым! Ни желтый, ни золотой, как впоследствии, пытаясь найти объяснение увиденному, рисовало воображение. Нет. Все детали явления, каждый раз возвращаются и окрашиваются одним не уничтожимым оранжевым цветом!

                Сама земля, облученная им, была оранжевой. Я стоял посреди оранжевого пятна, имеющего границы, где каждая пылинка была оранжево-укрупнено-выпяченной. Все оттенки маслянистого пятна на Земле были отзвуками бесконечной иерархии оранжевых тонов - оранжевыми арпеджио! Где каждая частица была лишь ступенькой лесенки. От насыщенного к невероятно насыщенному тону одной краски.

                Такой земли, неба, деревьев, домов и всего, на чем останавливался взгляд, я никогда не видел. Всё, до самого горизонта, при взгляде изнутри было оранжевым. Исчезли все  краски кроме одной. Куда подевалась красавица радуга и голубой океан неба? Куда исчезло разноцветье лета? Как будто, отдало оно свою силу одному цвету. А он впитал его и растворил всё в себе. И заполнил мир собой. И властвовал в нём.

                Ошеломление, сомнение, удивление, сменяя друг друга, наполнили меня до краёв. Довели до растерянности. Луч будто испытывал детскую душу. Я сделал несколько шагов в направлении, обратном своему вторжению в необычный свет и вновь оказался в привычном мире. А ведь я свободен, обрадовался я собственной мысли! И могу решать – входить мне в этот необычный свет, или выйти из него! И поскольку последствий от пребывания в луче не чувствуется, то будет интересно понаблюдать за всем внимательнее. И я снова шагнул в луч. Потому, что в первый раз мне всё могло показаться!

                …Не показалось! Изнутри мир снова был оранжевым!
                Одна деталь необычного света особенно приковала внимание. Я не только хорошо различал границу оранжевого пятна, распластавшегося на земле, но видел границу оранжевой зоны в самом воздухе. Вот я пересекаю этот рубеж. И, что же? Вне его все краски мира на своих местах. Вспомнилась радуга. Разве смена оттенков в её цветовом пучке происходит так резко, как здесь и сейчас? Да и оранжевая прослойка в радуге не доминирует так над другими цветами, как в случае с лучом.

                Все развивалось стремительно. Рассудок не справлялся с тем количеством вопросов, которые сам же и продуцировал. Но, похоже, в подобных случаях на помощь приходит что-то, или кто-то, кто не позволяет страху властвовать над детской душой. Он, насыщая каждую деталь незабываемыми эмоциями, допустил лишь столько, сколько было возможным, чтобы не травмировать детскую психику. Зная наперед, что виденное на этом рубиконе, потребует раздумий, даже в зрелом возрасте.

                Беспокойство вскоре одержало победу над любопытством. Продиктовало действие. Теперь уже с недоверием и опаской взглянул я на одноцветный мир изнутри оранжевого луча и решительно переступил границу навстречу многоцветью. Желание снова входить в оранжевый свет пропало. Расхотелось бежать и к своим товарищам, как ни притягательно вновь звучал их смех со стороны кладбища. Назад. Домой!
               
                ... Какое странное это слово - домой! ДО - значит в то время, то состояние, которые были привычными. Естественными. Настолько, что никогда не возникало желания задуматься. Пока не встретилось НОВОЕ. Потребовавшее новых переживаний. ДО – значит туда, где был МОЙ мир! В него я теперь возвращался другим. Словно охотник или воин, неся на плечах трофей, добытый в иных, неизведанных краях. До Мой!

                Я шел и бежал, постоянно оглядываясь. А Луч всё стоял, как вкопанный. Будто проткнул он в этом месте землю. Оранжевая колона не исчезала. Последний раз я её видел, когда, обернувшись, уже сворачивал к калитке дома.

                …Мама встретила меня посреди двора. Так взволнованно я никогда еще ничего ей не рассказывал. Я звал её посмотреть и убедиться самой, что всё это правда. Всего то, надо сделать несколько шагов за калитку. Он до сих пор там… Мамина светящаяся улыбка смешала мысли. Заставила смутиться, погасила пыл. Было очевидным, что мама не слышит меня! И с этим ничего нельзя было поделать. И вины её в том не было! Мама была бессильна перед чувством, которое переполняло её. Которое властвует над матерями и не даёт порой вникнуть в суть того, о чем говорят дети. Когда завораживает сам голос чада. Это чувство, а может эмоция, а может состояние - сильнее доводов разума. Оно, когда хочет, господствует над человеком. Оно впервые предстало передо мной так явно, и я поразился его силе. Я прихожу к этому открытию всю жизнь.

                …Так, двумя взрывными эмоциями впечатался в память тот день. Оранжевым лучом и маминой улыбкой. Поначалу Луч властвовал над другими фрагментами события. Нюансы долго виделись изнутри луча. Оранжевый цвет демонстрировал надменность не только в отношении пространства, но и времени. Воспоминание манило, но попытки осмыслить событие каждый раз вязли в оранжевом облаке. Не поддающаяся разгадке тайна провоцировала невероятные предположения. Когда необъяснимым образом случалось выйти из смертельной передряги, думалось, что еще в детстве кто-то загодя окрасил будущий опасный миг и меня не уничтожимым цветом. Чтобы уберечь и спасти. Когда страна в начале нового тысячелетия оказалась одержима оранжевым безумием – снова воскресло. Подарило надежду, что после второго погружения в эту стихию мы покинем оранжевую зону с убеждением никогда больше не возвращаться в ограниченный мир одной, пусть даже самой сильной краски. Не сопоставимо? Как сказать. Не только случай с оранжевым лучом, но и другие необыкновенные события, которые были позже, убеждают, что жизнь человека, от начала и до самого её завершения, пронизана, прошнурована и скреплена удивительными связками. В луче посчастливилось уловить ощущение этой цельности. К прошлому добавился взгляд из будущего. Это был миг, объединивший пути ДО и те, которые пройдены после. И, угадывается, что земным не ограничивается. В «после» мы вглядываемся особенно тщательно. Оно не однозначно. В нём есть рубеж, после которого вновь наступает «после». Оно притягивает, тревожит. Рубеж пугает и заставляет шарахаться от него. Но в нём достаточно места и для покоя. Откуда? Неужели мы обнаруживаем связки и в том, крайнем «после»? Какие сигналы мы получаем Оттуда? От-Туда.

                Что интересно! Растянувшееся на десятилетия размышление, какое из двух потрясений незабываемого дня сильнее, разрешились не в пользу оранжевого луча. Существует гипотеза, что ничего из виденного, слышанного человеком не стирается в памяти, не исчезает, а хранится вечно. Сам обнаруживал, что картины далекого прошлого могут воскресать в таких деталях и подробностях, будто никакого интервала между затерянным в дымке лет взгляде, брошенным вскользь, и теперешним воспоминанием, не существует. Видишь так же реально, как и тогда. Сомнений нет, оранжевый луч покоится теперь в дебрях памяти и воскреснет по какому- то очередному поводу. Интересно какому? В этой истории интригует следующая причуда мозга. Некогда устойчивый образ, всегда легко воскрешаемый при любом напоминании о нем, стал таять, как только я попытался сделать какие-то заметки о нём. Будто ждал момента, когда информация может быть отражена каким-то другим способом. Сегодня я бы уже не решился достаточно уверенно обозначить и воспроизвести какую-то деталь произошедшего. Уточнить или добавить к тому, что уже доверил бумаге. Увиденное оказалось значительной частью делегированным к другим средствам и распределено. Физическое явление, расположившееся теперь на двумерных информационных полях, по-прежнему, заставляет анализировать и думать, но уже не наблюдаемо  внутренним взором и не пробуждает былых эмоций.
                Совсем по-другому вспоминается мама. Всего лишь на микрон уголки губ оказались поддернутыми вверх. Лицо, источающее свет. Который, возможно, никто и не видел кроме меня. Но, это константа! Всё может измениться, трансформироваться, даже уйти. Но это еле уловимое движение души - настоящий скреп для памяти! Иногда я вижу маму или отца во сне. Они приходят умиротворенные, освобожденные от тягот, просветленные. Источают покой и мудрость. Они не молодые, не старые. Они в прекрасной поре, когда и сила молодости, и опыт зрелости читается в каждом жесте и взгляде. Приходят на встречу, будто собрали всё доброе, что накопили за земную жизнь. И что-то важное узнали там. В их взоре тайна. Но беспокойства нет. Глаза говорят, что и я узнаю её когда-то. И главное - эта улыбка. Она позволяет относиться к их визитам без тревог. Потому, что знакома с детства. Она стала паролем, позволяющим проникать в мир, который больше земного. Где времени нет. Улыбка из безвременья?

                (Продолжение следует)