Наутро я проснулась, как новый день, как чистая страница, как... Совершенно свободная от всяких обязательств и помыслов о мздоимстве. Ночью прошел небольшой дождь, омыл листву, траву, а заодно и мои мозги. Я бодро шагала на работу, хмелея от прозрачного воздуха, пронизанного остатками озона. Птицы гомонили где-то над головой, их щедрое щебетание заглушало все иные звуки, а меня наполняло самыми положительными эмоциями.
Решено: никаких коррупционных искушений, долой взятки, блюдём закон! В конце концов, не только в деньгах счастье, есть и другие его источники. Будем жить в гармонии с природой. Быть в ладах с собой - в этом есть своя прелесть, по ценности превосходящая любой внешний лакшери антураж. А там... Да будь что будет!
В таком благостном настроении, когда чувствуешь, что принято важное, самое верное решение, которое поставило все в жизни на свои места и поселило в душе покой, в таком согласном настроении я подошла к зданию суда.
Одновременно со мной, но только на колесах подкатила прямо ко входу Краснова Надежда. Очень уважаемая судья. Очень. Это видно и по машинке, на которой она прибыла к месту службы - новенький Лексус, - и по прикиду его владелицы. Сегодня на ней яркая, в красных маках блузка и синяя юбка в облипку, подчеркивающая все выпуклости того места, куда она надета. Бежевая сумка с бахромой через плечо, на ногах шпильки сантиметров десять навскидку. Надя говорит, что они ей не мешают управлять машиной, но мне как неводителю трудно представить, насколько успешно такие штифты на ногах могут кооперировать с педальками газ-тормоз. В отличие от задорного наряда, прическа и макияж выглядели гораздо спокойнее, в них даже просматривался стиль. Говорят, у нее есть личный визажист.
Пока я фокусировалась на Надеждином имидже, она успела подняться на крыльцо. Мы оказались лицом к лицу перед входной дверью и остановились, глядя друг на друга: кому из нас дверь открывать - она тяжелая?
- Привет, Надь.
По ее оценочно-снисходительному взгляду я поняла, что она предлагает сделать это мне. Блеснувший в аккуратном ушке бриллиант подтвердил ее намерение. Я невольно опустила глаза на мое облачение - серое платье собственного индпошива ниже колен с желтой отделкой, далеко не новые туфли невнятного темного цвета. Потянула за ручку двери и пропустила Надежду Георгиевну вперед - я вежливая. Судья Краснова продефилировала к лестнице на второй этаж - ее кабинет как раз надо мной, - а я ощутила себя в шкуре холопа.
Настроение испорчено. Нет, я не завидую, мне просто стыдно. На мне набито крупным трафаретом "неудачница". И восклицательный знак!
Кому интересно, что я предпочитаю простой, классический гардероб, без мишуры с разноперого рынка, как Надежда? Нет таких. Но всем видно, что дорогие бутики мне не по карману. Не по карману даже рынок.
Растерянная и расстроенная я намерилась зайти в кабинет, как вдруг услышала за спиной над самым ухом:
- А я вас жду.
Обернулась. Передо мной на короткой дистанции стоит представитель горсовета, вчерашний ответчик по гражданскому спору.
- Здравствуйте. - Он подыскивал слова, улыбаясь в пушистые усы. - Вот, зашел... По нашему делу... Хотел сказать... В общем, вы не будете возражать, если мы обжалуем ваше решение?
Я удивленно пожала плечами:
- Как я могу быть против или не против? Это ваше право.
Он как-то витиевато кивнул, как бы соглашаясь и одновременно не соглашаясь. Мол, ну это с какой стороны посмотреть, могу и так, и так. Он вообще вел себя не как сторона по делу, которой отказано в иске, а как флиртующий денди в потертом пиджаке.
- Но вам лично это не навредит? Не хотелось бы.
О боги, какой глобальной глупости вопрос! Он упал на унавоженную Надеждой почву, я сейчас взорвусь!
- А лично у вас что, есть выбор: жаловаться или нет? Делайте, что вам велело ваше начальство, и поменьше эмоций!
Я открыла дверь, чтобы зайти в кабинет, и уже в спину мне мягко ткнулось:
- Жалоба будет формальная. Для отчета.
Он, точно, обхаживает меня. Хоть бы башмаки почистил прежде. Впрочем, взгляд у него теплый. Зря я на него рявкнула.
Я заперла дверь на ключ изнутри, чтоб никто не беспокоил, - мне надо собраться с мыслями.
В кабинете полумрак от плотно зашторенных окон. Их надо немедленно открыть, впустить дневной свет, дать душе взлететь в синее небо. Один на один, без посторонних.
Ты, там, на небе! Я знаю точно, что ты есть. Не в образе человека сидишь на облаке за канцелярским столом, нет. В этом жалком обличии невозможно творить божественное. Ты - какая-то могучая, невидимая сила. Настолько могучая, что человеческим умишком тебя не постичь, не вместить в сознание. Я только чувствую слабую, едва мерцающую, как далекая звезда, связь с тобой. Ну дай ты какой-нибудь знак, что мне делать! Видишь, я на распутье?
Стою у окна, всматриваюсь напряженно в утреннее небо, как будто в самом деле из бесконечной синевы может соткаться подсказка.
Давай так: я сосредоточусь, надавлю на мозг, заставлю увидеть сотканную картинку. Ну, а что на ней будет изображено: грозящий палец или одобрительная улыбка - это уже твоя часть работы...
Задребезжал телефон. Так несвоевременно и пронзительно, что я от неожиданности чуть не подпрыгнула, как зверушка, застигнутая врасплох.
Звонила адвокат Чайкина.
- Доброе утро, Екатерина Павловна!
- Доброе.
- Я сегодня буду в ваших краях. Могу я занести вам мой ордер по делу?
Я молчала, потому что не могла сообразить, о каком ордере она говорит.
- Ну, помните, я вам вчера на приеме исковое заявление сдала? Ближе к вечеру могу зайти.
Вчера? Заявление? До меня, наконец, дошло, о чем эта конспирация.
Я некоторое время колебалась. Внутреннее чутье кричало: не делай, ты слово дала! А с другой стороны...
Я бросила мстительный взгляд за окно. Ну что ж? Раз так, пускай будет так!
- Заходите.
К вечеру определение о снятии ареста на имущество Утехина было изготовлено и слегка дрожащей рукой вложено в уверенные адвокатские руки.
С этого момента первый стодолларовый президент стал моей безвозвратной собственностью. А микроскопический кусочек чего-то неизмеримо более ценного откололся от меня и растаял под потолком, как сигаретный дым. Ну и пусть!
* * *
Вечером дома мы с Филлипом смотрели телевизор. Мне хоть спички вставляй под веки - устала очень, а сын резво скакал пультом по каналам, ища, что бы еще глянуть после серии "Границы". Вдруг ко мне сквозь дрему прорвалось до боли знакомое слово - Утехин. От неожиданности я даже подрастерялась: действительно мои уши услышали такое или этот неприятный человек уже успел пробраться в мои сны? Вскинулась с широко распахнутыми глазами, в которых застыли зрачки, ни дать ни взять неясыть. Сон, как рукой сняло.
- Стой! Дай-ка назад! Один раз!
Сын удивился:
- Да там же просто Вести...
- Филя, назад!
Мы успели поймать лишь ускользающий хвост новости: "...прокуратура начала проверку по факту смерти".
- Пощелкай, там где-нибудь повтор должен быть.
Не поняла про Утехина. Может, все таки сон?
Повтора не нашли, разошлись по своим спальням. Я долго не могла заснуть - то ли сон перебила, то ли Утехин мешал. Под утро приснился: выделывал руками причудливые пасы перед моим лицом, зажав меж пальцев стодолларовую бумажку.
* * *
Едва дождавшись, когда стрелки часов доползли до девяти, и стартовал, наконец, рабочий день, я позвонила Чайкиной. Кто как не она должна одна из первых достоверно знать, где и в каком физическом состоянии пребывает ее доверитель.
- Утехина твоего убили, что ли, Вика?
Какое-то время трубка молчала. Потом:
- Это у тебя шутки такие?
Значит, все таки приснилось. Старею. Можно сказать, что я успокоилась. Кое-что еще проверю и совсем хорошо будет.
Вызвала секретаря.
- Алена, сгоняй в газетный киоск, пожалуйста. Два квартала вниз, возле рынка. Найдешь?
- Найду. Что купить?
- Пару,.. нет, штуки четыре газет местных. Сегодняшних. Поняла - сегодняшних?
Вскоре все газеты были исследованы построчно. И ничего страшного в них не найдено.
Но кто-то же погиб вчера? Не на пустом же месте прокуратура проверку учинила? Спиной чувствую, если не ниже, что что-то нехорошее там стряслось помимо чьей-то смерти. И это каким-то образом может коснуться меня. "А? - я краем глаза поймала клочок синего неба в окне, - ты как думаешь?"
Так или иначе, слишком много Утехина-Потехина концентрируется вокруг меня в последнее время. Это не может раствориться без последствий.
Ровно в двеннадцать пришел Филиппкин друг Саня. Скромняга под два метра ростом и богатырским разворотом в плечах переминался с ноги на ногу, не решаясь отойти от двери. Я усадила его на секретарское место за приставным столом, поставила блюдце с печеньем и по чашке кофе, себе и ему.
- Давай, со мной за компанию. Люблю кофе из пакетиков.
Он улыбнулся:
- Я тоже.
- Удобно, когда все в одном пакетике - и кофе, и молоко, и сахар. Чем проще, тем легче, верно? О чем ты хотел поговорить со мной?
Он, смущаясь, рассказал то, что я уже знала от сына. Через неделю в ЗАГС, а он вдруг узнает, что у невесты он не единственный. Что делать?
Я спросила:
- Она сама тебе сказала про измену?
- Нет. Вся улица болтает.
- Кто именно? Если взрослые - можно задуматься, а если сверстники - забей. Скорее всего, кто-то из твоих приятелей положил на нее глаз и теперь куражится.
Саня внимательно посмотрел на меня. Думает. Вижу в глазах сомнение. И смятение. Не выдержал, спросил:
- А если окажется потом, что они правы? Буду идиотом выглядеть.
- А если окажется, что нет? А ты уже потерял ее? В своей семье сам разберешься. Потом, без доброжелателей. Это при любом раскладе не их дело, а только ваше с ней. Горшки побить никогда не поздно. А вот когда тебе вслед будут хихикать, мол, пошутили, а он взял и повёлся, вот тогда горько будет. Вернул бы, да поздно. Сама-то она что-нибудь говорит?
- Говорит, что любит меня.
- А ты ее?
- А я еще больше. Но как подумаю...
- Если любишь, никому не верь. Ей одной верь. Даже если своими глазами что-то увидишь, своим глазам не спеши доверять. Они иногда видят не то, что на самом деле, а то, что сидит у тебя в голове.
- Разве так бывает?
- Бывает. Когда в голове застревает страх или подозрение, глаза показывают то, что рисует мозг. Понимаешь?
- Да.
- Точно, понимаешь?
- Я понял.
- А еще бывает, что у измены имеются смягчающие обстоятельства, и это тоже не стоит сбрасывать со счетов. Ну, это я так, попутно. Запоминай правило: что бы ни закралось в отношения, нельзя принимать решение до тех пор, пока не объяснитесь. Много судеб разбивается из-за того, что один другого из гордости не захотел выслушать, полагаясь на то, что и так все ясно. А оно не ясно совсем. Жизнь - она обманная, понимаешь?