18 июля, среда, 1984 год
РОМА
Отец все-таки заставил меня пойти с ним. Он разбудил меня в начале пятого утра, и мы, под предлогом, будто нас вызвали в больницу, отправились в тот лес. Не понимаю, как мама верит в эту чушь, почему никогда не позвонит туда и не узнает правду. Мы вышли на улицу, и попали в объятия предрассветной синевы. Сырой ветер промочил мне одежду насквозь, пока мы добирались до места. Мне хотелось рыдать от отчаяния. Все время пути я находился в тумане раздумий, думал, как бы убежать и потеряться в предрассветном мраке навсегда. Но вот мы пришли на место и отец, сверившись с часами, провел меня в лес. Этот лес необычный. Чтобы сюда попасть, нужно знать определенное время и место. Место это помечено столбом, с надписью «36», а время — ровно пять утра. У нас с отцом есть особенные часы, по которым мы ориентируемся. В этом лесу время стоит на месте, здесь всегда одно время года, всегда одна и та же погода и время суток. Это время — 27 октября, 5 утра. Здесь прохладно, сыро и пасмурно. Бледно-синее небо с нависшими растрескавшимися облаками неизменно. Деревья со скрюченными листьями бордовые и яркие от влаги. Легкий, но резкий ветер шуршит остатками листьев. Под ногами хрустит засохшая трава.
Отец идет вперед, неудержимо и целенаправленно, как снежная лавина. Перед нами показался железный голубой вагончик. На двери нет замка. Отец просто открыл ее и мы вошли внутрь. Мы зажгли свечи и керосинку. Желтый свет заполнил пространство. Как давно я не был здесь. С этим местом у меня были приятные ассоциации, как о каком-то тайном убежище нас с отцом. Я любил бывать тут. На столе и полках размещены различные предметы связанные с медициной и астрофизикой. В детстве эти предметы казались мне волшебными, вызывали восторг и интерес. Теперь мне знаком каждый из этих предметов, иллюзия разрушена. Я чувствую грусть и тоску по беззаботному детству, по тому чувству, когда ты просто следуешь за кем-то и тебе не нужно что-то решать, переживать и нести ответственность за свои поступки. Ты просто следуешь за отцом, и делаешь то, что он говорит, ты уверен в нем и знаешь, что он о тебе позаботится, что бы ни случилось.
Мой взгляд падает на стол. Я вижу, что для составления карты уже все подготовлено: различные линейки, циркули, карандаши и огромный рулон миллиметровой бумаги.
Неужели мне придется это сделать? От меня зависит все. Я стою напротив стола и смотрю на все эти предметы. Нет, я не могу себя заставить, не хочу.
— Тебе еще что-то нужно? — голос отца прозвучал, как выстрел в чистом поле.
— Нет, этого достаточно. — я с надеждой осматриваю глазами стол. — Хотя, нужен еще транспортир.
— Так вот же он. — отец небрежно бросает его пере до мной и смеется моей невнимательности.
— А логарифмическая линейка есть?
Вижу, что он напрягся и раздражен:
— Еще что?
— Вроде бы ничего. — робко отвечаю я.
— Тогда начинай без логарифмической линейки. Я сейчас найду ее. Где-то была.
Я берусь чертить, и пытаюсь придумать еще причину, которая помешала бы мне составить карту.
— Кажется, я не очень помню, как там было. — вдруг говорю я.
— Не хитри со мной. — строго говорит отец. — Это нужно не только мне, но и тебе. Если ты не понимаешь этого, то ты глуп. А если ты глуп, то должен слушать, что говорит тебе отец.
— Я правда забыл. Давно не смотрел на звезды. Уже не помню, как там…
— Так идем сейчас и посмотрим. — перебил меня отец. — Это подходящее время для нужной нам звезды. Ее восход на востоке в пять сорок. С восточной горы будет хорошо видно. А карту завтра дочертишь. Главное запомни все.
Мне нечего было возразить и мы пошли. Мы вышли из леса и пошли в горам. Через сорок минут мы стояли у подножия восточной горы. Воздух здесь невероятно чист и свеж. Я чувствую тоску и одиночество. Я понимаю, что это конец, но во мне горит огонек надежды. Когда мы взошли на гору, уже было слишком светло, и звезд не было видно. Красные лучи солнца показались над горизонтом за нашими спинам, и осветили стекла многоэтажек в ядовито-красный, даже малиновый цвет. Я смотрел на спящий город и счастье переполняло меня. Отец, весь вспотевший, тяжело дышал и, с перекосившимся от досады лицом, смотрел на город.
— Придется ждать до осени. — сказал он.
ВЛАДИМИР СЕМЕНОВИЧ
Сегодня я встал в половине пятого, разбудил Рому и мы пошли в лес. Уже несколько месяцев я пытаюсь заставить его начертить карту, но он все время увиливает, хитрит. Столько лет я обучал его всему, что знаю сам, в надежде, что он продолжит мое дело, но этого не происходит. Глазами он астроном, но душой — нет. Почему он не хочет составить карту? Это для меня загадка. Я не прошу ничего особенного. Мечта любого астронома — это попасть в мир живых. Почему он не желает этого? Наверное, он еще глупый, ничего не понимает. Не понимает, как быстротечно существование в этом мире. Ну ничего, я его отец, я знаю, что лучше для него.
Мы вышли из дома, и пошли пешком. Вижу, что он не в настроении, потерянный. Он смотрит по сторонам, ищет глазами чего-то. Лицо сморщил, как будто живот у него прихватило. Что за излишняя сентиментальность? Откуда это в нем? Не понимаю.
Мы пришли вовремя и сразу вошли в лес. Это место создано не мной. Мой отец показал его мне. Что означает этот день и время, запечатленное здесь, — мне неизвестно. Отец передал мне знания, и я передаю их сыну. Нам невероятно повезло, что душа звезды явилась к нему. Мирцам в созвездии Большого пса. Рома не рассказывает ничего о нем, врет, что не видел его и не говорил с ним. Я знаю о нем лишь то, что написано в книге великого астронома. Там сказано, что душу звезды нельзя трогать, иначе превратишься в пепел. Еще там говорится, что предшественник Мирцама был прекрасен и взглядом душу выжигал дотла. Может он очаровал его? Не хочу в это верить.
Заходим в вагончик, я включаю свет и снимаю пальто. Мы всегда одеваемся по погоде леса, когда идем сюда. Наблюдаю, как Рома в нерешительности стоит и смотрит на стол. Медлит. Я раздражен этим. Спрашиваю, нужно ли ему еще что-то для составления карты? Он просит транспортир, который лежит у него под носом. Это меня злит, но я держу себя в руках. Теперь он просит логарифмическую линейку, а через минуту и вовсе говорит, что не помнит расположения звезд и расстояний. Конечно, это уловка. Меня не проведешь. Предлагаю ему пойти и посмотреть прямо сейчас, так как восход Мирцама на востоке в это время года в пять сорок утра. Мое желание быстрее составить карту было настолько велико, что я совсем не подумал о раннем восходе солнца. В пять сорок уже стало слишком светло. Звезда Мирцам утонула и растворилась в розовом тумане летней зари.
Рома думает, что сможет избежать моей просьбы, но он ошибается. Слишком долго мы ждали его прихода, что бы я так легко мог отказаться от этой мечты. Сегодня, завтра или через десять лет, но я заставлю его начертить эту карту!