Пушкин и мiр с царями. Часть1. Восход. Глава треть

Вячеслав Николаевич Орлов
Пушкин и мiр с царями. Книга первая. Раскрытие.
Часть первая. Восход. Глава третья.



И во дворцах мятутся души
И во дворцах томится плоть...

      Есть такие слова: «пушкинская эпоха». Говоря о ней, мы подразумеваем людей и обстоятельства их жизни  в то время, когда жил и творил Пушкин.  Но если существует пушкинская эпоха, то, безусловно, существует и эпоха императора Александра Первого. Обе эти эпохи в немалой степени пересекаются друг с другом и местами – плотно, а многими местами – неразделимо. Давайте поговорим теперь о личности императора, который многими знатоками эпохи пушкинской почитается едва ли не одним из главных гонителей великого поэта.
     Император Александр Павлович был старшим сыном наследника российского престола Павла Петровича и, соответственно, старшим внуком императрицы Екатерины Второй. При рождении мальчик получил своё имя по желанию императрицы, и был назван в честь Александра Македонского – бабушка предназначала ему в своих мечтах великое будущее.      
     Екатерина  не очень любила своего сына,  и очень любила своего внука, который рос красивым, умным, ласковым и отзывчивым ребёнком. Самодержавная бабушка любила Александра так, что даже забрала его у Павла из Гатчины к себе, во дворец в Царском Селе, и там занималась воспитанием юного внука, очевидно полагая сделать своим наследником именно его, а не сына, поскольку считала Павла неспособным к управлению огромной империей. Екатерина была несомненной интеллектуалкой, пристально следила за европейскими тенденциями и стремилась во многом следовать духу своего времени. Поэтому воспитателем Александра был назначен Фредерик Лагарп, высокообразованный швейцарец с республиканскими якобинскими взглядами.
      Мы уже говорили о том, что Лагарп сумел привить своему воспитаннику либеральные взгляды. Напомним, что Александр некоторое время даже всерьёз высказывал идею о преобразовании России в некое подобие свободной республики под своим правлением. Такое парадоксальное влияние швейцарского учителя  на мировоззрение воспитанника нравилось  при дворе не всем, и Лагарп,
                29
не порывавший связей с республиканцами у себя на родине, по причине этих связей со временем был отстранён от своей должности и покинул Россию, но Александр на всю свою дальнейшую жизнь сохранил доброе к нему отношение.
     Обучение Александра не ограничивалось уроками Лагарпа. Юного великого князя учили разные учителя разным предметам. Граф Салтыков – искусству соблюдать традиции русского аристократического общества, и отец Павел Петрович – основам военного дела так, как он их понимал, в первую очередь это касалось военных парадов и стрельб из разных видов оружия.
      Диаметральная разница мировоззрений и жизненных подходов Екатерины Второй и Павла Петровича, а также взаимное неприятие их друг другом, создавали Александру величайшую трудность в построении правильных отношений с бабкой и отцом, и тут замечательным помощником юного наследника выступил граф Салтыков. Он был одним их официальных воспитателей великих князей Александра и Константина и потому имел немалые рычаги влияния на юного Александра. Пожалуй, именно Салтыков первым рассмотрел в своём воспитаннике выдающийся дипломатический талант и с ранних лет сумел дать этому таланту практическое применение.
      Александру от природы была свойственна лёгкость умственного восприятия и повышенная, но поверхностная душевная чувствительность. При этом он не любил глубоко вникать в суть познавательных процессов и в силу поверхностности легко переключался с одних переживаний на другие. Эти свойства помогли ему найти верный тон в отношениях с Екатериной и Павлом. Салтыков оказался здесь как нельзя кстати  – это был один  из немногих, если не единственный человек, умевший быть своим и при Екатерине и при Павле. Своё искусство он преподал и царственному воспитаннику, исходя из свойств его характера. Безусловно, именно тогда в Александре заложилась, и вскоре в достаточной мере обнаружилась  известная всем впоследствии внешняя двойственность  его личности, которая в первую очередь проявлялась его способностью выглядеть в глазах собеседника или группы собеседников тем, кем его хотели в данный момент видеть. Вот так и вышло, что с некоторых пор в Царском Селе в нём видели благовоспитанного. аристократичного и утончённого салонного юношу, а в Гатчине – стойкого и уверенного в себе, немногословного, почитающего чёткий военный порядок молодого человека.
      Екатерина, видя его душевную чувствительность и нежелание слишком глубоко погружаться в изучение серьёзных наук, решила не затягивать с женитьбой потенциального наследника трона и подобрала ему в Германии невесту, юную баденскую маркграфиню Луизу Марию Августу. Молодые люди понравились друг другу, и в мае 1793 года пятнадцатилетний Александр по воле и благословению своей царственной бабушки обручился с четырнадцатилетней Луизой Августой, которая после православного крещения стала называться Елизаветой Алексеевной, а осенью того же года женился на ней.
      Первый период их брачной жизни был относительно благоприятным, многие, видевшие их в это время, говорили о них, как «о паре голубков». Но в 1796 году умерла императрица Екатерина, на троне воцарился Павел Первый и жизнь молодых изменилась. У Елизаветы не заладились отношения с матерью Александра, императрицей Марией Федоровной, как говорят, из-за её красоты и грации, а также любовного отношения к памяти умершей императрицы Екатерины. Александр взрослел, из мальчика на глазах превращался в очень импозантного и привлекательного молодого мужчину, весьма избалованного вниманием придворных дам. Романтический период отношений Елизаветы и Александра   постепенно   закончился  серьёзным охлаждением со стороны юного
                30
супруга.
      Детей у молодой пары долгое время не было, и пока Елизавета в фактическом одиночестве страдала от неудовлетворённых душевных желаний, Александр мало общался с ней и позволял себе вольности, в том числе и с дамами. В конце концов, где-то в 1797 году он очень серьёзно влюбился в Марию Нарышкину (урождённую Четвертинскую), польскую красавицу, бывшую замужем за русским аристократом. Нарышкина была не только ослепительно красива, но ещё и замечательно умела эту свою красоту подчеркнуть, и показать, так что в увлечении ею Александра нет ничего удивительного. Александр стал жить с Нарышкиной почти открыто, она имела от него нескольких детей, умерших во младенчестве и дочь Софью, дожившую до восемнадцатилетнего возраста и очень любимую Александром. Муж Нарышкиной подчёркнуто дистанцировался от образа жизни своей супруги и не высказывал по этому поводу никаких суждений, за что был почтён немалым количеством разных регалий.
      Елизавета тяжело переживала своё одиночество и в итоге влюбилась в друга и сподвижника своего мужа, польского аристократа князя Чарторыйского, и скорее всего, именно от него в мае 1799 года родила дочь, которую Александр признал своей, несмотря на внешнее несходство ребёнка с обоими родителями.
     Хотя именно Александр подталкивал Чарторыйского к ухаживанию за собственной женой, внешним показным образом подначивая его к этому, рождение ребёнка, дочери Марии,  привело к ещё большему охлаждению между супругами. Смерть дочери, последовавшая примерно через год после её рождения, не изменила характера их отношений.
     Государственная жизнь между тем шла своим чередом. Император Павел проводил внутреннюю политику, направленную на некоторое ограничение прав дворянства, что вызывало серьёзное недовольство в дворянской среде. Во внешней политике деятельность Павла серьёзно противоречила интересам Англии. Эти два фактора оказались решающими в возникновении заговора с целью убийства действующего императора. Во главе заговора находились несколько высокопоставленных лиц, в том числе - и английский посол в Петербурге.
     Александр, похоже, был осведомлён о готовящемся перевороте, но ничего не предпринимал для его предотвращения. Справедливости ради, даже при желании что-либо предпринять в этом случае он ничего не смог бы сделать – участь Павла была предрешена, а у Александра на тот момент времени в руках не было никаких инструментов влияния на политическую ситуацию.  В отношении же его стремления к высшей власти следует отметить, что сразу после смерти Екатерины он собственноручно, и абсолютно добровольно, отдал отцу в руки бумагу, подписанную императрицей перед смертью, и провозглашавшую Александра её наследником. Павел тут же сжёг бумагу в камине и после этого взошёл на престол, утвердив при этом закон о престолонаследии, который наконец-то на много лет прекратил бесконечную чехарду на российском императорском престоле.
     Александр по благодушию своему видимо надеялся на то, что заговорщики оставят его отца живым, уговорив его просто отречься от власти, но не таков был Павел, и заговорщики это наперёд знали. Этого мог не знать Александр, поставленный ими прямо в ночь убийства перед необходимостью вступления на трон.
     Практически сразу после воцарения на Александра свалился величайший груз ответственности за огромную страну. При вступлении на престол, он едва ли не в первый  день пообещал, что при нём всё будет идти так, как шло при Екатерине, и
                31
действительно, он быстро отменил многие установления своего отца в пользу прежних установлений Екатерины, чем успокоил волнение дворянства по поводу принятия высшей власти в свои руки.
     Но дело этим ограничиться не могло – и сам Александр мало чем  был похож на свою бабку, и времена переменились, и люди вокруг переменились, и всё это  требовало новых государственных решений. Либеральное воспитание Александра и наличие в ближайшем его дружеском круге нескольких умных и деятельных молодых людей, мыслящих, как и он, либеральными категориями создавало в душе приступившего к обязанностям императора реформаторский посыл. Уже в мае 1801 года из этих молодых людей, в число которых входили граф П.А. Строганов, граф В.П. Кочубей, князь А.А, Чарторыйский, Н.Н. Новосильцев, по предложению Строганова образовали Негласный комитет при императоре, взявший на себя ответственность за ход реформ в государстве.
      В Негласном комитете прорабатывались идеи изменения механизма государственного управления. В частности, на основе его решений был издан «Указ о вольных землепашцах», позволивший крестьянам выкупаться на свободу вместе с землёй. Большого практического значения указ не имел, по нему от помещиков смогли выкупиться меньше 40 тысяч семейств,  но указ этот положил начало освобождению крестьян от крепостной зависимости, которую сам Александр понимал, как величайшее государственное зло, выход из которого, впрочем, был весьма не прост и неоднозначен, поскольку земельный и крестьянский вопрос в земледельческой стране с крепостным правом так или иначе задевал коренные интересы подавляющей части  населения.
     Негласный комитет не был официальным органом, и хотя почти все его члены получили конкретные государственные должности, даже в силу своего наименования комитет действовал больше по вдохновению, чем по обязанности, а Александру на ниве реформ требовался конкретный, эффективный и вдохновенный деятель, и такой деятель нашёлся.
     Этим человеком стал Михаил Михайлович Сперанский, сын священнослужителя, человек, своим умом и талантом поднявшийся до самых больших государственных высот и неформально бывший в период с 1806 по 1811 годы фактически вторым человеком в государстве. Талант Сперанского соединил в себе дарование выдающегося практического деятеля и дарование философа-аналитика. Всё это сочеталось в нём с замечательной работоспособностью и самодисциплиной. Этот человек умел написать простым и абсолютно ясным языком любую государственную и частную бумагу, мог незакомплексованным взглядом посмотреть практически на любой предмет и тут же схватить самую  его суть, не видную для других людей. К примеру, о свободах в современном ему российском государстве он мог высказаться следующим образом:  «Итак, вместо всех пышных разделений свободного народа русского на свободнейшие классы дворянства, купечества и прочее, я нахожу в России два состояния: рабы государевы и рабы помещичьи. Первые называются свободными лишь в отношении ко вторым, действительно же свободных людей в России нет, кроме нищих и философов». Понятно, что Александр, воспитанный Лагарпом в либеральных традициях не мог не поддаться обаянию такого человека и не предоставить в его руки административных и законодательных возможностей. Надо тут сразу отдать должное и Сперанскому в том, что он никогда не пользовался этими возможностями в личных целях.
      Не будем, однако, нарушать хронологической последовательности событий. В 1803 году Негласный комитет был распущен и реформированием имперских установлений  занялся Сперанский.  Он заменил  глубоко устаревшие  петровские
                32
коллегии намного более современными министерствами. Всех проблем управления один этот ход не решил, но государственная машина вследствие этой перемены однозначно стала более управляемой.
       Сперанский подал царю проект документа по преобразованию России в конституционную монархию. Мы с Вами знаем, что эта идея с дальнейшим её развитием изначально была очень близка Александру, но к 1806 году взгляды царя на образ правления начали претерпевать постепенные изменения. Он благосклонно оценил проект Сперанского, но хода ему не дал по разным причинам –  в том числе и из-за сильной оппозиции Сперанскому, постепенно сформировавшейся в  ближайшем царском окружении.  Оппозиция группировалась вокруг графа Аракчеева, который признавал ум Сперанского, говоря, что если бы у него, у Аракчеева была бы хоть треть ума Сперанского, он был бы величайшим человеком. При этом, Аракчеев, признавая за Сперанским его ум, считал для себя совершенно необходимым бороться с его идеями и попытками их воплощения в жизнь.
     Между прочим, не стоит считать Аракчеева ограниченным противником передовых идей, как это у нас давно повелось, и с лёгкой руки Пушкина в том числе. Аракчеев был безукоризненно честным, требовательным, исполнительным и весьма неглупым руководителем. Любой администратор-практик, стремясь достичь результата, в своей деятельности опирается на конкретные механизмы общественного устройства. Аракчеев видел, что механизмы, внедряемые по идеям Сперанского, в российских условиях хорошо не работают, а то и не работают вообще, но при этом нововведения разрушают старые, проверенные временем способы достижения результата. Против этого честный Аракчеев не мог не протестовать, ну, а вокруг него, как вокруг сильного и влиятельного человека, объединялись и искренние, и корыстолюбивые противники нововведений.
      Сперанский тем временем изменил устав духовных училищ, что подняло их на более высокий уровень, и облегчил жизнь церковных приходов, издав специальный документ о свечном сборе.
      Высоко ценя своего сотрудника, Александр поручил ему подготовку общей политической государственной реформы. В рамках этого направления Сперанский занялся  общей систематизацией государственных законов, по его инициативе были введены государственные экзамены для получения чинов коллежского асессора и статского советника, дававших право на дворянство.
      Реформатор плотно занимался проблемами народного образования, и в числе его проектов, поданных в этом направлении, были «Предварительные правила для специального Лицея», в котором он намечал  принципы обучения и воспитания, предложенные для привилегированного учебного заведения. Сперанский предлагал организовать такое заведение под императорским покровительством и  в императорской резиденции, и отбирать туда особо одарённых детей для высококачественной подготовки их к дальнейшей работе на важнейших государственных должностях. Идея Лицея получила высочайшее одобрение. Царь даже пожелал там обучать своих младших братьев Николая и Михаила -  идея близкого  контакта великих князей с их будущими сотрудниками показалась Александру весьма полезной и интересной.
     В 1808—1809 годах Сперанский предложил вниманию Государя план всеобъемлющего государственного переустройства. В этом плане предусматривалась программа разделения властей и создание выборного органа представительной власти. План этот вызвал сильнейшее неодобрение высшего чиновничества и аристократии.
     В  1810-1811  годах  с целью  покрытия  финансового  бюджетного дефицита по
                33
инициативе Сперанского был введён ряд новых налогов, в том числе, налог на дворянские имения, и тогда же император утвердил второй этап министерской реформы, предложенный Сперанским.
     Почему мы, говоря о молодом царе,  столько времени уделили здесь Сперанскому? Потому что он был мотором либеральных устремлений императора  Александра Первого. Сперанский стремился в наиболее оптимальной форме воплотить то, о чём император мечтал, но не знал, как именно это сделать. Но Александр был бы плохим правителем, если бы он слушал одного только Сперанского, и самое главное – он в этом случае не был бы самим собой.
      Реформы Сперанского задели все слои российского общества, и в наибольшей степени – дворянство и чиновничество. Дальнейшее расширение реформ по некоторым направлениям начинало грозить самим основам существования этих классов и на этой почве могли произойти серьёзные потрясения. Это чувствовали многие, а кое-кто решился ещё и действовать.
      В 1811 году император поехал в гости к родной сестре в Тверь, где она жила, и там Николай Михайлович Карамзин, известный историк и писатель, во время торжественной встречи подал ему к прочтению «Записку о древней и новой России в её политическом и гражданском отношениях». Карамзин был единственным человеком в России, носившим звание историографа, которое в 1803 году сам Александр ему и присвоил, признавая тем самым исключительное положение Карамзина в ряду тогдашних историков. Но Карамзин не только хорошо знал историю – он ещё был и абсолютно честен, нестяжателен, был талантливым писателем-беллетристом и отлично разбирался, как бы мы теперь сказали, в вопросах экономики современного ему российского государства. Александру всё это было прекрасно известно.
      Карамзин в своей записке вначале дал блестящий очерк истории государства Российского, начиная с княжеских времён. Положение дел в государстве на каждый период времени сопровождалось очень глубокой, краткой и ёмкой психологической характеристикой всех мало-мальски заметных правителей государства Российского. Карамзин очень смело, честно и в то же время  тактично сумел охарактеризовать и деятельность Екатерины Второй и Павла Первого, отца и бабки Александра. После этого в записке он перешёл к оценке текущих изменений в стране, наступивших от этого последствий и сформулировал предостережения о последствиях, могущих наступить в том случае, если преобразования в стране продолжатся в избранном прежде ключе. Записка была написана с убийственной психологической точностью, с сильнейшим знанием экономических и бытовых российских реалий и в высшей степени обоснованно призывала к сохранению роли самодержавия в стране, а в плане реформ призывала к крайней осторожности и постепенности их внедрения в жизнь.
      При чтении записки Карамзина Александр не мог не испытать сильнейшего впечатления, хотя он к нему уже был в некоторой степени подготовлен ходом предыдущих событий, а у Сперанского немного неожиданно обнаружился выдающийся по силе противник, который сумел нанести ему в сознании императора тяжёлый удар.
       Мы с Вами уже говорили о  гениальном умении Александра представать в глазах человека тем, кем его хотели видеть и по этому, естественному для себя свойству, он не мог выглядеть в глазах Аракчеева или Карамзина тем же человеком, каким он выглядел в глазах Сперанского. Император видел, что благие побуждения хорошего человека Сперанского очень жёстко пересекаются с желаниями и стремлениями не менее достойных людей, представляющих диаметрально   противоположные    общественные    интересы,     пересекаются  с
                34
реалиями общественной и государственной жизни. Александр, к тому времени надёжно укрепившийся на троне, не мог не слушать аргументы различных сторон своего окружения, и если в начале его правления в сознании молодого царя преобладали либеральные воззрения, то уже к концу первого десятилетия своего правления император начал придерживаться гораздо более консервативных, чем прежде, воззрений. Сперанский временами начал просто утомлять не очень склонного  к непрестанному глубокомыслию государя. Это замечательно уловили лукавые царедворцы в его окружении. Александру были умело представлены несколько историй, представлявших Сперанского в не очень приглядном свете и в марте 1812 года неутомимый реформатор был отставлен от должности с последующей высылкой из Петербурга.
      Когда мы говорим о высоких причинах устранения Сперанского, мы тут же не можем не упомянуть и одну не очень высокую причину этого события.  Император Александр очень хорошо помнил урок, преподанный ему лично на примере судьбы его отца, и он не мог не понимать, что если кардинальные интересы верхушки общества полностью разойдутся с направлениями его деятельности, он просто может быть убит.  Не учитывать этого царь не мог, ему надо было гармонизировать отношения с основной частью своего окружения, и он сделал это.
     Итак, в делах государственного управления Александр Первый провёл своё первое десятилетие в трудных исканиях, балансируя между либеральными идеями юности и консервативной реальностью подвластной ему страны. В его личной жизни тоже было всё не просто.
     Любовница, потрясающая Нарышкина, отношениями с которой он очень дорожил, которая в реальности была его второй женой, которая рожала ему детей, с определённого времени начала ему изменять. Вообще, фраза «измена любовницы» звучит немного юмористически – всякая любовница – изменница априори, изменница по факту своего положения, потому что изменяет мужу с любовником, а любовнику – с мужем, то есть, у неё в голове одновременно находится два мужчины, и в этом случае не произойдёт ничего удивительного, если вдруг на определённом этапе в той же самой голове, а потом и в жизни появится третий, четвертый и т.д. мужчина. Конечно, если любовник – император, то надо иметь немалую смелость или авантюрность для того, чтобы решиться на дополнительный адюльтер, но в мире интимных отношений всегда хватало весьма авантюрных людей. Именно такой была Мария Нарышкина. До поры император, как и всякий любовник, наверняка не знал об отношениях Нарышкиной с другими мужчинами, но не чувствовать, что в его любви не всё идёт так, как ему хочется, он не мог.
       Неприятными для него были и отношения его официальной жены, императрицы  Елизаветы Алексеевны с красавцем,  штаб-ротмистром Кавалергардского полка Охотниковым. Всякий мужчина, даже постоянно изменяя жене с какой-нибудь любовницей, пребывает в уверенности, что его жена, даже зная об измене, обязана хранить супружескую верность. Елизавета Алексеевна, почти оставленная Александром, в большинстве времени пребывавшая в одиночестве, чуть ли не без памяти влюбилась в статного кавалергарда. История продолжалась два года и закончилась беременностью Елизаветы и гибелью Охотникова – при выходе из театра его ударили ножом, и он вскоре умер от раны. По другой версии, кавалергард скончался от скоротечной чахотки. Елизавета находилась уже на девятом месяце беременности и была в безутешном горе. Вопреки всем светским приличиям, она последние часы жизни Охотникова провела  возле постели  возлюбленного.    Вскоре  родилась  девочка,  которую по
                35
имени матери нарекли Елизаветой. Император признал ребёнка своим, но был доволен тем, что ребёнок – не мальчик. Маленькая Елизавета составила величайшую радость своей матери. Елизавета Алексеевна проводила с ней большую часть своего времени, но у девочки трудно резались зубы, и в полуторагодовалом возрасте на фоне сомнительного лечения по этому поводу девочка умерла. Мы не берёмся здесь описывать горе матери – оно было безграничным.
      Итака, личная жизнь императора на этом этапе, как и его государственные дела, тоже была весьма не проста, и тоже заставляла его раздваиваться между посредственно выполнявшимся им супружеским долгом и весьма продолжительными, но, как оказалось,  внутренне нестабильными отношениями с любовницей. Кстати, увлекался ли император ещё кем-то во время отношений с Нарышкиной, нам не известно.
      Когда кто-либо начинает говорить о личности Александра Первого, ему непременно придётся рано или поздно сказать что-нибудь о двойственности личности этого человека. При этом многие авторы начинают рассуждать  о том, что его внешняя двойственность была причиной двойственности внутренней, но здесь мы можем с ними основательно поспорить. Да, Александр действительно мог произвести на двух разных людей два совершенно противоположных впечатления, но это совершенно не говорит о нём, как о внутренне двойственном человеке, это всего лишь говорит о его искусстве дипломата, может быть – актёра, хотя настоящий дипломат обречён быть до определённой степени и актёром.
     Умение произвести на человека правильное впечатление в мире, в котором жил Александр, имело величайшее значение, и он просто пользовался талантом, данным ему Богом. Но заметьте: почти никто из людей, близко знавших Александра не обвинял его в лицемерии и подлости, люди, неравнодушные к его недостаткам,  всегда обвиняли царя в неискренности, но неискренность и двоедушие – это два разных состояния. По большому счёту, даже мы, простые люди, совершенно не обязаны вести себя искренне  со всеми своими собеседниками, и не ведём, и не видим в этом ничего плохого, вполне разумно предполагая негативный для себя исход при появлении излишней искренности в сложных жизненных ситуациях. Напомню Вам о том, что жизнь императора Александра едва ли не с самого начала его сознательного бытия представляла из себя одну непрерывную сложную жизненную ситуацию.
     Истинное двоедушие, то есть, двоечувствие, или истинное двоемыслие абсолютно несвойственно естественной человеческой природе. Автор этой книги, кроме всего прочего, по профессии является психиатром, и с абсолютной уверенностью может сказать, что человек, обнаруживающий раздвоение чувств и мыслей является психически больным человеком, в психиатрии даже существует специальный термин для таких состояний – «амбивалентность». Амбивалентность в очень серьёзной степени свойственна больным различными психозами, в первую очередь – больным с шизофренией. Кстати, сам термин «шизофрения» переводится с греческого  как «расщепление мышления». Нормальное человеческое мироощущение стремится к целостному внутреннему мировосприятию.
      Люди, описывавшие личность Александра Первого, упрекали его в самых разных недостатках, но ни один из них не решился обнаружить у императора признаки психического заболевания. В полной адекватности его мыслей и чувств никто из его друзей и врагов не усомнился. Скорее, людей в нём раздражало то, что  они  не  могли  в  эти мысли  и  чувства проникнуть,  но  согласитесь, что это –
                36
совсем другая история.
      То, что Александр был высокочувствительным человеком, не вызывает никакого сомнения – иначе он никогда не смог бы так гениально, чуть ли не автоматически подстраиваться под собеседника, как он умел это делать, и находясь в условиях, когда его постоянно рвали на части консерваторы и либералы, жена, любовница и другие женщины, желавшие занять место любовницы, союзники и противники.
      Было в душе у Александра ещё одно отягчающее его душу обстоятельство – невольное участие в убийстве отца. Он ведь знал о существовании заговора, и не предпринял никаких действий по его разрушению. В самом меньшем случае он был пассивным свидетелем убийства, а в наибольшем случае – соучастником убийства, кстати, именно так степень его причастности к устранению Павла Первого  тогда оценивали многие европейские политики, так Александра оценивал Наполеон, в роли соучастника убийства его иногда изображали карикатуры во французских газетах. Как минимум, косвенным соучастником убийства отца его считали и многие в России. Другое дело, что при крайней непопулярности Павла в дворянской среде Александра за этот поступок не все жёстко порицали, но факт при этом остаётся фактом: Александр не мог не знать европейских оценок своей личности и не мог иногда не чувствовать насмешливый шепоток за своей спиной.
       В силу политической слабости при восшествии на престол, и, очевидно, из-за мучительных моральных терзаний Александр не стал сурово наказывать участников цареубийства сразу после гибели отца, но затем, в течение довольно непродолжительного времени он всех их под разными предлогами удалил из Петербурга и Москвы, предоставив суду собственной совести – наилучшее, пожалуй, решение, на которое способны далеко не все. При этом понятно, что личных нравственных мук императора это никак не уменьшило, а недовершённая месть не потешила мелкое человеческое самолюбие, хотя тут мы обязаны будем отметить: Александр по природе своей не был мстителен, расправу над обидчиком, находящимся в ущемлённом положении, он несомненно считал недостойным действием, и в подавляющем большинстве случаев не опускался до унижающих его достоинство расправ.
     Что же мы видим? Мы видим, что Александр Первый, человек от природы имевший высочайшую чувствительность, тонкий ум, и не имевший мощной воли был обречён искать какую-то точку опоры, позволявшую ему сохранять умственное и душевное равновесие. Где же он мог обрести эту точку опоры?
      Мы с Вами уже говорили о том, что будущий император воспитывался по европейским канонам воспитания того времени. Религиозность многих людей, окружавших его в детстве и юности, носила напускной характер, а некоторые из тех, кого юный  Александр  глубоко уважал, например, Лагарп, вообще не верили в Бога. Книги, которые читал юный Александр Романов были теми же книгами, которые читал Сергей Львович Пушкин и все остальные люди круга образованных русских людей, только подбор этих книг был более систематичен и изыскан, а так, это были те же  творения древних авторов, французская классика и неизменный Вольтер со товарищи. Чтение этих произведений безусловно способствовало просвещению личности, но мало развивало её духовно – мы об этом говорили.
      Отсутствие твёрдой внутренней платформы не позволяло Александру ни отрицать бытие Божие, ни становиться глубоко верующим человеком. На его счастье, явных убеждённых атеистов, ретиво пропагандирующих свои взгляды, в его окружении не было, как, к сожалению, довольно долгое время возле него не было  и  истинно верующих  людей,  то есть,  и здесь  он  был обречён колебаться
                37
между не слишком чёткими разномыслиями своего круга.
      К чему приходит необразованный, но наблюдательный крестьянин в том случае, если христианская вера полностью не заполнит его душу? Необъяснимое в природе обязательно приведёт его к некоторым суевериям, и через них – к идее каких-нибудь духов, русалок и домовых. К чему должен прийти наблюдательный образованный и не слишком много трудящийся городской человек в том случае, если он не обрёл должного почтения к христианству? Он непременно в конце концов заметит, что ему в церкви стоять не с руки, потому что там обретаются какие-то не очень чистые и тёмные, мало чему обученные люди и что этим людям преподаётся некая концепция добра, но в настолько примитивной форме, что по-настоящему образованный человек с этой концепцией согласиться никак не может. Ещё такой человек обязательно заметит, что руководители этих людей, то есть, священники, пользуются своим положением исключительно из соображений личной выгоды, а значит, текущее движение вещей этих священников устраивает, что им и дальше нужно держать этих тёмных людей в их прежнем состоянии. Из этих наблюдений следовало элементарное умозаключение: образованному человеку в церкви и делать-то особо нечего, но раз уж так заведено, то в церковь можно являться  для приличия в компании таких же приличных людей.
      Это, однако, не всё. Наблюдательный человек на то и наблюдательный, чтобы понимать, что не так в мире всё просто, как на первый взгляд кажется.  В итоге своих реальных жизненных наблюдений, кто к тридцати, кто – к сорока, а кто – и к пятидесяти годам всё-таки придёт к заключению о том, что того Бога, о котором говорят жадные попы в церкви нет, а вот Что-то есть! Это Что-то есть у каждого в душе и Оно же, видимо, как-то управляет этим несовершенным миром. Более продвинутые наблюдательные люди, не чуждые церковного вероучения могут пойти дальше, и прийти к выводу о том, что Бог вообще скорее всего есть, но священники конкретных церквей либо извратили начальную суть вероучения, либо скрывают важнейшие принципы мироустройства по самым разным причинам, в первую очередь – по причинам меркантильным,
      Что же из этого следует? А следует то, что мир людей так или иначе делится на две  части – на посвящённых в тайны бытия, тех, для кого открыта высокая истина такой, какая она есть на самом деле, и на непосвящённых, созданных для того, чтобы их дурачили, чтобы их обманывали и чтобы ими управляли. Исходя из этой логики, посвящённые должны объединяться в закрытые сообщества и там, для общей пользы человечества решать разные высокие задачи, а непосвящённые должны трудиться, направляемые жрецами из числа посвящённых или из числа непосредственно подчинённых им лиц.
      
       О чём это я о таком  написал, здесь, в книге о Пушкине? Это я написал о масонах, о тайном их движении, истинная сущность которого до сих пор окутана завесой тайны. Мы не будем пытаться поднимать эту завесу потому, что из нашей затеи в таком случае всё равно ничего не получится, а поговорим лишь об очевидных вещах.
       Так или иначе, масонство возникло в городской узкопрофессиональной среде, как союзы людей, объединённых неким корпоративным, недоступным для всех интересом. На каком-то этапе в эти союзы проникли влиятельные интеллектуальные люди, которым с одной стороны, был чужд примитивный подход к духовным потребностям. С другой стороны, эти люди, считая себя умнее и выше остальных, искали возможностей для занятия достойного положения в обществе. Достойного положения в обществе всегда удобнее достигать, опираясь на  некую  структуру.  Явная  структура  может вызвать противодействие или даже
                38
репрессии со стороны власти, или со стороны противоположной структуры, поэтому гораздо удобнее и незаметнее продвигаться по общественным ступеням с помощью никому не известного и хорошо законспирированного объединения.
     Похожим образом действуют преступные сообщества, но моральный и образованный человек не может легко ставить перед собой низменные цели – это противоречит его воспитанию, чувству долга, совести, наконец, здравой человеческой логике, говорящей о том, что следование правилам добра и справедливости является залогом настоящего и устойчивого жизненного успеха, а значит, идеологией такого тайного общества естественным образом должна быть идеология добра и справедливости, желательно – вечного добра и вечной, неизменной справедливости.  У вечного добра и вечной справедливости и причина должна быть Вечной. Вечная причина, она же – истина, не может в таком случае подчиняться каким-то конкретным интересам конкретных людей, люди в таком случае – только служители Вечной причины, ведущей к добру и справедливости, и более вышестоящий в таком тайном сообществе человек – всего лишь более посвящённый в вопросы добра и справедливости служитель Вечной причины  или истины. Его дело – это не его выгода, его дело – это служение Вечной причине и обществу. Цель человеческого общества – достижение гармонии, цель тайного общества – управление человеческим обществом на пути к гармонии. Источник гармонии, он же – Вечная причина или истина  –  некий  Абсолют.  Как  его зовут?  Но разве может у Абсолюта быть имя?
Абсолюту можно лишь поклоняться и служить, а имени его знать нельзя, и – не нужно, если кому-то угодно, Абсолют можно называть Богом, и кланяться Ему на удобный манер, но это – совершенно не обязательно, обязательно – признавать существование Абсолюта, следовать принципам добра, справедливости и соблюдать внутренние правила тайного общества.
     Понятно, что при такой идеологии подобное тайное общество может иметь устойчивый характер и ему будет легко привлекать в свои ряды новых перспективных членов. Таков или примерно таков был механизм возникновения первичных масонских союзов, или обществ.
     Тайные масонские общества со временем стали называться ложами. Их закрытость и рост влияния привлекали к ним дополнительный интерес и наполняли их богатыми и умными людьми, склонными к неформальному управлению важными общественными процессами. Многоступенчатая процедура принятия в члены той или иной ложи позволяла тщательно оценить возможности и стремления очередного кандидата, и дальнейшую степень его вовлечения в деятельность ложи на каком либо направлении.
     На определённом этапе развития масонского движения с масонами произошло то, что обязательно должно было произойти с любой закрытой корпорацией: ложи под маркой служения интересам общества вообще стали служить интересам своих, масонских обществ, а интересы каждой конкретной масонской  ложи закономерно стали определяться тщательно замаскированными интересами её верхушки.
     Масонские ложи постепенно распространились по всей Европе, и у  них было одно интересное свойство: дочерние ложи, почковавшиеся в разных странах и внешне проявлявшие основной интерес ко всякого рода справедливым устроениям и благотворительности, будучи первоначально образованными в каком-либо государстве, должны были всегда проявлять к этому государству всяческую лояльность, и первоначальный устав ложи при этом не подлежал изменению, и должен был выполняться её членами неукоснительно.
      При  всех  внешних достоинствах  и  высоких  задачах масонства нам придётся
                39
согласиться с тем, что его глубинная структура носила наднациональный, отчасти интеллектуалистский, отчасти – мистический характер и при минимальной недобросовестности руководителей лож их деятельность легко могла быть направлена против интересов конкретного государства или его руководителей. Если при этом учесть, что самыми мощными ложами всегда были англо-саксонские и в меньшей степени - французская Великие Ложи, становится понятным, интересами чьих кругов могла тайно направляться деятельность невинных, внешне добропорядочных, и весьма благотворительных организаций.  О возможностях ведения разведки через систему масонских лож просто умолчим.
     Поскольку самыми влиятельными ложами были английские, нет ничего удивительного в том, что первые ложи в России организовали именно англичане. К примеру, гроссмейстер Великой ложи Лондона лорд Ловель назначил в 1731 году капитана Джона Филипса провинциальным великим мастером для России, а в 1740-х годах масонские ложи в нашей стране активно организовывал Джеймс Кейт, английский генерал на русской службе, кстати, уволившийся из русской армии в 1747 году из-за обид на русское правительство (может быть, и справедливых), и далее успешно служивший в Пруссии, и также занимавшийся там распространением масонства, но уже среди прусских офицеров. Этот случай, кстати, очень показателен с одной стороны в смысле внешней наднациональности масонских организаций, а с другой стороны – в смысле законспирированности глубинных интересов конкретных масонских лож.
      Масонство в России активно стало развиваться в 70-х годах восемнадцатого века, когда кроме основанных англосаксами, но перешедшими под  внешнее управление русских масонов, уже имевшихся и активно растущих лож к ним добавились также активно растущие ложи немецкого направления. Русские масоны обоих направлений много спорили между собой, не забывая при этом активнейшим образом постоянно вербовать себе новых и новых сторонников. Всё закончилось формальным объединением русских лож в некую общую струю при сохранившемся расхождении взглядов отдельных лидеров. Центром масонства в России закономерно стала Москва, с одной стороны – как важнейший город империи, с другой стороны – как место, удалённое от нежелательной реакции власти в сторону набирающего силу движения.
     Екатерина Вторая, поддерживая просвещенческий дух в своём окружении, в то же время пристально следила за тем, чтобы в обществе не возникали тенденции, угрожающие основам самодержавия. Интуиция, выработанная за долгие годы пребывания на троне, позволила ей безошибочно почувствовать опасность для русской самодержавной власти, исходящую от масонов. Екатерина почувствовала эту опасность тогда, когда внешних её проявлений никаких ещё не было, но это не помешало ей уверенно запретить в 1792 году все масонские ложи в России. Это не значит, что после её запрета все масоны моментально свернули свою деятельность на просторах империи, но они были вынуждены затаиться и законспирироваться.
      Император Павел, по восшествии на трон, с большой охотой отменял постановления матери, но в отношении масонов он повёл себя равнодушно, не подвергая их гонениям, и не позволяя вести открытую деятельность, а вот Александр вскоре после прихода к власти разрешил свободную деятельность всех масонских лож в государстве, и это, между прочим, несмотря на то, что почти все руководители убийства Павла Первого были масонами.
      Масоны вызывали у молодого, либерально настроенного царя симпатию по нескольким причинам. Во-первых, их идеи в большой степени перекликались с идеями,    привитыми    ему    в    юности,   а   во-вторых,   ему   импонировала    их
                40
заряженность на позитивное действие в интересах добра и справедливости. Александр в силу трудностей своего детства и юности очень понимал уязвимость благих помыслов от посторонних воздействий, и не видел ничего странного и плохого в том, что люди собираются тайком для того, чтобы в конечном итоге творить добрые дела. В-третьих, ему нравилась мистическая, таинственная составляющая масонского движения, - нет, он не мечтал стать масоном – сама идеология пребывания на троне категорически противоречит механизму нахождения человека в масонском обществе, но признание масонами Абсолюта, некоего непознанного Бога, Творца вселенной и вселенской гармонии привлекали Александра.
    Император не находил опоры в людях, он не находил опоры в женщинах, его мучила совесть по поводу убийства отца, и масоны, ищущие правильных решений на основе гармонии были до поры ему интересны. Постепенно, однако, размытость и неконкретность их мистического учения, а также сами люди, продвигающие это учение не то чтобы отвратили от себя Александра – нет, но он почувствовал, что в этом направлении он не найдёт спасительных для себя решений.
     Не знаю, кто подтолкнул Александра к регулярному чтению Библии вообще, и Евангелия в частности, но к концу первого десятилетия своего правления император начал регулярно читать Священное Писание. Интересно, что делал он это на французском языке, поскольку на русском языке Евангелия тогда не существовало, а церковнославянский язык был труден ему для восприятия. Именно там, в Евангелии, Александр либо уже находил ответы на мучившие его вопросы, либо видел, что ответы на его вопросы там есть, но он пока не способен их понять и принять.
      Между всем тем, в его империи был человек, способный внятно ответить на все вопросы императора, но тот пока даже не догадывался о существовании этого человека. Человек жил в Нижегородской губернии, носил монашеское звание, жил в лесу, несколько лет питался одной травой и тысячу дней и ночей провёл в покаянном подвиге столпничества, стоя на каменном валуне. В 1807 году человек на три года принял на себя обет молчания, а в 1810 году, желая далее постигать Волю Божию, ушёл в монастыре в затвор, Человека звали Серафим Саровский.


 (полный текст книги находится по адресу:
           https://ridero.ru/books/pushkin_i_mir_s_caryami/ )