Пушкин и мiр с царями. Книга первая. Раскрытие.
Часть первая. Восход. Глава пятая.
Войны дыханье роковое
Войны суровое чело...
Заканчивался первый учебный лицейский год. Лето по учебному плану не было временем абсолютного отдыха, но нагрузка на занятиях в летние месяцы должна была неминуемо снизиться. Прошедшие месяцы совместной учёбы и отдыха
50
сплотили лицеистов, они приспособились к учебному ритму, адаптировались в непривычным для себя обстоятельствам, некоторые из которых изменились в пользу учеников – от них, к примеру, перестали требовать всё время носить неудобные мундиры, заменив их более функциональной одеждой, постепенно облегчились и некоторые формальные требования в процессе занятий.
Царское Село на летний период переполнялось отдыхающей знатью, император и придворная верхушка проводили здесь большую часть времени в самых разнообразных развлечениях, и лицеисты, зная об этом, готовились получить свою, пусть и небольшую порцию удовольствий.
Все мечты разрушились в один момент, 12 июня 1812 года, когда в Санкт-Петербурге стало известно о том, что шестисоттысячная армия Наполеона переправилась через Неман и вторглась в Россию.
Все слои российского общества были потрясены этим известием, был потрясён и император – безусловно, по своим каналам он получал информацию о возможности начала войны, но до последней минуты надеялся на мирный исход событий. Твёрдый шаг Наполеона разрушил эти надежды.
О начале вторжения Наполеона Александр узнал на балу у Беннигсена под Вильно. Император сразу же оттуда выехал в ставку армейского командования в Свенцяны и отправил генерала Балашова на переговоры о мире с Бонапартом. Наполеону нужна была континентальная блокада Англии с жёстким участием в ней России, а Россия по экономическим причинам в этой блокаде участвовать не могла. Таким образом, мирное решение вопроса было невозможным, и Балашов возвратился к Александру ни с чем.
Александр поначалу решил находиться при основном лагере русских войск, вынужденных отступать под давлением наполеоновской армии. Реально армией командовал Барклай де Толли, но Александр не объявлял его главнокомандующим и получается, что тем самым принимал командование на себя. Это сковывало действия военачальников и повторяло ошибку царя, сделанную им во время войны 1805 года, закончившуюся поражением при Аустерлице. Оно же было и одной из причин неудачных боевых действий начального периода войны, хотя у этих военных неудач были ещё как минимум две другие важнейшие причины.
Одна причина, всем очевидная и многократно описанная – относительная малочисленность русской армии, вторая причина – наша извечная неготовность к любому крупному катастрофическому событию, о котором, впрочем, заранее известно, что оно вполне может произойти. Разве в армии не знают, что когда-то должна случиться война и к ней надо постоянно готовиться? Разве в обществе не знают о том же, и не знают о том, что для войны надо готовить армию? Разве мы не знаем, как под разговоры о правильно ведущейся подготовке к войне мы на самом деле встретили первую и вторую мировые войны? Разве мы не видим в какой степени мы оказались готовы к ведению войны на Украине, которая идёт вовсю в то время, когда пишется эта книга? Хорошо ещё, что война на Украине пока что ведётся на чужой территории, и мы в полной мере не видим последствий военного и гражданского разгильдяйства, а также – материальных злоупотреблений, творимых в мирное предвоенное время, и постоянно приводящих нас к поражениям на первых этапах многих наших войн.
Эти же самые предвоенные разгильдяйство и злоупотребления тяжким бременем легли на боевые действия нашей армии, которые она вела в июне и в первой половине июля 1812 года. На счастье армейского командования, Аракчеев и Балашов сумели уговорить Александра покинуть военный лагерь и доверить
51
судьбу армии её командирам.
13 июня 1812 года император в тяжелейшем расположении духа выехал из армейской ставки в Москву. Он не мог не думать о судьбе вверенной ему страны, большая часть населения которой экономически находилась в крайне угнетённом состоянии, и легко могла взбунтоваться в надежде на то, что нашествие иноземного неприятеля позволит ему освободиться от крепостной зависимости. Имена Разина и Пугачёва не могли не вспоминаться Александру в эти тяжелейшие для него минуты.
Но всего лишь через двое суток в его сознании всё кардинально переменилось. Александр приехал в Москву и там был встречен ликующей русской толпой. На всём пути его с выдающимся воодушевлением приветствовали представители всех сословий русского общества. Александр увидел свой народ в годину испытаний таким, каким он его никогда не видел и таким, о каком он и не смел мечтать. Царь не просто ощутил себя лидером всенародного сопротивления чужеземному нашествию – он ощутил мистическую, Божественную сущность этого сопротивления. Христианский православный народ перед своим правителем совершал могучее духовное действие, и Александр ощутил это действие, и с благодарностью воспринял его.
Великие московские минуты преобразовали сознание императора Александра, он почувствовал себя орудием Божьего Промысла и в возвышенном состоянии духа уехал из Москвы в Санкт-Петербург.
Не будем здесь пересказывать известные вещи о спасении Барклаем де Толли русской армии путём её отступления вглубь России и о назначении Кутузова на должность главнокомандующего. Заметим только, что император не любил Кутузова за лукавство, и за его участие в заговоре против Павла Первого, но, уступая общественному мнению, пост Кутузову доверил, а вот несколько слов о других малоизвестных, но важных вещах мы тут обязаны сказать.
Кутузов дал Наполеону битву при Бородино, которой от него, от русского главнокомандующего ожидали. Битву при Бородино французы до сих пор считают своей победой потому, что поле битвы осталось за ними, мы считаем эту битву выигранной нами, учитывая примерное равенство потерь и общий победный для нас исход войны. Не будем спорить ни с теми, ни с другими. Очевидно другое: на военном совете в Филях, посвящённом возможной сдаче Москвы неприятелю важнейшим аргументом был аргумент о том, что армия сильно пострадала во время битвы при Бородино, и может не выдержать натиска французов, и что в этом случае сдача Москвы – не есть гибель армии, а значит, дальнейшее сопротивление имеет шансы на успех. Мнения участников совета разделились поровну и решающим оказался голос Кутузова – это известно всем.
Не всем известно то, что московский губернатор Ростопчин, человек выдающейся энергии и такой же выдающийся патриот Отечества и своего города на замечательном уровне подготовил Москву к обороне от неприятеля, и был готов открыть арсеналы для раздачи оружия жителям города, из немалой части которых, кстати, было сформировано и подготовлено военное ополчение, в высшей степени мотивированное к защите родного города.
Скажите, любезный читатель, с каким бы успехом наполеоновская армия воевала на улицах трёхсоттысячного по уровню населения города, занимавшего огромную (учитывая усадебную застройку) площадь, изобилующую каменными, в том числе, и крепостными строениями? Если французы в чистом поле с трудом провели тяжелейшую битву с примерно равной ей по численности русской армией, то как бы они тогда сражались с тою же армией, но находящейся под защитой укреплений родного и дорогого ей города и при поддержке
52
вооружившегося населения? Вероятнее всего, французы не смогли бы взять Москву даже в случае обороны её изрядно потрёпанной под Бородино русской армией, не говоря уже о случае защиты первопрестольной полнокровными русскими полками.
Как же выглядит в этом случае Кутузов? Зачем был дан тогда Бородинский бой? В надежде разнести Наполеона и погнать его от Бородина с русской земли? Идея выглядит авантюрной, а Кутузова можно считать кем угодно, но не авантюристом. Но если он знал, что Наполеона разгромить нельзя, но пытался разбить и не разбил, значит, он – не очень хороший полководец, который не просчитывает своих действий, и хвалить его не за что, и почитать его не стоит. Глупый Кутузов? Это не интересно. А вот если он просчитал, что какая-то армия от Бородинского боя у него останется, что ему, может быть и придётся тогда сдать Москву, в которой Наполеон завязнет, и по этой причине с победой из Москвы уже не выберется, и тогда Кутузов из России его выдавит – вот это интересно! Мы ведь под влиянием нашего школьного образования такой план и ставим в заслугу стратегическому гению Кутузова. Но если этот план изначально существовал в кутузовской голове, то давайте задумаемся: в чьих интересах он был задуман и реализован?
Действительно, вдруг Наполеона разгромят в России? Кому честь, лавры и самое главное, политические и экономические плоды? Кому усиление? Это всем понравится в Европе, которая и была тогдашним мировым средоточием?
А вот если предположить, что можно реализовать некий иной план, при котором Наполеон будет в России побеждён, но не разбит, если ему можно будет при этом дать уйти куда-то в Европу, понимая при этом, что он уже не будет силён, как прежде, и его там, в Европе можно будет прикончить, то победителями и конечными бенефициарами победы над ним тогда будут те, кто его там прикончит, а не тот, кто вдруг окончательно разгромит его в России.
Теперь, если мы с Вами вдруг узнаем, что Кутузов был масоном высокой степени, мы поймём, что на своём посту главнокомандующего русской армией он, кроме всего прочего, выполнял задачу выдавливания ослабленного Наполеона из пределов России для дальнейшего его уничтожения в Европе. Эта задача выполнялась Кутузовым без попытки сохранения национальных святынь, уничтоженных французами в Москве – коли случилось так, значит, святыни эти для фельдмаршала не были предметом для героической их защиты. Эти задачи выполнялись с презрением к мнению москвичей и их градоначальника – мужественный Ростопчин не был даже своевременно предупреждён Кутузовым об оставлении города армией, и не смог организовать правильную эвакуацию жителей города, и не смог, как это странно ни звучит, правильно поджечь его. Задачи Кутузова выполнялись им без малейшего практического почтения к жизням нескольких тысяч раненых при Бородино, своих же боевых товарищей, оставленных в Москве, и погибших в ней от пожаров, болезней и недосмотра.
Когда Кутузов оставил французам Москву, Александр не удержался и написал ему письмо с упрёком в сдаче города, на что Кутузов ответил ему вроде бы и очень вежливо, но приблизительно в таком духе: Россия, мол, богата, добра потом себе ещё накопит, а на данном этапе самое важное дело сделано. Александр, к его чести, не стал препираться с военачальником.
Масон Кутузов блестяще выполнил задание своих тайных хозяев. Об этом было известно и многим в России. Не зря ведь до советских лет в Москве не было ни одного памятного кутузовского места, ни одной доски, посвящённой Кутузову, ни одного переулка имени Кутузова – город помнил дела своего хитроумного защитника. Посмотрите на памятник Кутузову в Петербурге перед Казанским
53
собором – он весь наполнен масонскими символами, начиная с тоги, в которую обряжен герой, кончая мизинцем, отставленным по масонскому обычаю в сторону. Скульптор Орловский знал, что делал! А как похоронен Кутузов – сердце в одном месте, а тело – в другом! Даже погребальный обычай был соблюдён в его отношении по чужому обряду.
Император Александр в Петербурге с тех пор очень много времени проводил в молитве. В этом ему регулярно соучаствовал князь Александр Николаевич Голицын, человек, выросший при дворе, живой, чувствительный, холостой, в тридцатилетнем возрасте в 1803 году назначенный самим же Александром обер-прокурором Святейшего Синода.
Голицын, известный до этого назначения своим эпикурейством и вольтерьянством, отказывался от должности, мотивируя отказ неверием в Бога, но Александр убедил его, и в течение нескольких последующих лет этот человек постепенно превратился в сентиментального мистика, очень любящего поговорить о богословии и очень тяготеющего ко всяким таинственным проявлениям духовной жизни, сопровождающимися всякими чудесами. Голицын в то время, о котором мы говорим, безусловно веровал в Бога, но верование его было верованием в Творца вообще, его почтение к христианству было почтением к христианству вообще, то есть, к самым разным его направлениям, хотя предпочтение, может быть и по долгу службы, он безусловно отдавал православию.
Голицын всячески поддерживал огонь веры, разгоревшийся в сердце государя, и. как мы уже сказали, часто молился вместе с ним о судьбе России. В этих молитвах также постоянно участвовал ещё один человек – Родион Александрович Кошелев, знатный сановник, масон, с 1809 года – вдовец, к тому же ещё, давно потерявший и двоих малолетних детей. Кошелев был мистиком, его увлекала тайная связь человека с творцом, он об этом много знал и именно он сыграл важнейшую роль в развитии мистического восприятии жизни Голицыным и Александром Первым.
О Голицыне и Александре Первом мы с Вами ещё будем много говорить, а пока скажем вот что: Россия вела тяжелейшую войну, но на её счастье, во главе страны находился верующий в Бога и постоянно молящийся человек.
Всего этого, конечно, не могли знать царскосельские лицеисты, всей душой, по-юношески переживавшие за судьбу Отечества. Мальчики участвовали в проводах гвардии на войну, все гвардейские полки прошли мимо лицея, в гвардии у многих из них служили ближайшие родственники, друзья и знакомые, многим из которых не суждено было вернуться назад. Таким образом, война для немалого числа лицеистов стала частью личной жизни.
Учёба в лицее продолжалась во всё время военных действий, но теперь все лицейские дни заполнялись ожиданием новостей с фронта. Чтение газет и живейшее обсуждение последних событий в присутствии профессоров, тут же объяснявших мальчикам непонятные пока им политические и военные тонкости, заполняли большую часть досуга лицеистов. Во всём этом активно участвовал и юный Пушкин.
(полный текст книги находится по адресу:
https://ridero.ru/books/pushkin_i_mir_s_caryami/ )