1925, начало ноября

Елизавета Орешкина
Бесплодные усилия Блэкетта обучить Оппенгеймера хоть чему-нибудь продолжались. Бывший моряк мало надеялся на хоть какой-то успех, но... Не бросать же начатое — хоть старик и «удружил»?..

— Что ж, на сегодня с вас хватит, — вздохнул преподаватель после очередного урока. — И вот что: зайдёте ко мне за одной книгой. Может, пригодится...

Этой книгой была переизданная брошюра Смита для инженеров флота. Конечно, моряком мальчишка бы вряд ли когда-нибудь стал; но техника безопасности там была расписана недурно — лишним не будет.

...О том, что Оппенгеймер должен был прийти именно сегодня, Патрик совсем забыл — пока трескучий звонок не оповестил о появлении гостя.

— Здравствуйте... — пробормотал мальчишка, косясь то на Блэкетта, то на дом — сам Роберт снимал не столь роскошное жильё; хотя квартира в Нью-Йорке, где жили его родители и брат, едва ли уступила бы этому особнячку.

— Здравствуйте. Проходите, что ли, — Патрик махнул рукой, приглашая внутрь. Оппенгеймер суетливо кивнул и неловко шагнул за порог. «Точно дворянское жилище...»

— Библиотека... Нет, она дальше!

...Растерялся Роберт не от богатства дома, но от прекрасной незнакомки, — впрочем, почти все незнакомки прекрасны. Но тут — само совершенство, точно с картины Вермеера...

— Оппенгеймер? — Блэкетт обернулся к студенту, и, проследив за его взглядом, подавил вздох.

— Ты не говорил, что у нас гости, — заметила Констанция.

— Вылетело из головы. Роберт Оппенгеймер, Констанция Блэкетт.

— Здрасьте... — покрасневший Роберт склонил голову и шагнул назад, чуть не опрокинув полку для обуви. Миссис Блэкетт прикрыла рот рукавом платья. «Забавный...»

Ещё раз обернувшись, Блэкетт вздохнул и сам направился в библиотеку, благо найти нужную книжку получилось быстро.

— Держите. Вернёте, когда прочитаете. Можете не торопиться.

— А? — Роберт вздрогнул, услышав голос наставника, и чуть не выронил брошюру.

— Удачного чтения. Не смею вас задерживать.

— Да... Спасибо... — еще раз неловко кивнув, юноша поспешил прочь.

— Всё хорошо, милый? — миссис Блэкетт посмотрела вслед ушедшему гостю. — Вы с ним не очень дружны?

— Да как сказать... Сложный студент, — Патрик устало приложил ладони к лицу. — Вот вам и исследования...

Блэкетт тоскливо усмехнулся. Летом всё казалось куда проще...

— ...Когда мы ехали туда, такой горы вещей не было, — протянула Констанция Блэкетт, со вздохом глядя на чемоданы, картонки, сумки, корзинки, загромоздившие просторную гостиную со светлыми обоями, неброским, но мягким диваном у стены напротив сложенного из темно-коричневого кирпича камина и с высоким широким окном — почти на всю сторону комнаты.

— В путешествиях всегда так, Пэт, — усмехнулся Патрик, поправляя несуществующую складку на рукаве пиджака. Констанция улыбнулась тоже; её муж умудрялся выглядеть безупречно даже в хлопотах после переезда! «И как он получился такой идеальный?»

Жизнь мужа Констанции могла казаться мечтой. Безупречная служба на флоте, где Патрик, разумеется, преуспел; блистательная учёба в Кембридже под руководством великого Резерфорда; и, наконец — поездка в Геттинген, откуда Блэкетт вернулся окрылённым успехами. И было отчего — в Германии по достоинству оценили его труды.

Патрик экспериментировал с камерой Вильсона — коллеги по Кавендишской лаборатории, чьё устройство исследователь усовершенствовал самостоятельно. Из снимков, полученных Блэкеттом при помощи этой камеры, выходило, что при определённых обстоятельствах происходит превращение ядра одного атома в ядро атома иного вещества. Не иначе алхимия — но тем не менее ядро азота, как показали фотографии, смогло превратиться в изотоп кислорода. Именно с этими открытиями Патрик и поехал в Германию — хоть и Резерфорд не был слишком этому рад: «Прерывать наши исследования на целый год... Надеюсь, это и в самом деле будет полезно...»

Было ли оно полезно? Да. В Британии ещё ничего не слышали о новой, так называемой квантовой, физике — а на континенте, где не так давно закончилась кровопролитная война, наука англичан совершенно устарела.

— Надеюсь, теперь переезд будет нескоро, — Констанция, или Пэт, как её называли близкие, со вздохом вынула из чемодана помятое платье.

— Нескоро. У нас с Резерфордом будет много дел. Я и сам надеюсь, что не придётся вдруг заниматься какой-нибудь чепухой, — Патрик, отогнав ненужные мысли, отвёл с лица супруги выбившуюся из причёски прядь.

...Так думал он в августе, когда только начал наводить порядок дома после переезда. Но теперь — какие уж планы?

— Тяжко с ним, — добавил наконец Блэкетт.

— С Хадсоном же сладил? — не поняла Констанция.

— Хадсона не приходилось учить забивать гвоздь. А тут... Черт, я же сразу сказал Томпсону, что не умею преподавать... — Блэкетт выдохнул и продолжил:

— Я не знаю, как его учить. Я не знаю, чему его учить. Он чуть пальцы себе не сжёг паяльником... А уж дать что-то более сложное... Понятия не имею, как с ним справиться. Наверно, нужен кто-то более талантливый к преподаванию...

— Может, все ещё обойдется. Все ведь живы, вроде даже здоровы.

— Что тут обойдётся? Мы месяц топчемся на одном и том же — и это вместо камеры Вильсона... Хоть пособие писать — «Как не надо делать в лаборатории»...

— Так, может, отказаться? — предложила миссис Блэкетт. Патрик задумчиво покачал головой.

— Отказаться... Я уже пообещал ведь Томпсону. Нет, надо хоть чему-то обучить — хотя бы самому примитивному...

— Как сложно с этими обещаниями, — протянула Констанция. — Ты только уж не переутомляйся!