Театральные страсти с прологом и эпилогом
Мельпомене, отдав годы лучшие,
Мэтры дарят юнцам откровения
О былом, где потуги могучие
Предворяют словес извержения.
Пролог
Он её сразу заприметил, то есть заметил и отметил. На первом же собрании молодёжной, только вновь набранной труппы.
Развитие действия
Катенька.
Осиная талия, высокая грудь, великолепный абрис бёдер, голливудский профиль разреза губ и, - да, - чистейшего изумруда нахальные глазищи, пока что делали этот гейм непроходимым для отчаянного ловеласа, каковым себя считал наш герой.
Сам Феодор (вот же наградили имечком родители) – не Теодор, не Бэрримор и даже не Трезор, а только Феодор - закончил то же театральное училище, что и будущая примадонна но несколько лет ранее.
Кроме запомнившегося экстерьера (фр. extеrieur – внешность), яркая блондинка, в противовес расхожему мнению об их интеллектуальной убогости, «пала на сердце» ещё и содержанием «разбора полётов» премьерного спектакля, где её немногословная роль была та-а-ак обыграна барышней, что удостоилась получасового разгрома самого главрежа театра Сердюка. И не было даже ни одного междометия, которого не парировала бы девчонка.
С отчаянной смелостью – для примера - многообещающая (!) актриса прошлась даже по творчеству главного режиссёра (среди своих «группенфюлер», он же «спермотозавр», он же «бесяня»), который, не моргнув оловянным глазом, срочно вызвал юное дарование «на ковёр». Чем закончилось дело – злые языки утверждают, что на ковре, - но дерзить Екатерина Первая меньше не стала и вошла с этим именем в «историю» Энского провинциального театра.
Дальше – больше!
Острая на язык, за спиной уже прозванная «Катя-ураган», она выдавала такие «перлы» из жизни небожителей театра, что «мама не горюй»! Главреж, в простонародье «гад», физически почувствовал угрозу существования созданной им системы подавления инакомыслия. О ней он узнал, будучи сильно «подшофе», прослушав вольный перевод трактата Никколо Макиавелли «Государь» в исполнении штатного литературно-драматического критика местной газеты «Вечерний Энск». Вольный – невольный, но кое-что в душу запало. Особенно это: « Для достижения своих глубоко эгоистических целей все позволительно, даже обязательно - вплоть до тягчайших преступлений». Во как!
Юная актрисулька, между тем, совсем не по возрасту напропалую кокетничала с большинством мужчин театра, и уже год, как готовила себе будущих единомышленников и, в последнее время, особенно, подавала надежды Феодору.
Как ему казалось.
Известность Екатерины пока в околотеатральных кругах росла как снежный ком и приближалась к опасным пределам.
Среди мельпоменовского бомонда (фр. beau monde, высшего света) Феодор мнил себя «сенсэем» в амурных делах. Всё из-за парочки ролей «героев-любовников», средне сыгранных за это время в театре. И, хотя «пасся» он в своём училище, как в родном колхозе, эту девушку там не встречал. Ни на посиделках, ни на «тискотеках», ни в его постели – её тоже не было… Хотя бывало, что не мог вспомнить, с кем проводил ночь.
В театре, как и в жизни, бывает всякое. Главреж, (Мефистофель воплоти), решил действовать. Нервно полируя лысину между рогов, своего vis a vis из «Вечеров на хуторе близь Диканьки», чья пудовая композиция украшала стол местечкового «инженера человеческих душ» - по совместительству, решил: «Оне ей хлопают, оне же и освистают!».
Главный иногда придуривался, неожиданно используя древний и прекрасный наш язык, как в данном случае – употребив местоимение женского рода «она» во множественном числе. Ну, почти как лет триста назад, для бодрости духа и пафоса, изъяснялся великий обновитель русского языка Михаило Васильевич Ломоносов в Оде, написанной им на День коронации императрицы Елизаветы Петровны. В общем, нужно было дискредитировать барышню, пока она не развалила сложный организм современного театра, который он так долго создавал.
А это был шедевр провинциальной автократии!
Но другого варианта управления и в стране тогда не было.
Дискредитировать и низвергать нужно было на глазах театральной общественности. И, потом убрать эту выскочку, как очевидного организатора фронды в изначально подстроенном пассаже (фр. passage –неожиданном и неприятном случае). Для чего начальствующее лицо, естественно не открываясь, действовало через своего комбатанта (фр. combattant—бойца) примадонну театра Н. – извините за французские выражения!
Примадонна тоже переживала нелёгкие времена с приходом молодой и даровитой артистки, воображая, что теряет «магию охмурения» зрителей. У неё интенсивно вырабатывалась желчь от самого вида этой «профурсетки» (самое литературное из всех нецензурных выражений).
Тусовка любителей «искусства в себе, а не себя в искусстве» (К.С.Станиславский) даже, где-то понимали её и одобряли пока мышиную возню, вот-вот могущую перерасти в натуральную междусобойную баталию.
По коварному замыслу, Н. должна была уговорить Феодора, закипавшего страстью (впрочем, не беспочвенно), «расколоть» самонадеянную артистку и поставить её на место! Н. нашла достойного исполнителя замысла в Феодоре, обескураженного вольным поведением девчонки, если не сказать больше. Она точно заигрывала с ним….. Многообещающе строила глазки и, значит - вела себя разнузданно!
Хотя, услужливая память, не к месту и не ко времени подбросила памятный файл его собственного премьерного позорища. Кстати, на сербском языке (спасибо заболевшему Кольке Михееву – вместо него и поехал на первые в жизни заграничные гастроли), слово театр – звучит как «позорише»! Лично видел в Белграде афиши национального театра: "национального позорища", и сотни его почитателей!
Тогда представляли «Пиковую даму». Современное её, «авторское», прочтение не поддаётся описанию. Но для Феодора первая роль со словами. Это всегда событие для артиста. Юношу, студента третьего курса театрального училища, изъяли из массовки и обязали выполнить «маленькое, но ответственное поручение». В самый напряжённый момент действия – финала карточной игры в клубе Дворянского собрания, он должен был походя, двигаясь через авансцену в кулису, небрежно бросить в зал: «Господа, пики козыри!»
И всё!
За неделю до премьеры начинающего лицедея начало трясти «как осиновый листок». Он, то просил режиссёра пояснить авторское видение своего персонажа и рассказать его «историю», то умолял друзей-приятелей «не раскалывать» его на сцене, предлагая бесчисленные вариации заученной фразы - и без того мандраж…
И вот, премьера! Третий акт, пятая сцена…
На негнущихся ногах Феодор проследовал к центру действия и нервно выкрикнул: «Господа!» (получилось! получилось!! – торжествовал он.) И, победно осмотрев зал, громко, чётко, с выражением произнёс: «Коки пизыри!!!». Говорят, зал рыдал и даже анекдот был сложен по мотивам этой драмы…
Как когда-то и Феодора, девушку озадачили «маленьким, но ответственным поручением» - несколькими репликами в небольшой сцене спектакля «Заседание парткома» по мотивам произведения А.Гельмана "Протокол одного заседания".
И, несчастный, изнемогающий от похотливых мыслей, молодой человек придумал, как всё претворить в жизнь. Почти по рецептуре А. Гельмана, строившего на сцене театра коммунизм «с человеческим лицом». То есть, спрятавшись в третьей кулисе, откуда должна была выйти навстречу славе наша героиня, и в момент «высокого старта», тогда, когда всё существо артистки заточено на выход, Феодор должен был пасть пред нею, как «лист перед травою» и признаться Катерине в любви. Что точно выбьет её из колеи! И она провалит выступление – её обязательно «зажмёт». Было ещё пару задумок. А там возможен разговор по душам о профнепригодности… и прощай театр!
Всё так и случилось. Но чувственная, эротичная красота девушки сильно тормозила самого Феодора, и несчастный за кулисами, выдал желаемое за действительность, почему-то перейдя на высокий «штиль»: «Божественная! Я хочу тебя! Я жажду близости… Я изнемогаю от желания…».
И страстно целовал её в обнажённое, по сценарию, плечо…
И в грудь в вырезе простенького, по сценарию, ситцевого платьица в горошек…
И, хватаясь за все выпуклости красавицы, неожиданно произнёс-пропел сильно фальшивя: «Я душу дьяволу продам за ночь с тобой…" На этом месте главреж, попивающий кофеёк в директорской ложе, поперхнулся и закашлялся.
В ответ на хамское предложение последовало действие физического характера со стороны потерпевшей. Неожиданно звонкая пощёчина, усиленная акустикой зала, уронила на пол было задремавшего зрителя на приставном кресле в последнем ряду, что добавило ажитации в тягостно медленное разворачивание сюжета.
В результате, спектакль был украшен блестяще сыгранной сценой. Взлохмаченная, раскрасневшаяся артистка, так неожиданно мотивированная Феодором на критическое восприятие мужчин, после невнятных звуков борьбы и внятной матерщины, доносившейся из-за кулисы, выскочила из раскачивающихся декораций и, споткнувшись, рухнула на подиум, прямо под ноги потрясённым членам партийного комитета. Надо сказать, Катерина легко обыграла своё необычное появление лишь желанием добиться «правды-справедливости» в назревшем производственном вопросе, якобы её не пускала на заседание секретарша… И, тут же, по тексту, начала гневно порицать советскую бюрократию в целом, и некоторых членов парткома, в частности.
Сыграно было прекрасно и главреж вынужден был признать «временный» успех начинающей актрисы.
Феодор, ничего не видел и не слышал, переживая интимные подробности сцены за кулисами… Ведь он держал в руках Грету Гарбо, Марлен Дитрих и Любовь Орлову одновременно… Пока судьба не расставила свои «точки» над его разбушевавшимся либидо.
В спектакле «Андрюс», автор В. Пальчинскайте, в определённом смысле, главрежем была реализована характерная для того времени идея некоего участия зрительской аудитории в самом действе.
Это казалось очень авангардным. Ну, очень передовым! В ногу со временем…
Для оригинальной задумки были ангажированы шесть актёров, включая Феодора и теперь уже Кэти, которые все вместе всячески провоцировали на скандал, разные слова и даже поступки честной народ, собравшийся в зале.
Подчёркивая инфернальную сущность этой шестёрки, по задумке Главрежа их приодели во всё чёрное и чёрные же котелки, из под которых торчали маленькие рожки, чтобы все сомнения о природе сущностей отпали. Особую пикантность их костюмам придавали глубокие разрезы и вырезы «по самую душу», которые контрастно подчёркивали на чёрном фоне их «прекрасные юные тела целиком и отдельные части композиции, в частности» (газета «Вечерний Энск»). Наш герой просто испепелял Катины вырезы, но «видит око – да зуб неймёт».
Компашка «нечистой силы» вела себя соответственно. «Перестройка» же – всё можно!
Например, преуспев в мелком хулиганстве, перед самым антрактом «чёрные» широко расселись на авансцене и, молча наблюдая за зрителем, стали уплетать городские булки, запивая всё кефиром. Запомните этот момент. Есть Бог, есть!
И только после того, как была съедена последняя крошка, Феодор спросил зрителей, уже тяжко ненавидящих нагло жрущих бесенят, чего мол сидите – антракт же! Посмеялись – забыли.
Через час спектакль близился к финалу, а забродивший в животах кефир пучился и стремился наружу. По ходу пьесы невменяемые чёрные, разделившись надвое, должны были бодрыми прыжками подняться по ступеням на сцену, чтобы опять творить свои чёрные дела. Главреж расставил артистов по росту и, до умопомрачения аппетитная Катя, оказалась второй после Феодора. А не наоборот, как вожделел гигант виртуального секса.
Как известно, по законам гравитации, прыжок на земле требует мобилизации всех физических и, даже духовных сил.
Сгруппировавшись, обладатель замечательного имени Феодор подпрыгнул на вторую ступеньку выше всех – в этом был определённый смысл, так как ему хотелось «до ветру» больше всех! И только бы добраться до кулис…
Но тут такой нюанс. В момент касания со второй ступенью роскошного подъёма на подмостки динамический удар огромной силы на мгновение распрямил все двенадцать метров его кишечника, превратив на мгновение его в ракетные сопла. Для публики, заинтригованной последними судорогами сюжета, звук выхлопа был неожиданно громкий и характерный – ну, как выстрел орудия у Петропавловской крепости!
В первых трёх рядах партера образовались неожиданные пустоты, а в бельэтаже даже небольшая очередь на эвакуацию. Большая же часть восприняла пальбу по зрителям, как часть авторской задумки. И, не успели ещё отзвенеть висюльки на гигантской люстре, встревоженные образовавшимися ветрами, как паника закончилась, и зрители, поражённые режиссёрской находкой, вернулись на свои места.
Что говорить об оглушённой и отравленной Катерине, которая приняла прекрасным лицом своим весь заряд разочарования жизнью, бесплодных фантазий на темы плотских утех Феодора и скисшего кефира. Бедная и навеки бледная Катя осталась к тому же с навсегда «приклеенной» на лице косой улыбкой Гуимплена и высоко задранной от изумления левой бровью.
Тем временем Феодор, обессиленный вулканической силы выбросом, придумал гениальный ход: прыгая дальше, на оставшиеся ступени он, изобразил губами и всем, чем можно, то, что минуту назад так естественно прозвучало в храме искусств. Немного оглушённые увертюрой, друзья-бесенята поддержали солирующего и в сполохах затихающего грома, ретранслируемого уже всеми отверстиями их тел, весело ускакали в кулисы!
На следующий день на доске рядом с приказом о материальном вознаграждении молодого таланта Феодора «за актёрское мастерство и человеческую сметку», висела стенгазета театра и «поздравлялка» «Попукивая – к вершинам мастерства!», где доброхоты не пожалели слов, «идущих от души, от сердца!»
Эпилог
Екатерина уволилась из театра. Долго лечилась и, говорят, делала пластику на лице.
Главреж контуженный новыми обстоятельствами жизни быстро сдулся и ушёл на покой.
Феодор остепенился, раздался в ширь, но, больше не развился и неожиданно женился…