Почему народ не защитил советскую власть?

Георгий Иванченко
Возможно, формулировку подзаголовка можно было бы смягчить, поскольку
 попыток воспрепятствовать разрушительным новациям реформаторов было
много, вплоть до яростной вооруженной борьбы в Москве. Но результат
известен, и он для нас плачевен.

Каждый год 3 октября мы вот уже четверть века вспоминаем павших героев
и клянемся никого и ничего не забыть. Наиболее памятное место боев между
станцией метро «Краснопресненская» и зданием бывшего Верховного Совета
давно стало народным мемориалом

Массовых организованных выступлений широких масс трудящихся в защиту
своих прав и в поддержку Советской власти все же не было. Равнодушное
ожидание и откровенная беспечность отражали широко распространенные
настроения в массовом сознании населения. Попытаться разобраться в таком
 поведении одного из наиболее грамотных и, без сомнения, самого
читающего из народов мира было бы чрезвычайно важно.

По моим наблюдениям, чем выше был уровень грамотности граждан, тем
активнее они выступали в поддержку декларируемых перемен. Правда,
первоначально они подавались под флагом усиления демократии и
укрепления социализма. Однако этот период мимикрии прошел довольно
быстро. Творчески и изощренно заработала враждебная команда маститых
деятелей культуры, живым олицетворением которой выступил известный
(ныне покойный) театральный режиссер, публично сжигающий свой партбилет
перед телекамерой в прямом эфире.


Что бы ни говорили поборники трезвости и здорового образа жизни, я
уверен, что антиалкогольная кампания того времени, независимо от
намерений и пожеланий ее организаторов, сыграла роль катализатора
последующих разрушительных событий. Более того, была бы решена
проблема пивного дефицита в СССР, события могли бы пойти совсем по
другому сценарию. Имею в виду, конечно, не мюнхенский. Можно над
этим поерничать и позлословить, но когда в пивных очередях людей
калечили, а порой и убивали, это было активнейшим фактором
формирования негативного настроя людей по отношению к власти.

Между тем это лишь частный случай массового явления того времени, имя
 которому было ДЕФИЦИТ. Венгерский экономист Янош Корнаи выпустил
книгу с таким названием, где утверждал, что это сущностная черта
социализма, преодолеть которую в рамках данного общественного строя
невозможно. Действительно, кроме общегосударственных причин были
сугубо субъективные. В поддержании дефицитности своей продукции был
заинтересован каждый ее производитель. Это гарантировало ему
повышенное внимание смежников, потребителей и безбедное существование.

Народ хорошо это видел на примере югославских дубленок, итальянских
женских сапожек, болгарских помидоров и конфитюров, а позднее –
зарубежной электроники и автомобилей. В 70–80-х в стране ширится сеть
валютных магазинов «Березка», которые наглядно демонстрировала
преимущества зарубежья тем, кто еще сомневался. В числе
экстраординарных мер по преодолению товарного дефицита была закупка в
Италии современного завода легковых автомобилей. Ситуация складывалась
 такая. Сборщику автомашин на заводе в Турине для покупки предмета
своего труда требовалось  9 месячных зарплат. Рабочему в Тольятти такая же
покупка обошлась бы в 45 зарплат. Когда-то мне пришлось практиковаться
на АЗЛК в период освоения модели 408. Трудоемкость автомобиля
составляла 108 нормо-часов, т.е. 2/3 месячной выработки одного рабочего,
что в деньгах составляло примерно 100 рублей. В структуре себестоимости
это не более 10%, значит, весь автомобиль обходился около 1000 рублей. А
продавался за 6–7 тысяч. Рентабельность составляла 600–700 процентов,
недоступных никаким фордам. Наши легковушки успешно шли за рубеж,
так как даже бросовые цены приносили хороший навар.

Причиной грубого перекоса в народном хозяйстве явилось сильно
затянувшееся после периода индустриализации страны и военного лихолетья
господство тезиса о приоритете производства средств производства перед
производством предметов потребления. Первому – всё, второму – жалкие
остатки. Даже в составе первого подразделения были очень своеобразные
предпочтения. Наглядный пример – деятельность наших барнаульских
предприятий Трансмаш и Моторный завод. Если первый – в составе
оборонного комплекса – располагал полным набором легированных сталей,
 цветных металлов, других современных материалов, и выпускал изделия
мирового класса, то второй – в кластере сельхозмашиностроения –
довольствовался в качестве конструкционного материала преимущественно
серым чугуном и соответствующим станочным парком.

Именно эта запрограммированная в рамках господствующей концепции
техническая убогость послужила основанием для безжалостной ликвидации
всей отрасли как заведомо неконкурентоспособной в постсоветский период,
а заодно и самой власти. Как известно, оборонке тоже крепко досталось.
Но совершенство и могущество средств вооруженной борьбы не помогло
сохранить рабоче-крестьянское государство.

Вторая теоретическая посылка, превращенная в догму, – опережающий рост
производительности труда по сравнению с заработной платой. Не хочу
сказать, что должно быть наоборот. Но, согласитесь, МЕРА
СООТВЕТСТВИЯ может быть совершенно разной. Тенденция попридержать
рост зарплаты была вызвана, с одной стороны, дефицитом товарной массы, о
чем речь шла ранее. С другой – рост производительности труда в принципе
определяется внедрением достижений научно-технического прогресса, а эта
проблема была из числа наиболее болезненных.

 Внедрение шло из рук вон плохо. Для тех, кто знаком с этой тематикой,
напомню, как долго и тяжко готовился Пленум ЦК по НТП, да так и не
состоялся. Советские социалистические монополии-ведомства оказались
сильнее. Так рост заработной платы получал непреодолимый потолок в
лице ведомственного технического консерватизма.

Однако на заводах-фабриках работали необычайно творческие и грамотные
люди. Без ничего и ни на чем они повышали производительность труда
постоянно и неудержимо. Тогда в действие вступала бюрократическая
система пересмотра норм. Полагалось это делать в связи с изменениями
условий труда, разумеется, в лучшую сторону. Ну, а если этих изменений
нет, и они реально остаются прежними, а ВЫРАБОТКА РАСТЕТ! Тогда
элементарно срезают расценки, для этого существовала могущественная
служба соответственно настроенных заводских нормировщиков. Причем,
как правило, первоначально высокой выработки добивался наиболее
подготовленный и талантливый работник. Но… расценки срезали всем.

Тут конец таким прекрасным вещам, как дружба, коллективизм,
товарищеская взаимопомощь. Заводчане прекрасно знают (знали!) этот
механизм. Он всем отравлял жизнь, нередко доводил до открытых
конфликтов, но работал безотказно. Ситуация складывалась своеобразная
меньше вполне приемлемого минимума никто гарантированно не получал.
А получить выше было неимоверно трудно. Это создавало атмосферу
равнодушия в коллективах и пофигизма в обществе.

Зачастую талантливые народные умельцы – рабочие и инженеры, заводчане
и селяне – разрабатывали удивительные по эффективности
рационализаторские предложения, способные многократно повысить
результативность производства и качество продукции. Увы, способность и
реальность – разные вещи. Внедрение было делом неимоверно трудным и,
как правило, не обходилось без включения в авторский состав
дополнительного числа лиц, от которых зависело внедрение.

В конечном счете, авторские права и вознаграждение сводились на нет,
а заодно ликвидировалось в зародыше желание заниматься таким делом
впредь.

Надо отметить, что даже такое безоговорочно доброе дело как общественные
фонды потребления обернулось в упрек социализму. Дело в том, что
распределение многих общественных благ из этих фондов (образование,
здравоохранение, культура, спорт) производилось независимо от трудового
вклада получателя. Всё вместе это формировало мнение об уравниловке, или,
 точнее сказать, о нивелировании доходов трудящихся. Формировалось
мнение, что социализм ущемляет инициативных талантливых людей и
создает благоприятную среду для процветания бездарных
посредственностей.

Что касается сельских тружеников, тут я бы ограничился (тема крайне
деликатная и многогранная) лишь одним фактором: это постоянное и
неуклонное поползновение власти в сторону ограничения, урезания и
ликвидации индивидуальных крестьянских подворий. Как в виде
сокращения земельных участков (нередко при огромных пустующих
площадях, заросших лебедой и бурьяном), так и поголовья домашней
живности.

Причин видится две. Чтобы не лишить общественное хозяйство рабочих р
ук, во-первых. И во-вторых, главное – из опасения роста
частнособственнических настроений. Мне кажется, первая проблема
разрешима и успешно решалась толковыми руководителями на местном
уровне – путем создания соответствующих условий труда и быта. Что
касается второй, я остаюсь убежденным, что в России коренной основой
социализма являются вовсе не предпосылки, создаваемые предшествующим
капиталистическим строем, которых у нас попросту не было, а общинный
характер жизнедеятельности и психологии российского крестьянства.

Сегодняшние враги социализма понимают это очень хорошо. Достаточно
вспомнить их яростную непримиримость в разрушении колхозно-совхозной
системы и нынешнюю эффективную политику уничтожения российской
деревни. Именно уничтожения – без альтернативных вариантов.

Опасение, что народ отвернется от Советской власти и социалистического
строя, если станет обладателем существенной личной собственности,
проявилось в ходе излишне сдержанной автомобилизации населения, о
которой уже говорилось. Позднее эта же тенденция проявилась в
период развертывания в стране дачного движения.

Были, конечно, и другие причины, но эти мне представляются
наиболее существенными.