Королевская Конная

Краткое содержание: Безымянный констебль Королевской Конной полиции Канады рассказывает о своей молодости и преступлениях, которые расследовал на Великих озёрах

1.
Наша канадская Королевская Конная полиция — это не просто красные мундиры и широкополые шляпы, и не каменные рожи сериальных героев. Полиция провинций и муниципальная у нас, конечно, много функций отжала, но мы всё ещё на конях, как в те времена сотню лет назад, когда мы верхом гонялись за нарушителями границы.

В основном, конечно, за индейцами, которые из Штатов кочевали, или за бутлегерами во время «сухого закона». Или за сбежавшими из американских тюрем лихими ребятами. Короче, я к тому, что у нашей Королевской Конной есть свой музей, и там вы можете обо всём этом прочитать в своё удовольствие.

А я сейчас могу только рассказать, как совсем зелёным молокососом начинал свою полицейскую карьеру под одним городком в Онтарио. Тихо, спокойно, туман, озёрная гладь, утки крякают, а где-то даже бобёр хвостом шлёпает — и тут я, весь такой красивый, выехал на обнаруженный труп.

Труп этот оказался местным забулдыгой, Фредом Хокинсом, и лежал он в своей рыбачьей лодке как живой, вот только не дышал и вся физия перекошена. Ни огнестрела, ни ножевых, ни черепно-мозговой. С виду, по крайней мере.

Ну, труп и труп, допился, значит, бывает.

Жена покойного, миссис Грета Хокинс, сообщила, что муж в ночь-полночь сказал, что порыбачить ему охота, хоть гроза и собиралась. Поддатый был, а как же. Она его, мол, остановить пыталась, но он её оттолкнул, обругал дурой и дверью хлопнул. Из окна она увидела, как он по тропинке к мосткам идёт, к лодке, значит.

Тут надо сказать, что, кроме жены, на мостках его сосед видел, Майк Брэдли. Он ещё подивился, чего это Фред в такую позднь на озеро собрался. А гроза приближалась, погромыхивала то там, то сям над холмами. Ну он и подумал, мол, вечно пилившая его жёнушка Фреду до того остобрыдла, что он решился даже в грозу из дома свалить, лишь бы выпить без помех на воле. Брэдли этот был разведён, жил один и не раз с покойным выпивал, но в эту ночь сосед к нему почему-то не зашёл, а уселся в лодку и отправился рыбачить.

Бутылка виски, кстати, при нём была, полупустая, на дне лодки валялась.

Итак, отчалил он, а утром не вернулся. И днём не вернулся. И следующим вечером. Тут уж миссис Хокинс тревогу подняла, пришла к Майку Брэдли, и тот уселся в свою моторку вместе с нею и принялся методично обшаривать заливчики, где пропавший сосед имел обыкновение рыбачить. В третьем по счёту заливе они Фреда и нашли — мёртвого, с искажённым посиневшим лицом, и решили, что его хватил удар или что-то в этом роде. Заливаясь слезами, миссис Хокинс вызвала полицию из дома соседа.

Вроде как всё с этим покойником было ясно, но тут нас удивил эксперт, который сказал, что Фред Хокинс, мол, скончался от остановки сердца, вызванной сильнейшим электрическим разрядом.

Тоже ничего удивительного, гроза ведь была, громыхало так, что будь здоров. Так что коронер вынес вердикт о смерти от естественных причин — поражения молнией, и на том дело вроде как закрыли.

Только мне оно всё равно покою не давало. Знаете, что было странным? Во-первых, время смерти эксперт установил более чем раннее для грозы, ближе к полуночи, когда гроза ещё не разгулялась в том месте, где Фред откинулся. Ну ладно, время смерти никогда с точностью до пятнадцати минут определить нельзя, но тем не менее. Грета Хокинс и Майк Брэдли заверяли, что не помнят, когда именно покойник отчалил на своей лодке с мостков. Темно, мол, было, и гром бубухал, вот и вся недолга.

Допустим. Но там была ещё и вторая странность — с удочками покойного и бутылкой виски. На этой бутылке, конечно, отпечатки Фреда были, но какие-то смазанные, как будто, понимаете ли, кто-то ещё брался за неё руками в перчатках. С чего бы это, спрашивается? А вот на удочках, наоборот, отпечатков покойного не было, зато нашлись отпечатки его жены Греты. И удочки новёхонькие, что характерно. Тоже вроде бы ничего особенного, но странно, согласитесь. Я осторожненько миссис Хокинс об этих удочках попытался расспросить, но она снова ударилась в слёзы и заявила, что муж их по каталогу выписывал, пропади они пропадом, а брала ли она их в руки после того, как он их на почте получал, не помнит. Но если её отпечатки там есть, значит, брала. Местный полицейский при моих расспросах на меня укоризненно смотрел и головой качал — мол, чего пристал к вдове.

Но я думал и думаю, что, если в деле есть хотя бы малейшая несуразность, вызывающая сомнение, копать в эту сторону надо, не откладывая лопаты. Вот я и не отложил, невзирая на явное неодобрение местных. Уже в свой свободный день снова потихоньку поехал на те заливчики, прихватил с собою бинокль помощнее и кое-какое оборудование. Хотелось мне проследить за вдовой Хокинс и её удалым соседом.

Сделал себе лёжку, будто охотник на звериной тропе, и расположился так, чтобы оба дома — Хокинсов и Брэдли — находились в поле обзора.

Миссис Грета уже не казалась убитой горем, и это меня не удивило, хотя мужа своего она похоронила всего неделю назад, после вердикта коронера забрав тело из полицейского морга. Вышла она из дому, чтобы покормить кур и другую птицу, раным-ранешенько, но такая цветущая, что твоя яблоня весной. Сразу словно десяток лет с плеч скинула, как овдовела. А следом за ней из дому вышел… кто бы вы думали? Правильно, сосед, Майк Брэдли, тоже довольный, как сытый кот. Местный копы наверняка сказали бы, что ничего особенного нет в том, что нестарая ещё вдовушка нашла утешение в объятиях соседа, пусть даже и схоронив мужа всего неделю назад. Но у меня при виде их улыбающихся рож прямо засвербило внутри. Я точно понял, что они каким-то образом убили Фреда Хокинса.

Поймите правильно: покойник, конечно, был никчемным пьянчугой, с женой всё время ссорился, небось и руки распускал. Тем не менее он был человеком, достойным упокоения в должный час, а не по воле кого бы то ни было, кроме боженьки Иисуса. А эти двое осудили его, вынесли смертный приговор и в исполнение его привели. Хотя, как по мне, миссис Грета могла бы просто от мужа уйти, чем убивать. В суд подать иск и развестись. Или просто в состоянии аффекта, так сказать, нож ему в печень воткнуть, вот это куда как больше понятно было бы. Но нет, тут мы имели дело с убийством с заранее обдуманными намерениями, хладнокровно спланированным и осуществлённым.

Но я всё ещё не мог взять в толк, как же они это проделали.

И тут миссис Грета и говорит, повернувшись к Брэдли:

— Я вот всё думаю: значит, сериалы не врут, когда такое показывают.

А тот кисло поморщился и ответил:

— Пора уже забыть об этом обо всём, дорогуша. Чего без конца жевать эту жвачку, дело-то сделано.

— У меня как-то не очень получается забыть, — сухо вымолвила она, перестав улыбаться. — Всё-таки мы пятнадцать лет вместе прожили.

И толковали они вовсе не о телешоу, это я сразу понял. Но вот как суд убедить в этом, если втайне сделанную диктофонную запись к материалам не подошьёшь?

А они всё болтали, но только так же туманно. Миссис Грета сказала:

— Да и снится он мне таким, каким тогда был. Бр-р! — и передёрнула плечами.

— Это просто сны, дорогуша, — мягко возразил Брэдли и обнял её со спины. — Можно молебен за упокой его души заказать. Он же был католиком?

— Да он в церковь сроду не ходил, — возразила миссис Грета и снова вздохнула.

Брэдли поцеловал её сзади в шею и выдохнул:

— Когда же мы поженимся, дорогуша?

А она этак кокетливо покосилась на него через плечо и говорит:

— Какой ты нетерпеливый! Вот вступлю в права наследства, и можно думать о свадьбе. Я бы вообще не торопилась, только-только избавилась ведь.

— Но я-то совсем другой, не такой, как старина Фред, — игриво возразил Брэдли, и они снова страстно поцеловались, а потом направились в дом — ясно зачем.

Деньги и любовная интрижка — других убивали и за меньшее, так что Фреду Хокинсу вдвойне не повезло.

Ну и когда я в город поехал и запись эту своему начальству дал послушать, сержант и капитан решили, что дело надо сызнова открыть и ещё раз допросить обоих голубков. Какую запись? А разве я не сказал, что взял с собою кое-какие принадлежности для работы? Это и было оборудование для записи, достаточно мощное, чтобы уловить, что происходит за несколько десятков ярдов. А я сидел и слушал их в наушниках, и правда, как в телешоу показывают.

В суде мы эту запись предъявлять не собирались. Нам надо было лишь, основываясь на ней, получить их признание, и мы этого добились, нажав на Брэдли. Он оказался куда как слабее вдовушки, та вообще была крепким орешком и колоться ни в какую не хотела: то ругалась, то причитала, мол, чего мы к ней пристали с такими обвинениями, то молчала как каменная, а сломалась только тогда, когда прочла собственноручно написанное признание Брэдли в убийстве Фреда Хокинса.

Как они это сделали? Ну, достаточно легко. Хотя не совсем чисто, и именно мелкие несоответствия натолкнули меня на мысль, что в этом деле всё не так просто. Убийство Фреда они обдумывали уже давно, находясь в тайной любовной связи. Просто взять и уехать вдвоём, оставив нажитое место, им не хотелось: у Фреда в банке лежала кругленькая сумма на счету, а его жизнь в их глазах ничего не стоила. Просто они заторопились, поняв, что приближается такая гроза, какой в тех местах давно не было. Вот он, шанс, подумали они.

В общем, миссис Хокинс всего-то навсего бросила свой включенный в сеть фен в ванну к муженьку, когда тот мылся перед сном. Действительно, любая женщина, наверное, не раз видит эдакое в сериалах. Дурацкая затея — показывать публике такие злые штуки, вот что я вам скажу. У Фреда было слабое сердце, о чём Грета знала, и он умер.

Дальше им надо было спешить, чтобы попасть в самую грозу, ведь грозовой фронт мог и уйти. Они вытащили Фреда из ванны, кое-как обтёрли, одели и отнесли в лодку. Поторопившись, они не нашли в лодке и вокруг неё никакого рыбацкого снаряжения. Его отсутствие могло насторожить полицию, ведь по той версии, что преступники намеревались нам изложить, Фред якобы отправился на рыбалку. Поэтому миссис Хокинс быстро распаковала пакет, полученный мужем по каталогу накануне, но не позаботилась стереть свои отпечатки пальцев и не подумала о том, что отпечатков-то Фреда там нет.

Другую оплошность такого же рода они совершили с бутылкой виски. Фред из неё пил, это ясно, но Брэдли брался за неё руками в перчатках и смазал отпечатки соседа, что с самого начала показалось мне подозрительным.

После чего Брэдли завёл мотор, пригнал лодку с покойником в третий от дома заливчик… а там и гроза разбушевалась наконец.

Ну что ещё? Они сознались, и мне их не жаль. Как представлю, как они вынимают из ванны, вытирают и ворочают этого бедолагу, чтобы всё, значит, оказалось шито-крыто, так меня с души воротит. Мерзость и подлость. Зато сейчас Фред упокоился с миром и, думаю, признателен мне.

А свой красный мундир, белые перчатки и широкополую шляпу я надеваю только во время праздников и парадов. Не в кустах же во всём этом сидеть. И верхом я ездить умею, а как же, на то и Королевская Конная. Но опять же — только на параде.

2.
Наверное, в судьбе каждого человека наступает момент, когда он готов убить ближнего своего. Чаще всего — когда этот ближний чем-то ему досадил. Даже если ссорятся влюблённые, кто-нибудь из них яростно кричит или хотя бы думает: «Убил бы!» Но это просто желание, чтобы раздражающая тебя особа убралась из твоей жизни, только и всего. Говорят же ещё: «Пропади ты пропадом».

Убивают и на войне, но это тоже совсем другое дело. Там ты солдат, у тебя в руках оружие, как и у твоих товарищей, и ваши противники точно так же имеют право и возможность убить вас. Конечно, когда всё заканчивается, ты до конца своих дней будешь просыпаться от кошмаров — возможно. А возможно, и нет.

Я же говорю о других, о хорошо продуманных, хладнокровных убийствах, какими некоторые люди — впрочем, я бы и не назвал их людьми — могут промышлять на протяжении нескольких лет, а то и десятков лет, получая от процесса убийства себе подобных удовольствие сродни сексуальному. Чаще всего такие экземпляры начинали уничтожать живых тварей ещё в детстве, отрывая кузнечику лапки, например, или забрасывая камнями щенка. Школьные учителя могут порассказать вам о случаях, когда старшеклассники запихивают более слабого товарища головой в унитаз и хохочут, как гиены, пока он там булькает с риском захлебнуться. Не всякий, кто творит такое над другим живым существом, — будущий убийца. Но если ему нравится это делать — у него все задатки психопата, и кто знает, чем это может обернуться для тех, кто окружает его. Встаёт у него на пути.

Так вот, это я пытаюсь перейти к самому дикому делу, какое я расследовал в молодости, всё там же, на Озёрах. Помните, я рассказывал вам, как сосед помог соседке убить её мужа, а потом уложить его в лодку и пустить по озеру, вроде как в него попала молния? Так вот, тот покойник, о каком я хочу сейчас рассказать, тоже был обнаружен в лодке.

Мне по сию пору иногда снится эта лодка, которую подогнал к мосткам наткнувшийся на неё местный рыбак. Когда я приехал туда, пулей прилетел точнее, этот рыбак — его звали, как сейчас помню, Гордом Дженли — сидел по другую сторону мостков, от них отворотившись. Был он бледен, как снятое молоко, и то и дело сглатывал — понятно было, что блевал.

— Сами смотрите, чего там, офицер, — слабым голосом сказал он мне. — А меня теперь туда и на верёвке не подтащишь. Хватит уже того, что я это, — он так и сказал — «это», — нашёл и пригнал.

Ну я его поблагодарил, а сам поднялся на мостки и оттуда заглянул в лодку.

Сначала я даже не понял, что там такое. Ну, в первый-то миг, потому как у человека рассудок эдакое принять не может. Потом понял. На дне лодки была расстелена какая-то тканюха типа брезента. И на брезенте лежали части человеческого тела. Особенно меня поразила голова. С неё был снят скальп: аккуратно, по кругу, надрезана и сдёрнута кожа, обнажив залитые багровым кости черепа, глаза зашиты — прямо заштопаны чёрными толстыми нитками через край век, — а во рту что-то торчало. Какой-то пук перьев, что ли.

Обрубки ног в чёрных сапогах до колен стояли рядом. И ещё лежали окровавленные обрубки рук по локоть.

А самого туловища не было. Мы его, кстати, так и не нашли. Отправилось на корм рыбам.

Я стоял на этих мостках столбом, а в голове у меня вертелась только нелепая фраза: «Ну и дела». И ещё я боялся, как бы самому не проблеваться.

Из-под мостков подал голос Дженли. Он уже настолько оклемался, чтобы получилось ехидно спросить:

— Офицер, ну и как вам такое художество?

Художество!

Я понимал, что он, оправившись, немедля пойдёт болтать повсюду о своей находке и о том, как тут всё было, — в первую очередь газетчикам. Поэтому я громко ответил, даже ввернув учёное словцо:

— Что ж, мистер Дженли, такой инсталляции мне раньше видеть не доводилось. Но должен вам сказать, вы, как обнаруживший труп, тоже автоматически попадаете в число подозреваемых.

Он поперхнулся и заткнулся.

Тут понаехали другие полицейские, городские, а с ними судмедэксперты. И пошла работа.

Конечно, этот злосчастный Дженли был тут ни при чём. Маньяки, которые сами приводят полицию на место собственного преступления, встречаются в сериалах, но редко.

Как мы раскрутили это довольно гнусное дельце? Сперва установили личность убитого, благо его пальцы были на месте, удалось сразу снять отпечатки, да и местные жители, после того как судмедэксперт вынул у него изо рта ворону и привёл то, что осталось от лица, в относительно пристойный вид, сразу его опознали. Это был некто Фред Ромеро, подающий надежды художник из Монреаля, как о нём газетчики написали. На озёрах он держал охотничий домик с мастерской.

Ворона? Ну да, во рту у него была дохлая ворона. Всё в совокупности: эта ворона, снятый скальп, отрезанные конечности как таковые — всё наводило на мысль о ритуале. Не так далеко находилось поселение индейцев чиппевайн, и мне было даже стыдно, когда я пришёл к их вождю, седому крепкому старикану, с этакой дичью. Естественно, он посмотрел на меня как на умалишённого и сообщил, что никаких таких ритуалов его племя сроду не проводило. Это понятно.

Но то, как всё это было обставлено, навело меня на мысль, что убийца знал, что неподалёку проживают индейцы, и злонамеренно хотел подставить именно их, да ещё и под газетную шумиху. То есть либо это был кто-то из местных, либо приезжавшие к художнику такие же богемные приятели. Мы начали копать ещё и в эту сторону. Но тоже ничего не накопали. Обычные молодые раздолбаи, не торчки и не пушеры; если даже кто-то из них и вздумал бы совершить такое под кислотой, ему бы яиц не хватило

На некую догадку меня натолкнула мастерская Ромеро — пристройка к хибаре, которую принято называть охотничьим домиком, хотя охотником Ромеро вовсе не был. Там будто торнадо пронёсся: всё разбросано, перевёрнуто, картины, какие были, частью раскромсаны ножом, частью обгажены. Ну, мне не привыкать ковыряться в разном дерьме, я эти картины разобрал, отчистил, разложил, встал над ними и задумался.

С большой долей вероятности дом разнёс именно убийца — уже после смерти Ромеро. Можно было, конечно, ставить на забредшего сюда бродягу или шайку подростков, но не верилось мне в такие совпадения, интуиция громким голосом говорила, что пошерудил здесь именно убийца.

Допустим. Но зачем ему было глумиться над картинами так же, как он поглумился над мёртвым художником? Да, ему эдакое просто нравилось, но здесь, в мастерской, стало ясно, что он ещё и злость срывал. Или досаду. Или кому-то что-то продемонстрировать хотел.
Я стоял и глядел на эти опозоренные картины, будто они могли мне что-то сказать. У Ромеро была совершенно чуждая мне манера живописи: абстрактные пятна, полосы, мазки. Какие-то лохматые звёзды, тучи, волны — вот на что это всё было похоже. Короче, вздумай он их продавать, не шибко разбогател бы.

Но три картины были совсем другими. Ромеро начал их и бросил, оставив просто чистый холст по большей части. Но на одной уже явственно проступали фигуры людей, сидящих в полутёмном кабачке. На другой — парочка в старинных одеждах стоит, вроде как отношения выясняет. А третья была прорисована лучше всех: посреди комнаты женщина шьёт. Тоже в допотопной одежде, в белом чепчике, в башмачках. Подняла глаза от своего шитья и вроде как улыбается, хотя лицо только-только намечено. Вот почему бы этому Ромеро всё так не рисовать, думал я.

Возможно, я бы и сам докумекал, что к чему, но мне не дали. Прикатили американцы со своим ФБР, Интерпол, и меня, простого констебля из Королевской Конной, шустренько отстранили. Потом я уже узнал, как было дело, да и пресса не промолчала. Странно, что вы об этом не слышали.

Фред Ромеро связался с международной шайкой мошенников, которые подделывали и продавали старинные картины. Их крышевала мафия. А наш Ромеро попытался с их крючка соскочить и поплатился.

Кто был убийцей? Наёмник из мафии, простой стрелок, но тут он разгулялся, получив разрешение. Значит, эдакая пакость в нём и раньше сидела. Я потом его фотографии в газетах видел — обычный такой, немолодой уже, лысоватый мужик, ничего демонического, но это-то и страшно.

В общем, шайке надо было хорошенько запугать остальных своих художников, чтобы не пошли по пути Ромеро. Понятное дело, всякий из них, кто увидел в газетах и по телевизору фотографии этой отрубленной головы с зашитыми глазами, отрубленных рук и ног в сапогах, стоящих на дне лодки, никогда бы уже не попытался соскочить с их крючка.

Когда я о том деле вспоминаю, тоже это вижу. Но вижу и те картины, что мы нашли в тайнике: женщина шьёт, сидя в старинном кресле, на неё падает луч света из стрельчатого окна, а лицо — спокойное-спокойное и самую чуточку улыбается. Но глаза так блестят, что думаешь: вот-вот засмеётся.

Приходилось ли мне самому убивать? Нет, Бог миловал.

3.
Знаете такую старую-престарую логическую ловушку, ещё с начальной школы всем известную: «Перед вами яблоко, персик, банан, апельсин и помидор. Уберите лишнее». Большинство назовёт «лишним» помидор, так как это овощ, а остальные — фрукты. Но с тем же посылом можно откинуть банан, ибо он другой формы. Хоть чем-то, но каждый из нас отличается от прочих людей. Кстати, я уверен, что в мире не найдётся и двух совершенно одинаковых яблок.

Главное, чтобы никто не порывался уничтожить другого за эту инаковость, если она никому не угрожает.

Как полицейский, я признаю только одну инаковость, от носителя которой следует оградить общество, — это инаковость психопата, и я уже рассказывал вам о преступлениях, которые мне довелось расследовать, — преступлениях, совершённых психопатами.

Так получается, что в той истории, которую я сейчас хочу рассказать, тоже фигурируют и психопатия, и инаковость.

Произошла она не так давно, когда я уже заматерел и натёр уйму душевных мозолей, а также выработал кое-какие взгляды на эту жизнь. Ими я сейчас с вами и делюсь. В молодости, когда я только начинал свою службу в Королевской Конной полиции, я был горазд не то чтобы шельмовать не таких, как я, но подозревать их в первую очередь, так что фигурантам «дела Офелии», как его прозвали газетчики, не повезло бы, столкнись они со мной — молодым обалдуем.

В общем, фигуранты, про которых я говорю, были старшеклассниками одной из самых дорогущих и престижных частных школ в Торонто. Все, кроме одного из них — Ларри Прайса. Этот пацан вырос в нашей глуши, а остальных знал постольку, поскольку они приезжали каждое лето в свои «охотничьи» домики, а красивее сказать — бунгало на озере. А Ларри этот был у них проводником. Заканчивал он нашу государственную школу в городке Редспрингс неподалёку, отец его всю жизнь проработал лесорубом на «Предприятиях Мердока» — так наше лесопильное производство называется. Туда Ларри и была прямая дорога после окончания школы. Или в помощники егеря — местные леса и озеро он знал, как задний двор собственного дома. Да и стоял дом Прайсов, кстати, в лесу.

Богатенькая же компания его приезжих дружков состояла из двух парней и трёх девчонок. Родители привыкли ни в чём не отказывать ни себе, ни отпрыскам, да и то — зачем? Добавлю только для лучшего понимания ситуации, что один из парней — Боб Мердок — был племянником владельца той самой лесопилки Мердока, о которой я упомянул.

Давайте я вам сперва обрисую саму ситуацию, а потом расскажу, как велось расследование и кто оказался виновным.

Началось всё с того, что рыбаки наткнулись в озере на лодку с трупом. Вы скажете, что в моих байках труп в лодке уже становится общим местом, и окажетесь правы. Но что поделать — мы ведь у озера живём, им кормимся, и потому ничего удивительного нет, что время от времени обнаруживаются такие вот ладьи Харона — или викингов, как хотите, так и назовите.

В этот раз на дне лодки оказалась совсем юная девушка с дырой в груди. То есть с пулевым отверстием тридцать восьмого калибра. Револьвер она держала в правой руке — всё чин чином, с виду типичное самоубийство. Девчонку мне стало жалко просто не передать как — молоденькая, красивая. Сейчас вот рассказываю вам и вижу, как она там лежит: белокурые волосы по грязному дну разметались, вёсла на уключинах бессильно повисли, совсем как её тонкие руки, а на кремовой блузке багровое пятно.

Звали её Мод Райан, и была она из той компании старшеклассников, что всегда на озере зажигали.

Но это оказалось вовсе не самоубийство — что мы и выяснили сразу после первой экспертизы. Во-первых, револьвер был обтёрт кем-то в перчатках, потому как отпечатки этой самой Мод очутились лишь в том месте, где сжимались пальцы. Это как же ей надо было его взять, чтобы нигде больше не коснуться? Значит, кто-то ствол тщательно вытер и в руку ей вложил. Во-вторых, где это видано, чтобы люди стрелялись, держа револьвер на расстоянии от себя? Ты всяко дуло уткнёшь или в грудь, или в шею, или в висок.

Эти все несуразности эксперт выяснил, тут моей заслуги нету.

Что сделал я — взял за шиворот остальных детишек, что были с покойницей на озере. Боба Мердока, Ларри и третьего парня, Стена Кирби, а также девчонок — Лесли Шоу и Джоанну Робертс. Происходи это всё лет пятнадцать назад, я не преминул бы привезти всех в участок и давить на них, поочерёдно заводя в комнату для допросов. Они бы, разумеется, в один голос взвыли, требуя адвоката, и те слетелись бы целой стаей — ко всем, кроме Ларри, но всё равно я успел бы что-то из них выдавить. А тут я собрал детишек в бунгало Мердока. Сам Боб Мердок наверняка счёл это моей слабостью, мол, я хочу угодить его богатому дядюшке, но меня не интересовало, что он там себе думает. И результата я добился: они тряслись, как наркоши в ломке, но не выёживались и не злились. Им было просто очень страшно.

Я сказал — как наркоши в ломке. Они ими и были. Все, кроме Ларри. Его наркотиком был лес. Он не был одним из тех буйнопомешанных экологов, что сейчас повсюду развелись, он валил этот лес вместе с отцом, но тем не менее знал его и любил. Он тоже был угнетён и разбит, но совсем по другой причине — и её я угадал. Просто положил ему руку на плечо при всех и спросил, была ли Мод его девушкой. Ведь это так понятно: три парня, три девчонки, знакомы друг с другом давно. Он расплакался. Сломался сразу же. Начал кричать, что это он её убил.

Остальные сидели, едва не прячась под стулья, словно мыши, головы опустили ниже плеч. Если б они могли, они бы заткнули уши или разбежались.

Я дал Ларри выплакаться и спросил, как было дело. Он, заикаясь и трясясь, выдавил только: «Я не знал, что там такой патрон, я не знал».

Тут наперебой заговорили и все остальные — я, конечно, включил диктофон ещё на признании Ларри. В общем, ребятишки сообщили, что дело было так. Они принялись стрелять по банкам на заднем дворе бунгало, мол, всегда так делали. Стреляли не из того револьвера, из какого убили Мод, а из дробовиков. Револьвер, кольт мистера Мердока, появился позже. До ближайшего дома там, кстати, идти и идти, так что выстрелов никто не слышал.

Короче, после пальбы по банкам детишкам захотелось чего поострее, и они принялись играть в индейцев. Точнее, в ковбоев и индейцев. Ковбоем они единодушно назначили Ларри, а индейцем — Мод. Ну, как единодушно… сейчас я и до этого дойду. На сцене появился кольт тридцать восьмого калибра, хранившийся в сейфе у дядюшки. Кольт этот был заряжен холостыми, конкретнее — светошумовыми патронами, заряжал, кстати, сам Ларри. Другое дело, что все, включая его, были к тому моменту уже прилично никакие. Боб Мердок, как хозяин бунгало, и принёс коробку с патронами.

Боб же и упомянул, что патроны, мол, были усиленными для пущего эффекта, некий оружейный мастер специально для подобных игр их переделал, чтоб из дула прямо огонь вырывался. Огонь и вырвался трижды, в последний раз — вместе с пулей, угодившей прямиком в грудь Мод Райан. Ларри только-только со смехом выскочил на неё из кустов, прокричал: «Попался, чёртов краснокожий!» — и спустил курок. Мод упала замертво с дырой в груди, попал он точно ей в сердце. Говорю же — охотник он был хороший.

После этого на полянке воцарился хаос. Девчонки в ужасе рыдали, Боб принялся отпаивать незадачливого убийцу виски, того невозможно было оттащить от трупа. Сам Боб же, по утверждениям остальных, сохранял ясность ума. «Силён мужик!» — как с уважением сказал о нём Стен. Боб всем и распоряжался. Понятное дело, ему хотелось прежде всего отмазаться от происшедшего самому. Поэтому он настоял, чтобы обставить всё случившееся как самоубийство Мод. Она вообще была девушкой неуравновешенной, а в крови у неё нашли бы и алкоголь, и дурь. Чтобы уговорить остальных, ему много труда не понадобилось: все были в шоке, Ларри и вовсе отключился после выпитого.

Так что Мердок-младший вместе со Стеном перенесли труп девчонки в лодку, Боб обтёр револьвер — тут он, прямо сказать, перестарался, — вложил оружие в руку Мод, и они отпихнули лодку от берега. Наутро рыбаки её нашли, и поднялась шумиха. Всё.

Всё да не всё. Начнём с того, что я забрал Ларри в нашу тюрягу и запер в камере до судебного заседания. Не потому, что считал его опасным — это же чистое убийство по неосторожности было, тут всё ясно. Но мне не хотелось оставлять парнишку наедине с собой, мало ли что ему в башку взбредёт, а папаня его был большим любителем выпить, где уж ему было за сыном смотреть. Мать же у Ларри давно умерла.

Значит, закрыл я его и тем спас. Потому что Боб Мердок потом признался, что намерен был и Ларри укокошить, обставив всё, как самоубийство. Думаю, что этот план бы успешно проскочил: парень же находился в сильном душевном расстройстве после гибели возлюбленной.

Да, преступником оказался именно Боб Мердок, племянничек «Предприятий Мердока». Он подсунул Ларри два боевых патрона вместо холостых. А теперь расскажу, как я это выяснил.

Сначала всплыло то обстоятельство, что Мод Райан вначале была девушкой Мердока, а как раз в то злополучное лето влюбилась в Ларри. Боба же до крайности закусило даже не то, что она променяла его на другого, а то, кем был этот другой. Сыном нищего пьянчуги-лесоруба с лесопилки Мердоков! Думаю, если бы новым избранником Мод стал Стен, такого бы не случилось.

Но произошло именно это: Мод и Ларри закрутили любовь. Боб делал вид, что ему всё равно, и переключился на Джоанну. Та, кстати, первой и рассказала мне, что у Боба с Мод раньше был роман. Тоже ревновала, не иначе. И злорадствовала.

Заставив каждого из них поочерёдно и подробно рассказывать мне о событиях того дня, я выяснил ещё, что как раз Боб первым объявил: дескать, Мод пусть будет индейцем, а Ларри — охотящимся за ней ковбоем. Оба с энтузиазмом согласились, в этом был элемент некоей сексуальной игры.

Кстати, как сейчас водится, детишки снимали всё на свои телефоны, а потом, по общей договорённости, снятое удалили. Все, кроме Боба Мердока, который, поупиравшись для виду, предоставил ролик полиции. Там всё было так, как они рассказывали: попрятушки по кустам, общее хихиканье, два холостых выстрела и третий — роковой, на чём запись оборвалась.

К тому времени я уже сделал кое-какие выводы. И отдал коробку с боевыми патронами из сейфа дядюшки Мердока на экспертизу. На ней обнаружились свежие отпечатки пальцев Боба. С холостыми патронами всё было понятно, но боевые-то зачем ему было хватать? Тут он прокололся — лез в коробку без перчаток.

Улика эта, разумеется, была дохловата, и, если бы Боб упёрся, присяжные могли бы его и оправдать. Но он признался. Мне даже долго возиться не пришлось, чтобы его расколоть, так ему хотелось поведать, как умно он всё проделал. Что очень типично для психопата.

Касательно психопатии — у него в анамнезе значился полный набор: от издевательств над младшими в школе по специально выработанным ритуалам до калечения мелкой живности вокруг бунгало дядюшки. Про этих несчастных белок да енотов тоже рассказала Джоанна. Она Боба Мердока ещё и боялась, чувствуя в нём нечто совсем уж запредельное. Хоть и был он красавчиком, будущим студентом Гарварда, наследником миллионов… и всё такое прочее.

Дальше всё было предсказуемо: Ларри Прайс из тюрьмы вышел, наследник миллионов же в тюрьму ненадолго угодил. Тюрьма, впрочем, быстро сменилась закрытой и очень дорогой психлечебницей: под этим соусом Мердокам удалось отмазать его от ответственности. Подумаешь, патроны заменил, стрелял-то не он.

Но, между прочим, Боб Мердок хотя бы в большую политику не попал, и на том спасибо.

А ведь мог.

А Ларри Прайс, год назад похоронив отца, теперь работает в Лесной службе Онтарио и живёт всё в той же своей хижине.

Пока что один.

4.
Коль уж я взялся рассказывать вам про расследования, которые вёл в годы своей службы в рядах Королевской Конной на Великих озёрах, то, пожалуй, рискну упомянуть и о самом для меня тяжёлом. Потому что преступника я тогда не арестовал, хотя догадывался, кто он. И результаты расследования скрыл. То есть сам совершил должностное преступление. А что до остального, так на то пусть будет Господь и последний Страшный суд, там я и отвечу.

Религиозен ли я? Мама у меня была католичкой, вот всё, что могу сказать, не вдаваясь в долгие дискуссии. На проповеди я однажды услышал: ты в Господа не веришь, зато Он верит в тебя. Всё верно.

История же, которую я хочу вам рассказать, началась с печального происшествия на рыбозаводе в Пакуан-велли, что стоит как раз на берегу озера. Заводик этот был небольшим, но прибыльным, хозяин его, Билл Раш, за два года до описываемых мною событий скончался от рака в городской клинике, лечился он давно, но вылечиться не сумел. Заводик унаследовал его сын Дьюк, и вскоре после этого на озере разразилась страшная гроза, такая, что давно у нас не видывали. Молнии срывались, словно это инопланетяне прилетели, загорелось даже несколько акров леса, но наша пожарная служба быстро с ними справилась. Так вот, в результате был обесточен целый район. Рыбозавод — в том числе.

Там у них стоят огромные морозильники, само собой, и в случае подобной аварии включается генератор. Но так уж звёзды встали, что и генераторы вышли из строя — и основной, и запасной. Народец, там работавший, кинулся прежде всего по домам смотреть — чего у них у самих пострадало в результате катаклизма, поэтому морозильники просто потекли, воняя рыбой.

Ну, к утру всё устаканилось, но пострадавшее хозяйство следовало разобрать, чем и занялись вернувшиеся работнички. Каково же было их удивление (весьма неприятное), когда в самом дальнем и небольшом по объёму морозильнике они обнаружили мёртвую русалку. То есть, извините, мёртвую женщину в одном нижнем белье, погибшую и заледеневшую много лет тому назад, судя по состоянию трупа.

Это уже эксперты сказали.

Понятное дело, поднялась шумиха: утаить от прессы обстоятельства происшедшего не удалось, покойницу немедля окрестили «русалкой из Пакуан-велли, и фотографии нашего озера и рыбозавода обошли все первые полосы. Ну и трупа, конечно: кто-то из наших втихаря её щёлкнул и продал в газеты. Руки бы отрывать за такие вещи, честное слово.

Как бы там ни было, женщину быстро опознали как пропавшую пять лет тому назад Мэй Симмонс, домохозяйку из Редспрингса, которая ушла из дому и не вернулась. Оставив, между прочим, не только мужа, но и двух дочек, младшей из которых к тому времени не исполнилось и года, старшей сравнялось семь.

Мне дали материалы дела о том исчезновении. Заявление в полицию написал муж Мэй, Стюарт Симмонс, причём спустя неделю после того, как супруга не вернулась домой. Мотивировал он это тем, что с Мэй, мол, и раньше такое не раз бывало. Полицейские провели расследование: он не врал, женщина исчезала и где-то пропадала трижды, каждый раз по заявлению мужа возбуждали дело, но она всегда возвращалась через пару дней — неделю. У неё было диагностировано сложное и неизлечимое психическое расстройство, толкавшее её на разного рода неадекватные поступки. Вот почему муж в четвёртый раз не пошёл в полицию сразу, а выждал неделю, это было по-человечески понятно. Кстати, она никогда не признавалась ему, где была и что делала, ссылаясь на амнезию. Факт кратковременной амнезии подтвердил и специалист-психиатр, у которого она лечилась.

Впрочем, мужа-то принялись трясти в первую очередь. Но, поскольку факт убийства не был доказан, труп не обнаружен, то о каком алиби вообще могла идти речь. Стюарт Симмонс показал, что жена дождалась его с работы, сказала, что устала возиться с детьми целый день и хочет немного проветриться. И ушла. Поскольку младшая дочь являлась, можно сказать, новорождённой, а последняя эскапада Мэй случилась пару лет назад, Стюарт сильно не беспокоился, отпуская её из дому. Но она не вернулась.

Самое паршивое заключалось в том, что девочки Симмонс вообще остались сиротами, поскольку после исчезновения матери отец передал их по согласованию с органами опеки бабушке с дедушкой, проживающим там же, в Редспрингсе, а сам отчалил в Сиэтл, где и был убит почти год назад при невыясненных обстоятельствах. Убийцу не нашли.

Ничего себе расклад, да? Вот и я о том же. Погибла, по сути, целая семья, но почему? Как Мэй оказалась в морозильнике рыбозавода, причём, судя по результатам экспертизы, именно тогда, когда исчезла? Ответить на последний вопрос мог бы владелец предприятия Билл Раш, но, как я уже упоминал, он два года назад умер от рака в клинике.

Тупик.

Тем не менее я опросил тех заводских, что работали тут на момент исчезновения Мэй Симмонс. Таких отыскалось трое. Ясное дело, никто из них ничего не вспомнил, и мне показалось, что они не врали.

Тогда я поехал к родителям Мэй.

Ненавижу это делать, тяжело очень, но мне больше ничего не оставалось: их показания могли пролить хоть какой-то свет на случившуюся драму. Тем более что им самим наверняка хотелось всё выяснить раз и навсегда — не столько ради себя, сколько ради внучек.

Тело Мэй всё ещё находилось в полицейском морге, и первое, о чём меня спросил её отец, Дэн Тейлор, так это о том, когда им будет позволено устроить похороны. Крепкий седой старикан, держался он стойко, в отличие от жены: та почти сразу же заплакала, извинилась и ушла к девочкам, игравшим на заднем дворе.

Тейлор сказал, что он всегда подозревал: Мэй мертва, просто не мог в этом убедиться.

Он-то и навёл меня на кое-какую версию случившегося, сообщив, что его покойный зять и владелец рыбозавода Билл Раш вместе служили в армии (что позже подтвердилось). По контракту, наёмниками. Участвовали в каких-то конфликтах, в Африке и Юго-Восточной Азии, что ли. Не приятельствовали, насколько ему известно, но служили вместе. И приехали в Редспрингс вместе, но тут пути их разошлись невесть по какой причине.

Я сказал себе: «Ага!» — поглядев в выцветшие глаза старика Тейлора. И ещё понял, почему тот мне об этом сообщил. Между Симмонсом и Рашем была связь, о которой прежде никто из полицейских не подозревал. А учитывая, что тело Мэй было найдено именно в морозильнике Раша…

Всё последующее стало моей авантюрой чистой воды, о которой я никому не сказал.

Я за свой счёт отправился в Сиэтл, созвонившись предварительно с детективом Мэллори из того полицейского участка, где осталось нераскрытым убийство Стюарта Симмонса.

Почитал я это дело. Да, действительно, Симмонс был застрелен на заброшенной автостоянке — в упор, из револьвера тридцать восьмого калибра. Нашли гильзу, но не убийцу. Списали на ограбление, тем более что бумажника при покойном не оказалось. Тело было захоронено в родном городе Стюарта в Квебеке, родственники его забрали.

Размышляя обо всем этом в самолёте, я не спал. Прилетел из Сиэтла, добрался до дому, даже в постель улёгся, но сон так и не шёл. Еле дождался утра и отправился туда, где когда-то жила семья Симмонсов — туда, откуда ушла покойница Мэй и не вернулась. В многоквартирные меблирашки на окраине Редспрингса.

Здесь мне сперва не повезло, а потом повезло. Соседи сменились несколько раз, что неудивительно в такого рода кварталах. Но нашёлся некий старикашка по фамилии Райли, который ухитрился не только вспомнить тот вечер, когда ушла из дому Мэй, но и доложить, что в квартире Симмонсов он слышал ссору и ругань. А знаете, почему он об этом вспомнил? Ни за что не догадаетесь. Он сказал:

— Меня ведь уже год назад про то же самое кто-то из ваших расспрашивал. Детектив. Седой такой, высокий. Похож на офицера в отставке. Я ему ещё тогда всё описал.

Думаю, вы сейчас обо всём догадались, как догадался и я.

Ладно, расскажу, как я себе представляю всё произошедшее, а потом — как я в конце концов поступил.

Старый Дэн Тейлор, отец Мэй, не поверил в исчезновение дочери. Он знал, что супруги не ладят, и подозревал, что Стюарт её убил и где-то спрятал тело. Только он не мог понять где. Тогда он предпринял собственное расследование. Возможно, он выяснил больше того, что узнал от соседа Мэй, отыскал в Сиэтле Стюарта (не спрашивайте как) и совершил над ним самосуд, понимая, что в отсутствие трупа дочери ничего доказать не сможет. Прошло ведь столько лет! Про рыбозавод Раша он тогда не знал и даже не догадывался. Только когда там-то и обнаружили тело Мэй, сопоставил всё. И понял, что был прав.

Я не знаю, что именно произошло между Стюартом и Мэй, свидетелей-то не было, кроме соседа, слышавшего ругань. Поскольку Мэй была обнаружена в нижнем белье, можно предположить, что она никуда не уходила и даже не собиралась. Она поссорилась с мужем, тот вспылил и убил её. Я не упомянул ещё, что её задушили, сломав шейные позвонки. Она была хрупкой, небольшого роста, Стюарт — высоким и атлетически сложённым, судя по семейным фотографиям, оставшимся в деле. Возможно, он даже не собирался убивать её, просто сгрёб и потряс — слишком сильно.

Человека ведь легко убить, знаете ли. Легче, чем многим кажется.

Затем он уселся и стал размышлять, что теперь делать. В детской спали дочки, где-то лежал труп жены — в ванной или в спальне. Единственный человек, которому он мог позвонить в такой ситуации, — его бывший сослуживец Билл Раш.

Боевое братство.

Что-то связывало их, бесспорно. Возможно, то, что они вместе воевали в одном подразделении и оба остались живы. Хотя не встречались в Редспрингсе, не дружили семьями и даже не приятельствовали. Не думаю, что он заплатил Рашу, он был бедняком по сравнению с ним. Скорее всего, он просто сказал — я это прямо слышу: «Я убил свою жену, и мне нужна твоя помощь».

Тот, вероятно, подъехал не к самому дому, а поставил машину где-то неподалеку. Стюарт как-то ухитрился вынести тело так, чтобы любопытный сосед ничего не заметил. Вероятнее всего, завернул в плед и спустился по пожарной лестнице. Мэй ведь была, как я уже говорил, маленькой и хрупкой.

Они положили тело в багажник, и Раш отвёз его на свой рыбозавод, на несколько лет замуровав самом дальнем морозильнике. А Стюарт, едва полиция от него отвязалась, немедля уехал, сдав дочерей их бабушке и дедушке.

Раш умер. А Дэн Тейлор, видимо, сопоставив кое-какие факты, отыскал Стюарта и убил его. Почему он не расспросил его, куда подевался труп Мэй, не знаю. Возможно, и спрашивал, но тот не сознался.

Почему я всё время повторяю «не знаю», «видимо» и «возможно»?

Потому что я не дал этому делу ход. Не довёл расследование до конца. Не арестовал Дэна Тейлора.

Я подъехал на своём «остине» к его дому и встал неподалеку. Похороны всё-таки прошли на днях. Девочки, всё ещё в тёмных унылых платьицах, так же уныло раскачивались на качелях, которые, очевидно, построил для них дед. Я вспомнил, что одной из них было пять, а другой — двенадцать. Конечно, они уже осознавали, что произошло, поняли, что надежды на возвращение матери больше нет.

Потом из дома вышел дедушка, принялся раскачивать качели сильнее, и в конце концов девочки оживились, даже стали смеяться. Я слышал обрывки их разговоров. Дед пообещал им, что к вечеру поедет с ними в приют для бездомных животных, чтобы выбрать там щенка. Тут они заскакали так, словно сами были щенками.

Они потеряли мать и отца. Имел ли я право отнять у них ещё и деда?

Нет.

Правосудие?

Пусть Господь судит Дэна Тейлора на Страшном суде, если на то пошло.

А если я виноват, тогда пускай Он и меня судит.

Я завёл мотор «остина» и поехал домой.