Пролог
Вечер. Темно и тоскливо, гуляет промозглый осенний ветер. Время плавно приближается к ночи. По слабоосвещенной окраинной улочке пробирается хромой незнакомец, перепуганный до дьявольской жути; он имеет неприятную, резко отталкивающую, наружность и выглядит как самый обыкновенный бомжик. Невзрачный мужчина давно уж достиг пятидесятилетнего возраста и много лет назад разочаровался в несостоявшейся жизни; очевидно, он так и не смог добиться каких-то значимых результатов. Останавливаясь на неприглядной внешности, можно отметить следующие основные особенности: невысокий рост контрастирует с некогда коренастой фигурой, сейчас исхудалой, сломленной длительными невзгодами; давно немытая круглая голова всклокочена, а рыжие, чуть поседевшие, волосы переходят в однотонную курчавую бороду; горбоносое лицо покрыто въевшейся в кожу коростовой коркой; голубые глаза, яркие и чистые, сравнимые с гладью бездонного озера, пугливо расширены; толстые, кроваво потрескавшиеся губы отвратно причмокивают. Одет он в нестиранную матерчатую фуфайку, пропитанную грязно-чёрным оттенком, да сероватые, изрядно потёртые брюки; солдатские ботинки развалились от долгой носки и выделяются отклеенной подошвой, а также полностью отсутствующими шнурками.
Прихрамывая на правую ногу, странноватый тип таращит безумные зенки и постоянно оглядывается назад; он как будто опасается чего-то кошмарного, что, несомненно, преследует его сзади. Однако? На улице тихо, не слышатся звуки обычной жизни (либо проезжающий автотранспорт, либо разговоры случайных прохожих), а поблизости не видится ни одного человека, пусть и непроизвольно оказавшегося на отдалённой окраине. Лишь вдалеке раздаётся собачий лай, передающий о некоем тревожном явлении. Незадачливый беглец необычайно устал: его терзает частая, отдающая сиплым тоном отдышка; раздирает хрипловатый мучительный кашель; заплетающиеся конечности передвигаются с огромным трудом. Не наблюдая явственное преследование, он останавливается и начинает вертеть лохматой башкой – поворачивает из стороны в сторону, словно ожидает какого-то завуалированного подвоха, наполненного жутью, совсем ему неприятного. Он стоит посередине пустынной улочки, доходящей примерно до четверти километра. В центре располагается узкая заасфальтированная дорога, а по бокам выстраиваются одноэтажные новёхонькие постройки; правда, ни единственная из них не указывает на слишком большую житейскую состоятельность. Похожий вывод напрашивается по малым размерам (они не считаются коттеджного типа), по неширокой приусадебной территории, по не очень дорогим железным заборам.
- Где он? - с дрожью промолвил испуганный бомжеватый путник; сощуренным взглядом он вглядывается назад, словно пытаясь предугадать, что скрывается за непроглядной, окутанной тайной, теменью. - Вроде бы не видать?.. Может, всё-таки отпустил или же – что будет нисколько не хуже – решил забрать себе кого-нибудь привлекательнее?.. Второй вариант меня бы лично устроил вполне… Не то выбрал меня… а я что? И так давно «по жизни» потерянный человек… и сам скоро сдохну, и без чьей-либо помощи. Хоть бы так оно всё и было…
Но! Из уличного прогона, расположенного в дорожном начале, показывается затуманенное, по-демонически таинственное, свечение. По мере приближения к повороту оно становится ярче, а потом появляется… гроб; он передвигается самостоятельно, на приделанных к нижней части бесшумных колёсиках. Рядом нет никого, и едет он один-одинёшенек, без личного управления да человеческого сопровождения. На очумевшего мужичка, непроизвольно открывшего рот, снисходят сверхъестественный страх, глубокая тоска, сплошное уныние. Как же тот выглядит? Обыкновенная, сколоченная из досок, конструкция, сужается как к части нижней, так точно и к верхней; снаружи она оббита мрачным тёмно-зелёным сукном, на крышке украшена чёрным крестом, грубо обрезанным по каждому краю; к основанию, на поперечных осях, крепятся целиковые маленькие колёсики, общим количеством насчитывающие ровно четыре; обод, для смягчённого сцепления с почвой, оборудован прочной резиновой оболочкой; между составными элементами оставлен едва заметный зазор, через который просачивается дьявольское сияние (оно наполняется зеленовато-голубоватым оттенком и сумрачным дуновением); оси слегка поскрипывают и наводят гораздо больше кошмарного ужаса.
Одичалый беглец созерцал чудовищную картину не долее секунд двадцати, а после с возгласом: «У, «мать его в душу…», пропади оно, «нах» всё пропадом!» - кинулся тика;ть дальше. Странный мужчина, социально опущенный человек, перебирал заплетавшимися ногами, двигаясь строго вперёд, ничего перед собою не видя; он ни много ни мало не размышлял, куда пролегает окончательный путь и куда его ведёт страшный, если и не потусторонний феномен. Неудивительно, когда он оказался на краю (раз!) оборвавшегося проулка, то упёрся прям в городское кладбище; оно существовало со стародавних, язычески древних, времён и располагалось рядом с нежилой деревушкой, вымершей в тринадцатом веке. Кульминация виделась очевидной – и вот как раз сейчас отброс современного общества отчётливо понял, что сюда его привели по прямому, холодившему в жилах кровь, назначению. Поворачивать назад да искать другую дорогу? Времени не было, так как следовавшая сзади адская машинёнка приближалась всё ближе – неотвратимо загоняла в погостную территорию. Выбора не осталось, и смрадно вонявший ополоумевший бомж ступил на пугавшую до коликов старинную местность. Что же то дьявольское устройство? Оно словно только и ожидало сотворения жеста отчаяния. Слегка увеличив начальную скорость, сатанинское детище устремилось вслед за загнанной жертвой.
Социальный отщепенец, едва он ступил на заросшую почву, услышал позади негромкую музыку; она исходила из жуткого гроба и погребальной мелодией нагнетала предсмертную обстановку. Бомжеватый беглец следовал по ровному асфальтовому покрытию – продольной дорогой оно разделяло загородное кладбище на две неравные половины. Доковылять ему посчастливилось точно до середины, как впереди (то ли показалось, то ли взаправду?) замаячили странные тени; они как будто бы преграждали дальнейшее продвижение. На секунду застыл. Изучая неоднозначную обстановку, загнанный мужичонка мысленно выбирал, куда можно двигаться дальше и где не возникнет иного препятствия. Искомый путь находился рядом, располагаясь по правую руку; он манил хорошей грунтовой дорожкой, уходившей в напрочь незримую глубину. Других вариантов не виделось вообще, и перепуганный человек устремился в неведомое, ничем пока не отмеченное, пространство. Ему удалось «прохрамать» ещё добрые двести метров, как (хлоп!) он внезапно остановился.
Что же явилось нежданной причиной? Полуночный странник упёрся в свежевырытую могилу, не позволявшую двигаться дальше. Досада! Обойти её тоже никак бы не получилось, потому как и с правого, и с левого бока устанавливались плотные, повыше огороженные, надгробья. Его загна;ли на территорию, предназначенную для захоронения современных покойников. Можно попробовать пробиться к спасению, перелезая через наваленную кучу свежей земли – омерзительный, грязно одетый, мужчина это и сделал. Грунт оказался глинистым, вязким и липким. С первой попытки оставшись без одного башмака, надёжно увязшего в землю, растерянный беглец вконец осознал, что попал в специально спланированную ловушку. Двигаться назад? Бессмысленно, бесполезно: негромкая, наводившая ужас музыка, издаваемая само собой катившимся гробом, слышалась и ближе, и отчётливее и не оставляла ни малых сомнений, что избавления никакого не будет. Но и это ещё не всё! Пересилив себя и оглянувшись назад, опустившийся мужичок теперь разглядел (в зеленовато-голубоватом свете, исходившим из адской конструкции), что инфернальные тени нисколько не померещились, а действительно приближаются сзади – однотипными сумрачными тенями окружают невиданное устройство, необычное, если не сверхъестественное. Представлялись они безликими, одетыми в чёрные балахоны; их головы скрывалась за дивными капюшонами, где (с первого взгляда могло показаться?) присутствовала, единственно, чёрная, пугавшая до чёртиков, полая пустота. Впечатление ощущалось более чем реальным, и грязненький тип, так и оставаясь без одного (уже потерянного) ботинка, опустился на землю, встал на колени, упёрся кулаками в холодную почву и приготовился умирать, справедливо полагая, что сюда его привели не ради какой-то пустой забавы. «Да, расчёт совершенно верный: во всём белом свете не найдётся ни единого человека, кто стал бы меня искать. Вот так я и сгину, никому вообще не нужный, проживший жалкую жизнь – что не говори? – но всё же впустую», - так рассуждал морально опущенный отщепенец, готовясь встретить страшную, точь-в-точь неизбежную, участь. «Можно, конечно, подумать, что сейчас претворяется чья-нибудь злая шутка, - продолжал он мучительно измышляться, поникнув едва ли не к самой земле, - но у меня ведь совсем не осталось знакомых, способных на мерзкий, кругом отвратительный, розыгрыш; а значит, меня сюда пригнали целенаправленно, исключительно для бесславного умерщвления. Итак, спасения нет! Статус «пропавшего без вести» я обрёл лет эдак семь-восемь назад, хм… Тем более что – как слышалось из надёжных источников – похожий случай происходит в нашем городе совсем не впервые, а я буду отнюдь не первым, кто канет в «безвестную лету».
Внезапно! Растерянный человечишка почувствовал на заскорузлом лице совсем не мистический, а целиком нормальный пинок, доставшийся от тяжёлого, закругленного на конце ботинка. Вслед за причинённой, сплошь доходчивой, болью громоподобный глас, звучавший словно из загробного мира, грозно промолвил:
- Я Сумрачный Хранитель доходного места! Поскольку обличён могущественными, страшными полномочиями, обязан тебя спросить: ты по что это грязный, вонючий «бомжара» засоряешь, смрадный засранец, чистый воздух благопристойного города?! Разве ты, поганый мерзавец, не знаешь, что сюда едут богатые члены элитного общества, чтобы просаживать у нас валютные накопления?! Ты же, скользкая гнида, их только отпугиваешь, порочишь с трудом добытую репутацию и принижаешь рентабельный бизнес, заметь, единственный в масштабе всего российского государства. Вдобавок к сказанному, хочу, «господняя срань», отметить, что подобные тебе, гниль подзаборная, нападают на беззащитных граждан, жестоко их избивают да в наглую грабят. Что ты, грязный урод, на предъявленные обвинения разумного мне ответишь? Говори! Тебе представляется последнее слово, а потом мы будем судить тебя судом и жутким, и беспощадным, но... истинно справедливым.
- Да что вы хотите знать? - пролепетал перепуганный мужичонка, дрожа от суеверного страха; он сумел набраться храбрости, для того чтоб приподнять всклокоченную вихрами грязную голову и для того чтоб (сам не понимая зачем?) попытаться разглядеть лицо говорившего (он различил лишь беспросветную и мрачную черноту). - Живу я здесь более семи лет, - продолжал он между делом оправдываться, - со дня основания города, когда появилось первое игорное казино. За первых три года я просадил всё мною нажи;тое состояние; оно заработалось за долгие годы опасной предпринимательской деятельности, где, честно признаюсь, я не всегда мирился с законом. Растратив всё, до последней копейки, с горя я начал спиваться – по «наклонной» опускаться и ниже и ниже. Что же, скажи;те, мне было делать? Я полностью утратил былую бизнесменскую хватку. Возвращаться с пустыми руками домой? Мне совесть больная тогда не позволила. Вот все последние годы я и живу печальным, невзрачным образом, и никому не мешаю, и потихоньку увязаю в беспробудном, глубоком пьянстве.
- Это никакое не оправдание! - грозным голосом гремел загадочный незнакомец, стоявший напротив; обезличенным видом он наводил и безысходную тоску, и внутреннее смятение. - Я, кажется, у тебя спросил: почему ты до сих пор ошиваешься здесь и почему не свалил «бомжевать» в какой-нибудь другой, менее респектабельный, город? Повторюсь, сюда устремляются люди солидные, важные, с туго набитыми кошельками. Даю последний шанс назвать хотя б одну убедительную причину, позволяющую тебе до сих пор оставаться живым да засорять наш красивый, во всём благоустроенный, город.
- Мне просто некуда было податься, - опустив пониже лохматую голову и приготовившись терпеть жестокие муки, прошепелявил невзрачный мужчина; он утёр кровавую влагу, струившуюся из носа, сломанного после недавнего удара ногой, - как и сказал, последние годы я не имею ни родных, ни более или менее приличных знакомых…
- Хорошо, - прошелестел неизвестный, взявшийся судить потерянного для общества никчёмного человека, - я всё понял и принимаю решение: приговорить помойного бомжика к смертельной казни «через закапывание живьём», или попросту «быть похороненным заживо»! - сказал он высокопарно, высказываясь для всех присутствующих, а обращаясь исключительно к обречённому, грозно добавил: - Полезай, мерзкая гнида, в гроб: он, как понимаешь, приготовлен специально тебе, он сам тебя выбрал и сам же сопроводил до места захоронения.
Словно повинуясь тому ужасному приказанию, зелёная крышка медленно приподня;лась, оголила оббитую белой материей тоскливую пустоту и погромче, для пущего страху, включила унылую музыку. Неожиданно! Дымное дуновение, показавшееся каким-то потусторонним, увеличилось много более; резко взметнулись пары клубившегося тумана, а свечение сделалось по-дьявольски ярким.
- Нет, - запротестовал бомжеватый мужчинка, приговорённый к жесткой, сполна мучительной, смерти, - я не полезу… нет такого закона… вы – в конце концов! – не имеете права…
Он уж прекрасно понял, что стал заложником жуткого, едва ли не кошмарного наваждения; оно заставило его (под действием непомерного страха) самого; прибыть на выбранное пространство, предназначенное для ритуального умерщвления. В тот же миг загадочный незнакомец, стоявший прямо напротив и «самопровозгласившийся» зловещим, но справедливым судьёй, наполнился ужасными нотками, злобными и стальными, а следом торжественно выкрикнул:
- Отлично! Ты избрал прискорбную участь!
Едва он договорил, словно по чьей-то негласной команде, посыпались нескончаемые пинки, тычки и затрещины. Хотя они и не причиняли мучительной боли, но позволяли предполагать, что пыточное мероприятие, возможно, затянется и что, так или иначе, оно закончится непременной смертью. Несчастному страдальцу не оставалось ничего другого, как терпеть непрекращающиеся побои; постепенно они превращали бомжовское туловище, некогда сильное, а теперь практически высохшее, в сплошное кровавое месиво. Кто его бил и в каком количестве – выяснить трудно. Зато понималось более чем отчётливо, что ярые изверги основательно знают дело, кровожадное и неистовое. Не позволяя терять сознание, они придавали кожному покрову иссиня-чёрный оттенок, но не затрагивали жизненно важных внутренних органов. Удары наносились методично, в основном твёрдыми тупыми предметами; больше всего они походили на солдатские ботинки, те же полицейские берцы, которые, как известно, отличаются внушительным весом да атакующей силой.
От каждого тычкового пендаля терзаемый бомж хрипло, надсадно покряхтывал, перемежаясь страдальческими стенаниями; он не являлся способным (да и попросту не отваживался) оказать хоть какое-то значимое сопротивление и воспротивиться силам, находившимся за гранью давно померкшего понимания (высушенного пагубным влиянием алкогольных напитков). Минут через пятнадцать жестокой, ни на секунду не прекратившейся, бойни, некое подобие человека (и без того утратившее всякий нормальный облик) стало похожим на жуткого гуманоида (ну, или, в лучшем случае, на перезревшую, начинавшую гниение, тыкву). Синюшная физиономия сплошь покрылась обширными гематомами; некоторые из них, наполнившись лишней кровью, чернея, лопали, придавая окровавленной поверхности зловещий оттенок. Всё остальное тело (если бы кому-то взгрустнулось снять затхлые шмотки?) представляло мало чем отличавшуюся картину: она представлялась единой раной, мерзкой, повсюду кровоточи;вшей.
- Всё! - раздался гнусавый голос, похожий на замогильный; он взял на себя труд вести словесные речи. - Хватит! Не то ещё сдохнет, а преждевременной смерти мы допустить не можем. Если кто помнит, он приговорён «быть похороненным заживо!», - сказал он немым подельникам, а дальше обратился к измученному мужчине: - Так как, вонючий бомжара, сам обживёшься в последнем пристанище или стимулирующих мотивов необходимо добавить? Как, думаю, ты отлично понял, мы можем мутузить до бесконечности, и без обеденных перерывов.
На опущенном человеке не осталось к моменту страшного предложения ни одного свободного места, не источавшего сумасшедшей боли. Очумевший мозг отказывался выдавать логические, хоть сколько-нибудь здравомыслящие, идеи; единственное, что занимало бедовую голову, основательно измочаленную, – как побыстрее избавиться от сплошного потока страданий, мучительных ощущений? Не переставая кряхтеть и плеваться кровавой жидкостью, сочившейся из слизистой оболочки и внутренних органов, социальный отброс, приговорённый к жуткой, по-сатанински страдальческой, смерти, послушно поплёлся к страшенному гробу. Приблизившись, он постоял, словно находясь в мыслительной нерешительности, затем, вдруг резко встряхнув всклокоченными кудря;ми, решительно опустился в последнее ложе, сложил перед собою избитые руки и приготовился принять несообразно кошмарную участь.
Едва он закрыл заплывшие веки, закономерно рассудив, что всего, уготованного дальше, лучше ему не видеть, гробовая крышка самопроизвольно, под властью неведомой силы, медленно опустилась на корпусный стык. Плотным прикосновением она прекратила подачу недоброго света, потустороннего дуновения, а заодно и значительно снизила звук издаваемой похоронной мелодии. И вот здесь! Буквально за секунду, перед тем как верхняя и нижняя части в полной мере состыковались, изнутри донёсся измученный, чуть слышимый, возглас. Несмотря на нестерпимые муки он наполнился обыкновенной босяцкой иронией: «Хоть умирать будет нескучно… под музыку – и с музыкой!». В следующую секунду тонкий просвет исчез, а чуть только случилось касание, сами собой пошли закручиваться винты, предусмотренные для прочного скрепления крышки и основания; заворачивались они без чьей-либо помощи, как подверженные мистическому воздействию. Затем смертельное устройство отъехало немного назад, ненадолго остановилось, минуту постояло на месте, словно позволяя остальным участникам по-христиански проститься; а далее, сделав непроизвольную пробуксовку, оно набрало предельную скорость и устремилось в пугавшую пустоту, как издревле водится, имевшую размеры двести на сто сантиметров. Любому нормальному человеку показалось бы удивительным, но демонический гроб, кативший без посторонней помощи, сумел разогнаться как раз для того, чтобы рухнуть в уготованную покойнику могильную яму. Теперь, даже наиболее закоренелому скептику стало бы очевидно, что чудесного избавления, бесспорно, не будет.
На следующий день, наступивший после чудовищных (да что там?), просто ужасных, событий, на городском погосте обнаружились измельчённые людские останки и расщеплённые части гроба. Но это не всё! Неподалёку от кладбищенской территории, расположенной в юго-восточной части игорного центра Рос-Дилер, был найден ещё один расчленённый труп; он принадлежал молодому, восемнадцатилетнему парню, а окровавленными моща;ми укладывался в целлофановые пакеты, предназначенные под хранение объёмного бытового мусора.
Глава I. Предательство
Тремя годами ранее… Где-то на северо-востоке Москвы, в одном из самых благоустроенных, так называемых фешенебельных, быстрорастущих районов…
- Мне нужно платить наш, между прочим, общий кредит за машину, - твердил спокойный супруг, отвечавший кричавшей женщине (она требовала передать ей крупную сумму денег), - у нас же как бы заключен с тобой договор?.. Долги погашаю я – всё остальное, в том числе и светские развлечения, останется за тобой.
- Нет, так не пойдёт! - не унималась сварливая жёнушка, продолжая провоцировать открытый конфликт и ничуть вопиющего подстрекательства не скрывая. - Ты мужик или одно пустое название?! Кто будет спрашивать финансы с красивой супруги?! Я выходила замуж совсем за другим – и, короче, я рождена вовсе не для того, чтобы ещё и работать!
Что же предшествовало необычному, если не странному поведению и что это за семья?..
Старший участковый уполномоченный Аронов Павел Борисович прибыл в Москву больше шестнадцати лет назад. Располагая оконченным высшим образованием и службой в Российской Армии, он сразу же был принят на службу в полицию. Постепенно продвигаясь от должности к должности, служитель закона добился максимума, какой давался обыкновенному провинциальному жителю, – майорское звание, чин старшего офицера. Единственной привилегией они давали бесплатные похороны да сопутствующий им памятник. Продвинуться дальше не получалось, во-первых, из-за категоричного нежелания руководства (что, разумеется, было определяющим!), а во во-вторых, в силу других, не менее значительных, обстоятельств… Их, к слову, стоит раскрыть поподробнее…
Так получилось, что Паше (если так можно выразиться) повезло жениться на красивой, но и распутной женщине. Периодически она устраивала «пренеприятненькие» сюрпризы, с помощью коих благоверный супруг нередко оказывался в крайне сомнительных ситуациях. С большим трудом (исключительно за боевые заслуги, добытые в горячих точках страны, да безупречный послужной список) он умудрялся оставаться на полицейской службе и сохранять себе выгодный общественный статус.
Если касаться внешности, немолодой уже человек достиг сорокатрёхлетнего возраста и выделялся следующими характерными признаками: средним ростом, сочетавшимся со статной да коренастой фигурой; широкоскулым продолговатым лицом, обладавшим гладкой, со смуглым оттенком, кожей; голубыми глазами, выдававшими целеустремлённую, но в меру амбициозную личность, не исключавшей суровой серьёзности да внутренней твёрдости; прямым, безукоризненным носом, говорившим о благородной натуре; широкими губами, толстыми, чуточку вздёрнутыми, что позволяло судить о мягкотелой добропорядочности; густыми усами, светло-русыми, но отдававшими слегка в «рыжину»; однотонными им волосами, коротко остриженными и уложенными в боковую причёску; ровными ушами, плотно прижатыми к гладкому, идеально округлому, черепу. Замещая незавидную должность старшего участкового, блюстителя порядка зачастую приходилось видеть в форменном обмундировании, оборудованном всеми положенными регалиями.
Как говорилось, жениться ему выдалось на женщине лёгкого поведения, оказавшейся моложе на добрый десяток лет.
Аронова Лидия Викторовна в достигнутые тридцать три года не считалась уж той неотразимой красоткой, какой являлась лет эдак восемь назад. Хотя, обладая какой-то необъяснимой магнетикой, она до сих пор «приковывала» любого, на ком только мог остановиться её умышленный выбор. Как же распутная дамочка выглядела? Она не выделялась высоким ростом, имела чуть располневшее тело (продолжавшее отличаться великолепными формами) и выглядела эффектно. Остальные очертания можно представить примерно такими: круглое, книзу чуть вытянутое, лицо всегда отливает смуглой, едва не цыганской кожей, подзагорелой в элитных соляриях; карие, с еле заметным зелёным оттенком, глаза немного косят (словно у ведьмы) да искрят лукавым, с детства не отпускающим, озорством, а заодно и предприимчивой хитростью (ни то ни другое не подчеркивает значительного ума либо же выдающегося рассудка); нос украшается лёгкой горбинкой, предупреждающей о жёстком характере; припухлые, словно капризно надутые, губы выдают нервозную скверность; слегка оттопыренные уши скрываются за длинными тёмно-русыми локонами. Одеваться она предпочитала в наряды нисколько не скромные, какие плотно обтягивают фигуру и какие позволяют выставить напоказ и бесподобно шикарную грудь, и идеально стройные ноги. По натуре она была женщиной своенравной, не в меру амбициозной, исключительно упрямой и крайне жестокой (хотя последнюю черту умело скрывала за видимым дружелюбием).
Обладая прирождённой тягой к авантюризму, она убедила доверчивого супруга (умело подставляя в неприятные ситуации) переписать на себя всё на;житое имущество: и трёхкомнатную квартиру, доставшуюся по службе, и заграничную машину, оформленную на неё же, а купленную в кредит. О! Женское коварство не имело разумных границ, и, перед тем как подписывать дарственную, Лидия склонила благоверного муженька к якобы фиктивному расторжению брака. Не обладая полной уверенностью в её порядочности по части многочисленных любовных интрижек (если честно, он давно уже смирился с существовавшим положением), в вопросах семейного благополучия десять лет совместной жизни давали веское основание полагать, что брачный союз продлится вечно (многочисленные измены стали нормой семейной жизни), Аронов необдуманно, обманутый, согласился.
Дальше пошло как по какому-то роковому сценарию: неверная супруга частенько отпрашивалась и уезжала как будто к душевным подругам, нередко забирая со собою и их совместного сына. Удивительное дело, двенадцатилетний мальчик был в курсе всех гнусных измен, но по строжайшему указанию непоколебимо покрывал мамино развратное поведение. Впрочем, и ему не было известно обо всех её вероломных планах. Пришло время, и Аронова стала встречаться исключительно с единственным кавалером. Он являлся военным полковником и обладал положением устойчивым, более чем завидным, нежели обыкновенный полицейский майор. Вначале Лида ревностно всё скрывала – до поры до времени всеми силами держала вероломную неверность в сугубом секрете. Но вот! Настало то жуткое время, когда и она, и тайный поклонник пошли на дьявольский, по чести предательский, сговор. Ими планировалось, что хитрая вероотступница любыми путями спровоцирует «тупого мужа» на ссору, естественно, оставит того виноватым, а следом, униженная, заберёт себе общее имущество, накопленные финансы, и даже ребёнка, и переедет на съёмную квартиру, заранее приготовленную практичным любовником. Поживёт там примерно месяц (может, и два?), а потом (как будто случайно!) познакомиться со новоявленным воздыхателем – и, не откладывая в долгий ящик, они начнут счастливую совместную жизнь.
Вот именно придуманный с любовником ужасный сценарий подлая изменщица и пыталась сейчас претворить в жизненную действительность.
- Завтра Девятое мая, - твердила она заученным текстом, - а я обещала ребёнку, что мы поедем к одной моей давней знакомой, которая – даже ты обязан быть в курсе – проживает прямо на Красной площади, недалеко от места, где будут проходить все значимые мероприятия! Я сейчас не работаю – кстати, по твоему прямому согласию – и наличных денег, соответственно, нет у меня ни шиша. Чтобы как следует отдохнуть и вдоволь развлечься, необходимо потратить – как, надеюсь, ты понимаешь? – приличную сумму! Ты же ведь – возьму на себе смелость предположить? – не допустишь, чтобы твоя жена – пардон, уже простая сожительница – и сын побирались, и выделишь им нормальную финансовую поддержку.
- Лиданька, милая, прости, - вопреки устроенной провокации (ранее всегда отлично «работавшей», когда дело касалось дополнительных выплат), спокойно твердил супруг, вдруг ставший на удивление твердолобым, - но ты же знаешь и наше тяжёлое положение, и тот кредит, что оказался – я даже не представлял! – и неподъемным, и непомерным. Поэтому ты можешь меня сейчас хотя бы расстреливать, хотя бы распиливать, но выделить тебе чего-либо сверху, что есть у меня в наличии – а у меня давно уже нет ничего, о чём кому, как не тебе, лучше всего должно быть известно – я попросту не смогу. Взять лишней налички мне в общем-то негде и неоткуда, а лезть в очередные долги, естественно, я не хочу… мне за машину впору бы расквитаться.
- Да?.. Так-то сейчас ты заговорил? - говорила Лида размеренным, но и ехидным голосом, уперев руки в боки и сверкая хитрющими глазками. - Ты лучше вспомни, чего обещал, когда за мной только ещё ухаживал? Я вот отлично помню, что ты звезду сулил мне с неба достать, а главное, обнадёжил, что у меня будет счастливая, безбедная жизнь и что я ни в чём не буду нуждаться. Так давай же – выполняй взятые на себя конкретные обязательства! Не то ведь в один прекрасный момент дождёшься: я соберусь и уйду! Теперь уже навсегда! Придёшь вот так с работы – ни меня ни ребёнка, в твоей квартире, и в помине не существует!
Аронова нарочно не акцентировала, что имеет претензии на на;житое имущество, не желая заранее возбуждать ненужные (пока!) подозрения; основная цель – спровоцировать серьёзный конфликт. Зачем? Чтобы победоносно закончить изрядно поднадоевшие отношения и чтобы создать в общественном мнении несомненную убеждённость, что не она является распутной прелюбодейкой (каковой себя, конечно же, не считала), а «драгоценный супруг» не оказался в необходимой мере благонадёжным. Получалось, ей нужен был повод (обязательно благовидный!), не бросавший порочную тень и способный обеспечить достойный, а главное, оправданный всеми уход.
- Так что ты решил? - продолжала вредная пассия словесно давить (она, готовая ко всему, и к некоторому насилию, стремилась как можно больнее задеть). - Ты отпустишь нам нужные деньги, или начать уже собираться? Только знай: выберешь вариант второй – на моё прощение никогда впоследствии не рассчитывай! Так как мы поступим?
- Не знаю? - отмахнулся расстроенный офицер, как от назойливой мухи, не позабыв скривиться в презрительной мине (похожие скандалы являлись не редкими, и Лидия несколько раз собиралась и временно уходила, но всегда верталась обратно). - Поступай, как знаешь… в сомнительных делишках я тебе не советчик. Соберёшься расстаться – ну, что же поделать? – тогда уходи, - грустно вздохнул, - держать я не буду.
- Значит, так ты решил? - произнесла высокомерная женщина, исподлобья сощурившись и делаясь презрительно злобной (изобразила уничижительную гримасу). - Что ж, ладно, ещё посмотрим?..
Засим они и расстались. Злобная «фурия», забрав послушного сына, уехала, сказав: «Поеду к подруге подумаю, и, может, уже не вернусь». «Хорошо, - не стал с ней спорить неумолимый супруг, давно уж привыкший к тем взбалмошным проявлениям (он почему-то уверовал, что всё разрешится как и обычно), - пусть будет так, как ты решишь и, собственно, скажешь». Через пару дней Аронова позвонила и капризно полюбопытствовала, собирается ли «благоверный супруг» забрать её обратно, в их собственную квартиру? Случилось, как Павел предполагал, и, делать нечего, презрительно ухмыльнувшись, он стал настраиваться в дорогу.
Пока остальная семья отсутствовала, произошло досадное происшествие: новый холодильник (каким-то чудесным образом?) пришёл в негодное состояние, и требовалась внеплановая замена. Простоватый хозяин не знал, что поломка не случайная, а целиком спровоцированная. Как только коварная интриганка возвратилась домой, первым делом он обратился с нормальным, всецело закономерным, вопросом:
- Как, Лидочка, мы поступим со сломавшимся холодильником?
- А, что с ним? - спросила пронырливая пройдоха, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться недальновидному остолопу в лицо. - Что с ним могло случиться, ведь он практически новый?
- Даже не соображу, чего конкретно ответить? - отвечал растерянный полицейский, в присутствии знойной женщины терявший способность логически мыслить. - Я вызывал ремонтную службу. Опытный техник внимательно всё осмотрел, а после и заявил, что выявил чьё-то внутреннее вмешательство и что отремонтировать испорченную систему никак не получится. Что бы могло случиться – случайно не знаешь?
- Нет, - не удержавшись от лёгкой, едва-едва пробежавшей, ухмылки, ответила обманчивая избранница, - не представляю, на что и подумать?.. Сейчас меня мучает немного другое: мы что, остались без холодильника, ведь, как понимаю, на покупку другого средств у нас нет?
- Почему же? - промолвил задумчивый муж, ещё не понимая, в какую, хитрую, он втянут интригу. - Меня просто интересует: кто из нас двоих отыщет потребные деньги?
- Уж точно, не я! - с презрительной миной огрызнулась умелая проходимка (за нешуточной ненавистью она успешно укрыла усмешку). - Ты мужик – ты и думай!
Аронову ничего иного не оставалось, как, печально вздохнув, залезть в тайную, надёжно спрятанную, кубышку, достать всю сберегательную заначку и отправиться за новой, жизненно необходимой, покупкой. Нехитрая процедура заняла у него весь остаток текущего дня. Когда он вернулся, ни лживой супруги, ни общего сына не было. Но и это ещё не всё! Пропали все их носимые вещи, а также личные принадлежности гигиенической надобности. Нешуточное событие случилось впервые: раньше Лидия предпочитала лишь шантажировать, пропадая на несколько дней; сейчас же всё выглядело совсем по-другому и походило на злачную правду. Аронов, въедливый на работе и, как «последний лох», доверчивый дома, вновь не придал значения, а просто предположил, что хитрая бесовка избрала какую-то новую тактику и что ей пришла очередная идея «выбить» побольше наличных денег. Он даже не позвонил, не узнал, где они с ребёнком соизволят остановиться? Неглупый мужчина справедливо предположил, что истинной правды она всё равно не скажет, а снова возьмётся словесно поно;сить и приводить различные адреса, не называя в итоге верного (как происходило вовсе не первый раз).
Прошёл день, промчался другой, минул и третий. Утешительных вестей от своенравной Лидочки так и не поступало. На день четвёртый, едва Павел вышел с каждодневного служебного совещания, на личный мобильник прорвался тревожный вызов. Без задней мысли был принят – зловредная женщина тут же стала атаковать.
- Послушай, дорогой, - слышался из сотового устройства голос, не предвещавший ни доброго ни хорошего, - я от тебя ухожу и предлагаю в добровольном порядке поделить совместно на;житое имущество, ха-ха! - раздался зловещий смешок. - Поскольку всё записано на меня, делить нам, получается, вовсе и нечего. Я предлагаю быстренько съехать с моей московской квартиры и передать ключи от моей же новёхонькой автомашины. Где ты будешь ютиться, селиться? - она взяла короткую паузу, недоброжелательно, с отвращением фыркнула, а после высокомерно продолжила: - Мне полностью безразлично! Я давно уж испытываю к тебе крайнюю, точь-в-точь брезгливую, неприязнь. Скажу больше! Я никогда тебя не любила, а единственное, только использовала. Поэтому катись-ка ты, милый, колбаской, причём на все четыре сторонки!
От непредвиденного, напрочь нежданного, поворота Павел опешил… он совершенно не представлял, как ему реагировать? Мало того что он содержал беспардонную, развратную женщину, оплачивал все многочисленные счета, так ещё, во-первых, умудрился заработать столичную комфортабельную квартиру, всю её обставил по последнему писку моды, во-вторых, пошёл на то, чтобы взять в кредит завидную иномарку. Да, к судьбоносному повороту доверчивый мужчина оказался совсем не готов; он вовсе на знал, как жуткое событие стоит воспринимать – чёрной шуткой либо всерьёз. Если бы у него появилась возможность взглянуть на себя в тот суровый миг сбоку, он очень бы удивился, улицезрев, как, оказывается, развита его нижняя челюсть и как она сумела оттопыриться книзу.
Зловредная супруга, всё больше ехидствуя, нисколько не унималась:
- Всем близким знакомым я рассказала, как ты нас с ребёнком жестоко избил, едва-едва не до смерти – он подтвердит, можешь не сомневаться! Собственно, из-за твоей разнузданности мы и вынуждены были уйти, спасаясь от безжалостного отца, от мужа-тирана. Сам понимаешь, если выдвинутая версия дойдёт до полицейского руководства, ты только предположи: что в предсказуемых последствиях будет? Ха-ха! Как тебе необычный расклад и кому, как думаешь, будет вера?
Участковый задыхался от справедливого гнева, но, единственное, нелепо лишь смог воспротивиться:
- Ты вообще, что ли, с дуба рухнула? Ты чего, Лиданька, такое несёшь? С какой, интересно, стати я должен оставлять тебе всё на;житое имущество, а сам оставаться голым? Ты белены, наверное, какой-то необъяснимой объелась? Или же признавайся, кто, собственно, на подлое предательство тебя надоумил? Сама бы ты, точно, не догадалась…
Закончить он не успел. Оборвала его мстительная особа, оравшая разъярённым, отчасти победоносным, тоном:
- Мне Погосову позвонить?! - упомянулся начальник внутренних дел, где довелось служить провинциальному недотёпе (с ним, между прочим и в силу ранее описанных обстоятельств, она была отлично знакома и имела прямую мобильную связь). - Либо ты в течении дня подгонишь мою машину, а затем, до вечера, съедешь с квартиры, либо я свяжусь с твоим непосредственным руководством и расскажу ему о позорных подвигах – поверь, синяки на теле найдутся!
- Без алиментов останешься! - грубо промолвил Аронов и отключился от сотовой связи; он еле слышно, лишь для себя, добавил: - Ну ты, оказывается, и стерва… Как я прожил с тобой добрый десяток лет – даже не представляю?
Где-то в глубине души влюбленный мужчина всё ещё надеялся, что он оказался во власти какой-то сверххитрой мистификации, направленной, чтобы стянуть с него побольше наличных денег; но полицейский опыт настойчиво подытоживал: «Проснись, доверчивый дурачок, тебя развели как последнего ло;ха. Если хочешь хоть с чем-то остаться, то поспеши – и действуй решительно!» Убеждённый в пришедших мыслях, Павел отправился напрямую к тому человеку, которому и собиралась пожаловаться чертовски предприимчивая супруга.
Пого;сов Геннадий Петрович являлся с подчинённым сотрудником практически одногодкой; однако служить он начал сразу после срочной армейской повинности, а являясь коренным москвичом, быстро продвинулся в иерархической лестнице и заведовал теперь целым столичным отделом. Тучная комплекция являла человека не очень подвижного, привыкшего к сидячей работе, пускай и малоподвижной, зато респектабельной; рост едва превышал отметку среднего и общим видом напоминал известного персонажа, по имени Вини-пух; круглое лицо лоснилось масляными щеками и выглядело сурово нахмуренным; карие, с голубоватым оттенком, глаза выражали глубокий, аналитический ум, природную проницательность да скрытое милосердие; короткая стрижка выдавала чёрные волосы и едва скрывала округлую голову, выставляя напоказ ровные, неплотно прижатые уши. Оделся он, как и положено, в полковничий полицейский мундир и, надуманно придав себе грозный вид, восседал в излюбленном кабинете, предаваясь равномерному течению служебного времени. Влиятельный офицер только-только отпустил очередного сотрудника и, несколько озадаченный, размышлял над полученной информацией, когда к нему и напросился не в меру взволнованный участковый. Отличительной чертой у него считалось, что умный руководитель всегда старался входить в положение подведомственных сотрудников. Не понаслышке зная всю сложную ситуацию, он пригласил Аронова, встревоженный, сразу войти, подойти поближе и, не размениваясь на долгие предисловия, перейти к насущной проблеме.
- Товарищ полковник, - начал Павел взволнованным голосом и приблизился едва не вплотную, - у меня суровое семейное положение и мне необходима Ваша прямая помощь.
- Что случилось? - поинтересовался начальник отдела, указывая на стул и приглашая присесть за т-образный письменный стол. - Давай рассказывай, а я помогу, разумеется, чем смогу.
- Понимаете, какое случилось дело?.. - участковый рассказывал несколько нерешительно, потупив взор и что-то внимательно изучая на плоской поверхности. - Она совсем «с дуба рухнула» и заявила, что решила со мной распрощаться, причём уже насовсем. Дополнительно она требует всё нажитое имущество, которое я – сказочный идиот! – по собственной глупости переписал на неё… сразу после нашего с ней как бы развода.
- Ну?.. - не понял смущённый руководитель мысли, какую пытался донести взволнованный подчинённый. - Я-то чем сумею тебе помочь? Раздел супружеской собственности – дела гражданские, а они находятся за пределами моей юрисдикции.
- Так вот, - перешёл Аронов на заговорщицкий шёпот, - если пойти у неё на поводу, то я, Геннадий Петрович, вообще «без порток» останусь. Знаю, я и без того являюсь проблемным сотрудником и со мной постоянно возникают щекотливые ситуации; но всё же ещё раз прошу войти в моё положение и помочь в решении сложного, если не тягостного вопроса, где требуются и быстрота и решительность.
- Говори, - проговорил полицейский полковник, гораздо больше нахмурившись и подразумевая, что речь пойдёт о неприятном подвохе, совершаемом не в рамках закона, - принимая во внимание, как ты участвует в жизни отдела, а заодно и твои показатели, я попробую чего-нибудь сделать.
- Потребуется совсем немного, - выдохнув спиравший воздух, участковый выложил альтернативную версию (из коей создавалось впечатление, что он оказался не полным лохо;м), - да, действительно, я переписал на неё всё наше имущество, в том числе и кредитную иномарку. Вероятно, я что-то такое подразумевал? Поэтому получил генеральную доверенность, дающую мне право автомобильной продажи. Чтобы не оказаться перед разбитым корытом и пока тот важный документ не отозван, я прошу день отгула и помощь в РЭО ГИБДД. Какую? В части документального оформления, где все мероприятия необходимо провести одним, сегодняшним, днём.
- Ладно, - выдохнул Геннадий Петрович с внутренним облегчением (честно сказать, он ожидал чего-то похуже), - не больно-то и большая проблема, и я в силах тебе помочь. Но!.. - сказал он вдруг, уже снимая телефонную трубку, намереваясь договариваться с ГАИ, - как ты за короткий срок найдёшь нормального покупателя?
- Я и не буду его искать, - произнёс участковый, легонько подрагивая; в предвкушении рискового дела он загорелся глазами: - У меня есть очень хороший друг, который, уверен, не откажется со мною проехать, и мы благополучно перепишем же;нину иномарку на его, постороннее как бы, имя. Получается, я якобы её продаю, а налоги, начисленные со сделки, пусть платит хитро выделанная супруга.
- Хорошо, так мы тогда и поступим, - с успокоенным видом ухмыльнулся практичный полковник, набирая гаишный номер, - иди занимайся, а как всё сделаешь – мне сразу доложишь.
Не стоит говорить, что весь томительный день Аронов находился словно на раскалённых угольях, предполагая, как бы супруга не разгадала тактический замысел. И когда поехал домой, чтобы, воспользовавшись «блаженным» отсутствием, забрать все полноправные документы, и когда, нарушая дорожные правила, мчался в ГИБДД, и когда уже там, в течении целого часа, показавшегося, как минимум, целой вечностью, оформлялась «купля-продажа», и когда фиксировалась пусть и не сложная, но крайне рисковая сделка, и когда регистрировал право нового собственника, и когда получал доверенность на продажу. Хорошо ещё, всё прошло, как и планировалось, а беспечная супруга не смогла ему воспрепятствовать; впрочем, окончательно успокоиться Павел сумел не раньше, чем прибыл домой, имея письменные свидетельства, сопутствующие удачно проведённому торговому соглашению.
Не успел обманутый муж войти в квартиру, а его на пороге остановила зловредная женщина; её сопровождала одна из закадычных блудливых подружек, бесцеремонно покрывавших все тайные любовные похождения. «Группой поддержки» оказалась женина сверстница, выглядевшая несколько полновато и носившая имя Таня (фамилию он не знал); ростом она казалась чуть выше отъявленной заговорщицы, имела миловидное личико, сверх меры круглое, а сейчас виновато, но уверенно сверкавшее серо-оливковыми глазами (они передавали хитрую, беспринципную и отвратительную натуру); дальше обращал внимание маленький, словно пуговка, нос, в сочетании с тонкими, прижатыми вредно, губами, дополнявший основную часть типичного облика. Аронов мгновенно понял, что при любых обстоятельствах прямая очевидица будет свидетельствовать исключительно против него и что она наговорит не просто, чего не существует в помине, но и такого, что не смогло бы присниться. Но и это ещё не всё! Помимо прочего, «разведённый» мужчина верно сообразил, что на кону стоит его собственная судьба; то есть как он себя сейчас поведёт, так и будет развиваться вся его дальнейшая жизнь, так и останется ли он на полицейской службе или же нет. Неимоверным усилием воли он победил все негативные чувства, что разом просились наружу, а не переступая порога, включил на телефоне видеокамеру и только потом, осторожный, проследовал внутрь.
Лидия, по-видимому, не подготовилась к не совсем естественным действиям, предпринятым импульсивным мужем. Опешив, она замерла в нерешительности. Согласно её злодейского плана, разгневанный Павел обязательно устроит в отношении неё какой-нибудь несусветный, до;нельзя скандальный, дебош, какой не передаётся никаким людскими словами. Спровоцировать ударить её пару раз по лицу – на это она была непревзойдённая мастерица. Сейчас, когда видеосъёмка фиксировала миловидную мордашку без никаких повреждений… да-а, тут требовался другой, более ловкий, ход, который приходилось продумывать наспех, прямо на месте. Как уже известно, хитрющая бестия не обладала быстротой мыслительной деятельности, но, делать нечего (раз уж оказалась в эпицентре событий, и не имея задний план «Б»), требовалось переходить к активным поступкам, или открытому словесному поединку.
- Значит, так, «милый», - сказала она, пытаясь отстраниться от объектива съёмочной камеры (не забывая сохранять хотя и опешившее, но нагловатое выражение), - документы на квартиру я уже забрала, как, впрочем, и некоторые сугубо личные вещи. Некоторое время я собираюсь пожить у лучшей подруги, пока ты отсюда не выпишешься и не освободишь от невыносимого присутствия мою жилищную площадь. Понадобиться? Буду добиваться справедливости в судебном порядке – это понятно?
- Как же тебя не поймёшь, с отпетым чудачеством, - саркастически усмехнулся муж, теперь уже полностью бывший, - что дальше?
- После, «любимый», - уперев руки в боки и гневно сощурившись, вредная пройдоха эффектно тряхнула волнистыми волосами, - ты отдаёшь сейчас ключи от моей машины и документы на право владения. Моя ошибка, что я разрешала тебе ею какое-то время попользоваться, ничего не меняет, ха-ха! Если тебе вдруг хватит смелости и ты не выполнишь мою волю собственника, я просто-напросто поставлю её в угон, и – пусть тебе ничего и не будет, потому как я знаю твои судебные связи – её всё равно подгонят, куда я скажу, и твои же собственные товарищи, ха-ха! А мо-о-ожет? Заставят и тебя самого – что будет мне только на руку – так как в последнем случае ты ещё и неприятностей на работе отхватишь…
Словарный запас у нагловатой особы являлся таким, что она могла говорить практически бесконечно. Если бы Павел не предоставил на общее обозрение автомобильные документы, дававшие право собственности другому лицу, то она могла бы поно;сить его бесконечно, оскорбляя и унижая, а главное, наслаждаясь явным, нечестно достигнутым, превосходством. Однако, как только перед наглыми глазками возник СВР, где всё: модель и цвет, регистрационный знак и год выпуска, и даже указанный ПТС – соответствовало её личной автомашине, но закреплённой совсем за иным лицом, она чуть не лишалась дара словесной речи. Раз! Почернела до жутких оттенков и придала себе выражение, схожее с сатанинским демоном, оскорблённо разгневанным, но и прекрасно очаровательным. Возмущённые глазки (хлоп, хлоп) бездумно хлопали, дышалось ей через раз, но сама облапошенная супруга продолжала сохранять воинственную позицию, удерживая ладони на толстенькой талии. В той неестественной ситуации, единственное, что смогла она выдавить, не слишком членораздельную фразу:
- Что?.. Что это такое? Как ты посмел… я никакого разрешения тебе не давала?
- Да?.. Разве? - счёл нужным нахмуриться отвергнутый муж. - Как же тогда генеральная доверенность, что мы оформили сразу же после успешной покупки? - попавший в сети хитросплетённой ловушки, он просто торжествовал (хоть в чём-то оказался на голову выше), а продолжая дальше, позволил себе победоносную мимику: - Поэтому я воспользовался тем исключительным правом и продал нашу машину, которую – если ты помнишь?! – брал в кредит лично я. Пусть он и потребительский, не оставивший в праве собственности следов; но… словом, по совести, я распорядился общим имуществом вполне справедливо, ведь иномарка заработана мной, а значит, и владеть ею могу, единственно, я. Ты можешь подавать судебные иски, пробовать искать суровую правду; однако, поверь, всё равно она окажется на моей стороне, а тебе, ха-ха! ничего не обломится.
Вероломная прокуратница, оказавшаяся недостаточно хитроумной (видимо осознав, что потерпела сокрушительное фиаско?), схватила собственные пожитки (последним остатком собранные в дорожную сумку) и, сопровождаемая безмолвной подругой, отправилась прочь. На прощание она в истерике крикнула:
- Будь ты проклят, «грязный скотина»! Без меня пропадёшь и как «вонючая псина» сдохнешь!
- С дома я никуда не съеду! - крикнул ей вслед отвергнутый муж. - Я здесь прописан.
На следующий день, встретившись с адвокатом и проконсультировавшись о сделке, совершенной без прямого её веления, Лидия отчётливо уяснила, что полюбившийся иностранный автомобиль потерян для неё навсегда. Помимо первого казуса, совместное жильё точно так же вставало под спорным вопросом! В последующем, хорошо себе представляя, что в «договоре дарения» чётко прописано, чтобы «…предоставить Аронову Павлу Борисовичу место жительства и постоянную регистрацию, без права лишать его оговоренных привилегий…», она решила сменить ведомую тактику и «шилокрутить» хитро, искусно, на вид дружелюбно. Мытьём и катаньем, приводя множество всяческих предлогов, великая обольстительница начала убеждать, что бывший супруг обязан «свалить добровольно»; но… в поставленном несправедливо вопросе он так и остался – полностью непреклонен.
***
Так прошёл месяц, затем и второй. Супруги Ароновы жили раздельно, но, дивное дело, после всего случившегося умудрялись сохранять целиком дружелюбные отношения. Хитрющая женщина даже пообещала, что немного подумает и (может быть, даже!) вернётся, простив бывшему мужу все «страшные прегрешения», вольные или невольные, но всё же чудовищные. Как не покажется странным, но она до сих пор умело скрывала стороннюю любовную связь, справедливо порассудив, что вначале определится с совместной квартирой, а уж потом с «чистой совестью» поддаст Павлу «пинищем под зад». Обуявшись коварными замыслами, Лидия продолжала с бывшим супругом любезно встречаться, ходила по ресторанам, кинотеатрам и позволяла беспрепятственно видеться с сыном. Что касается лично её? К своенравной особе (по своеобразному высказыванию «до тела!») отвергнутого мужа покамест не подпускала, мастерски подогревая интригующий интерес. Хитрая и подлая, она продолжала требовать «оставить квартиру» и объяснялась правдоподобным предлогом: «Ты съедешь, покажешь, что по-прежнему меня любишь, и тогда я – если увижу, что слова не расходятся с делом – разрешу тебе вернуться обратно. Но! Жить в последующем мы будем по моим исключительным правилам – и на моих конкретных условиях!».
Поразительное дело, Павел, давно привыкший к капризным выходкам взбалмошной жёнушки, в очередной раз просто тупо поверил и не провёл никаких закулисных дознаний. Завуалированная идиллия продолжалась до времени до поры… Однажды, изучая приложения интернет-сообществ, обманутый муж не совсем осознано, но неожиданно вспомнил, что знает пароль от личной странички жены, выставленной в социальной сети «Одноклассники». Он тут же решил проверить, чем она живёт в период их вынужденного, не навечно раздельного, проживания. Поводом послужило многочисленное наличие «приватных подарков», полученных за последние несколько дней. Когда заинтригованный простофиля беспардонно врывался в тайную переписку паскудной изменщицы, растревоженное сердце бешено билось, нет! – скорее, колотилось от боязни увидеть нечто, что насовсем перевернет привычный уклад. Обманутые сомнения нашли наглядное подтверждение – и он увидел… все знаки внимания оказывались единственным человеком (больше того!), пользовались полной взаимностью. Теперь Аронов был полностью убежден, что ему не просто сейчас изменяют «ненавязчиво наставляют рога», а бессовестно предают, поступая и грязно и подло, и равнодушно, и хладнокровно.
Кровь моментально ударила в голову, заставив её закружиться да приблизиться к грани, после которой наступает потеря сознания. Павел подавленных чувств не лишился, а только какое-то время сидел как будто потерянный, не в силах осмыслить ошеломляющий факт, печальный итог. Мобильный смартфон продолжал оставаться в руке, и он уже так, вчистую бессмысленно, водил по сенсорному экрану, машинально получая подробную информацию «об осчастливленном человеке, получившим у развратной женщины гораздо большее предпочтение».
***
Укоров Константин Николаевич (человек, интересовавший Аронова) в тот же самый момент, на им же снятой квартире, встречался с бесподобной любовницей; её он пророчил в будущем в любимые жёны. Удивительное дело, с отвергнутым участковым он оказался практически одногодком, но, являясь коренным москвичом, сумел дослужиться до чина полковника и буквально на днях примерил мундир с присвоенным званием; оно открывало завидные перспективы. Офицером являлся он властным, сильно самоуверенным, чрезмерно амбициозным, не лишённым напыщенного высокомерия, то есть ставил личные интересы прежде всех остальных. Внешние характеристики отличались следующими отличительными чертами: тучным телосложением, в сочетании невысоким ростком смотревшимся неуклюже; круглолицей физиономией, отмеченной обвисшими щёками и слащаво причмокивавшими масляными губами; тёмно-карими злыми глазами, не выражавшими ничего, помимо самовлюблённого своенравия; приплюснутым носом, заплывшим жиром и едва-едва видимым; маленькими ушами (как водится у эгоистичных людей), плотно прижатыми к коротко остриженному рыжему черепу; неприятной залысиной, видневшейся на темечке и макушке. Как и обычно, оделся он очень солидно: в однотонный дорогущий костюм, носимый с кристально белоснежной сорочкой, да яркий, разноцветно роскошный, галстук, да чёрные, до блеска начищенные, мужские туфли.
На текущий день у бывших супругов никаких романтических встреч не планировалось, поэтому влюблённые голубки решили спокойно понежится – побыть вдвоём в уютненьком гнёздышке. Малолетнего ребёнка [которому про непотребное «б..» (неприличие) было отлично известно, но который (по настоянию распутной родительницы) непоколебимо, а главное, бездумно покрывал развратную связь] они отправили немножечко погулять, а сами предали;сь любовным утехам. Потом, вдоволь насытившись от похотливых желаний, перешли к обсуждению стратегически важных планов.
- Как же я, Костик, тебя люблю, - первой заговорила жгучая красавица, лёжа в широкой постели и поджигая тонкую сигарету, - со мной такое впервые, а раньше – ты не поверишь?! - врать и вводить в заблуждение ей не было равных, - я никогда никого не любила. Кста-а-ти, - она интригующе растянула предупреждавшее слово, - я даже и не знала, что такое любовь.
- Да?.. - загорелся Укоров глазами, восхищёнными полной верой; он тоже взял закурил и любящим взглядом уставился на возлюбленную. - Ну, а как же тогда «ментяра»?
- О чём ты сейчас говоришь?! - возмутилась развратная потаскуха, презрительно сморщившись. - Кто ты – и кто «мент»?! - сразу расставила она все основные приоритеты. - Он и в подмётки тебе не годится – нищий, салага, да и в сексе «дерьмо»! Если быть до конца откровенной, то за него я выходила, чтобы хоть как-нибудь зацепиться в Москве. Я что? Приехала сюда неразумной девчонкой – ни кола ни двора! – и чуть было не скатилась до пагубной проституции. Хорошо ещё вовремя подвернулся лопоухий «лошара», который в меня до безумия втюрился и вообще «потерялся». Женить его на себе оказалось совсем нехитро, нисколько невычурно, а явилось делом обыкновенной де;вичьей техники. Тебя же я чуть только увидела, так сразу и полюбила безумной, беззаветной любовью; она, между прочим, не знает ни разумных границ, ни условных пределов.
Себялюбивый, крайне недоверчивый (в обычной жизни), полковник, в присутствии сказочно привлекательной, но вероломной пройдохи, становился податливым, как неразумный телёнок, ведомый на беспощадную бойню, – он верил каждому слову. По понятной причине сейчас он лоснился как мартовский кот и тешился зыбкой надеждой, что (вовсе не привлекательный!) сумел сразить хитрую, а ещё и сногсшибательную красотку (ему невдомёк, что ловкую интриганку интересует лишь собственное благополучие, ну, и разве ещё высокий общественный статус).
- Ты не представляешь, милая, как сладкие слова греют мне уши, - мурлыкал кадровый офицер, восхищаясь личностным превосходством и совсем наплевав, что разрушает чужую семью. - Когда мы уже откроемся и станем жить в моей квартире… все вместе?
- Однозначно ответить сложно, - проговорила Лидия, задумчиво сморщившись, но продолжая сохранять голос сладостным, мелодичным, - ты же знаешь нашу нелёгкую ситуацию? Мне совсем не хочется лишиться всего, чего с великим трудом добивалась. Если бы не я – «хрен бы с два»! – «лопоухий осёл» чего-нибудь заработал! Я уже и так потеряла машину… Эх, жалко, конечно, она мне так полюбилась. Ну, ничего, надеюсь, ты купишь мне новую, не менее роскошную, подходящую новому статусу «жены штабного полковника».
Укоров открыл было рот, чтобы обнадёжить любимую женщину, но ответить ничего не успел, так как в дверь к ним нежданно-негаданно постучали.
- Кто бы это мог быть? - искренне удивилась обольстительная распутница. - Ребёнку я сказала, чтобы пришёл через час – уверена, меня бы он не ослушался!
- Вот сейчас и узнаем, - по-боевому сказал штабной офицер, резко вскакивая с кровати; он укрыл голое тело атласным халатом и потушил зажжённую сигарету.
- Нет! - воскликнула осторожная Лидия. - Может, заявился мой полоумный «бывший»! Кто его знает, что взбрело в его бездумную голову? Рисковать же имуществом и квартирой я совсем не хочу, тем более что он уже почти полностью в моей власти и вот-вот согласится с выдвинутыми, напрочь провальными для него, условиями. Я открою сама, а ты оставайся в комнате, - она самодовольно хихикнула, - сюда мы всё равно никогда не заходим – общаемся с ним на кухне. Не сомневайся, - увидела она негодующий взгляд, - я выпровожу его по-быстрому: меня он продолжает слушать беспрекословно! Дальше вернусь к тебе, и мы продолжим прерванные ненадолго резонные обсуждения.
- Ладно, - нехотя согласился понурый полковник, - только смотри – если что?! – я выйду и набью ему «наглую морду».
- Нет! - прожжённая авантюристка сверкнула гневными глазками. - Ни в коем случае! Твоё появление вообще исключается. Я сама во всём разберусь, поверь, обмануть его труда не составит.
Вероломная бестия презрительно усмехнулась и пошла открывать; она нисколько не сомневалась, что Аронов не выдержал долгой разлуки и под каким-нибудь благовидным предлогом, желая сделать приятный сюрприз, припёрся, нежеланный, её навестить. Так в общем и получилось – во только инициатива ведения разговора была взята пришедшим нежданным гостем. Едва оказавшись в жениных съёмных апартаментах, он, оставаясь до жути взволнованным, почти прокричал, еле сдерживая и безумную ярость, и необузданный гнев, неудержимо просившиеся наружу:
- Где он?!
- Кто – он? - старалась распутная стерва придать удивлённый вид, опешив от мужниной трансформации. - Я тебя… не понимаю?
- Да?.. Действительно?! - рычал разъярённый, предательски обманутый, муж (он сравнивался с Отелло, или Венецианским мавром). - Я имею в виду Укорова, «мать его», Костю – или у тебя есть кто-то ещё?! - И не дожидаясь ответа, прямиком направился в комнату развратной проныры, где никогда до этого не был и где сейчас находился разоблачённый поганый любовник.
Когда взбудораженный мститель распахнул неплотно прикрытую дверцу, распалённому взору предстал располневший полуголый полковник; он в спешке пытался натянуть костюмные брюки, но застопорился ровно на середине, где-то в районе дрожавших коленок.
- Ах вот ты где, мерзкий разлучник! - прокричал полицейский, направляясь к вмиг опостылевшему врагу (тем более что его плачевное положение подвигало к удачному нападению).
Не позволив растерянному сопернику хоть как-то прикрыться, натренированный боец-полицейский заехал ему хоро-о-ошую оплеуху. На секунду у того помутилось в глазах, и даже посыпались искры. Использовав то явное преимущество, Павел схватился за вражьи уши и направленным лобным ударом (раз!) сломал переносицу. О чём тут же и возвестилось из характерного хруста да брызнувшей крови, перемешанной с самопроизвольно вырвавшимися слезами. Произведённым стремительным натиском Константин Николаевич предупредительно лишился всякой возможности активно сопротивляться и оказать хоть сколько-нибудь значимое противодействие. Тем временем Павел, объятый безудержным гневом, повалил смятенного недруга на пол, и продолжил его избивать, и, уже лежачего, интенсивно колотил массивными полицейскими берцами.
Находясь в состоянии крайней агрессии, разъярённый каратель, бесспорно, убил бы беспомощного жиртеста, о чём впоследствии он горько бы пожалел. Но! Сейчас ему было всё полностью «фиолетово» (без разницы), и яростный мститель заранее готовился к любым неприятностям (пускай и нешуточным, и крайне плачевным). Он не знал, что, на его беду (хотя, скорее, на счастье?), в тот же самом подъезде, на той же лестничной клетке, изволил селиться представитель росгвардии, или просто омоновец. Именно к нему и устремилась роковая красотка: сама в умопомрачительный инцидент она лезть не рискнула, а решила предоставить его погасить кому-то другому. По стечению обстоятельств маститый сосед оказался дома, а не в какой-то дальней командировке. Узнав, что всамделишно приключилось, он с чувством откликнулся –проявил участие к призывам о помощи, поступавшим от перепуганной женщины. Как был, в трусах и тельняшке, профессиональный рукопашный боец бросился в соседнюю, смежную с ним, квартиру.
Оказавшись в центре явно не поединка, а жуткого избиения, военнослужащий мигом оценил ту драматичную ситуацию – и ринулся пресекать. Специфика службы участковых уполномоченных и представителей отряда мобильного особого назначения значительно отличается. Поэтому умелый спецназовец, применив всего-навсего пару приёмов, легко одолел полицейского и лишил его разительных качеств, сковав по рукам и ногам липкой лентой, любезно предоставленной основной зачинщицей всего случившегося конфликта.
***
Впоследствии ей пришлось вызвать «скорую помощь», априори полицию, что привело к обнародованию её двойной жизни; а значит, она лишилась всяческих шансов, чтобы по взаимному договору (так сказать «безболезненно») завладеть общей жилищной площадью. Затем пошли затяжные разбирательства как уголовные, так и гражданские. В результате у действующего сотрудника внутренних органов появилась реальная перспектива оказаться в «местах не столь отдаленных, значительно приближенных к тюремному заключению». Он, конечно, рьяно сопротивлялся, и даже переманил их общего сына. Попав под жёсткий прессинг военного полковника-отчима, тот с радостью согласился пойти на сделку с отцом; они провернули отчаянный план…
Однажды папа пригласил двенадцатилетнего мальчика посетить кинозал, что завелось у них практически на каждые выходные. Просмотр кинофильма происходил как обычно и закончился без значимых происшествий; но, правда, вот после… общаться продолжили чисто наедине. Именно тогда-то и состоялась их тайное соглашение, где-то справедливое, а в чём-то злокозненное. Малолетний ребёнок, выглядевший соответственно возрасту, являлся полной копией красавца родителя, но имел и некоторые черты, особенности натуры, доставшиеся от двойственной матери (что особенно выражалось в лисиной хитрости, лукавом проворстве). Итак, выходя из зала, где Алёша (так звали юного отпрыска) сидел с удручённым видом, близкие люди направились к дорогой иностранной машине, продолжавшей находиться в полноправном ведении отвергнутого супруга. Удобно разместились в просторном салоне и перешли к обсуждению волновавшей обоих серьёзной проблемы.
- Что случилось? - поинтересовался чуткий отец, видя недовольное состояние сына. - Ты какой-то сегодня вроде как невесёлый – кино не понравилось?
- Эти, «блин», «задолбали»! - воскликнул Лёша, находясь в эмоциональном порыве и не удосужившись назвать мать и отчима как-нибудь по-иному. - Никакого житья не дают! Этот – ну, совсем как в казарме! – орёт на меня и заставляет мыть унитазы. Папа, забери меня жить к себе: у них я просто измучился.
- Но переделать право ответственного воспитания окажется сложновато, - заговорщицким тоном заметил Аронов-старший, - и окончательный результат зависит исключительно от тебя – сможешь ли ты пойти против родимой матери, сумеешь ли пройти весь трудный путь до конца или же нет?
- Да пофиг, - не стеснялся взволнованный сын в иносказательных выражениях, - лишь бы только подальше от Этих.
- Тогда сделаем так…
На следующий день смышлёный ребёнок, вместо школьных занятий, с утра направился в ближний полицейский участок; он попросил и помощи и защиты, умоляя оградить от «зловредной мамочки» и «садистского изверга», бессовестно унижающих его честь и достоинство. В правоохранительных органах к поступившему известию отнеслись с огромным вниманием, вызвали нерадивых, если не злобных опекунов-воспитателей, привлекли их к административной ответственности и благополучно оформили передачу сына другому родителю.
Дальше потянулись нервные, тревожные времена, когда бывшие супруги делили не только имущество, но ещё и ребенка. В конечном итоге более состоятельные отчим и мать сумели создать предпосылки, позволившие несовершеннолетнему отпрыску (сыну собственной матери!) отчётливо себе уяснить, что мизерный достаток рядового майора много ниже штабного полковника. Долго не думая, он, беззастенчивый, совершил очередное предательство, где «обманутым идиотом» выставил родного отца. Алёша мгновенно переметнулся обратно, завоевав себе в новой семье немалые преимущества. Павла вторым отвратительным поступком он лишил всякого смысла жизни.
Время шло, и подошло к логичному завершению судебное разбирательство, где полицейскому должны озвучивать приговор, вынесенный за причинением телесных повреждений злодею-любовнику.
Накануне последнего слушания его вызвал к себе Погосов (он испытывал к участковому некоторую симпатию) и участливым тоном спросил:
- Ты, Паша, как, в тюрьму-то не очень хочешь?
- Не желалось бы… Хотя-а, если честно, мне сейчас всё равно, да и Вам, думаю, тоже. Почему? Работник из меня теперь, скорее всего, никудышный, а тащить на себе излишнюю обузу совсем ни к чему. Тем более что и раньше-то со мной случались одни неприятности да проблемы, а сейчас ещё и уголовное дело…
- Всё, что ты наговорил, конечно же, правильно, - продолжал радушный полковник, выказывая искреннее участие; он дружелюбно поглядывал на проблемного, но преданного, грамотного в профессиональном плане, сотрудника, - не стоит всех считать бессердечными. Не такой уж я «полный скотина», а значит, отлично помню, сколько нам вместе пришлось пережить, плечом к плечу продвигаясь к достижению общей цели, направленной на борьбу с московской преступностью. Сейчас, в критической ситуации, я тоже не хочу остаться хоть как-нибудь в стороне и должен принять в твоей злосчастной судьбе личное, жизненно действенное, участие. Но! Изначально ты должен меня внимательно выслушать и прямо тут же, у меня в кабинете, ответить на важное предложение.
Заботливый офицер замолчал, дожидаясь, что скажет ему подчинённый. Тот не заставил долговременно ждать, а следом спросил:
- Что от меня потребуется?
- Ты можешь мне не поверить, - разговаривал сердечный руководитель голосом твёрдым, но сохранявшим волнительные оттенки, - мне стоило большого труда убедить бравого, - он неприкрыто ёрничал, - военного офицера, чтобы он отозвал выдвинутое им позорное обвинение и чтобы появилась немалая вероятность рассчитывать на условный срок заключения. Как, надеюсь, ты понимаешь, он требует кое-чего взамен…
Доброжелательный полковник прервался, проверяя, не потерял ли подчинённый сотрудник способность к логическим размышлениям. И во второй раз его ожидания не остались обманутыми, и Павел зада;лся резонным вопросом:
- Чтобы я добровольно выписался с нашей, общей с женой, квартиры и куда-нибудь съехал?
- Не просто куда-то, - нахмурился Геннадий Петрович, показывая, что ему неприятно, что он сейчас говорит, - а уволился из органов внутренних дел и покинул пределы Москвы. Только так они согласны пойти на маленькие уступки. По большому счёту я и сам не вижу другого выхода. Если тебя осудят, то автоматически произойдёт позорное увольнение, но там последует и непременный тюремный срок, да, полагаю, ты и сам прекрасно всё понимаешь.
- Хм, - ухмыльнулся Аронов, осознавая, что именно он проиграл предательски проведённую схватку, - и куда я должен уехать? Хотя – если быть до конца откровенным – теперь мне без разницы, и я в полной мере готов принять любые условия, тем более что мне не оставили равноценного выбора. С другой стороны, до пенсии мне осталось чуть более месяца, и возникает насущный вопрос: как они прикажут быть здесь? Или тоже хотят добить до последнего?
- Нет, озвученный случай им отлично известен, - не смог руководитель подразделения сдержать облегчённый выдох (он предполагал более жёсткий характер беседы), - и, как они утверждают, их интересует только жилищная площадь… Поэтому – прости меня Господи! – нечестивые людишки разрешают тебе спокойно выйти на пенсию, но и настаивают, чтобы рапорт на увольнение ты написал немедленно, добивая необходимый остаток отпуском и больничными. Вот такая, сложная, получается у нас диспозиция… ты как, согласен?
- Разумеется, - не стал Аронов подводить участливого начальника, которому, в случае его осуждения, пришлось бы несладко, - разве мне оставили альтернативную перспективу? Жить я, пожалуй, поеду к себе, в родную деревню. Сейчас там, говорят, расцвёл большой, красивый, очень богатый город. Его, кажется, именно так и называют… Рос-Дилер.
***
На том и порешили. Пару месяцев Павел улаживал незаконченные дела, оставшиеся в столице, а после, получив пенсионные «корочки» да пару лет «условного заключения», отправился на малую родину. Теперь там красовался новенький мегаполис, предназначенный для алчных людей, праздно существовавших в азартных играх, пьяной радости и плотских утехах. Правда, не только весёлая сторона жизни сопутствовала игорному центру – в нём царили глубокое разочарование, горькая печаль и потеря накопленных ценностей. Именно с негативными проявлениями и пришлось столкнуться бывшему полицейскому, неожиданно возвратившемуся в родные пенаты.
Родительский дом, где давно уж никто не жил (отца и мать немолодому мужчине пришлось схоронить несколько лет назад), располагался несколько в стороне: он находился за городской чертой на удалении восемнадцати километров. В лихие «девяностые», когда жизнь перестала быть привлекательной, а главное, безопасной, покойный отец решил обосноваться в глухом захолустье, чтобы развести небольшое фермерское хозяйство. Так он и сделал, а оформив в личную собственность участок земли, возвёл в центральной части двухэтажный бревенчатый особняк; по периметру он окружился высоким дощатым забором, который от времени значительно покосился и кое-где оголил придомовую усадьбу. Само жилое строение, возведённое двадцать пять лет назад, выглядело сносно – вот разве, не имея постоянных хозяев, оно нерадостно посерело, заросло ползущим плющом и представлялось мрачным, пугавшим, каким-то опустошенным. Раньше, когда здесь кипела жизнь и когда на полную мощность развивались племенное животноводство с сельским хозяйством, оно выглядело и эффектно, и представительно, и выделялось нескольким особенностями: во-первых, с фасадной части огромному холлу предшествовало парадное крыльцо с резными колоннами (они остались и сейчас, но выглядели уныло поблёклыми), подпиравшими балкон на втором этаже (где умерший родитель предпочитал отдыхать недолгими вечерами); во-вторых, на первом этаже, помимо всего прочего (вещевых кладовок, хозяйственных комнат, подвального входа), располагалось помещение кухни и отопительная пристройка, сначала грязно угольная, а позднее переделанная на чистое электричество; в-третьих, второй этаж отводился под личные спальни, семейные места отдыха, с бильярдом и комнатой, оборудованной под курение кальяна и употребление алкоголя (там же находился и современный санузел, содержавший даже маленькое джакузи). Сейчас былое великолепие предавалось полному запустению, сплошному унынию.
Павел не появлялся в родных пенатах с момента смерти родителей, и мысленно ужаснулся от представшего разгромного вида. Становилось очевидно, что не только неуправляемая природа и долгое время приложили к опустошению неблаговидную руку, но и безнравственный человек не оставил одинокое строение без пристального, точь-в-точь губительного, внимания. О вмешательстве нерадивых граждан судилось по разбитым стёклам, а местами и выбитым рамам, отсутствовавшим дверям и разбросанным по территории носимым вещам. «Вот, варвары поганые, хорошо поглумились! - вырвалось у бывшего участкового, всю трудовую бытность боровшегося с проявлением тлетворного вандализма, чертой характера, сопутствовавшей человеческой жадности. - Даже здесь меня ждёт полный крах и сокрушительное падение».
Но! Не одна неприятная разруха поджидала единственного наследника, пересекавшего порог забытого отчего дома: прямо в холе, на установленном там просторном диване, расположились два грязных, резко вонючих, бомжа. Их омерзительный запах ударил в нос вернувшемуся хозяину, когда он находился на удалении десятка метров от дома. Сейчас, вдосталь напившись крепких алкогольных напитков, они предавались спокойному, не в меру счастливому, сну. Выглядели они жутко, просто отталкивающе! Люди без возраста (один едва ли страшнее другого), незваные гости казались внешне похожими: у обоих наблюдались изрядно потрёпанные одежды, явно полюбившиеся странным хозяевам и не снимаемые им значительный промежуток времени (они могли спокойно поменять их на шмотки новые, во множестве разбросанные по домовой округе, но процедура с переодеванием почему-то категорически избегалась); оба заросли давно немытыми волосами, разнившимися лишь цветом (у одного чёрные с проседью, а у второго рыжие, начинавшие обильно седеть), и курчавыми бородами, обляпанными остатками отрыгнутой пищи (очевидно, у тех был сегодня праздник и они сумели выгодно поживиться?); и тот и другой обулись в потрёпанные ботинки военного образца с отсутствовавшими шнурками (что свидетельствовали о неоднократных посещениях полицейских участков, причём никак не в качестве обиженных потерпевших). Если касаться внешних различий, то рыжий выглядел немногим повыше, гораздо худее; под правым глазом у него красовался синюшный фингал. У второго раздулась обширная гематома под левым.
Не стоит говорить, что, едва улицезрев незваных, да ещё и до крайности непривлекательных, посетителей, душа отставного блюстителя наполнилась страшным негодованием (да что там?), попросту жутким гневом. Он не смог промолвить ни слова – до такой степени горло сковало спазмом неизгладимого бешенства. Проснуться неприглашённым «пришельцам» заблаговременно так и не посчастливилось: твёрдым, уверенным шагом Павел проследовал напрямую к мирно почивавшим отбросам и нещадно стал пинать и того и другого. Озверевший наследник бил их ногами, обутыми в дорогие ботинки, отличавшимися прочной конструкцией. Раздавая нещадных пендалей, хозяин то ли не желал запачкать руки, то ли, подчиняясь сохранившейся со времени службы осмотрительной привычке, предостерегался от какой-нибудь омерзительной, гадкой заразы. После того как был выпущен «первый пар», полились словесные излияния; они сопровождали мгновенный выплеск гнева, копившегося в душе отвергнутого и преданного мужа и отца (соответственно) всё последнее время. Он требовал непременного и скорого выхода.
- Ах вы, мерзкие твари, - кричал он на них, - «бомжары» проклятые, вы понимаете, вообще, к кому вы припёрлись?! Да я вас в два счёта уделаю, и не одна полиция не будет искать ваши и без того полусгнившие трупы! Кто вам дал право селиться в мой дом и загрязнять его тлетворной вонищей, гнусным присутствием?!
Громогласные выкрики сопровождались не только одними болевыми воздействиями, но ещё и отборнейшей матерщиной. Несанкционированные хозяева, некогда узурпировавшие пустовавшую жилищную площадь, просто ошалели от невообразимой побудки: они вырывались из счастливого сна беспрестанно сыпавшимися чувствительными ударами да крепкими, когда-либо слышанными ими, словами. Через несколько минут синяк рыжего превратился в огромную гематому, а лицо чёрного сплошь покрылось синюшной мрачной окраской и, местами лопаясь, разбрызгивало по округе кровавую жидкость, зловонную, наполненную сгустившейся гнилью. Физиономия первого держалась по той простой причине, что второму (поскольку он оказался на краю дивана, дальнем от выхода) доставалось во много раз больше. Съездив пару раз тому, что оказался ближе, рассвирепевший наследник продвинулся дальше – а уже там дал полную волю мгновенно вырвавшемуся на свободу бешеному неистовству. Не понимая, что же в действительности случилось и откуда (а главное, за какие грехи?) на них обрушилось болезненное несчастье, ополоумевшие бомжи, соскальзывая с дивана и пытаясь ползти по гладкому полу, наперебой голосили:
- Что?! Что такое?! Мы никому ничего плохого не делали! Живём здесь, в пустующем доме, никому не мешаем и никого, поверьте, не трогаем! Объясните: в чём наша прямая вина? Мы немедленно всё поправим.
Однако не тут и было. Павел свирепел всё больше и больше, а вдыхая кровавый запах (хотя и пышущий смрадом, но всё-таки будоражащий разум), не считал себе нужным, что обязан остановиться; напротив, помутнённый рассудком, он продолжал беспощадно тиранить и презренных, и гнусных личностей, какие давно уже опустились на дно общественной жизни. Видимо, для себя он твёрдо решил, что обязан «забить поганых мерзавцев до смерти!» Одному (кому досталось намного меньше) где-то, где-то удалось пораскинуть высохшими мозгами, что из кромешного ада необходимо вырываться любыми путями, а впоследствии звать что есть мочи на помощь. Так он, впрочем, и сделал. Вот, правда, зловонный мужчина, излучавший «пренеприятнейший запах», совсем позабыл, что дом тот, загородный, расположен в глухом лесу и что на протяжении добрых двадцати километров не повстречаешь ни одного нормального человека.
Тем временем в дому происходило настоящее смертоубийство, и кровь у избиваемого бомжа текла уж не только из наружных кровоподтёков, но вдобавок изо рта, и из ушей, и прочих отверстий. Терзаемый человек хрипел, отхаркивался и всхлипывал, слабо соображая, что же всамделишно творится вокруг. Аронов пинал изрядно побитое туловище, на коем не виделось ни единого свободного места. Не оставалось сомнений, что если безжалостный мститель сейчас не уймётся, то дальше он будет тиранить окровавленный труп. Что-то такое, по-видимому, промелькнуло и в голове у бывшего полицейского, ещё совсем недавно призванного охранять закон и порядок; наверное, он посчитал, что один враг за жуткую провинность уже жестоко наказан. Отставной блюститель правопорядка устремился на улицу, чтобы окончательно довершить ужасное мщение и чтобы в точности так же проучить второго нахала, посмевшего нарушить родительскую память да святость построенного ими лесного жилища.
Тот, прихрамывая на левую ногу, повреждённую от первого знакомства с некорректным хозяином, и вереща во всю лужёную глотку «Спасите!», перебрался через рухнувший на землю заборный пролёт и теперь ковылял в сторону густой, разросшейся по кругу, лесопосадки. Там вполне можно спрятаться, а затем (если повезет?) окончательно затеряться. Вот разве Павлу казалось, что избежание заслуженного возмездия будет несправедливым и что непременно должны наказаться оба нарушителя спокойствия отчего дома. Он бросился вдогонку за удиравшим от него обезумевшим бедолагой. Нагнал порядком углубившимся в лесную посадку. Нескончаемой ненависти, какая кипела в нём в первый момент, когда имел неудовольствие улицезреть обоих вонючих мерзавцев, сейчас уже не было: она «подспала» от быстрого бега и свежего воздуха. Трусливый беглец, услышав сзади тяжёлый, всё более приближавшийся бег справедливо порассудил, что скрыться всё равно не сумеет, а потому сам, без чьей-либо посторонней помощи, как ковылял, так и рухнул на землю. Он перевернулся на спину, сделал жалобное лицо, наполнил глаза слезами, а едва лишь Павел приблизился, плаксиво взмолился:
- Не трогай меня, пожалуйста. Мы не знали, что дом принадлежит такому серьёзному человеку. Поверь, если бы похожее подозрение хотя бы слегка закралось к нам голову, то мы бы ни за что на свете сюда бы не сунулись, а нашли себе другое, более простое, пристанище.
Аронов не выглядел уже таким кровожадным, как, скажем, чуть ранее, но в запале, пока произносился оправдательный монолог, всё-таки пару раз съездил прочным ботинком по грязной физиономии да столько же по гнилому, излучавшему неприятный смрад, туловищу. Наконец, исчерпав хозяйскую мстительность да выплеснув весь накопленный негатив, он, так или иначе, но всё же остановился. Второму беззащитному человеку, а проще говоря «попавшему под раздачу» бомжу, Павел причинил телесных повреждений значительно меньше и сумел-таки не довести выброс злобных эмоций до тяжких последствий.
- Пойдём, - сказал он, надсадно дыша от душившего гнева, - заберёшь своего товарища и мотайте, «на хер», отсюда подальше, пока я не зашёлся сердцем и обоих вас не прикончил.
Отхаркиваясь багровой жидкостью и утирая обильные слёзы, перепачканные с потом, и грязью, и кровью, покоцанный бомж не возражая поднялся и послушно поплёлся за отставным офицером. Диковинное дело, когда бывший полицейский достиг пределов хозяйственного участка и обернулся назад, то обнаружил, что призванный спутник странным образом испарился, не оставив о себе никаких сопутствовавших напоминаний, даже тошнотворного, вонючего запаха.
- Хорош друг, - скорчил он язвительную гримасу, имея в виду взаимовыручку двух социально опущенных личностей, - ну что ж, придётся самому от него избавляться.
Рыжий так и продолжал лежать в том непривлекательном положении, в каком его оставил возмущённый хозяин (в форме эмбриона, скрючившего руки и ноги); он не подавал действительных признаков жизни. Единственное, то раздувавшийся, то уходивший внутрь носа кровяной пузырь свидетельствовал, что измочаленный бомж пока ещё жив. Недолго думая, неглупый юрист (отлично подкованный, а как следствие, мгновенно сообразивший, чем именно условно-осужденному выльется внезапная смерть человека, пускай и никчёмного, но всё-таки…) вызвал скорую помощь, чтобы не позволить «куску пахнущего дерьма» благополучно скончаться. Прибывшие медработники повели себя неадекватно, непредсказуемо вообще. Они неожиданно заявили, что транспортировкой опустившихся личностей (а тем более их спасением!) заниматься не будут, мол, пусть хозяин дома сам придумывает, куда бы «издыхающую мерзость» пристроить.
- Да вы что, совсем, что ли, «…вашу мать», охренели? - удивился отставной полицейский тем интересным правилам, какие здесь существуют; впрочем, спорить не стал, а перевёл разговорную тему в более продуктивное русло: - Я дам вам немного денег… сколько скажете. Только увезите его, не то, боюсь, греха бы какого не вышло.
Глава II. Современное монгольское иго
В то же время в Рос-Дилере, в следственном изоляторе, в камере предварительного заключения, находился глава местного преступного клана Джемуга, которому грозил весьма внушительный срок заключения. Необычное прозвище заключённый человек выбрал себе неслучайно. Обзавёлся он им в раннем детстве, когда являлся простым беспризорником и когда в «девяностые» промышлял всякими гадостями на территории одного отдалённого провинциального городка (ему приходилось думать о насущном пропитании практически с пяти лет). Ни настоящего имени, ни тем более фамилии малолетний злодей не помнил. Присвоенный псевдоним ему полюбился, потому как «отбывая очередной срок в ДД (детдоме)» (куда его, маленьким, периодически доставляли и откуда он постоянно сбегал), юный свободолюбец вычитал в некой занимательной книжке, будто в далёкие, давно минувшие, времена существовал прославленный полководец Джамуха. Тот командовал племенами древней Монголии и его, между прочим, опасался сам Чингисхан, в те славные годы ещё Темуджин. Вдохновлённый мальчик не переставая твердил: «Ну и что, - имея в виду Джамуху, - что он его потом всё равно убили? - предполагая казнь в виде сломанного хребта. - Потому с ним и расправились, что смертельно боялись». В итоге, полностью потеряв сведения о настоящих предках, молодой негодник настолько уверился, что являлся прямым потомком славного воина, насколько даже в паспорте умудрился проставить себе одно, единственное, имя Джемуга, без фамилии и без отчества; он не преминул переврать его на звучный, а главное, как ему казалось, более значимый лад.
Некогда беззащитный ребёнок давно уже вырос и теперь превратился в уверенного мужчину, закалённого в уличных драках и постоянных преступных противоборствах. На вид ему исполнилось чуть более тридцати лет, что соответствовало и дате, проставленной в основном документе; он не являлся красавцем, но и не имел какой-то отталкивавшей наружности, удивительно сочетая и безраздельную мужественность, без единого признака страха либо сомнений, и в меру необходимую привлекательность; невысокая фигура располагала природной коренастостью, а смуглое лицо, и действительно, отличалось чисто монгольскими очертаниями – слегка продолговатое, оно выглядело бронзовым, с зауженными глазами и с тонкими, спускавшимися книзу усами. Касаясь жёсткого характера следует отметить, что слыл он самоуверенным, упрямым, безнравственным типом, а ещё и невероятно жестоким, не знавшим жалости ни к своим ни к чужим. Хотя если касаться понятия «своего», то таковых для него попросту не было, так как, выросши в промозглых трущобах, грозный, беспринципный преступник считал, что добился всего, чем обладает, сам и никому ничем не обязан. Все остальные должны ему учтиво прислуживать, а ежели кому-то чего не нравилось, то такие бесследно исчезали, приобретая статус «пропавшего без вести».
В Рос-Дилере он появился с момента его основания, когда в небольшой деревушке появился первый игорный дом и когда заложилось строительство огромного мегаполиса. Имея кипучую и деятельную натуру, тогда ещё молодой, не достигший совершеннолетия, парень активно включился в развитие нового общества: он взял на себя прямую обязанность сколотить устойчивую преступную группу, способную держать в страхе не только постоянное население, но и приезжавших тратить денежки богатеньких толстосумов. Неудивительно, что похожих предприимчивых деятелей было несколько человек; они прибывали в небольшой тогда ещё населённый пункт в сопровождении – одни небольших, а другие более значительных группировок. Но! Именно Джемуга, поначалу оказавшийся едва ли не в сплошном одиночестве, а потом всё более обрастая преданными сподвижниками (они оставались от поверженных конкурентов), сумел организовать несравненно действенный клан; ему он лично придумал название и ласково именовал «моё монгольское иго». Подобно пчелиному улью «трудилось» созданное сообщество, считаясь сплочённым, продуктивным, слаженным механизмом, способным держать в страхе всю прилегающую округу; оно обложило преступной данью все имевшие маломальский доход игорные заведения. Нетрудно догадаться, желающих поспорить за криминальную власть, в том числе и приезжих, больше не находилось.
Кроме охотников разделить сферы влияния «опасного бизнеса», существовали ещё и правительственные структуры, пытавшиеся сломить непререкаемый авторитет влиятельного бандита. Вот и сейчас, закончив трудную, но грамотно проведённую операцию, влиятельный преступник (уже тогда являвшийся крёстным отцом всего преступного населения города) был помещён в следственный изолятор, причём в отдельную камеру, дабы исключить ему всяческое сношение с внешним миром, подвластными уголовниками. На наступивший момент его доставили в комнату для допросов, где бандита посещал прокурор, лично Замаров Дмитрий Аркадьевич; значимостью высокой должности тот намеревался склонить задержанного к признательным показаниям. Если касаться государственного обвинителя, то, достигнув тридцатисемилетнего возраста, он дослужился до звания советника юстиция и выделялся высокой, атлетически сложённой фигурой; лицо выглядело худым, книзу несколько вытянутым, и не лишалось мужской привлекательности; прямой, едва ли не аристократический нос сочетался с тонкими, выдавшими хитрость, губами и гладкой, не имевшей загара кожей; серые, с голубым отливом, глаза выражали ум, проницательность, способность к построению логических выводов, но и не лишались внутренней жёсткости, а возможно, излишней жестокости; голова виделась ровной, ухоженной, отмеченной короткой стрижкой, светлыми волосами и чуть оттопыренными ушами. Верхняя одежда составляла стандартный мундир, выдававший представителя службы прокуратуры; он снабжался необходимой служебной символикой.
Находились они в небольшом помещении, где серые стены окрашивались мрачными красками; из неброской мебели там присутствовали металлический стол, разделённый посередине невысокой перегородкой, словно сеткой для игры в пинг-понг, да накрепко привинченные к полу два стула. Из средств сдерживания движений со стороны заключенного имелись стальные браслеты, снабжённые чуть удлинённой цепью, прочно крепившиеся к верхней обшивке; они предупредительно закреплялись на могучих руках опасного басурмана.
- Итак, господин Джемуга, простите, не знаю Вашего настоящего имени отчества, - начал допрашивать представитель органов правового порядка, - давайте вернёмся, с чего вчера начали, но в чём Вы упорно пытаетесь нас запутать. Сразу хочу сказать, что приведённые Вами накануне неубедительные доводы мы проверили и не нашли, поверьте, никакого им весомого подтверждения. В свою очередь хочу пояснить, что доказательств Вашей вины у нас предостаточно и что мы – даже без Ваших признательных показаний – сможем упрятать Вас на значительный срок заключения. Согласен, скомбинировать окончательное обвинение будет пока намного сложнее и значительно дольше, но результат всё равно окажется единственно правильным, ведущим Вас на «длительный отдых». Ну, так как, господин Джемуга, сможем мы найти обоюдовыгодное решение, или Вы согласны на полный срок заключения, равный, повторюсь, десяти, а в лучшем случае, девяти годам тюремного заключения?
- Доводы твои, прокурор, - криминальный авторитет нисколько не церемонился, - кажутся мне нисколько не убедительными. Что у вас на меня есть? Да практически ничего. Нашли какой-то непонятный труп, а чтобы связать с ним меня, провернули какую-то непривлекательную «подставу». Подкинули якобы причастное к убийству «спаленное» оружие, затем подделали «туфтовую» экспертизу, что как бы на нём мои отпечатки пальцев. Заметьте! Я допускаю, что именно из него и был застрелен вменяемый мне человек; а значит, вы не сфабриковали тот единственный документ, как, скажем, всё остальное. Ну, а до «кучи» подговорили какого-то непонятного очевидца, которого я и видом не видывал и слыхом не слыхивал; а он утверждает, будто бы видел меня в тот кульминационный момент, когда я спускал курок и стрелял в какого-то там человека, ныне покойника. Однако, прокурор, даже всё вместе взятое, сейчас перечисленное, я считаю не наиболее важным, что должно тебя беспокоить…
Придав себе злобно-ехидное выражение, матёрый бандит прервался, ожидая, какой эффект произведёт на второго собеседника высказанная им последняя фраза. Тот непонимающе уставился на грозного, до крайности опасного, басурманина, обозначая возникшее недоумение самым обыкновенным вопросом:
- Что ты хочешь сказать?
- Хм, - злорадствовал дерзкий преступник, наваливаясь на стол и приближаясь к непонятливому визави, - только то, что ты очень мало интересуешься личной жизнью нахального, но и нерадивого отпрыска и, наверное, даже не представляешь, где он может сейчас находиться. Проясни побыстрее щекотливый момент, а потом мы продолжим нашу неубедительную беседу. Мне бы очень не хотелось, чтобы ты, «мусор», - так закоренелый преступник обращался ко всем представителям правоохранительных органов, - упустил некоторые жизненно важные аспекты, связанные с личной семьей, а потом винил бы в случившихся крутых неприятностях снова меня.
- Что ты, грязная мразь, сделал с моим ребёнком?! - наливаясь пунцовой краской, в гневе закричал советник юстиции. - Только попробуй с ним что-нибудь сотворить, и я лично тобою займусь!
- О чём ты, прокурор, говоришь, - не переставал «зловредничать» погрязший в криминальной жизни злостный преступник, не спускавший с монгольского лица самодовольной улыбки, - я сижу в четырёх стенах, в отдельной, «мать твою…», камере. Ты, я думаю, человек разумный, поэтому задайся вопросом: как я смог бы отсюда выйти и навредить твоему несмышлёному отпрыску? - он вернулся в обычное положение и стал медленно выстукивать костяшками пальцев по верхней части стола (мелодия напоминала похоронный мотив); вдобавок он печально заметил: - Повторюсь, я просто переживаю, как бы с ним чего случилось – только-то и всего.
- Проклятый мерзавец, - прокурорский работник едва сдерживался, чтобы здесь и сейчас не избить заключённого, - если с ним что-нибудь случится – ты никогда отсюда не выйдешь!
Он резко поднялся и, продолжая то бледнеть, то краснеть, то покрываться пунцовой окраской, направился к металлической двери. Схватившись за ручку, услышал брошенную ему вслед фразу: «Напугал кота мышами!» Хотел вернуться назад, чтобы дать выплеск отцовскому гневу и самолично отмутузить не в меру зарвавшегося (возомнившего о себе Бог весть что) нахального человека; однако… служебная этика, долгие психологические тренинги и личная выдержка сделали положенное дело, и влиятельный мужчина решительно отправился прочь. Негативное отношение проявилось лишь громким дверным хлопком.
***
Одним днём ранее...
Зецепин Игорь Вениаминович, согласно установленного в СИЗО служебного распорядка, заступил на суточное дежурство; оно предполагало оперативную разработку содержавшихся там всевозможных преступников. Двадцатисемилетний молодой человек, при высоком росте, не выделялся особой мускулатурой, но и не считался излишне слабым; лицо не выглядело каким-нибудь примечательным и обладало голубыми глазами да чрезмерно курносым носом (признак сильного любопытства); волосы являлись настолько светлыми, что им бы позавидовала любая блондинка. Останавливаясь на тяге к избыточной осведомленности, стоит отметить, что именно она и привела его несколько лет назад к одной непривлекательной ситуации, где печальным окончанием стала бы скоропостижная смерть. Именно тогда-то ему и помог уладить то щекотливое дельце небезызвестный Джемуга: он вызвался посредничать между ним и его серьёзными оппонентами. С тех пор оперативный сотрудник охранно-конвойной службы находился у всемогущего покровителя на «постоянной зарплате»; преданный ему заблудшей душой и благодарным сердцем, он готов был ради великодушного благодетеля идти на любые жертвы, и самые рисковые, и крайне непопулярные. Едва ему представилась практическая возможность, тюремный оперативник находился у камеры матёрого преступника, с которым запрещалось видеться кому бы то ни было, не исключая и рядовых конвоиров. Однако Зецепин являл собой полное исключение: носил офицерский чин, дослужился до старшего лейтенанта, занимал должность оперуполномоченного. То есть! В силу прямых служебных обязанностей, был просто обязан проводить с заключенными оперативно-профилактическую работу. Под весомым прикрытием нечистоплотный сотрудник зашёл поздним вечером, далеко после отбоя, в камеру некогда доброжелательного спасителя, теперь же многоуважаемого наставника.
- Садись, брат, - обратился отпетый преступник к подвластному человеку, указывая на жёсткие нары, что оказались с ним рядом, - хорошо, что ты нашёл свободное время и посетил меня в столь тягостный момент моей жизни. Мы можем поговорить откровенно? Я имею в виду, не слушают ли нас случайно?
- Да, - кивнул молодой вероотступник, обозначая прямое согласие; в отличии от собеседника, никак не выдававшего нахлынувших эмоций, он легонько дрожал от нервного возбуждения, - можно говорить совершенно спокойно: наш разговор останется нашей тайной.
- Отлично! - воскликнул Джемуга, вскакивая с насиженного места и начиная мерить шагами небольшую тюремную камеру, ходя по ней и взад и вперёд. - Надеюсь, ты в курсе, как меня жестоко подставили, - Игорь утвердительно кивнул головой, - меня заманили в подготовленную ловушку, приставили ко мне «грязную суку» и вынудили ему довериться, как любому нашему брату. В результате я взял его на одно стрёмное дельце, где, не подозревая «мусорско;го» подвоха, застрелил некого мерзкого типа, а «запачканное» оружие – дурак! – заставил уничтожить аккурат того подленького «засланца». Хм? Ты как думаешь: что сделал в предложенном случае он? Правильно! Понёс его напрямую «ментовским» хозяевам. Они благополучно провели баллистическую экспертизу и поставили меня в крайне неловкое положение. Сам он теперь выступает проклятым свидетелем и его где-то надёжно прячут. Иначе… мои верные нукеры давно бы уж до него добрались, и я бы здесь не сидел, и даже близко не находился. Учитывая драматический факт, что мы с ним ходили тогда вдвоём, шансов «соскочить» у меня не предвидится. Разумеешь, что нужно делать?
- Пока что не очень? - засомневался Зацепин, мысленно понимая, что от совершения должностного преступления (что было, в принципе, далеко не в диковинку) ему не уйти (вызволять пленённого благодетеля придётся ему). - Но сделаю всё, что от меня зависит.
- Так я и думал, - утвердительно кивнул заулыбавшийся басурман, создавший современное «монгольское иго»; он остановился посередине камеры и внимательно вглядывался в лицо собеседника, - сейчас у нас только один – единственный! – выход. Мою судьбу и уголовное дело держит в руках не очень сговорчивый прокурор. Он почему-то посчитал, что может чего-то там изменить и поучаствует в распределении сил, существующих в городе. Мы не должны его намерений допустить! Иначе удачи нам не видать…
- Что нужно делать, брат? - с готовностью поинтересовался оперативный сотрудник, вдохновлённый вступительной речью. - Как мне тебе помочь? Я готов устроить какой-нибудь беспрецедентный побег, только впоследствии, - он сморщился, - мне здесь уже не работать…
- Нет, - остановил Джемуга пылкую речь, произносимую преданным человеком, - твоего прямого вмешательства не потребуется, нет! Необходимо в спешном порядке, любыми путями связаться с Баруном. У тебя есть с собой небольшой клочочек «чистой бумаги»?
- Разумеется, - утвердительно покивал Зецепин, доставая миниатюрный блокнот, - в написании документальных отчётов заключается вся моя нынешняя работа, так что писательского добра хватает с избытком.
Заключённый авторитет принял записную книжку, вырвал миниатюрный листочек и, ненадолго присев, написал два коротеньких слова. Сложил бумажное послание в несколько раз, пока не получился маленький, аккуратный шарик, а затем передал благодарному собеседнику, прямому сообщнику.
- Что делать – ты знаешь, - сопроводил он предпринятые манипуляции понятным им обоим коротким напутствием, - сегодня тревожная весточка должна быть доставлена адресату.
***
Барун заслужил бандитское прозвище с лёгкой руки Джемуги, у которого являлся ближайшим сподвижником и которого сопровождал «по жизни» с раннего малолетства. Как объяснил предводитель «монгольского ига», обладая подаренным именем (согласно, разумеется, древней легенде), он становится преданным ему человеком, потому как искомое наименование обозначает «исключительно верный», (как и у себя, немного переврав перевод к монгольскому слову «баруун»). Полностью оправдывая вложенный смысл, неотступный подельник настолько был предан российскому басурманину, насколько готовился не просто пожертвовать жизнью, но и живым последовать в саму преисподнюю. Он никогда не переспрашивал, не оспаривал, не интересовался подробностями отдаваемых поручений, справедливо полагая, что раз очередное задание получил, то надо разбиться в лепёшку, а его непременно выполнить. Останавливаясь на сумрачной внешности, отмечаются следующие основные черты: достигнул тридцать три года от роду; не выделялся мифической силой, а выглядел худощавым, но жилистым человеком, не обладавшим высоким ростом (недостаток физических данных компенсировался исключительным владением техники восточных единоборств и всеми видами вооружений, а также смелой, бесстрастной, почти неэмоциональной, натурой); имел продолговатое лицо, внешне полностью обездушенное, не выражавшее подвижной мимики, но обладавшее смуглой, обветренной кожей; отмечался глазами (под стать волосам, бороде и усам) чёрными, непроницаемыми совсем; отличался носом нестандартным, слегка сдвинутым набок (что свидетельствовало о множестве проведенных рукопашных спаррингов); обозначался губами узкими и широким, передавшими ожесточённую скверность натуры; отображался ушами оттопыренными, причёской взъерошенной, никогда не знавшей расчёски. Одевался грозный боец преступного мира в серую рубашку, а всё остальное: неизменный бронежилет, брюки и прочные солдатские ботинки с высокими берцами – выделялось лишь чёрным оттенком.
Около четырёх утра, объяснив на службе, что ему необходимо срочно проверить важную оперативную информацию, Зецепин оставил основное расположение. Учитывая важность полученного задания, он отправился напрямую к дому преступного авторитета, подмявшему под себя всё городское мирное население. К удивлению, Барун встретил его достаточно бодрым, словно только и ждал, когда же принесётся весть, поступившая от главного босса. Вообще, у всех, кто его знал, создавалось впечатление, что он никогда не спит, совсем не отдыхает, а всегда несёт «нелёгкую службу». Она подразумевает улаживать щекотливые дела, постоянно возникающие в связи с родом деятельности криминального босса, одновременно ближайшего друга.
- Чего в такую рань? - спросил он недоверчивым голосом, ещё не зная об истинном предназначении «продажного опера» (сподвижник Джемуги относился к похожим личностям, как к самым заклятым врагам). - Не боишься, «мусор», приходить сюда ночью, да ещё и один? Или, может, ты скажешь, что не знаешь, в чей дом пришёл, и что таких, как ты и тебе подобных, особенно здесь не жалуют?
- Я не собираюсь выяснять отношения, - резко оборвал его Игорь (он точно так же не испытывал предрасположенности ко всем остальным преступникам), - я принёс тебе весточку от общего друга, и всё, что мне необходимо, – передать её лично в руки, а после отправиться восвояси.
Заканчивая не слишком ёмкую фразу, тюремный оперативник протягивал крохотный клочок бумаги, переданный влиятельным заключённым. Не изменившись в лице, Барун принял коротенькую записку и лёгким кивком головы разрешил незваному гостю (пока!) удалиться. Тот не преминул воспользоваться сделанным предложением. Едва Зацепин ушёл, исполнительный бандит развернул невзрачный огрызок, прочел, единственное, два слова и улицезрел многозначительный знак многоточия: «Прокурорский сынок…»
***
Замаров Эдуард Дмитриевич недавно достиг шестнадцатилетнего возраста и выглядел человеком привлекательным, физически развитым. Обладая выразительной внешностью и высоким общественным положением, он обучался в престижной гимназии и верховодил там сначала всеми детскими играми, а впоследствии и юношескими забавами, и всей молодежной тусовкой. Кроме всего перечисленного, он развивался намного быстрее менее значимых одногодков, что создавало ему гораздо больше дополнительных преимуществ. Лицом парень выдался похож на отца и считался необычайно красивым. Здесь было всё: и голубые глаза, выглядевшие настолько глубокими, что казались попросту бесконечными; и прямой аристократический нос; и тонкие, практически бесцветные губы, выдававшие типичные признаки наглости; и гладкая кожа, сверх меры бледная, как будто никогда не знавшая солнечного загара; и приятные, почти девичьи, ровные очертания; и белокурые волосы, от природы кучерявые, больше обычного длинные – в общем, всё, что могло ему давать преимущество над остальными, намного меньше одаренными природой, товарищами.
В тот злополучный день Эдик, как и каждое утро, вышел из дома в половине восьмого и направился к иностранной машине, припаркованной во дворе элитного дома. Оделся он по октябрьской погоде в коричневую кожаную куртку, синие джинсы и яркую футболку разноцветных оттенков. У самого подъезда беспечного юношу встретил отвратительный тип, отличавшийся неприятной наружностью и источавший омерзительный запах. На нём были грязные, изрядно поношенные, лохмотья, и всем отвратительным видом тот вызывал и стойкое отвращение, и глубокую антипатию. Внешний облик выделялся внушительным ростом и мощной фигурой, а равно густой бородой и курчавыми волосами; они выдавали человека без возраста и имели характерную пепельную окраску.
У молодого человека, от жуткой вони, излучаемой мерзким чудовищем, неприятно засвербело в носу – он несколько раз чихнул. Повстречавшийся человек прилип, подобно клейкой липучке; он начал активно просить подаяния:
- Подай, мил человек, бедняге на пропитание. Три дня ничего не ел и не пил – пожалей бедолагу!
- Пошёл прочь, грязный, вонючий «бомжара»! - не забывая про нецензурную брань, прокричал высокомерный прокурорский сынок. - Отойти от меня, а не то… «ментов» сейчас вызову!
- Сжалься, пожалуйста, - не отставал меж тем уличный попрошайка, приближаясь всё ближе и касаясь одеждами, вероятнее всего кишащими цепкими вшами, - ты, вижу я, человек богатый, так чего тебе стоит спонсировать мне сотню-другую?
Объяснение выглядело верным, и любой нормальный человек в похожей ситуации (лишь бы побыстрее отцепиться от надоедливого, да ещё и вонючего, типа) непременно так бы и сделал; но… только не амбициозный, сверх меры принципиальный, сынок высокопоставленного чиновника, который ничего ещё толком сам не добился, зато при каждом удобном случае кичился высоким положением в обществе.
- Поди поработай, - крикнул он отвратительному просителю, беспрестанно морщась и отмечаясь пренебрежительной мимикой, - а потом и покушаешь! Не таков я человек, чтобы подавать каждому бомжику.
Говоря последние слова, он подошёл, как ему казалось, к спасительному автомобилю, где можно было надёжно укрыться, а усевшись в просторном салоне, полностью избавиться от прилипчивого субъекта, источаемой вони. Ключи с электронной отмычкой Эдик приготовил, понятно, заранее и теперь беспрепятственно отомкнул магнитный замок, смыкавший машинные двери. Он немного спешил, намереваясь побыстрее укрыться внутри. Резко распахнул дверную створку с водительской стороны, просунул голову за проём, но… тут же, опешив, отдёрнул её назад, оказавшись обратно на улице: прямо перед ним показалась похожая морда, такая же заросшая, давненько немытая, отвратительная и кишащая вшами. Она самым каким только есть наглым образом проникала в его комфортабельную машину и несла за собой не менее грязное туловище; оно удобно усаживалось на пассажирском сидении.
- Что за «нах!..»
Договорить элитный отпрыск пришедшую мысль не успел, потому как преследовавший его второй бездомный извлёк откуда-то из пышных лохмотьев металлический прут, приблизился к ошеломлённому юноше едва-едва не вплотную и ударил его по задней части самомнительной черепушки. Становилось очевидно, что похожим образом тот поступает далеко не впервые. Воздействие случилось мастерским, и выбранная цель тут же, прямо на месте, лишилась сознания. Эдик готов был рухнуть на землю, но обездвиженное туловище, ловко подхваченное напавшим преступником, безвольно повисло в крепких объятьях. Оставалось приоткрыть заднюю пассажирскую дверь, засунуть прокурорского сына внутрь и разместить его на заднем сидении. Так тот и поступил. Проделать незамысловатую операцию оказалось настолько проще, насколько помогал ему третий участник бомжеватого трио. Во время нападения он находился со стороны багажного отделения и терпеливо поджидал, когда ему придётся выполнить возложенную задачу.
Не стоит особо распространяться об истинных личностях людей, опущенных на дно социальной жизни и не имеющих возрастных различий, следует лишь заметить, что они отличались не совсем обычными прозвищами: Вахрам (тот, что приставал к прокурорскому сыну на улице), Кабрух (усаживался на переднее пассажирское кресло) и Сморчок (он устроился сзади). Понятное дело, все трое выполняли зловещее поручение, заданное жестоким Баруном. Хочешь не хочешь, но им никак нельзя было его завалить либо по какой-то причине не выполнить. В итоге, ловко провернув несложную операцию, отстойные люди привезли захваченную жертву на некую заброшенную усадьбу, по странному стечению обстоятельств до конца ещё не разграбленную. От основных жилых комплексов она отстояла чуть в стороне, окружалась сплошным, густо разросшимся, лесом и являла собой надёжное убежище для опустившихся личностей.
Ютились три мерзких типа в деревянной конторе, сохранившейся с довоенного времени. Она представляла собой бревенчатое строение с шиферной, местами треснувшей крышей и не имела застекленных оконных проемов; внутри имелось пять отделений, используемых раньше под кабинеты. В одном из них и обосновались странные личности, законопатив единственное окно – где целлофаном, где просто-напросто грязными тряпками. Младшего Замарова, невольную жертву, поместили в одной из комнат, где располагалась кирпичная печка. К тому моменту он уже очнулся и теперь, скованный стальными наручниками, любезно предоставленными Баруном, подвергался неимоверно жуткому испытанию. Чтобы заносчивый парень особенно не кричал «Да вы знаете с кем связались?! Я сын прокурора города!», его заблаговременно лишили голоса, используя грязную и вонючую тряпку; она чем-то напоминала вышедшую из строя мужскую портянку. Закончив с изобретением кляпа, молчаливому пленнику (ну так, от греха подальше и чтобы более не зацикливаться) связали ещё и ноги; спеленали единственным, что удалось отыскать в близлежащей округе – неприглядными, плохо пахнущими, концами, оторванными от многочисленных тряпок, в избытке имевшихся в унылой и затхлой избушке. Стояла промозглая осень, дров в ближайшем лесу имелось в избытке, и так называемые хозяева занялись обыденными делами: обогревом внутренних помещений, приготовлением горячего ужина.
***
Выйдя из комнаты для допросов, разъярённый прокурор бросил на ходу конвоиру-охраннику, дежурившему возле дверей: «Не убирайте его далеко, - имел он в виду заключённого, - я скоро вернусь и тогда мы плодотворно продолжим». Сам отправился проверять озвученную преступником тревожную информацию, взволновавшую его «до глубокого края стонавшей души». Буквально через час доподлинно установили, что матёрый бандит не блефует и что он имеет на руках невероятно значимый козырь. Как печальный итог, усердный работник правоохранительных органов, до кульминационного момента принципиальный и в принимаемых решениях полностью неизменный, выглядел окончательно сломленным – готовым к неприятному его сознанию догово;рному диалогу. Он, так много повидавший на долгом служебном веку, сейчас был подавлен, лицо его, мужественное, осунулось, как-то вмиг постарело и выдавало собой сильнейшие душевные муки.
Дмитрий Аркадьевич считался человеком неглупым и отлично себе представлял, какой именно опасности подвергается его неразумный отпрыск. Поэтому все поисковые мероприятия он провёл собственными силами, через частное сыскное агентство, не посмевшее отказать высокопоставленному городскому чиновнику. Профессиональными трудами, и обширными связями оно раздобыло прискорбную информацию. Ситуация выглядела критической, ведь похожего развития событий опытный деятель уголовного делопроизводства совсем не учёл, да и попросту не предвидел; он полагал, что раз он сумел лишить предводителя «монгольского ига» полного сношения с внешним миром, значит, лишил «чудовище» основной головы, полностью ограничив способность и думать, и действовать. Как оказалось, «зверь» оказался многоголовым, похожим на древнюю гидру, где при отсечении одной, на её место вырастали две, а может, и три. Любая из них способна чётко управлять сплочённым, отлаженным до мелочей, «организмом» (или всё-таки лучше сказать «механизмом»). Обозначать драматичную проблему правоохранительным структурам, понятное дело, нельзя. Высокопоставленный сотрудник, постоянно имевший дело с подобными проявлениями, превосходно понимал, что в неудобном случае жизнь его любимого сына, зависевшая от прихоти всего одного заключённого, не будет уже иметь того определенного смысла, на какой рассчитывал бездушный, безжалостный, самоуверенный басурман; то есть его ещё несформировавшийся мальчик наверняка подвергнется самому какое только известно жестокому умерщвлению. Садистские методы, применяемые при пытках людьми, подчинявшимися Джемуге, прокурорскому работнику были известны как никому другому.
Отягощённый противоречивыми мыслями, Замаров сидел в служебном кабинете и допивал вторую бутылку. Невзирая на изрядное количество принятого им армянского коньяку, забвение не приходило и мозг усиленно пытался найти ответ, способный ему помочь. Он оказался невольно загнанным в угол, выбраться из которого и со служебным достоинством, и без трагичных потерь, похоже, что не получится. Подходившего решения не было, а предпринять хоть чего-то было просто необходимо. Просидев в мучительных сомнениях час с половиной, Дмитрий Аркадьевич наконец-то решился и, задавшись отцовской целью «любыми путями вызволить из жуткой беды неразумного мальчика», направился обратно в следственный изолятор. Его с нетерпением ожидал довольный преступник.
- Как, прокурор, - начал он, озаряясь слащавой гримасой, едва влиятельный посетитель успел переступить порог комнаты, предназначенной для допросов, - разве у тебя не существует дел поважнее, чем тратить драгоценное время на посещение одинокого узника, упечённого тобою в тюремную камеру?
- Ты меня убедил, - сказал он, оставляя дверь приоткрытой, и, чтобы заключённому было слышно, отдал строгое приказание стоявшему рядом сержанту: - Отключите здесь запись!
- Но?.. - попытался возразить немолодой конвоир, неплохо представляя регламент, не позволяющий оставлять следственный кабинет без видеонаблюдения.
- Немедленно! - рыкнул городской прокурор голосом, не подлежавшим сомнению, после чего с силой закрыл железную створку.
- Вот так-то гораздо лучше, «мусор», - насупился на вошедшего закоренелый преступник, во всем, в том числе и мимике, старавшийся подражать монгольскому древнему полководцу (что, кстати, получалось довольно неплохо), - только не надейся провести меня показными, бутафорскими выходками: я на дешевые трюки вовсе не покупаюсь. Говори, чего хотел, и если чего-то дельное, то мы рассмотрим, а ежели так, пустое, то лучше сразу иди обратно, меня же отправь назад, в мою удобную камеру.
- Я тебя не обманываю, - пересиливаясь, чтобы не съездить тому по лицу, зло прошипел Замаров, - наш разговор останется неучтённым, поэтому можно говорить спокойно, без иносказательных оговорок.
- Раз так, докажи, что твоё расположение соответствует истине, - проговорил преступный авторитет, озаряясь зловещей ухмылкой, - выпусти меня на свободу… а после, в спокойной обстановке, на нейтральной территории, мы и обсудим интересующие нас обоих корневые проблемы. Пока же, сам понимаешь, в промозглых застенках откровенного разговора у нас – как бы мне не хотелось – никак не получится.
- Освободить?! Но это попросту невозможно, - искренне возмутился государственный обвинитель, отпрянув от заключённого, словно от прокажённого, - существуют неопровержимые доказательства: оружие, свидетель, опять же. Даже ценой собственной власти я не смогу изменить избранную меру пресечения; она назначена судом, и её, заметь, я сам для тебя и запрашивал.
- Значит, поторопился, - парировал хитроумный Джемуга, лицом приближаясь к перегородке и переходя на заговорщицкий шёпот, - не мне же тебя учить: ты знаешь законы как никто другой в этом городе. Что касается доказывающих улик? Хм, существует человек, носящий имя Барун. Поверь, он мастер решать любые проблемы – и подобные в том же числе. Не сомневайся, он справится и всё организует – комар не подточит носа. Насчёт же записи?.. И правда, тут ты рискуешь гораздо больше и тебе сейчас крайне невыгодно, чтобы о состоявшемся разговоре пронюхал кто-нибудь посторонний. Надеюсь, ты понял, в сложившейся ситуации, сложной для нас обоих, расстаться как-нибудь по-другому никак не получится – и это моё последнее слово.
- Хорошо, - кивнул озадаченный прокурор, - я где-то так и предполагал и подумаю, что именно можно сделать.
Закончив непродолжительный монолог, он резко поднялся и, больше не говоря ни слова, по-быстрому вышел. Вечером того же дня, при странном стечении обстоятельств, совершилось два дерзких, отчаянных нападения: одно – на надёжно спрятанного свидетеля; другое – на следователя, переходившего пешком из здания следственного комитета в строение, отведённое под прокуратуру, и добросовестно несшего на проверку уголовное дело. Оно вдруг зачем-то срочно понадобилось, стоит заметить, прокурору лично, да в конце рабочего дня, да в тёмное время суток. Трагическим результатом, соответственно, явилось следующее роковое стечение обстоятельств: смерть человека – в первом случае; исчезновение заключения экспертизы – уже во втором. Но и это ещё не всё! Тем же днём специалист, проводивший ранее экспертизу, озадачился одним, по его мнению, до крайности удивительным обстоятельством: он был не в силах отыскать документальную папку, где хранил копии проведённых в последние дни исследований. Ему было совсем невдомёк, что сотрудник главного управления, заходивший к нему по неотложному делу, слишком спешивший и озадачивший срочной работой, уходил, благополучно унося в портфеле небольшую, но очень весомую ношу. К концу дня никаких следов, указывавших на причастность Джемуги к расследуемому убийству, у следственных органов попросту не осталось; а значит, не имелось и причин для его дальнейшего задержания. Перед авторитетным преступником, как в досадных случаях водится, унизительно извинились, а на следующий день, ранним утром, отпустили его на свободу, под радостное ликование всех заключенных; они устроили на прощание если и не бунт, то многоголосый гвалт (это уж точно).
***
Тем же вечером лидер преступного мира, сопровождаемый высокопоставленным прокурорским руководителем, выехал за городскую черту. Вместе они направились на бывшую колхозную ферму, где томился молодой, не окрепший ещё, организм. Освобождение разыгралось по следующему сценарию: будто бы по поручению Джемуги, неожиданно прознавшего про несчастье, его верные люди бросились уточнять местонахождение пропавшего высокородного отпрыска. По наущению всё того же предводителя «монгольского ига» они предприняли обманный маневр и потратили, казалось бы, на несложное дело дополнительное, неоправданно долгое, время. Разумеется, весь продемонстрированный спектакль сочинили специально, и исключительно для обеспокоенного родителя, – дабы попрочнее утвердить его в мыслях, что он теперь «должен». После чего наконец-таки доложили об успешном завершении розыскной операции.
Очумелый юноша был уже на грани безумия, когда под театральные свисты и дружное улюлюканье в комнату, где его содержали грязные и подлые похитители, ворвались обученные к налётам лихие бандиты; их вёл неизменный Барун. Подлые бомжи были схвачены, для приличия немного побиты и выведены на улицу, где демонстративно поставлены на колени, прямо перед зданием бывшей конторы; в униженном положении они остались терзаться ожиданием и незавидной, и скорбной участи. Дальше отпетые злодеи деловито освободили шестнадцатилетнего подростка от железных наручников, ножных матерчатых пут и вонючего кляпа. Никто не потрудился ему объяснить, что «организованный концерт» является зловещей инсценировкой и что лично он оказался заложником обстоятельств, связанных со служебной деятельностью его влиятельного родителя. Впрочем, Замаров-младший и не требовал никаких разъяснений, а едва лишь освободившись, сразу же бросился вон из смрадного помещения; первым делом он намеревался расквитаться с отвратительными обидчиками – расправиться с ними незамедлительно. Прокурорский сынок мельком взглянул на Джемугу, мгновенно определив, кто здесь является главным, а получив утвердительный кивок головы, остервенело набросился на «пахнущих личностей» и при;нялся «потчевать» их множественными пинками; он наносил их сильными, выносливыми ногами, обутыми в дорогие, прочные, фирменные ботинки.
- Вы на кого, помойные черти, руку посмели поднять?! - жестокие пытки он сопровождал ещё и сумасшедшими криками. - Вы вообще, что ли, страх потеряли?! Мой отец главный прокурор города – вы что, наглецы тупые, разве об этом не знали?! Как вам мысль-то только, шальная, пришла – совершить со мной гнусный, дерзкий, позорный поступок?! Да я вас, отвратные мерзости, поубиваю и здесь, и сейчас!
Он раздавал хоро-о-ошенькие удары, поочередно переходя от одного к другому и к третьему. В присутствии влиятельного родителя он всё-таки воздерживался от более грубых словечек и употреблял лишь «разрешённые цензурой» простые ругательства. Мстительная жестокость, направленная на жалких отбросов общества, посмевших совершить его похищение, не ведала ни мыслимых границ, ни существовавших в моральном плане разумных ограничений. Бывший пленник, натерпевшийся всякого унижения и немного свыкшийся с ужасным зловонием, выражал яростное негодование в высшей степени импульсивно, и даже омерзительный вид его недавних обидчиков не удерживал негодовавшего юношу от беспощадной расправы. Касаясь состояния избиваемых жертв, они не выглядели больше столь расторопными, какими проявились в момент похищения, а единственное, что могли, принимали позу эмбриона, поджимая поплотнее руки и ноги, и перекатывались по опавшей листве. А! Обезумевший мститель заканчивал бить одного, перебирался на следующего, а следом на третьего. Через пять минут невиданной экзекуции разорванная одежда, всклокоченные усы, бороды, волосы – всё покрывалось кровавыми выделениями, смешанными с соплями, грязью, слезами и, разумеется, вонью.
В какой-то момент, когда обезумевший парень, словно нисколько не уставая, поддался всё большей ярости, Джемуга кивнул преданному сообщнику, сопровождавшему его с далёких «лихих девяностых» (когда они являлись безмозглыми детьми-беспризорниками). Тот сразу всё понял. Барун достал пистолет системы ТТ и, несмотря на суровый прокурорский запрет, вложил боевое оружие в ладонь взбесившегося подростка. Почувствовав холодную сталь, Эдик на мгновение замер, словно раздумывая, что ему следует делать дальше. Сомнительное состояние длилось недолго. Не взглянув на законопослушного папочку, ополоумевший юнец наставил воронёный ствол на Вахрама и, злобно сморщившись, приготовился выстрелить.
- Сынок, постой! - не выдержал Дмитрий Аркадьевич, хотя и пошедший на «сделку с совестью», но до конца пока ещё не «запачканный». - Не делай этого: обратной дороги не будет!
Тяжело дыша, Замаров-младший стоял, наполненный неописуемым гневом, с налитыми кровью глазами, объятый учащённым сердцебиением, готовый переступить черту, после которой как бы не хотелось, но возврата к нормальной жизни уже не последует. Зычный, немного дрожавший, но всё-таки сильный голос отца немного привёл его в чувство. Молодой человек позволил себе сомневаться чуть больше пяти секунд: он по-звериному скрежетал зубами, грозно водил желваками и беспрестанно играл наполненной гневом выразительной мимикой. Наконец! Поводил головой справа налево, плюнул Вахраму прямо в испуганную физиономию – и… вернул опасный предмет своему владельцу, а сам отошёл в сторонку и остановился рядом с родителем.
- Заканчивай дело, Барун, - промолвил Джемуга, словно отрезал; он нисколько не сомневался, что не единожды проверенный подельник поймёт его несложное указание, а следом беспрекословно означенное исполнит, - а то мы здесь и так уже основательно задержались.
Беспощадный бандит, знавший предводителя «монгольского ига» как никто другой в целом свете, сообразил, что тот имеет в виду, и произвёл поочередно три выстрела: сначала в голову Вахрама, с помощью разрывной пули забрызгав округу кровавыми выделениями, серым веществом и костным остатком; затем в черепную коробку Кабруха, повторив с ним всё то же самое, что и с первым товарищем; потом в Сморчка, ничем не разнообразя. Кровяная смесь от последнего достигла брюк прокурора, словно специально запятнав государственного обвинителя соучастием в преступлении, совершённом с непередаваемой словами особой жестокостью.
- Ну вот, Дмитрий Аркадьевич, - зловредно ухмыльнулся Джемуга, обращаясь к служителю правоохранительных органов уже уважительно, - теперь мы с тобой замазаны одной «делюгой», кровавой и беспощадной, а значит, должны друг о друге заботиться, оберегая и наше благополучие, и нашу общую безопасность.
Высокопоставленный чиновник прекрасно всё осознал. Он стал соучастником особо тяжкого преступления и никоим образом его не пресёк, то есть поставил себя на одну грань с самым ожесточенным бандитом самого преступного российского города. В тот же день все вместе отмечали счастливое освобождение переросшего мальчика. Организовали увеселительное мероприятие на широкую ногу, с небывалым размахом и с особенным шиком. С тех пор предводитель «монгольского ига» и городской прокурор сделались неразлучными побратимами, не позабыв поделить между собою и сферы влияния. Оба они теперь удерживали в Рос-Дилере безраздельную власть, но, правда, каждый со своей стороны закона.
Глава III. Молодая красотка
Наши дни. За двое суток до обнаружения растерзанных трупов…
Лисина Юлия Игоревна появилась на свет в середине «двухтысячных», в семье, не являвшейся слишком благополучной. Ещё в юном возрасте, когда маленькая девочка не научилась оценивать окружающий мир, её поместили воспитываться в детский приют; там она провела трудное, наполненное болью и горечью, детство. Сейчас она достигла пятнадцатилетнего возраста, и, постепенно превращаясь в прекрасную девушку, всё более расцветала – приобретала взрослые, бесподобно прелестные, очертания. Одновременно очаровательная сиротка обзавелась и жизненными устоями, не позволявшими ей находиться в ограничивавшем свободу занудном пространстве. Причина существенная? Она подвигла воспитанницу богоугодного заведения покинуть пределы детдома и отправиться странствовать. Однажды злая судьба занесла решительную особу в Рос-Дилер, привлекавший к себе возможностью быстрой наживы, яркими красками, а главное, минимумом допустимой законности. Располагая нагловатым, где-то даже вздорным характером, сопряжённым с природным жизнелюбием, острым умом и способностью подчинять себе более слабых, ловкая девочка быстро освоилась в лабиринтах игровых махинаций. Не обладая игорным азартом, она искусно одурачивала, а где-то и грабила беспечных клиентов. Доверительными отношениями она обзаводилась из-за удивительной внешности, располагавшей к себе как общей привлекательностью, так и конкретными формами. Действительно в её случае было от чего терять разумную голову. При невысоком росте в глаза бросались шикарная грудь, широкие бёдра, изящная талия, стройные ноги. Распрекрасная мордашка обладала следующими отличительными чертами: большими карими глазами, настолько красивыми, что они совсем не требовали косметики; точёным носом, отмеченным идеальной пропорцией; чувственными губами, где нижняя казалась немного толще, однако более тонкая верхняя ничуть не портила общего вида, а придавала прелестной пикантности; бархатистой кожей, от природы смуглой, совсем не нуждавшейся в летнем загаре; каштановыми локонами, прямыми, одинаково длинными, остриженными чуть ниже подбородка, окаймлявшими голову равномерной прической. Одеваться подраставшая проказница предпочитала в коричневатую, под цвет волосам, болоньевую куртку, в тёмную футболку, в чёрную короткую юбку, носимую под однотонные колготки и остроносые туфли; не стоит забыть и про неизменную дамскую сумочку. В зависимости от ситуации, на ней можно было увидеть синие джинсы и шоколадного цвета кроссовки.
В тот день, в самом начале осени, она оделась в излюбленные одежды (по варианту второму) и направилась к игорному заведению, располагавшемуся на городской окраине. Сама исключительная красавица обосновалась неподалёку, в одном из многочисленных съёмных отелей, коими изобиловала округа и где совершенно не интересовались наличием личностных документов; там вполне довольствовались изображением Бенджамина Франклина, как водилось, за месяц вперёд. Может показаться странным: как пятнадцатилетней девочке сдают в поднаём жильё? Ответ кроется на поверхности: с недавнего времени, примерно два с половиной года назад, в Рос-Дилере всё больше укоренялась политика, направленная на развитие игорного бизнеса, а значит, и правые нормы работали лишь на теневую сторону жизни. Сообразительная девчушка, ещё в тринадцать лет сбежавшая из следующего приюта, успешно обустроилась в центре увеселений и развлечений, подвластном криминальным структурам и предполагавшим опустошение «глубоких карманов».
Вот и сейчас, Юля продвигалась на ночную вылазку, чтобы, как она говорила, «сбашлять» немножечко денег и поправить возникшие с финансами трудности. Не желая удаляться от дома слишком уж далеко, целью очередного посещения она избрала развлекательный комплекс, отстоявший в непосредственной близости. К её чести необходимо отметить, что выбиралась она на незаконные аферы, отчасти рисковые, а иногда и опасные, лишь когда у неё заканчивались основные средства, добытые с прошлого случая. Касаясь рода её занятий чуть-чуть подробнее, обычно проворная ловкачка стремилась к некоему оказанию помощи изрядно подвыпившим посетителям казино, чтобы те беспрепятственно добирались до занимаемого отеля либо другого временного жилья и чтобы не попадали по пути в лапы кишмя-кишевших бомжей да других любителей лёгкой наживы, не гнушавшихся никакими методами. Наличие трезвой сопровождающей для преступных элементов являлось неким тормозившим препятствием, не позволявшим пускаться на открытые, более активные, криминальные процедуры, сопряжённые и с грабежом, и с разбоем. Хотя, если честно, и Лисина при каждом удобном случае не упускала возможности поглубже запустить шальную ручонку в карманчик вынужденных попутчиков. Поступала она подобным образом как в прямом, так и в переносном смысле, предусмотрительно проверяя наличие их действительной платёжеспособности. Правда, в отличии от уличных бродяг и разбойников, предупредительная красавица, не до конца потерявшая совесть, никогда не забирала всех денежных капиталов; она завладевала лишь незначительной частью, точнее маленькой толикой, не превышавшей десяти, максимум двадцати, процентов. Наверное, именно по причине отсутствия «чрезмерного аппетита» ей и удавалось до сих пор не наживать себе крупные неприятности: от потери незначительной суммы облапошенные клиенты особо не заморачивались, справедливо полагая, что, при отсутствии сопровождения, они бы потеряли значительно больше.
Она уж совсем подошла к красивому зданию, ярко сверкавшему разноцветными бликами иллюминационных огней, когда внимание пронырливой девушки привлёк неприятный шум, доносившийся из глухой подворотни, примыкающей к игровому строению; он отчётливо означал, что разговор там происходит совсем нелюбезный. Обычно на стрёмных случаях кареглазая озорница старалась особенно не зацикливаться и всегда проходила мимо, справедливо полагая, что поживиться там будет нечем; но… сегодня что-то внутри неё словно вдруг ёкнуло, заставило резко остановиться, а потом призадуматься: «Надо, несмотря ни на что, пойти и обязательно посмотреть… может быть, кому-нибудь нужна моя помощь? - стучало настойчивой мыслью в висках с одной стороны, с другой же твердило: - Опомнись, неразумная дурочка, там уже давно всё случилось и «подобедать» ничем не получится – да и какая тебе, собственно, разница до чьих-то проблем, если они не несут с собой никакой прямой выгоды?» Так размышляла молодая плутовка, стоя в нескольких метрах от входа в темнеющий ужасом глухой закоулок – оттуда сейчас слышались гулкие удары и короткие вскрики. Сомневаться дольше было нельзя, необходимо на что-то решаться: либо броситься в гущу происходящих событий и, вполне возможно, всё равно извлечь себе какую-то выгоду; либо смалодушничать, струсить и позорно бежать (ну, а раз всё-таки заострила на возмутительном факте внимание, то потом ещё и мучиться угрызением совести). Но! Девчушка являлась совсем не пугливой, напротив, отличалась бездумной отвагой и безудержной смелостью. Покрутив из стороны в сторону головой, как бы разминая шейные позвонки и больше уже не думая, она решительно ступила в страшившую неприятными звуками сущую темноту – пошла навстречу пугавшей опасности, таинственной неизвестности.
Как бы ни было в переулке темно и мрачно, всё же кое-как различалось, что в глубине, метрах в двадцати пяти от основного выезда на проезжую часть, три едва различимые фигуры атакуют четвертую; нападавшие прижали выбранную жертву к стене и у одного блестело лезвие стального ножа. Исход поединка виделся очевидным. Одному человеку тяжело, а если он не является каким-нибудь подготовленным бойцом-спецназовцем, то и практически невозможно сопротивляться промышляющим разбоев отчаянным личностям; а ещё они превосходят по численности, да вооружены холодным оружием, да готовы ради наживы на любое кровожадное преступление, да отлично натренированы по части отъёма у одиноких путников (как криминальные элементы нисколько не сомневались) ненужных им сбережений. Ситуация становилась критической, и у человека, подвергнутого наглому грабежу, не оставалось ни малой возможности, чтобы выйти из кризисной ситуации без весомых потерь. Скорее всего, на требование отпетых молодчиков «передать им его наличные денежки» он ответил наглым отказом, вероятно, подкрепил его активным сопротивлением, а в подобных случаях результат представлялся единственным: «отчаянному нахалу» пускали наружу кровь, а потом уж спокойно осматривали карманы.
Предчувствуя нечто похожее и превосходно ориентируясь в хитросплетениях уличной жизни, Лисина не колебалась ни единой секунды; однако и голову терять она совсем не хотела, а продолжала действовать в известной степени и хладнокровно, и осторожно. Двигаясь грациозно, словно крадущаяся к добычи маленькая пантера, отважная бестия приблизилась к нападавшим гопникам сзади; она подкралась настолько ненавязчиво, что её не заметил даже стоявший к ней лицом атакуемый человек. Хотя, если говорить откровенно, ему было совсем не до этого…
Аронов Павел (а в неприятной ситуации оказался именно он) в тот день вернулся в Рос-Дилер из длительной отлучки, в которой оказался непреднамеренно вынужденно. Испытательный срок, назначенный как условно-осужденному, в силу некоторых обстоятельств и хитросплетений судьбы, разрешили отбывать исключительно на территории московского региона. Наконец он вернулся в родимую сторону и намеревался направиться в родительский дом, пока не стал прямым участником печальных событий. Семейную иномарку, некогда позволившую ему не сделаться «любящим идиотом», «полным лохом» и «непродуманным дураком», ему пришлось продать. Видно, так распорядилась злая судьба, что никому из них не до;лжно было ею владеть, и теперь отставной полицейский передвигался исключительно на общественном транспорте. Так вот, рейсовый автобус, перевозивший отставного полицейского к родному пристанищу, по пути внезапно сломался, и добираться пришлось на попутной машине. Водитель оказался настолько любезным, что подбросил к городской окраине, где начиналась пригородная дорога, следовавшая к далёкому, если и не глубокому захолустью. Прежде чем отправляться, бывший сотрудник органов внутренних дел зашёл в тот злосчастный проулок. Уличных туалетов поблизости не было, а посещать с непривлекательной целью здание казино показалось не очень прилично, да и попросту глупо. Почти мгновенно Павел оказался заложником непростой ситуации, где на него набросились сразу трое (нет, не бомжей!) здоровых и сильных людей, хорошо подготовленных на разбойное нападение; они считались отлично натренированными в грабительском деле и славились неуёмной жестокостью, напрямую граничившей с особенной кровожадностью.
Сначала, когда отставной офицер ещё не до конца зашёл в тупой переулок, вокруг всё вроде бы было тихо и не слышалось ни единого стороннего звука. Но! Едва он приблизился к одному из железных контейнеров, предназначенных для хранения мусора, и уставился в ближнюю стену лицом, как сзади к нему приблизилась (даже в темноте хорошо различалось) физически развитая фигура, а у самого горла Павел почувствовал холодную сталь выкидного ножа.
- Не смей хотя бы чуточку пикнуть, - услышал он грубоватый, скрипевший стальными нотками, полушёпот; неприятным отголоском он заставил майора вздрогнуть и разом покрыться холодным потом, - давай сюда свои денежки, и тогда, быть может, тебя мы не тронем.
Бывший участковый, являвшийся в недалёком прошлом неплохим полицейским сотрудником, пусть и поверхностно, но обучался приёмам рукопашного боя. Не привыкший к развязному обращению, Павел первым делом перехватил вооружённую ладонь, ударил каблуком по стопе и начал проводить выкручивание конечности, отстраняя её несколько в сторону и убирая клинок от шеи; но… в следующий момент он почувствовал сильный удар в область печени – это второй нападавший, увидев, что внезапный эффект не сработал и что его товарищ попал в неловкую ситуацию, способную закончиться непривлекательным поражением, перешёл к активным телодвижениям и пнул по туловищу не слишком сговорчивой жертвы. Далее, подключился уже и третий, после чего на Аронова посыпались многочисленные тычки, затрещины, оплеухи. Он какое-то время успешно оборонялся, выставляя блоки и «уворачиваясь» то вправо то влево; но постепенно его защитная тактика становилась непродуктивной, потому как, всё более уставая (да ещё и в темноте плохо видя), бывший участковый пропускал всё больше и больше, теряя силы и способность к чёткой ориентации. Наконец, наступило время, когда он, изрядно измочаленный, но всё ещё не поверженный, прижался к кирпичной стене, преграждавшей путь к отступлению; она заставила лицом к лицу столкнуться с тремя безжалостными, подготовленными к опасному делу противниками. Все четверо тяжело дышали, ненавидяще уставившись друг на друга, и совсем не обращали внимания на окружавшую обстановку. Именно минутное замешательство и позволило Юле подкрасться более чем незамеченной, а затем почти вплотную приблизиться к нападающим гопникам. Как раз в момент её приближения главарь (тот, что удерживал нож), чтобы немного передохнуть и перевести разгорячившийся дух, решил вдруг «разродиться» непродолжительным монологом:
- Ну всё, «покойная гнида», теперь тебе, уж точно, «трендец» – ничто не сможет остановить меня от готовящегося смертоубийства, хм! слишком много ты себе здесь позволил и обязательно должен понести жестокое наказание. Заметь: сначала я хотел тебя только пугнуть и всего-навсего отобрать нажитые денежки, но – теперь?! – наша разборка становится делом личным, и банальный мордобой тебе, «несмышленая погань», очень дорого обойдётся…
Возможно, говорливый преступник много ещё чего хотел насказать, прежде чем перейти к последнему наступлению. Понятно, высказаться полностью не успел, потому как небольшая фигура (неизвестно откуда?), выросшая сзади него, занесла вперёд тоненькую ручонку и прыснула из «газового балончика»; слезоточивая струя направилась говорившему негодяю прямо в лицо. Суть жизни Рос-Дилера такова, что заставила юную персону не надеяться на собственные детские силы, а иметь при себе средство эффективной защиты; вместе с другими, крайне необходимыми каждой даме, предметами оно удобно помещалось в маленькой кожаной сумочке. Никак не ожидая каверзного подвоха, поражённый главарь выронил острый нож и схватился за лицо, повреждённое едким газом; он присел на корточки, пытаясь протереть глаза и хоть как-то привести себя в чувство. Аронов, не рассчитывавший на чью-то поддержку, нисколько не растерялся, а кинулся в решительную атаку и набросился на остальных, остававшихся боеспособными, недругов. Один из них, пока отставной полицейский мутузил другого, повернулся к неожиданно подоспевшей подмоге и, не дав боевой красавице применить во второй раз «балончик», сцепился с ней в рукопашной, непримиримой схватке. Выросшая в детском доме, а впоследствии воспитанная в уличных драках, в необузданной ярости и действенной энергичности девушка ничуть не уступала физически развитому мужчине. Она ловко уклонялась от направленных тумаков и, невзирая на то что тот крепко держал её за руку, сжимавшую предмет индивидуальной защиты, разбрызгивала его содержимое по ближней округе. Одновременно юная бестия отчаянно колотила неприятеля маленьким кулачком и беспрестанно пинала, причиняя довольно болезненные воздействия. Однако и самой Лисиной не посчастливилось остаться полностью невредимой: несколько раз ей довелось испытать на себе силу мужской руки, внушительным кулаком неслабо скользнувшую по красивому телу.
Помощь дерзкой плутовке пришла как раз вовремя. Правда, вначале Павел, оказавшись один на один с чрезмерно бойким преступником, от внезапности контратаки слегка стушевавшимся, легко провёл незатейливый, самый простой, приём; он выразился в применении задней подножки. Тем самым вывел нападавшего выродка из душевного, да и просто обыкновенного, равновесия. Потом ударом ладони по сонной артерии заставил того погрузиться в длительное беспамятство. Когда и второй, корчившийся от едкого газа разбойник, был без чувств повержен на землю, отставной офицер спокойно расправился с третьим, слишком самоуверенным неприятелем. Он оказался сбит с ног и повален на голый асфальт. Пока оставался в сознании, кареглазая бестия, вереща нецензурной бранью, какое-то время продолжала колотить по побежденному неприятелю бесподобными ножками, скрытыми, как известно, за плотно облегавшими синими джинсами. Остановить настырную девушку смог разве что короткий приём, мастерски проведённый бывшим сотрудником внутренних органов и эффектно выбивший сознание из последнего соучастника.
- Всё! - прикрикнул Аронов, хватая развоевавшуюся красавицу за правую руку; он оттащил её от обездвиженных негодяев. - Они уже без сознания. Нам же надо по-быстрому уходить, не то не нагрянули бы их дружки либо же полицейские, что будет ничуть не лучше, а возможно, ещё и хуже… Объясняй им потом, что ты не дурак.
- Полностью с тобою, дядя, согласна, - Лисина нисколько не церемонилась, полноправно считая, что совместное участие в опасном мероприятии даёт ей право стирать и существующие условности, и установленные границы, - давай-ка быстренько сваливать.
- Спасибо тебе, конечно, - сказал Павел, когда они спешной походкой приблизились к выходу, ведущему из тупикового переулка, - но скажи мне честно: зачем ты ввязалась в непростую историю, а самое главное, как вообще здесь – так вовремя! – очутилась?
- Сама не знаю, - пожимая плечами, искренне призналась миленькая плутовка, мысленно теряясь в догадках, - обычно я никогда так необдуманно не поступаю и предпочитаю проходить «лесом», то есть мимо, полагая, что каждый человек сам виноват в случившихся неприятностях. Раз не можешь достойно сопротивляться, тогда сиди дома! Сегодня же на меня чего-то нашло, как будто поступило приказание свыше, и я пошла тебе, дядя, на выручку. А так?.. В общем-то не скажу, что я девушка скромная, но предпочитаю держаться всегда в одиночку, полагаясь исключительно на единственного человека, кому могу доверять, – на саму себя, на любимую.
- Понятно, - многозначительно промолвил бывший сотрудник полиции (по роду прежней деятельности он неоднократно сталкивался с похожими особенностями подросткового возраста и как никто другой представлял, что происходит сейчас в душе, как он нисколько не сомневался, затравленного ребенка, брошенного когда-то неучастливыми родителями); однако зацикливаться на пришедшем предположении Аронов не стал, а просто осведомился: - Ну, а как зовут-то тебя, крутая спасительница, наверное, грозная Амазонка?
- Совсем и нет, - расплылась исключительная красавица в счастливой улыбке; одновременно она подтёрла кровь с подбитой губы, - «родаки» назвали Юлей, а все, кто знает, зовут Юлою.
- Почему Юлою? - искренне удивился отставной полицейский, выразительно подняв сведённые брови.
Тут они покинули глухой переулок и вышли на свет, где ему представилась возможность детально разглядеть несравненные очертания новой знакомой. Подраставшая особа точно так же, с нескрываемым интересом, рассматривала стоявшего пред нею взрослого человека, ради которого ей пришлось рискнуть (без прикрас!) собственной драгоценной жизнью (не говоря уже!) ослепительной красотой. И хорошо ещё обошлось лишь подбитой губой! Как и всякая представительница прекрасного пола, по отношению к собственной внешности она испытывала трепетное волнение. Подвергаясь лишь лёгкому, едва заметному, душевному дискомфорту, неотразимая красавица, привычная к периодическим стычкам, отвечая бывшему полицейскому, спокойно заметила:
- Потому что кручусь по жизни словно волчок. Кстати, если не нравится так, то можешь звать и Лисой. Это?.. Потому что я хитрая продуманка.
Здесь юная бестия, по-видимому со скромностью совсем не знакомая, расплылась в своеобразной улыбке, где, чуть подкашивая правым глазом, и действительно, стала похожа на рыжую плутовку-пройдоху, символизировавшую собой всю хитроумность животного мира. Далее, не испытывая какого-либо стеснения и не спуская с лица игривого выражения, она озадачивала:
- Я себя назвала, а ты, дядя, чего никак не представишься – получается как-то невежливо?
- Да, да, извини, - спохватился отставной офицер, обычно не пускавший значимые детали на самотёк, - раз уж теперь мы на «короткой ноге», то можешь обращаться запросто – Павел.
- Хорошо, Павел, я очень рада знакомству, - промолвила молодая прелестница, а дальше, словно вспомнив о чём-то существенном, продолжала допытываться: - Но постой, а отчество… отчество у тебя есть?
- Борисович, - ухмыльнулся ей полицейский, не переставая восхищаться новой, странным образом возникшей, знакомой, - но, судя по твоей бравости, - он не стал употреблять «наглости», - оно тебе не понадобиться, - сказал, а следом, считая, что задушевный разговор, проводимый вблизи недавних «горячих событий», несколько затянулся, добавил: - Ты сейчас куда, не то, мне кажется, после недавнего происшествия мы здесь как-то несколько не на месте?
- Я, Борисыч, - почему-то отчество красавице полюбилось намного больше, - направлюсь по сугубо личному делу, которое – в свете последних событий! – осталось у меня незаконченным, - просить денег у понравившегося человека не поворачивался язык, - захочешь меня найти – разыскивай в каком-нибудь казино. Под каким псевдонимом искать – ты теперь знаешь… а, ты?
- Я отправлюсь домой, - не замедлил отчитаться Аронов, всё больше проникаясь душой к юной, а где-то и дерзкой особе, - я живу здесь недалеко, прямиком в лесном массиве, ха! – недалеко? – я немного погорячился. Так моё захолустное местечко можно назвать, если есть на чём туда ехать. Лишними финансами я особо не располагаю – поиздержался! – поэтому такси нанять не смогу; соответственно, идти все восемнадцать километров придётся пешком. Далеко? Отлично знаю, но, делать нечего, я человек закалённый. Ребятки же, кстати, - он кивнул в тёмную пустоту переулка, - не дали мне слова сказать и объяснить им всю бесполезность задуманной ими бесперспективной затеи. Они оказались какие-то глупые, скорее необдуманно жадные, – за это и поплатились. Давай, что ли, прощаться, или тебя куда проводить?
- Нет, - кивнула плутоватая бестия в сторону отстоявшего чуть в стороне игорного заведения, - я уже на месте. Уверена, со мной там ничего не случится.
Павел посмотрел в сторону красивого, игравшего яркой иллюминацией, здания, печально вздохнул, но всё же на всякий случай крикнул в сторону удивительной девушки, уже начавшей двигаться по направлению роскошного места:
- Ты не боишься?
- Нет, - ответила озорная особа, лишь слегка обернувшись и отобразившись игривой усмешкой; к удивлению бывшего полицейского, давно уже поставившего жирный крест на личной жизни, она заставила стучать его сердце неестественно быстро, - я здесь привычная и, кроме всего прочего, имею немаленький опыт: с тринадцати лет обитаю «на улице».
***
Ещё несколько секунд посмотрев вслед великолепной красавице, удалявшейся быстрым шагом, Аронов отправился в единственно правильном направлении, пролегавшим к отчему дому. Следуя за Лисиной, она, как и обещала, подошла к казино и беспрепятственно (поскольку здесь давно её знали и поскольку она сумела заслужить себе некую славу) прошла внутрь игорного заведения. Оставалось только выбрать очередного клиента, что она с успехом и сделала, моментально определив, что одному респектабельному пожилому мужчине непременно потребуется кто-то сопровождающий.
Имея кой-какой, совсем недетский, опыт, рано повзрослевшая девушка научилась безошибочно отличать то психологическое состояние, какому подвержены люди, не ладившие со счастливой фортуной. Как правило, подобные «невезунчики» в драматические периоды перебирали с излишней выпивкой, чем становились лёгкой добычей для кишащих в Рос-Дилере тёмных личностей. Если, конечно, при них чего-нибудь оставалось и если они не спускали за вечер все личные сбережения. Как раз за сохранением необходимого минимума и следила сейчас юная бестия, выбиравшая наиболее неудачливого клиента. Наблюдала пристально, очень внимательно, чтобы самой не «отработать» впустую и чтобы обязательно осталось, чем можно впоследствии поживиться.
Наметив потенциальную жертву, Лиса, как маленькая липучка, прицепилась к одному азартному игроку, изрядно подвыпившему, не знавшему счёта спускаемым капиталам; он просто сорил ими в небезызвестной рулетке. Тот оказался человеком, давно перешагнувшим отметку шестидесятилетнего возраста, явно был несказанно богат и имел при себе значительные финансы как в эквиваленте наличном, так же и электронном; они находились на всевозможных кредитных картах. Представлялся он невысоким ростом, худощавым телосложением и выделялся кипучей энергией, невероятной подвижностью; лицом виделся смуглым, обладавшим обветренной кожей; серо-зелёные глаза блестели жадным огнём и казались чрезмерно живыми; острый нос выпирал и сравнивался с клювом у ворона; тонкие губы периодически расплывались в злорадной улыбке и выдавали своенравную надменность, излишнее себялюбие; волосы являлись седыми и, зачесанные назад, нисколько не скрывали лопоухих ушей. Оделся пожилой незнакомец в чёрный, отливавший блеском костюм, носимый под белую сорочку, уже запачканную красным ликёром; она не содержала галстука и распахивалась в месте воротника на; две верхние пуговицы. Он привлекал внимание азартным настроем и, несмотря на алкогольные жидкости, выпитые в многообразном количестве, выглядел возбуждённым, непременно жаждавшим выиграть. Вот, правда, удачливая фортуна в тот удручавший день осталась явно не у него, и, потратив всю имевшуюся наличку, он делал очередные ставки, используя одну из кредитных карт. Их у него с собой было аж целых пять, где две уже полностью «оголились» и где очередь плавно дошла до третьей. В «трогательный момент», когда он обналичивал электронные средства, заменяя их игральными фишками, к нему и присоединилась восхитительная красавица, выглядевшая никак не на пятнадцать, а, как минимум, лет на девятнадцать, если, конечно, не больше.
Сначала Юля лишь ненавязчиво за ним наблюдала; она подвигалась всё ближе и ближе, пока не оказалась от любителя пошвырять деньгами по правую руку. Обладая невероятно привлекательной внешностью, хитрая бестия мгновенно втёрлась в доверие и через десять минут была уже как своя. Опытная пройдоха, она начала подзадоривать и страстно переживать за результаты сделанных ставок, чем заручилась ещё и некоей благосклонностью, необходимой для успешного завершения задуманной комбинации; заодно у неё получилось разжиться игральными фишками и сделать несколько безуспешных ставок.
- Меня зовут Виталий Семенович, - представился пьяненький мужичок, передавая кареглазой красавице десяток кругленьких разноцветных предметов, - на вот, деточка, поиграй, может, хоть тебе повезет, не то у меня сегодня какой-то полный провал – столько холостых «сбросов» и не одной «ответной отдачи».
- Спасибо, - состроив кокетливые глазки, промолвила юная чаровни;ца, - а меня можете звать Юлою – именно под таким именем я всем и известна.
Дальше пошли дополнительные коньячные стопки, а заодно и очередные ставки, где и Лисина, и пожилой человек полностью проигрались. Наставала очередь четвёртой кредитной карты. Но тут! Видя у выбранного клиента изрядное опьянение, вмешалась кареглазая искусительница:
- Нет, Семёныч, - выяснилось, что к людям, оказывавшимся старше неё, почтительная девушка предпочитала обращаться только по отчеству, - хватит уже. Ты и так изрядно потратился, постоянно проигрываешь и вряд ли сможешь когда отыграться. День сегодня явно не твой. А ещё! Ты очень набрался и не отдаёшь себе никакого отчёта. Мне кажется, завтра о крупном проигрыше ты будешь страшно жалеть. Поэтому, позволь, я провожу тебя до съёмной квартиры – за определённую плату, конечно! – чтобы ты вконец не «опустошился», а главное, чтобы тебя не грабанули какие-нибудь поганые гопники, ушлые таксисты либо простые бомжи.
Приведённое объяснение, произнесённое миленьким голосом, практически всегда безотказно действовало на одурманенный алкоголем бессознательный мозг, и хитроумная уловка смышлёной плутовки срабатывала в девяти из десяти случаев. Очевидно, этот раз находился в требуемых пределах, так как подвыпивший мужчина вдруг повернул к новой прелестной знакомой затуманенный взор, изучающе её осмотрел, оценил бесподобную внешность и, кивнув в знак согласия, развязно промолвил:
- Да, красотка, мне думается, ты права сейчас абсолютно, и я действительно сегодня уж больше не выиграю; а значит, надо ехать домой, немного поспать, привести себя в норму, раздобыть побольше наличных финансов, а завтра вернуться обратно да попробовать благосклонность фортуны повторно – надеюсь, ты мне и в дальнейшем составишь компанию?
- Я над поставленным вопросом хорошенько подумаю, - как дико не прозвучит, но, являясь профессиональной аферисткой, юная пройдоха глазки строила и соответственно, и очень эффектно. - Если не буду занята каким-нибудь другим, более важным, делом, то, возможно, воспользуюсь сделанным мне заманчивым предложением, - в наклёвывавшихся случаях молодая авантюристка предпочитала вести себя уважительно, усыпляя бдительность потенциальных клиентов, попадающих под редкое обаяние и постепенно начинающих оставаться без разума.
- Хорошо, - Виталий Семёнович легонько нахмурился; он явно не удовлетворился прозвучавшим ответом, на какое-то время обозначился задумчивой мимикой, а после заметил: - Но всё равно – и я очень надеюсь! – что решение милой «очаровашки» – как бы мне хотелось, гм? – в отношении меня окажется положительным.
- Ну-у, не знаю, не знаю, - промолвила Лисина, беря шатающегося клиента под ручку; поддерживая, она повела нового знакомого прямиком на выход, прикидывая, что тот в полной мере готов добровольно поделиться оставшимися финансами, - вот завтра всё и обсудим, - продолжала она уже на ходу, - а сейчас – пока ещё не поздно – по-быстрому надо покинуть и разорительное, и очень злосчастное место.
- Кстати, красотка… прости, забыл твоё имя, - внезапно пьяный мужчина остановился, застыл перед выходными дверьми, ведущими из игорных помещений на улицу, - совсем запамятовал у тебя спросить: а, сколько стоят оказываемые услуги, - он неприветливо усмехнулся, - не представляю, хватит ли у меня на тебя остатних денег?
- Не переживайте, Семёныч, договоримся, - продолжая кокетничать, заверила молодая авантюристка, - обычно я беру долларов двести, но Вас – поскольку мне очень понравились – я согласна сопровождать всего-навсего за сто пятьдесят.
Как и обычно, Юля немного лукавила, применяя излюбленный финт, состоящий примерно в следующем: несколько завышая, а потом как бы резко снижая определённую ставку (ввиду якобы некоей особой привязанности), она располагала клиента, выбранного к финансовому разводу, к себе значительно больше; в результате он самодовольно предполагал, что произвёл на несравненную прелесть неизгладимое впечатление. Вот и теперь, от намётанного глаза не ускользнуло то самовлюбленное озарение, что невольно промелькнуло по лицу напыщенного, самовлюблённого человека.
- Отлично, «очаровашка», - промолвил Виталий Семёнович, позволяя взять себя под руку и вместе с неописуемой красотой выходя на стылую улицу, - тогда я полностью на тебя полагаюсь… веди!
Дальше пошла стандартная процедура, включавшая в себя несколько привычных этапов: вызов ночного такси; посадку пьяного, без умолку болтавшего, шатавшегося клиента; объяснение смурно;му шофёру, что особых проблем не будет; следование по нужному адресу, который, как сложилось в большинстве случаев, вначале оказывался неправильным (поскольку все почему-то забывали, что находятся далеко не в привычном городе, наличие же похожих улиц всегда приводило к закономерной ошибке); и, наконец, окончательное прибытие в нужную точку. Прокатавшись примерно час, оказались возле одного из многих отелей, коими изобиловал центр игорного бизнеса. Молодая авантюристка помогла полупьяному нанимателю выбраться из машины, а едва таксомоторное средство уехало, ненавязчиво поинтересовалась об оговоренном раньше валютном вознаграждении:
- Мы когда, Семёныч, расплатимся – сейчас? Или Вы – поскольку, как никому другому, мне отлично известно, что с наличностью у Вас туговато – подгоните мне кредитную карточку – какая не обналичена – я быстренько «слётаю» к ближнему банкомату и сниму себе нужную сумму. Вы же подождёте меня на «ресепшене», - произнесла, а видимо предположив, что речь её недостаточно убедительна, следом прибавила: - Не переживайте, не обману. Для большей убедительности оставлю с Вами дамскую сумочку, где находятся все мои вещи, а сверх того, и личные документы.
Пошатываясь из стороны в сторону, проигравшийся мужичонка стоял и каким-то странным взглядом (ранее юной девушке ещё незнакомым), осматривал пронырливую плутовку; он словно приценивался, достойна ли та его старческой похотливости. Увлечённый блудливым разглядыванием, он задержался с ответом на пару минут и разъяснил, уже когда Лисина, теряя принятую учтивость, не выдержав, удивилась: «Дядь, ты чего, тебе плохо, что ли?»
- Нет, - встряхнул он седой головой, словно скидывая чувственную истому, - мы поступим с тобою несколько по-другому… Я даю кредитную карточку, и ты отправляешься снимать валютные ассигнации – не забудь принести мне квитанцию, подтверждающую проведённую операцию, а то я вас, хитрых чертовок, знаю. Сам я – поскольку отдыхать на «ресепшене» считаю делом совсем неестественным – отправляюсь в свой номер – кстати, двести сорок четвёртый – и жду тебя там. Ты же, как обделаешь наши дела, предоставишь мне подробный отчёт, заберёшь положенное вознаграждение, получишь и сумку и «ксиву» – и… мы с тобой, к моему великому огорчению, пока распрощаемся.
Хитрая плутовка, услышав про подтверждавший чек, не смогла удержаться от злорадной, отчасти презрительной, мимики; она промелькнула всего на секунду, но отлично отразила её скабрёзные размышления: «Говори, говори, старый козёл… Ты как думаешь: кто сможет мне помешать снять деньги как первый, так и второй, так и третий, так и многочисленный раз?» В любом случае она кивнула в знак согласия бесподобной причёской, что, мол, сделает всё только лишь в лучшем виде, приняла протянутую кредитку, узнала ПИН-код и заспешила к ближайшему банкомату. В Рос-Дилере они расставлены едва ли не на каждом углу – нужный оказался всего-то в паре кварталов. Отправляясь, она оставила залогом красивую сумочку и предоставила пьяному клиенту подняться в номер и предаться там (что обычно всегда случалось) безмятежному сну, спокойному отдыху. Сегодня расчётливая девушка ошиблась, и очень существенно…
Поняла она роковую ошибку, лишь когда вернулась назад, «заправленная» оговорённой суммой, подтверждённой квитанцией, а помимо прочего, дополнительной тысячей долларов. Как ей и указали, Лисина подошла к отельной двери, обозначенной табличкой: «244». Распахивая её бесцеремонно, без стука, непринужденно ввалилась вовнутрь.
- Дядь, - не считая нужным долее фамильярничать, она решительно перешла на неформальные нотки, - ты где? Я вернулась.
Ответа не следовало. Предположив, что подуставший клиент, как только оказался в занимаемых помещениях, сломленный пьяной негой, тут же уснул, нагловатая бестия пораздумала, что наиболее правильным будет, если она без приглашения пройдёт в основную спальню, оставит кредитную карту и заберёт оставленные залогом личные вещи. Так деловая красавица точно и поступила. Миновав коротенький коридорчик, оказалась в просторной зале. Перед большим телевизором, показывавшим какие-то новости, вполоборота к ней, прямо посередине комнаты, на установленном широком диване, её новый знакомый сидел с невозмутимым видом, прислонив голову к задней спинке. Он как будто бы спал безотчётным и беспробудным сном; как лишнее доказательство громко похрапывал. Глаза его оказались закрытыми, голова чуть склонённой набок; Юлину сумочку он держал в правой руке, безвольно покоившейся на желтоватой обшивке.
- Семёныч, - на всякий случай негромко окликнула хитрая бестия, в душе начавшая радоваться, что и отчёта-то детального от неё никакого теперь не требуется (ну, в принципе, как и в большинстве чем-то похожих случаев), - дрыхнешь ты, что ли?
И опять ей никто не ответил. Юля предположила, что пришла пора решительно шуровать. Озабоченная поставленной целью, всё же инстинктивно ступая на цыпочках, она приблизилась к безмятежно дрыхнувшему владельцу. Внимательно вглядевшись и не заметив признаков осознания, Лиса кинула рядом кредитную карту, после чего потянулась за личным предметом. Вдруг! Открыв вмиг изменившиеся глаза (они наполнились зловещим, сладострастно похотливым, желанием), старый прелюбодей схватился за миленькую ладошку, протянутую к недорогому аксессуару, и, резко дёрнув, приблизил великолепным станом к себе. Обхватил прекрасное тело второй, свободной, конечностью, прижал к старому, до жути неприятному, корпусу и стал покрывать ослепительное лицо до крайности противными поцелуями.
Испуганная девушка стала нескончаемо верещать и активно брыкаться, пытаясь вырваться из цепких объятий; но престарелый мужичок оказался на удивление сильным, и выбраться из «железных тисков» не виделось ни малой возможности. Вонявшее алкоголем, а ещё и какой-то старческой гнилостью, дыхание растленного насильника представлялось воистину неприятным, смрадным, зловонным. Молодую красавицу, мгновенно охваченную паническим страхом, не вырвало лишь потому, что ещё в детском доме она смогла воспитать в себе непревзойдённую стойкость характера; дополнительно натренировала его в сложной «уличной жизни».
- Отпусти, дядя! - кричала Лиса что есть мочи, прекрасно понимая, что будет в дальнейшем. - Мне всего-то пятнадцать лет!
- Да мне, собственно, «по херу»! - отвечал ей грубым тоном зловредный мужчина, пытаясь перевернуть захваченную жертву на спину, чтобы оказаться в более выгодном положении, другими словами, сверху.
Как юная девушка не оказалась напугана, она всё-таки сумела логически рассудить, что если окажется под мерзким уродом, то шансов выйти из непростой ситуации целой и невредимой у неё навряд ли останется. Осознавая крайне незавидные перспективы, бойкая плутовка вырывалась как только могла и всеми силами старалась высвободиться из цепких плотоядных объятий. Но и престарелый извращенец точно так же не сидел сложа руки, а применяя нехилую силу, старался уложить несравненную красавицу в неловкое положение; одновременно он пытался заглушить оглушительные крики отвратительным ртом, впиваясь сморщенными губами в гладкие, едва ли не персиковые уста. Получалось у него довольно неплохо, и Юлин сумасшедший ор, вырываясь наружу и попадая в смердящую, зловонную пасть, превращался в безвольное, еле слышимое, мычание. Борьба подходила к окончательной кульминации – надежды на спасение не было! Худощавый, на вид невзрачный, мужчинка на поверку оказался жилистыми, физически развитым, типом; постепенно он добивался омерзительной цели, всё более подчинял злой воле невинную мученицу, склонял её в лежачее положение и отнимал у юной особы возможность к действенному сопротивлению. Вот Лисина уже спиной оказалась на гладкой поверхности, вот уже сверху на неё навалилось пренеприятное тело, вот уже развратный насильник стащил с неё верхнюю куртку, вот уже стал расстегать джинсо;вую пуговицу – и вот… в последний момент миленькая ладошка наткнулась на брошенную на поверхность дивана дамскую сумочку. Словно какие-то мелкие молоточки, застучала во взбудораженной голове навязчивая идея о грядущем спасении. Пока пожилой извращенец занимался снятием одёжного предмета, плотно прилегавшего к расширенным бёдрам, Юла привычным движением расстегнула нехитрый замочек, откинула верхний клапан и запустила внутрь юркую ручку.
Искать пришлось недолго, так как кареглазая бестия отлично знала, что ей поможет. Нет! Вовсе не «газовый балончик», который, как известно, израсходовался в недавней уличной драке, но обыкновенные металлические ключи, отпирающие двери её же съёмного номера. Совершенно не думая, а орудуя на подсознательной интуиции, она извлекла маленькую железную связку, состоявшую из двух удлинённых плоских и одного более длинного, цилиндрического; на конце он предназначался под горизонтальный разъём. Крепко сжала её в руке, пропустив между средним и безымянным пальцами ключ, что был весомее остальных, резким тычком, направлением приближавшимся к себе, «познакомила» заднюю часть злодейского черепа с прочностью продолговатой структуры металла. Виталий Семёнович как-то сразу обмяк, а лишившись сознания, безвольно рухнул, придавив собою восхитительное тело отважной красавицы. Пусть и с большим трудом, и крайне брезгливо, но она смогла оттолкнуть от себя противное туловище, принадлежавшее извращённому старцу. Резко выпрыгнув кверху, уселась на невысокой спинке. Оставалось переварить сегодняшние события.
Удивительное дело, при том образе жизни, какой предпочитала вести рано повзрослевшая девушка, ей хотя и приходилось периодически сталкиваться с чем-то подобным, но до наступившего момента она лишь слышала пустые намёки. И вот! Именно сейчас злая судьба приготовила ей тяжкое испытание. Хорошо ещё, в который раз всё обошлось без серьёзных последствий, если не считать старческое, дряхлое тело, не подающее признаков жизни; оно беспомощно лежало у изумительных ножек. «Интересно, живой он, или же я его замочила? - пульсировала тревожная мысль. - Если действительно так, то надо побыстрее отсюда сваливать, а иначе – как не скажет мой новый знакомый, проживающий где-то за городом, жаль, дура недальновидная, не спросила, где именно – понаедут сюда «менты», - немного переврав поведанную фразу на собственный лад, додумала вконец перепуганная красавица, - и объясняй им потом, что ты никакой не гималайский верблюд».
Достигнув пятнадцати лет и в той или иной степени пройдя «огонь и воду и медные трубы», Лисина тем не менее не научилась определять степень погружения в состояние глубокого обморока. Считая, что, отобразившись неудобной позицией, перед ней определённо расположился настоящий покойник, справедливо посчитала, что самое лучшее – это побыстрее куда-нибудь испариться. Невзирая на произошедшие недавно роковые события, очаровательная плутовка не потеряла возможности здраво мыслить и покинула злополучный номер только после того, как прихватила с собой кредитную карту, с которой недавно снимала деньги и которая так и продолжала до сих пор лежать на верхней диванной обшивке. «Всё равно она дохлому мертвяку ни к чему, - мысленно оправдывала она неблаговидный поступок, бывший в какой-то степени даже и справедливым, - а мне – за мои-то телесные страдания и душевные муки! – необходимо заполучить законную компенсацию. Любой преступный авторитет нашего города со мною полностью согласится. Поскольку живу я по понятиям криминальным, то и поступать буду им и сообразно, и соответственно». Убеждённая глубокомысленным размышлением, неглупая красавица, оставшись довольной незамысловатыми выводами и особо ничего не разглядывая, сунула прямоугольный пластик в карман коричневой куртки, которую вслед за синими джинсами то;тчас же и одела. Не позабыв плюнуть на бессознательное тело несостоявшегося насильника, продуманная Лиса горделивой походкой направилась к выходу.
Оказавшись внизу, Юлия, проходя возле «ресепшена», инстинктивно отворачивала лицо, хотя и прекрасно и понимала, что её прелестный облик давно запечатлён, как минимум, камерами отеля, а заодно и здания казино. Молодая авантюристка являлась девушкой умной и неплохо осознавала, что теперь ей придётся пуститься в бега, с последующим переходом на образ жизни подпольный, скрытный, неочевидный. Что в связи с этим нужно? Для более-менее сносного существования необходима денежная наличность. Вняв благоразумным суждениям, Лиса прямой дорогой направилась к ближнему банкомату, но, только его достигнув, к великому огорчению, вдруг разглядела, что кредитная карта легонько надломлена; очевидно, досадная неприятность случилась в моменты активной борьбы и, как печальное следствие, полноценно исключала благополучное снятие валютных ассигнований. Возвращаться назад, чтобы разжиться другой, более платёжеспособной, – делом считалось стрёмным. Хотя всех наличных денег, оказавшихся в распоряжении деловой красавицы, имелось всего-навсего тысяча сто пятьдесят долларов – сумма для долгого путешествия, конечно же, недостаточная.
В силу юного возраста не умея подолгу зацикливаться на насущных проблемах, Лисина печально вздохнула, подумала, что «от дальней поездки приходится отказаться», и направилась в один захолустный домишко, с недавних пор ей известный в качестве непреднамеренно опустевшего; а главное, он не пользовался особенным спросом, потому как располагался прямо на кладби;щенской территории. В непривлекательном, если не устрашавшем обстоятельстве был и свой значительный плюс: являясь в недавнем прошлом убогой сторожкой, после смерти смотрителя избушка так до сих пор и не «обзавелась» очередным обитателем. Именно в ней добровольная изгнанница и решила спрятаться от грозного российского правосудия.
***
Добраться до загородного дома у Павла получилось только глубокой ночью. По исходившему изнутри смердящему запаху он сразу же понял, что его жилище, вследствие долгой отлучки хозяина, вновь облюбовалось кем-то ещё, в лучшем случае обладавшим сильно заниженной социальной ответственностью, а в худшем... там могло быть всё что угодно. Так, в принципе, и случилось, правда, во второй раз незаконно проникший постоялец подготовился к любому нежданному появлению. Теперь по всей территории расставлялись жестяные консервные банки, соединённые между собою тоненькой леской, образуя простейшее сигнализирующее устройство. Представленная конструкция, стоило кому-нибудь задеть одну из натянутых перемычек, начинала сильно шуметь и поднимать предупредительную тревогу. Неудивительно, что, когда в густой, плотно окутавшей лесную полосу, темени Аронов запутался ногами в простецкой ловушке, то окружавшее пространство, отличавшееся глухой тишиной, мгновенно наполнилось надсадным металлическим звоном; он словно гром зазвучал на всю вблизи расположенную округу. Каким бы бывший полицейский сотрудник не считался в эмоциональном плане натренированным, но в настоящей ситуации он неприятно вздрогнул и, как столб, застыл на единственном месте, мгновенно охватившись предательской дрожью и покрывшись неприятным, холодным и липким потом.
«Хорошо ещё, в современных мобильниках предусмотрели наружный фонарик, -соображая, доставал отставной офицер из кармана маленький, простенький аппаратик, - а так бы и с ума недолго сойти». Почти в ту же секунду он краем глаза заметил, что и внутри жилых помещений зарделось аналогичным свечением; оно несколько поуспокоило смутные мистические сомнения. Дальше последовал быстрый бег, направленный к чёрному выходу; он не замедлил превратиться в скрежетавший скрип выходной двери;. Повинуясь некоему необъяснимому чувству, какое осталось ещё со времён участковой службы и какое требовало непременно докопаться до истины, Павел мгновенно собрался, сбросил с себя сковавшую волю волнительную тревогу и, путаясь в натянутой леске, расставленной по земле и перемежавшейся с металлической проволокой, спотыкаясь и падая, а затем незамедлительно поднимаясь, пустился преследовать незваного визитера.
Хотя отставной полицейский и не появлялся в отчем доме долгое время, но отложившаяся с юношеских лет моторная память беспрепятственно повела его по знакомой округе; правда, за прошедшие годы приусадебная территория основательно изменилось и поросла ветвистым кустарником. С другой стороны, всё ещё остались узенькие тропинки, где некогда была выложена тротуарная плитка; она сохранилась вплоть до наступившего времени и не позволила взметнутся природным препятствиям. Прекрасно осведомлённый о наиболее пригодных путях, Аронов бежал теперь, практически не встречая серьёзных противодействий; лишь тонкие ветки чересчур разросшихся насаждений изредка хлестали его по раскрасневшемуся, взволнованному лицу.
Быстро обогнув основное здание и оказавшись на задней части, полновластный хозяин на секунду остановился, чтобы получше определить то направление, куда устремляется невидимый посетитель. Стояла глухая ночь, вокруг не слышалось ни лишнего звука, а принимая во внимание осеннее время, не пели даже лесные птицы. Не прошло и пары секунд, и отставной полицейский, легко умевший ориентироваться на местности, стал различать тяжёлую, небыструю поступь; она слышалась невдалеке и принадлежала удалявшимся от дома посторонним шагам. Бывалый следопыт правильно определил их главное направление. Далее, явилось делом обыкновенной скаутской техники, которой, живя какое-то время в лесу, по случаю овладел до крайности пытливый ребёнок. Аронов не замедлил погнаться по установленному маршруту. Потребовалось ещё каких-нибудь пять минут, чтобы вплотную приблизиться к удиравшему человеку и чтобы, ловкой подножкой сбив его с ног, прекратить бесславное бегство.
Оба (и убегавший, и догонявший) дышали неестественно тяжело. Всё же различие между ними было существенное: один вёл здоровый образ жизни, а соответственно, недалёкая пробежка ему оказалась не в тягость; второй, погрязший в винных парах да постоянных лишениях, испытывал немаленький дискомфорт и затруднённую, неприятно мучительную, отдышку. Скитаясь по белу свету, Аронов давно уж переболел всем тем нервическим негативом, какой прочно завладел его сознанием два года назад. Поэтому теперь он не пустился с ходу в жестокое избиение, а сначала посветил себе мобильным фонариком и, к обоюдному удивлению, узнал всё того же рыжего «бомжика», которого некогда здесь тиранил. Невзирая на распространяемую им ужасную вонь, протянул ему правую руку, помогая подняться.
- Тебе чего, полоумный смертник, совсем, что ли, жить надоело? - продемонстрированное рукопожатие хозяин особняка сопроводил шутливыми комментариями, дружелюбно улыбаясь нечаянной встрече. - Я ведь, кажется, объяснил тебе в прошлый раз – вроде более чем доходчиво? – что делать в моём доме нечего. Не понимаю: как же туго до некоторых людей доходит?! Хорошо ещё, я сейчас не взбудораженный, не агрессивно настроенный, а то бы, извини, «запинал» тебя до; смерти. Ладно, так уж и быть, поскольку я сейчас добрый, позволю тебе переждать до утра; а завтра, не обессудь, мы с тобой попрощаемся, и теперь уже навсегда, потому что я приехал надолго. Итак, мил человек, ты мне толком так ничего и не рассказал: чего опять-то ко мне?
- Ну, а куда? - недоверчиво, дрожащим голосом промолвил перетрусивший человек. - В городе-то сейчас вона чего творится: такие, как я, пропадают пачками и никто их, поверь, не ищет. Похожая мысль и в голову никому не приходит, - оба они направились в сторону дома, и унылый рассказчик продолжал уже на ходу: - Поначалу я как-то держался, так как свежа была в памяти последняя встреча; но потом… как-то, скрываясь в лесных окрестностях, я вдруг случайно оказался поблизости и смог воочию убедиться, что добротный домик снова пустует. Выбирая из двух зол наименьшую, я решил здесь обосноваться – хотя бы на какое-то время – предприняв, как ты уже понял, кой-какие меры предосторожности, необходимые для относительной безопасности.
- Ну, а тот, второй, что тогда убежал, - дослушав объяснение бомжеватого собеседника, нашёл дотошный хозяин, чего бы спросить, - как его-то судьба сложилась?
- Я же говорю, - опасливо озираясь по сторонам, потерянным голосом промолвил мужчина, давно приобретший заниженный социальный статус, как, впрочем, и личностную самооценку, - люди моего склада здесь исчезают, и притом же бесследно...
Подробных объяснений не требовалось, тем более что попутчики достигли жилого особняка и остановились прямо напротив входа. Как бы Аронову не было сейчас его жалко, снизойти до того, чтобы позволить спать с собой в одном доме, он так же не смог. Сам не зная почему, он вдруг почувствовал себя виноватым, поэтому велел пришлому бомжику разместиться в придомовой постройке, сохранившейся недалеко от коттеджа; аналогичные располагались вдоль по всей его большой территории.
- До завтра иди-ка поспи в сарае, - сказал он, как бы прощаясь, - а утром – чтобы духу твоего здесь не было! Да и, кстати, - осведомился бывший участковый у вынужденного знакомого (ну так, на всякий случай), - а как хоть звать-то тебя, а то столько раз уже виделись, а имени я так и не знаю?
- У меня давно уже нет никакого имени, - не скрывая печальной скорби, отчитался опущенный человек, - вот только номер, оставшийся с армии, - он зашелестел грязными, напрочь засаленными, одеждами и извлёк наружу нательный знак, выбитый на нержавеющей стали и выдаваемый профессиональным спецназовцам.
- Странно?! - не без удивления воскликнул отставной полицейский, считавший, что действенная служба, хочешь не хочешь, дисциплинирует и заставляет вырабатывать определённые жизненные устои. - Но как же ты, бывший военный, смог опустить себя до жалкого состояния?
- Хорошо, что ты такой умный, - промолвил бомж грустным голосом, склоняясь к пространственным излияниям, - тогда подскажи, как мне, прокля;тому алкоголику, в настоящем случае быть, ведь мучаюсь я когда пью, а ещё больше – когда живу «на сухую». Ты спросишь: как такое возможно? Что ж я откровенно отвечу: в моём мозгу поселился какой-то, скажем так, червь, может быть, паразит – врачи называют его грибком – который никогда не спит и словно точит меня изнутри. Система его воздействия очень проста. Например, когда я трезвый, он становится слабым и доставляет мне муки больше душевные, когда же я напиваюсь, то здесь он делается сильным. И вот тут! Начинаются страдания тела, заставляющие пить всё больше и больше. Схема здесь примерно следующая: не обладая достаточной силой, маленький «мини-монстрик» посылает в мой мозг программу, как правило бьющую в самое больное, что тебя гложет, постепенно склоняя выпить «граммульку», чтобы вроде бы как успокоиться и снять душевную тяжесть. Вот только все его уговоры являются сплошь обманом, и стоит хоть капле достичь положенного значения, как начинается самый что ни на есть настоящий прессинг. Можно, конечно, тоже его обманывать и пить каждый день по чуть-чуть, но рано или поздно поганый мерзавец всё равно найдёт способ и заставит тебя принять лишнего – и вот тогда ты окажешься в его полной, непререкаемой власти. Доставляя тебе телесные муки, он будет заставлять и пить, и пить, и пить. Позволит получить небольшую отдушину, наступающую лишь в коротенькие моменты, и исключительно после выпитой стопки, пока уже сам мозг не включит какую-то собственную защиту и пока он в полной мере не отключился. Существует ли возможность пагубной зависимости достойно сопротивляться? Да, такая вероятность имеется, но, чтобы отвлечься, необходимо постоянно трудиться, всегда стараться быть занятым, тогда мозг обретает способность отстраняться от стороннего, пагубного воздействия и на определённый промежуток времени переключаться к более насущной действительности; но… как понимаешь, постоянно пахать не получится, и любому организму потребуется получить хоть какой-то, пусть даже кратковременный, отдых, а иначе от лишнего «перенапряга» он и сам непринуждённо загнётся. И вот здесь включается наш ещё слабый проказник, отлично знающий, чем именно можно на тебя надавить; а дальше уже, всё больше и больше склоняясь к его всеобъемлющей мощи, ты становишься неспособным хоть как-то сопротивляться и попадаешь под его прямую зависимость, полную, практически неуёмную. В молодости, когда я только уволился с армии, а он, как и всё живущее на земле, был недостаточно развит, мне удавалось с ним справляться непринуждённо легко. Тогда я с головой ушёл в построение бизнеса; но, попав в губительный город, я напрочь растратил сколоченное с невероятным трудом немалое состояние. Не имея постоянного рода занятий, постепенно всё сильнее пристращался к пагубной выпивке, попал под стойкую власть алкогольного монстра, и, поверь, сопротивляться ему не стало никакого разумного смысла. Короче, если у меня и получается на чём-то на время зациклить внимание, всё равно в короткие минуты отдыха он ударит меня по самому больному месту и заставит выпить ту самую первую стопку, а потом уже всё опять идёт по «накатанной». Ежели рассказывать проще – я тут наговорил, наверное, всякой непонятной «херни»? – существует некая притча, скорее миф, про доброго титана, подарившего людям огонь. Точно не помню, но, мне кажется, звали его Прометей? Так вот, не взирая на запрет Верховного Бога, он научил немощных людишек тому, чему учить их было нельзя. В наказание за неслыханную вольность, если не дерзость ему придумали одно из страшных проклятий: он был прикован к скале, а каждое утро к нему прилетал орёл и выклёвывал печень, принося и жуткую боль, и нечеловеческие страдания. Хм, однако и это ещё не всё… Поскольку Прометей был из разряда Богов, то за ночь повреждённый орган полностью восстанавливался, принося ему недолгое утешение, а потом вновь появлялся орёл и снова жестоко клевал его печень. Думаешь, к чему это я сейчас? Да всё к тому же, что алкогольная зависимость посылается людям, как наказание за испорченную в предыдущем воплощении личную карму, и, выпивая первую стопку, ты самолично приковываешь себя к той самой угрюмой скале, добровольно отдаваясь на растерзание безжалостному орлу, приносящему нестерпимую боль и страшные муки. Освободиться от него могут лишь единицы, но, поверь, таких на планете мало, а вернее, практически нет… Вот я и живу, скорее, доживаю назначенный век, погрязая в беспробудном пьянстве, не являясь способным со одержимой слабостью справиться. Почему в этом городе? Да просто потому, что податься мне больше некуда, ведь, сам, наверное, понимаешь, что, опустившийся, я вряд ли кому понадоблюсь.
- Да ты, оказывается, философ, - искренне удивился Аронов излитому речевому потоку, когда дослушал чистосердечную исповедь, ни в чём её не оспаривая, - как я понимаю, особого желания возвращаться к нормальной жизни у тебя уже не имеется?
- Может, я бы и пожелал, - не возразил отвергнутый отщепенец, так и не пожелавший назваться, - но только я навряд ли уже смогу. Лет мне уже до «хрена», да и погряз я в поганой жизни «по самые не балуйся», и настолько глубоко, что никогда уж больше не выберусь… да, собственно, и зачем?..
- В таком случае не буду тебя переубеждать и к чему-нибудь призывать, - кивнул отставной офицер, как бы подтверждая, что с уважением относится к личному мнению, - тогда давай отправляться спать: ты – в сарай, а я, соответственно, в дом.
Вежливо попрощавшись и пожелав друг другу спокойной ночи, каждый направился к собственному месту, предназначенному для отдыха. Хозяину, человеку в общем неприхотливому, пришлось столкнуться с таким непривычным, до крайности омерзительным, запахом, что спать пришлось ложиться только под утро, после того как протопились и хоть как-то проветрились жилые покои. Когда на следующий день, после всех неприятностей, что случились с ним за последние сутки, полицейский отставник проснулся в родимом особняке, то «неприятно пахнувшего приятеля» нигде уже не было. Рано поутру, собрав нехитрый скарб, он навсегда покинул территорию лесного дома, так долго служившего ему надёжным пристанищем.
Глава IV. Начало расследования жестоких убийств, или снова Юла
Успешно выполнив в 2017-2018 годах три сложных задания, направленных на спасение всего человечества, капитан полиции Бероева Оксана Витальевна (кроме, разумеется всяческих правительственных наград) получила высшую должность в специально созданном седьмом секретном отделе и, минуя все остальные, была удостоена звания генерал-майора спецслужб ФСБ. Не следует удивляться, с тех пор на планету больше не обрушивалось никаких инопланетных либо потусторонних вторжений, однако и без работы высокопоставленная оперативница отнюдь не сидела: ей поручались самые трудно раскрываемые задания.
Касаясь её великолепной внешности и личных характеристик, она являлась бесхитростной, милой девушкой, достигшей возраста двадцати девяти лет. Однако, получив от инопланетной цивилизации некоторые способности, выглядела, как и раньше, всего лишь на двадцать пять. Совсем ещё юная сотрудница, она отличалась уверенной хваткой, прямым, но простодушным характером и славилась непревзойдённой, какой-то отчаянной, смелостью. С первых же дней действительной службы умелая оперативница показала себя как отличник боевой и политической подготовки; а нераскрытых дел на её счету практически не водилось. Быстро достигнув необходимой профессиональной выучки, молодая сотрудница выделялась аналитически развитым острым умом, мгновенной сообразительностью и являлась устойчиво морально подкованной. Она без промаха стреляла практически из любого оружия, обладала удивительной физической подготовкой и отменно владела приёмами рукопашного боя, добившись в боевых искусствах весьма значительных результатов. Освоенные навыки помогали как при раскрытии преступлений, так и при задержании опасных преступников, так и в борьбе с явлениями, неподвластными нормальному восприятию. За достижение высоких показателей в оперативно-служебной деятельности все последующие звания ей присваивались досрочно, в том числе и чин генерал-майора. По хладнокровной натуре она отличалась стойким бесстрашием, в меру дозволенным самомнением, личной инициативностью, непримиримым упорством в достижении поставленных целей. Помимо всего перечисленного, восхитительная начальница была ещё и доброй, и отзывчивой, и попросту очаровательной девушкой. Останавливаясь на внешних признаках, необходимо отметить следующее черты: невысокая фигура едва достигала среднего роста и была сложена; и изумительно, и изящно; идеально ровная голова переходила в выразительно красивые плечи; несравненный бюст мало разнился с изысканной талией, расширенной ягодичной областью, прямыми, словно точёными, ножками; лицо выглядело настолько прекрасными и привлекательным, что порой от него невозможно отвести восхищенного взора (продолговатое, чуть вытянутое, оно имело бархатистую, нежную, в меру смуглую кожу); очаровательные глаза, тёмно-карие и большие, выражали порой такой «всепоглощающий взгляд», что любой, кто попадал под «стойкую магию», невольно делался зачарован (в те недолгие минуты она смотрела так, как будто бы завораживала, пытаясь склонить к открытию самых сокровенных и тайн и секретов); по краям век, практически не знавших косметики, красовались натуральные, длинные, «живые ресницы»; идеальные дугообразные брови переходили в прямой, лишь легонько вздёрнутый, нос, под которым располагались фиолетовые, слегка напомаженные, пухлые губы; маленькие уши, чуть отстоявшие в стороны, скрывались за густыми волнистыми волосами, исключительно чёрными и полукругом окружавшими нижнюю часть головы. Подводя итог, весь её удивительный облик выдавал милую, а ещё и крайне боеспособную девушку. Облачалась начальствующая оперативница в гражданское платье: серебристую кожаную куртку; чёрные лосины и водолазку; американские ковбойские сапоги, невысокие, сплошные, цветастые, плотно прилегавшие к икрам. Единственным аксессуаром при доблестной девушке всегда присутствовала дамская сумочка, успешно сочетавшаяся с предметом одежды, прикрывавшим прекрасные бедра; помимо всяческих женских штучек, в ней помещался табельный пистолет системы Макарова.
Оксана как раз направлялась в служебный офис, где её дожидались немногочисленные сотрудники, приданные ей в беспрекословное подчинение; они насчитывали восемь человек и все (и молодые, и возрастные) имели звание подполковников. Как и обычно, она собиралась ознакомить их с оперативными сводками и отдать указания на следующие рабочие сутки. Однако добраться до служебного места у Бероевой так и не получилось: ей позвонил – Президент лично! Глава государства потребовал немедленно «порадовать его безотлагательным посещением». Ничего другого не оставалось, как, посетовав о нарушенных планах, незамедлительно подчиниться.
Кремлёвская охрана отлично знала и саму очаровательную генеральшу, и её автомобиль российской модели «Шевроле-Нива», лишний раз доказывавший патриотическую приверженность безмерно любимой Родине; соответственно, пропустили её без дополнительных проволочек. Беспрепятственно миновав основные ворота, Оксана оказалась на внутренней территории. Высшее лицо государства ожидало прямую подчиненную в потайном кабинете, специально предназначенном и для таких, и подобных им разговоров. Чуть только волевая девушка вошла и, вытянувшись по струнке, приготовилась доложить о скором прибытии, Президент её оборвал. Оставаясь с задумчивым видом, он указал на кожаное кресло, расположенное напротив (он сидел в точно таком же), и предложил его внимательно выслушать.
- Я вижу ты, Ксюша, становишься всё краше и краше. Это приятно меня удивляет и, конечно же, радует, - начал он негромкую речь с небольшого вступления, - однако мне сейчас от тебя потребуется нечто другое. Что конкретно? Твоя непревзойдённая проницательность, а главное, способность распутывать самые сложные, запутанные и, не побоюсь высокопарного слова, загадочные дела.
Высокопоставленная оперативница, не прерывая, вся обратилась в слух, готовая внимательно выслушать и уяснить, что же настолько взволновало умного, а где-то и мудрого человека. Он не заставил себя долго ждать.
- Так вот, - продолжал Глава государства начатый монолог, не спуская с лица задумчивой мины, - несколько лет назад мы загорелись одной идеей и, чтобы сконцентрировать все азартные игры в единственном месте, создали некое подобие штатовского Лас-Вегаса; то есть начали строительство огромного игорного мегаполиса. В настоящее время он разросся уже почти до пятисот тысяч – это только постоянно проживающих граждан – не считая тех, кто приезжает туда просаживать нажитые кровные. Как не покажется удивительным, но вначале там продвигалось всё вроде нормально, в соответствии с нашим законодательством, и мы даже получали в казну довольно немалую прибыль; она приходила как от налогов, так и от комиссионных сборов, так и от аренды помещений, построенных государством и возведенных специально для развития азартного бизнеса. Однако с течением времени мы стали замечать, что созданный центр стал обрастать криминалом и там давно уже всё происходит по какому-то непонятному распорядку, непринятому сценарию. И это я ещё не говорю про резкое сокращение денежных поступлений, которые таинственным образом оседают в карманах отпетых преступников и коррумпированных чиновников. Твоя задача: выехать в город и под прикрытием расследования двух загадочных, крайне жестоких, убийств – они выявлены сегодняшним утром – вычистить доходное место от всяческой нечисти, как по одну, так и по другую сторону от существующего закона.
- Что за убийства? - не смогла Бероева удержаться от ключевого вопроса, как, впрочем, и женского любопытства. - Они имеют между собою какую-то связь?
- Вот именно это, Ксюша, тебе и предстоит разузнать, - разъяснил Президент, придавая себе обычной уверенности, - а убийства действительно странные. Один труп расчленён до полного основания, где не оставлено нетронутой ни одной конечности, в том числе ни фаланг пальцев, ни мужского достоинства. Второй похоронен в каком-то гробу на колесиках, ну! прямо как в детской страшилке. Подробности мне неизвестны – их узнаешь на месте.
Последняя фраза носила явный характер окончания напутственной части беседы, поэтому Оксана резко приподнялась, а вытянувшись по струнке, чётко рапортовала:
- Я всё поняла, господин Президент, выезжаю немедленно – не заходя на работу.
- Хорошо, - кивнул Глава государства, поднимаясь с удобного кресла, оббитого кожей. – Ввиду крайней серьёзности всей операции, можешь взять с собой кого не захочешь. Казёнными средствами располагай в неограниченном количестве, по личному усмотрению, но и в пределах разумного. При осложнении ситуации – сразу докладывай.
- Нет, - ответила бойкая оперативница, озарившись лучезарной улыбкой, - официально я поеду одна, но с тайной группой поддержки. Со средствами же у меня пока недостатка нет – я не замужем! – и обладаю ими в значительной мере. Если что? Разберусь уже прямо на месте.
Пожав друг другу руки, высокопоставленные слуги народа расстались и пошли заниматься каждый своими делами: один – управлять Великой страной; другая – выводить на чистую воду опасных преступников. «Снова в глухую провинцию, - думала Беро;ева, покидая древнее сооружение, окруженное высоким кирпичным забором, - прошлый раз, помню, когда посылали на нечто подобное, мне пришлось не слишком и сладко: довелось столкнуться с потусторонними силами. Что, интересно, готовит поездка мне – эта? Так, вспомним… - она на секунду задумалась, - он сказал про какой-то диковинный гроб на колёсиках – что бы он мог означать?» Размышляя над полученным только-только серьёзным заданием, Оксана, как и обещала, не заезжая в служебный офис, позвонила ответственному сотруднику, предупредила о дальней командировке и устремилась на выезд из города. «Надо бы переодеться? - продолжала она мыслительные процессы (как и любая нормальная девушка, генерал седьмого отдела скрупулёзно относилась к представляемой внешности). - Хотя, в принципе, - окинула взглядом существующий облик, - одета я прилично, мне так удобно, поэтому поеду-ку я в привычной одежде, тем более что она у меня свежая, только позавчера постиранная. Я не думаю, что там, в глубокой провинции, сильно уж разбираются в современной российской моде?» Убедив себя в неоспоримых суждениях, начальствующая оперативница добавила топливный газ и, больше уж не заботясь о внешнем наряде, устремилась на окраину огромного мегаполиса. Обворожительная красавица хотела быстрее оказаться на месте, где, как она нисколько не сомневалась, ей предстояло заняться интересным, очень увлекательным, делом, каких в последнее время возникало всё меньше и меньше.
Выжимая из российского двигателя что было возможно, Бероева проделала выбранный путь всего лишь за пять часов, и даже не успела хоть сколько-нибудь умаяться. Молодая начальница первым делом направилась в местное управление; там она собиралась получить всю главную информацию, а заодно и заручиться необходимой поддержкой. Хотя, если брать во внимание слова Президента, к выбору местных лиц, обличённых доверием, требовалось подходить с предельно осторожностью, с немалыми опасениями. Как и в любом нормальном провинциальном городе, основное полицейское управление располагалось в центральной черте, в фешенебельном микрорайоне, выстроенном по последнему слову строительной техники. На фоне возведённых поблизости многоэтажных строений, невысотное трехэтажное здание, смотревшееся серым квадратом, выглядело немного непривлекательно, если и не всецело убого.
Бесцеремонно припарковавшись у основного входа, влиятельная особа, покидая машину, представилась выбежавшему на неслыханную наглость кадровому сотруднику, немолодому майору; он имел невысокий рост, располневшее туловище и оказался облачённым в стандартный полицейский мундир.
- Генерал-майор Бероева, - отчиталась она по принятой форме, - начальник особого отдела, прибывала из Москвы. Зачем? Для оказания содействия в проведении сложных расследований, и-и… чтобы не создавать волокиты, проводите меня напрямую к начальнику.
Произнесённые слова, вызвавшие (соответственно её возрасту!) у выскочившего «стражника», дежурившего в главном полицейском здании города, небывалое удивление, Оксана подтвердила служебным удостоверением; она непринуждённо достала его из сумочки и точно так же незатейливо предъявила на краткое обозрение. Местный служака опешил значительно больше: он никак не ожидал от молодой красавицы столь высокого звания. В любом случае подтверждавший документ считался представленным, а значит, необходимо было действовать сообразно существовавшей инструкции. Не скрывая подобострастного раболепия, учтивый майор торопливо, соответственно льстиво, засуетился и гусиной, вразвалку, походкой смешно засеменил к основному входу; он указывал дорогу и самолично провожал высокопоставленную чиновницу, почтившую их захолустный городок нежданным присутствием.
Оказавшись внутри, соблюли все установленные в министерстве отдельные правила. Некоторое время Оксане пришлось поскучать пред пропускным турникетом, пока её угодливый провожатый доложит «на верх» и получит «высокое» одобрение незамедлительно пропустить «проверяющую» (именно такой статус вновь прибывшей был сразу определён) к главному полицейскому растущего города. Услужливый сотрудник, располневший от неприхотливой служебной деятельности, вызвался лично проводить московскую гостью, оставив пропускной контроль за молодым лейтенантом.
- Вас ожидают, - сказал он, отключая сдерживающее устройство, препятствующее свободному проходу вовнутрь, - и велено срочно сопроводить.
- Сопроводить? - неприветливо усмехнулась Бероева (неосторожно высказанное слово неприятно резануло по слуху). - Ну что же, ведите. Ладно, хоть не доставить, - добавила она уже чуть слышно, исключительно для себя.
Далее, всё такой же подобострастной походкой, дежуривший офицер проводил высокопоставленную начальницу на третий этаж, где в самом конце располагалась приёмная канцелярия, граничившая с кабинетом руководителя управления. Беспрепятственно миновав секретарский отдел, местный майор и прекрасная спутница, облечённая в генеральское звание, оказались в немаленьком кабинете, освещаемом через широкие пластиковые окошки; они занимали собою целую стену, при входе слева. Внутри обставлялось в духе современного времени: вся стена, где находился вход, исполнялась в виде одного, под самый потолок, шкафа, в котором имелась потаённая дверь, ведущая в секретную комнату; по боковым стенам (и справа и слева) расставлялись чёрные стулья, железные, офисные; прямо посередине литерой «Т» устанавливался письменный стол. За ним восседал неприятного вида мужчина, облачённый в полицейскую форму полковника. Он представлялся человеком, давно разменявшим грань пятидесятилетнего возраста; при высоком росте, тучное телосложение добавляло излишней солидности; хмурое лицо выглядело отталкивающее и испещрялось многочисленными морщинами (признак «несладко» прожитой жизни); злобные серо-голубые глаза хотя и выражали наличие аналитического склада ума, но не передавали ничего, кроме исключительной жадности, безмерной жестокости, всепоглощающей ненависти; вздёрнутый кверху остренький нос выдавал общую капризность непримиримой натуры; тонкие, плотно прижатые губы говорили о чём-то примерно похожем. Как Оксана успела заметить на стенде, установленном в коридоре, прямо возле главного кабинета, звали его – Гречин Аркадий Сергеевич.
- Нас не предупредили, что к нам прибудут с министерской проверкой, - не соизволил руководитель местного управления убрать недоброе выражение, даже когда, сопровождаемая его прямым подчинённым, в кабинете появилась высокопоставленная сотрудница; он лишь кивком головы указал ей на стул, а жестом руки позволил майору идти нести караульную службу дальше. - С чем к нам пожаловали?
Бероевой приходилось сталкиваться с приёмами и гораздо похуже, поэтому она сдержала негодовавшую ухмылку, активно просившуюся наружу; напротив, согласно принятым традициям, ничуть не амбициозная девушка простодушно представилась и уселась на предложенный стул. Мило улыбаясь и строя лукавые глазки, она пустилась в пространные разъяснения:
- Я прибыла сюда ни с какой не с проверкой, а для оказания действенной помощи в проведении расследований двух – как мне объяснили – загадочных происшествий, жутких убийств, совершенных с особой жестокостью…
- Разве это не то же самое? - раздражался полицейский полковник всё больше, по мере того как осознавал, что ему приходится подчиняться «неоперившейся девчонке».
- Мне совершенно без разницы, какое о моём появлении сложилось здесь впечатление, - продолжала Оксана, словно и не обращая внимания на злобную реплику, поступившую от высокомерного человека, считавшего себя в городе чуть ли не Богом, - я приехала сюда исполнить порученную работу – и, поверьте, я её сделаю! От Вас же, товарищ полковник, потребуется оказать мне всяческое содействие, предоставить искомую информацию и ознакомить с первоначальными выводами. Всё остальное, - она привстала и упёрлась руками об стол, на миг придавая лицу выражение непримиримой жёсткости, - мне, на «хер», неинтересно! - снова опустилась на занимаемый стул и, придав лицу выражение беззастенчивой миловидности, продолжила всё таким же уверенным тоном: - Уважаемый товарищ полковник – как бы Вам было не неприятно общение с такой молодой особой, хм? – потрудитесь, пожалуйста, поведать мне всю подноготную информацию, которой – как я нисколько не сомневаюсь – Вы располагаете как никто другой, находящийся у Вас в подчинении. Что конкретно?.. На данный момент меня интересуют обстоятельства, связанные с обнаружением двух страшных трупов: один – изрубленный на куски; второй – что наиболее мне кажется интересным – связанный с мистическим гробом… на каких-то там непонятных колёсиках.
По мере вдохновенного монолога и без того мрачное лицо Гречина сделалось каким-то коричневым. Как и положено человеку, достигшему высокого ранга, он не потерял присутствия духа и точно таким же твёрдым голосом, какой был у строгой начальницы, попытался разъяснить… хотя бы то, что было возможно:
- Первый труп, он вроде как не совсем необычный?.. Правда только в том, что убит он с особой жестокостью, с отделением всех телесных частей, в том числе и мужских гениталий. Изуродованные останки нашлись сложенными в два мусорных пакета и оставленными в западной части города, на самой северной границе района Свободный. Со вторым, - последовала полуминутная пауза, - здесь всё намного запутаннее и гораздо серьёзнее, а соответственно, требует детального изучения. Проще говоря, пока оперативная группа Свободного района занималась оформлением и фиксацией доказательств, обнаруженных на месте убийства, в дежурную часть всё того же отдела позвонил аноним, якобы навещавший на кладбище, расположенном в юго-западной части города, могилы скончавшихся родственников; он передал, что в одной из могил происходят необъяснимые вещи.
- Да? - не смогла сдержаться Оксана от само собою просившегося логичного замечания. - И в чём, интересно, состояла их странность?
- Только в том, - продолжал полковник полиции, - что, как утверждает тот человек – который, кстати, пока задержан и до выяснения всех обстоятельств находится в следственном изоляторе – в тот момент, когда он проходил по центральной дорожке места захоронений, его внимание привлекла необычная колея; она проходила по земляной тропе и вела от заасфальтированного пути и вплоть до свежей могилы, как будто по ней прокатили какую-нибудь тележку. Но не наличие вполне объяснимых следов так взволновало любопытного бедолагу, а непонятное движение могильного холмика, похожее на внутренний толчок, произошедший внутри.
- Даже так? - удивилась генерал-майор, в то же время обыкновенная оперативница, вспоминая новогороди;щенский случай, распутанный ею два года назад. - Да у вас тут, Аркадий Сергеевич, прям мистика какая-то намечается.
- Если не сказать больше, - скривился высокопоставленный сотрудник управления в неприятной ухмылке.
- То есть? - выражая искреннее недоумение, подняла Бероева великолепные брови.
- Когда оперативная группа, собранная по второму случаю, оказалась на месте, - продолжал начальник местной полиции, - то первое, что бросилось им в глаза, – некоторая непривычная, какая-то чрезмерная, рыхлость земли и её неестественный цвет, как будто она смешалась с древесной крошкой; вдобавок вокруг витал характерный запах гнилой древесины.
- Так, и-и… - подталкивала московская сыщица к дальнейшему рассуждению.
- Разумеется, сотрудники, выехавшие на кладбище, пусть и с некоторым неудовольствием, но всё же раскопали своеобразный, если не странный холмик. Они рыли, пока не наткнулись на нечто, от чего даже у самых бывалых, повидавших всякого-разного, волосы зашевелились на седых головах, а кожа покрылась морозившей дрожью.
- И что же конкретное предстало их жуткому обозрению? - опять Оксана не могла сдержать профессионального, но, в то же время, и чисто женского любопытства. - Что они увидели?
- Там было множество человеческих останков, разбросанных в беспорядке, - продолжал полицейский начальник, сохраняя на лице недружелюбное выражение, сочетающееся теперь ещё и с мимикой, передающей неприятное отвращение, - не поддававшихся визуальному распознанию, а также детали некоей деревянной конструкции, расщепленной в мельчайшие щепки. Ну, а самое главное! Четыре дисковых колеса, оставшихся почти неизменными; они окаймлялись сплошной резиновой шиной. Извлечённые частички пахли каким-то отвратительным запахом, словно похороненный прах подвергался прямому воздействию замогильного загнивания. Скажу сразу: в ходе осмотра не выявилось никакого признака срабатывания взрывного устройства…
- Благоразумно уничтожившего все сущие улики и вящие доказательства, - договорила столичная оперативница мысль, пришедшую к провинциальному сослуживцу. - Вы же, надеюсь, понимаете, товарищ полковник, что всё это полная чушь и сделано лишь для того, чтобы получше запутать следы и чтобы не дать возможность своевременно выйти на след отъявленного преступника. Словом, не кажется ли Вам, Аркадий Сергеевич, что представленная картина является ловким ходом и что, возможно, найденные неясности, как и в первом случае, принесены в какой-нибудь специальной таре, затем вывалены в землю, а потом спокойненько захоронены. Человек же тот – которого вы догадались своевременно задержать! – имеет к случившемуся делу если и не прямое, то во всяком случае косвенное участие?
- То есть? - вопросами на вопрос попытался ответить неуслужливый начальник местного управления. - Вы, товарищ генерал-майор, - он презрительно фыркнул, выказывая и молодости, и высокому званию подчёркнутое пренебрежение, - хотите сказать, что оба случая связаны и совершены одним человеком? Объясните мне тогда такую простую вещь: почему хитроумный преступник не поступил со вторым трупом точно также, как сделал с первым?
- Вероятно потому, - не растерялась деятельная оперативница; она продолжала не обращать внимания на очевидную неприязнь, испытываемую к ней со стороны регионального сослуживца, - что убийства совершали два разных человека, но, предположим, по заказу одного и того же авторитетного криминального лидера. И вот тут! Я перехожу к главной части нашей беседы: кто в этом городе способен на дерзкие преступления, проще говоря, кто здесь заправляет, находясь по ту сторону от существующего закона?
- Если рассматривать с этой позиции?..
- Да именно! - твёрдым голосом заверила убедительная сотрудница, облечённая генеральской властью. - Так кто у вас здесь главенствует надо всем сплошным беззаконием?
- Некто, - ответил неуважительный полковник, немного смутившись, что не ускользнуло от внимания наблюдательной сыщицы, - по имени Хан Джемуга… кстати, второе прозвище является его настоящим именем и одновременно фамилией. Не знаю как, - опередил он московскую гостью с вопросом, - но он умудрился прописать его в личном паспорте, а с недавнего времени, примерно около года назад, объявил себя Ханом, и все его подопечные обращаются к нему именно так – используют обозначение как титул, совмещённый с именем, но и соответственно обыкновенному воровскому прозвищу. Если касаться развернутой им в городе криминальной деятельности, то у него здесь целый преступный клан, который сам он называет «монгольским игом». Преступная организация отличается непререкаемой дисциплиной, завидной инфраструктурой и всесторонне развитой выучкой, присутствующей у подвластных бандитов. Они подмяли под себя весь игорный бизнес растущего мегаполиса и без их прямого ведома не совершается ни одной более или менее значительной махинации.
- Хорошо, - кивнула московская сыщица, доставая из сумочки миниатюрный блокнот и делая необходимые записи, - с этим понятно. Теперь давайте выясним: где он квартирует и как к нему подобраться?
- Живёт он в самом элитном районе, в собственном «суперпентхаусе», - продолжал угрюмый офицер подробно рассказывать и вводить столичную начальницу в курс городской иерархии. - Он располагается в принадлежащем ему целостном небоскребе, где часть здания используется под игровое казино, а все квартиры, что выше, занимаются преданными ему до смерти закоренелыми уголовниками. Созданное положение дел дает полное основание полагать, что взять охраняемое строение приступом сравнительно сложно; а вот просто подъехать к нему, скажем так, пообщаться – это можно сделать запросто, по одному моему незатейливому желанию.
- С визитами мы пока обождём, - щепетильная девушка на секунду оторвалась от делаемых записей, подняла внимательные глаза и пристально осмотрела смущённого собеседника, - пока необходимо осмотреться, ознакомиться с многочисленными деталями, а потом уж начнём действовать. Скажите: где находятся уголовные дела, заведённые по тем жестоким убийствам, а заодно позвоните в отделы – если они в разных? – чтобы мне никоим образом не препятствовали, а наоборот, оказывали всяческое содействие. Я тем временем отправлюсь на «землю» и узнаю всё лично, из первых рук, не отягощенных «испорченным телефоном».
Далее, узнав, что оба уголовных дела находятся в одном отделе, ко всему тому же обслуживающим и офис «монгольского ига», Оксана любезно, как только могла, распрощалась и, получив заверения, что начальник управления «в любое время суток будет на прямой телефонной связи», вышла из главного кабинета. Как только он остался без назойливой посетительницы, Гречин незамедлительно позвонил прокурору, чтобы передать ему отнюдь не веселые новости:
- Здравствуй, любезный Дмитрий Аркадьевич, у меня для тебя «пренеприятнейшее» известие: к нам, с какой-то секретной миссией, прибыла сотрудница особого, до крайности засекреченного, отдела – про который я даже не слышал? – состоящая в генеральском чине; между прочим, она является и моей и твоей начальницей. Не по нашу ли душу она объявилась – что ты о её внеплановом появлении думаешь?
- Посмотрим?.. - ответили с той стороны мобильной связи, явно что озадачившись пришедшим тревожным известием. - Приставь к ней кого-нибудь из «своих». Пусть днём и ночью ходят за ней по пятам – ни на секунду не упускают «дорогую гостью» из виду.
***
В то же самое время, как между двумя высокопоставленными руководителями происходила двусмысленная беседа, Бероева уверенной, какой-то бесподобной, походкой направлялась на выход и размышляла над полученной информацией. Вдруг! Может быть, ей показалось, но, спускаясь по лестничной клетке, она, к удивлению, различила, что в коридоре второго этажа звучит «до боли» знакомый голос; он отдавал ей смутными отголосками – как будто из далёкого, но славного прошлого. Оксана застыла на месте и стала вслушиваться более чем внимательно. Да, сомнений не оставалось, она слышала именно того человека, про которого и подумала и который, возможно, мог оказаться ей сейчас невероятно полезным.
- Аронов Павел, или я ошибаюсь? - бесцеремонно крикнула столичная сыщица прямо с лестничной клетки, даже ещё не видя, к кому обращалась. - И что мы делаем в столь необычном для столичного участкового захолустном месте?
Отставной полицейский, услышав знакомые интонации, изумился ничуть не меньше, на долю секунды опешил, но, быстро взяв себя в руки и предвкушая приятную встречу, поспешил на звук приятного, мелодичного, но твёрдого голоса. Через пару секунду они уже стояли друг против друга, практически столкнувшись в дверном проеме, где каждый стремился побыстрее увидеть того, кого и надеялся.
- Ксюша? - не скрывая и первичного удивления, и трепетного восторга, воскликнул ошеломлённый мужчина, знавший непревзойдённую красавицу как сотрудницу МУРа и в былые годы помогавший ей в раскрытии не одного преступления. - Ты?.. Здесь?.. Но откуда?
- Я по особо важному оперативному делу… впрочем, как и всегда, - непринуждённо блестя чарующим взглядом, объяснила московская сыщица, - и это должно быть понятно. Ну, а ты, «учасковить», что ли, Паша, сюда перебрался?
- Нет, - Аронов вмиг погрустнел и опустил печальный взор книзу, неприятно озадачившись и словно вознамерившись что-то внимательно исследовать под ногами; он вдруг вспомнил былые проблемы и опечаленным голосом выдавил: - я уже два года как – настойчиво! – отправлен на пенсию. Сейчас вот прибыл на неизменное жительство, в некогда родной городишко, и именно оформлением достигнутого пенсиона здесь сейчас занимаюсь. Так получилось, что, оказавшись не у служебных удел, я оставался какой-то период прину;жденным москвичом, но наконец настало время прибиться к родимому берегу. Вот я посчитал, что будет правильным, если я переведу платёжные реквизиты сюда, по месту постоянного проживания.
- То есть, - восхитительная красавица сверлила удручённого собеседника всепроникающим взглядом, слегка склоняя черноволосую голову на правую сторону, - я так понимаю: ты абсолютно сейчас свободен?
- Вроде того, - отвлекаясь от невесёлых мыслей, Павел пытался казаться как можно более дружелюбным.
- Тогда, если, конечно, не возражаешь, - в голове московской оперативницы промелькнула шальная идея, - я попрошу тебе об одной небольшой услуге, которая ко всему прочему послужит и дополнительным развлечением; да и деньжатами, Паша, сможешь разжиться – ты ведь знаешь?! – я своих никогда не бросаю. Тебе ещё долго здесь находиться?
- Я почти закончил, - простодушно отвечал отставной полицейский, - как раз прощался с представительницей пенсионного отделения, - отчитался, а повинуясь внезапно нахлынувшему порыву, не удержался от похвального комплимента: - Ты, Ксюша, как и всегда, выглядишь бесподобно, да и в звании – насколько я тебя помню – состоишь уже, неверно, майорском.
- Бери выше, - не сдержалась Бероева, чтобы не расплыться в самодовольной улыбке, - я действительно майор, но только с генеральской приставкой. Командую специальным отделом и подчиняюсь непосредственно Президенту. Он, мягко выражаясь, и присвоил-то мне высокий чин по той вполне объяснимой причине, что встречаться приходится в основном с командным составом – высшим! – а они, как ты знаешь, все – без малейшего исключения! – являются личностями чванливыми, высокомерными, своенравными; а значит, простому – пусть даже и подполковнику! – общаться с ними нормально как-то не получается, - она на секунду прерва;лась, дождалась, когда её старый знакомый поднимет вверх нижнюю челюсть и немного отойдёт от услышанной информации, а после, заметив, что взгляд его несколько просветлился, заговорщицки продолжала: - Возвращаясь к моему предложению… Раз, говоришь, ты уже свободен, то не согласишься ли сопроводить меня в одном маленьком деле, а потом мы с тобой посидим в каком-нибудь уютном местечке и, памятуя о славном, давно ушедшем, времени, непременно напьёмся. Ты как, не возражаешь с планом, представленным на сегодняшний вечер?
- Нисколько! Напротив, я буду нескончаемо рад… только вот не знаю, как же теперь к тебе обращаться, товарищ прекрасная генерал-майор? - несколько озадаченно произнёс отставной участковый, в душе искренне радуясь головокружительным, но вполне заслуженным успехам, достигнутым давней приятельницей.
- Так же как и всегда, - ласково улыбаясь, провозгласила двадцатидевятилетняя генеральша, выглядевшая едва ли на двадцать пять; она взяла сорокашестилетнего мужчину под ручку и увлекла с собою на выход, не давая ни малого шанса, чтобы ответить безвольным отказом.
***
Некоторым временем ранее…
Не менее красивая девушка, едва перепрыгнувшая отметку пятнадцатилетнего возраста, находилась на жутком погосте, где и был обнаружен изувеченный труп, а заодно и подозрительные колесики. Трясясь от суеверного страха и необъяснимых, до дрожи пугающих, ощущений, она сидела в облюбованной ею скромной сторожке, не смея высунуть носа, и не представляла, что же всамделишно следует делать. «Как же мне теперь поступить? - предавалась она тягостным думкам, не в силах найти приемлемый выход. - В Рос-Дилер мне обратно нельзя: не иначе тот «друг», - имела она в виду оставленное в отеле бездыханное тело насильника, - скоропостижно представился. Принимая во внимание, как я необдуманно «насветилась» под видеокамерами и так, вообще… меня, наверное, ищут, и, возможно, с собаками? Похотливого уродца мне нисколько не жаль; но вот загубить из-за него цветущую молодость – этому я нисколько не рада и пускать на самотёк свою будущность, конечно, не собираюсь. Однако и здесь, как оказалось, нисколько не лучше – сыро и холодно, голодно и промозгло, да ещё и кошмарные ужасы, что творятся на кладбище ночью…»
Додумать молодая красавица не успела, так как поблизости раздали;сь полицейские сирены, заставившие её окоченеть от естественного испуга и зажаться в тёмный угол ничуть не просторного помещения. Описывая внутреннее убранство, следует указать, что, кроме ветхого стола, похожего стула и лежавшего на полу засаленного матраса, здесь присутствовала кирпичная, чадившая смрадом печка, и не виделось никакой посуды. «Неужели меня уже вычислили? - стучало в висках неприятной мыслью. - Но как они могли… так быстро? Нет здесь, наверное, что-то другое?» Уверовав в последнее размышление, Юла неторопливо выбралась из ненадёжного, ничуть не спасительного, убежища и, слегка пригнувшись (словно её кто-нибудь мог увидеть), приблизилась к единственному окошку; оно выходило на северную часть могильных захоронений. Так получилось, что покосившаяся постройка, одноэтажная и бревенчатая, находилась прямо посередине погоста, построенная намерено, чтобы некогда проживавшему в ней ответственному смотрителю удобнее было следить за порядком, поддерживаемым на вверенной территории.
Что светозвуковая иллюминация устроена сейчас вовсе не для неё, кареглазая плутовка поняла едва ли не сразу, лишь приблизилась к квадратному проёму и выглянула на улицу. Что же представилось её тревожному взору? Примерно метрах в двухстах (может, чуть больше?) от места, где располагалась старенькая сторожка, возле одной из могил происходила какая-то излишне активная деятельность. Рядом собра;лись несколько сотрудников в полицейской форме, а также двое гражданских, скорее всего каких-то рабочих; последние активно орудовали лопатами, откидывая в сторону рыхлую землю. «Очевидно, раскапывают могилу? - еле слышно шептала сообразительная девчушка, наблюдая за происходящими неподалеку тщательными раскопками. - Что такое поведение значит? - она просветлела. - Что я им нисколько не интересна». Теперь можно было бы облегчённо выдохнуть, так как становилось понятно, что «торжественная процессия» прибыла сюда совсем не за хитрющей плутовкой.
Однако человеческая природа, а в особенности юной, да ещё и любознательной, девушки, устроена интересным образом: осознав, что грозная опасность в некотором роде для неё миновала, молодое сознание начинает искать ответы на вопросы попутные. «Что, стесняюсь поинтересоваться, они здесь всё-таки ищут?» - подумала дотошная бестия, загораясь естественным любопытством. Увлекаемая навязчиво посетившей идей, она непременно решила выяснить, что же явилось основной причиной не бывалого раньше особенного ажиотажа. Охваченная неотвратимым желанием, но минуту всё же посомневавшись, Лисина решительно направилась к выходу, намереваясь подобраться поближе и добросовестно рассмотреть, что там происходит. Её очень заботило, чем в мрачном, с философской точки зрения пустынном, месте занимаются неожиданно прибывшие правоохранительные сотрудники. Но! Едва она прикоснулась к дверной металлической ручке, деревянная створка распахнулась сама, и перепуганная красавица лицом столкнулась к лицу с немолодым полицейским, одетым в форменное обмундирование капитана полиции. Вошедшим оказался участковый Казаков Максим Константинович, закреплённый обсуживать угрюмое, едва ли не страшное место; невеселым видом он ещё больше подтверждал общее гнетущее настроение. На вид ему давно уж исполнилось тридцать пять лет, но выглядел он подтянуто, выделялся стройной фигурой, гармонично сочетавшейся со средним ростом, чуть-чуть не достигавшим высокого; лицом, несмотря на первое впечатление, обладал выразительным и приятным (в основной части оно было круглым и лишь несколько вытягивалось к выступавшему подбородку); серо-голубые глаза излучали не очень далёкий ум и в большей степени были наполнены непререкаемой исполнительностью; между прямым, чуть выпиравшим, носом и широкими, несколько вздёрнутыми губами располагались густые усы, отличавшиеся иссиня-чёрной окраской. Как и обычно, в случае совершения преступления, руководитель следственной группы отправил его производить обход территории, прилегавшей к месту случившегося события.
В тот самый момент, как только они неожиданно встретились, первым, естественным, движением Юлии было резко метнуться в сторону, будто неоправданная реакция смогла бы ей хоть чем-то помочь – она находилась в узком пространстве, замкнутом по окружному периметру. Напуганная девушка меньше всего думала о сокрушительной неудаче и, как загнанный в норку злобный зверёк, устремилась в дальний угол сторожки, где, скорчившись, села, зло «зыркая» хищными глазками; она с ненавистью поглядывала на внезапно появившегося гипотетического врага. Полицейский и так не дал бы ей вероятности скрыться и обязательно предложил бы проследовать к общему собранию опергруппы, чтобы дать надлежащие случаю детальные пояснения и чтобы ответить на некоторые интересующие вопросы. При возникшем, крайне неестественном, поведении он только больше напрягся, и даже потянулся правой рукой к кобуре с пистолетом.
- Мне пятнадцать лет, дядя, - опережая прискорбные события, сметливая плутовка выдала не достигший совершеннолетия возраст (она уже имела дело с полицией и являлась прекрасно осведомленной, что как бы запрещает применение огнестрельного оружия, способного причинить как саму смерть, так и значительные увечья).
Предприимчивый, вовремя прозвучавший, окрик сработал: законом «О полиции», действительно, предусмотрено жестокое табу на использование любых предметов, способных причинить ей тяжкие повреждения «…в отношении несовершеннолетних, когда возраст их очевиден или известен...»; в отношении продуманной кареглазой красавицы уголовным законодательством закрепленные ограничения были предусмотрены в полном объеме, но волновали они отчаянную плутовку постольку, поскольку ей необходимо было любыми путями вырваться и выскочить из дома на улицу. Вдохновлённая немаловажной причиной, она полезла миленькой ладошкой в дамскую сумочку, намереваясь извлечь наружу спасительные ключи, уже сослужившие отличную службу; теперь на них имелось ещё и некое дополнение, значительно увеличивавшее их действенную боеспособность. Новым оружием являлась обыкновенная маленькая крестова;я отвертка, с одной стороны закругленная под заточку, с другой – снабжённая перпендикулярно приделанной перемычкой; она позволяла увеличивать весомость оказываемого воздействия. Вооружившись опасным предметом, прочно зажатым в правой руке, отважная, не знавшая страха, Юла намеревалась – пробить! – себе путь к священной свободе.
Она начала орудовать, когда блюститель порядка приблизился к ней на расстояние, едва ли доходившее до сорока сантиметров. Одарив нежданно появившегося врага ненавистным взглядом, Лисина резко выпрыгнула из сидячего положения и, объятая безотчётной решимостью, бросилась на возникшее на пути живое препятствие, намереваясь вонзить ему новое орудие прямиком в раскрасневшееся лицо.
- Лучше пусти! - кричала красавица в гневе, всё более растворяясь в безудержной ярости. - Убью, «поганого гада»! Не становись у меня на пути!
Как полицейский не выглядел глуповато, долгий послужной список свидетельствовал, что в ситуациях, приближённых к возникшей, он обладает немаленьким опытом. В чём моментально развеял любые сомнения, успешно перехватив вооружённую маленькую ладонь.
- Не суетись ты так, отчаянная чертовка, - сопровождал он проводимый приём спокойным, уравновешенным голосом, заламывая девчачье запястье, - всё равно проиграешь. И потом… я абсолютно не понимаю: к чему так себя вести, если ты ни в чём не повинна? Значит, за тобой есть что-то такое, чего тебе непременно хотелось бы скрыть. Заметь, любая неправдивость всегда подогревает дополнительный интерес – тем более к незнакомой особе! – и заставляет провести непременное задержание. Плюс ко всему – нахождение в необычном месте…
Казаков сумел наконец скрутить вертлявую бестию, ошалевшую и брыкавшуюся, беспрестанно колотившую его как сжатыми в кулачки руками, так и прекрасными ножками. Хотя для окончательной победы ему пришлось повалить непримиримую соперницу на; пол, перевернуть спиной кверху и, заломив назад прелестные локти, застегнуть стальные наручники.
- Ну вот и всё, - произнёс участковый запыхавшимся голосом; что ни говори, он очень устал в борьбе с молодой, наиболее подвижной, соперницей, никоим образом не желавшей подчиняться сотруднику правоохранительных органов, - и стоило столько сопротивляться? Как не крути, а всё едино вышло по-моему.
- Ты за это ответишь, «подлый ментяра», - зло прошипела Юлия, уподобляясь ядовитой гадюке, - ты ещё не знаешь, с кем сейчас связываешься? Да у меня – такие! – знакомые, что – завтра! – ты уже не работаешь.
- Знала бы ты, вредненькая чертовка, сколько раз за долгие годы службы я слышал о завтрашнем увольнении, - промолвил бравый мужчина, растягиваясь в ироничной улыбке; он помог захваченной пленнице подняться на ноги и сопроводил её к выходу, - но, как видишь, до сих пор работаю и уходить покамест не собираясь. Вот ты попала конкретно, и я «оченя» удивлюсь, если ты не отправишься и далеко, и надолго.
- Да?! - ответила бойкая девушка точно такой же мимикой; она продолжала пытаться вырваться, периодически дёргаясь в сторону и напрягаясь всем бесподобным станом. - Ты, дядя, случайно «ни уху е;л», чтобы высказывать мне подобные предложения? Сам, гляди, не окажись в «местах не столь отдаленных». За что? За явное превышение «ментавски;х» полномочий, применив к пятнадцатилетней девочке металлические браслеты.
- Иди уже, - повелительный офицер слегка подтолкнул пленённую девушку, - я смотрю, что, как и все остальные, ты у нас слишком умная. Хорошо, - у участкового получилось выпроводить строптивую невольницу из жилища на улицу, - пусть пока будет так, но, как и обычно случается, я посмеюсь над твоими угрозами, когда ты окажешься в малолетней камере.
Полицейский прекрасно понимал, что в отношении несовершеннолетних (если за ними не тянется особо тяжкого преступления) никаких жёстких мер, повлекших бы тюремное заключение, конечно же, применяться не будет; но и вот так просто, ничего не отвечая, спускать юной нахалке беспардонное поведение он также не собирался. Через пять минут нелёгкого пути, прошедшего во взаимных словесных перепалках, оскорблениях и угрозах, разносторонние спутники приблизились к остальным участникам следственной группы.
- Эге-е, - едва окинув дерзкую девушку, промолвила старшая СОГ (молодая симпатичная женщина, одетая в форменное обмундирование следственных органов, отличавшаяся высоким ростом и чуть располневшей фигурой, возрастом перевалившая за тридцать шесть лет), - пойманная дамочка, оказывается, в розыске. Ты знаешь, Казаков, что задержал сейчас наиопаснейшую преступницу, - последняя формулировка давалась с некоторой долей иронии, которую следователь незамедлительно потрудилась разъяснить, немного поуспокоив унылую, почти отчаявшуюся, красавицу: - Она ведь чуть-чуть не отправила на тот свет почтенного джентльмена, прибывшего к нам в город просаживать нажитые денежки. Поганенькая вертихвостка оставила на его бестолковой черепушке огромную шишку; она отличается необычайным уродством и подвигла раненого хозяина обратиться в полицию – потребовать свежей, молоденькой крови. Вези её сразу в отдел, а то, я вижу, она слишком бойкая… ещё возьмёт да сбежит, а нам хоть чего-то надо предоставить для – не совсем! – отрицательного отчёта.
В тот же момент рабочие люди, приглашённые усердно копать, аккурат закончили те тщательные раскопки. Наткнувшись на что-то ужасное, они повыскакивали наружу, а затем прямо тут же, возле могилы, стали активно очищать сковавшиеся неприятным спазмом чувствительные желудки. На какое-то время все остальные участники застыли на месте; но длилась всеобщая оторопь буквально минуту, после чего и следователю, и всем другим членам следственной группы, в том числе и участковому, ни на шаг не отпускавшему от себя пленённую девушку, нестерпимо захотелось выяснить, что же стало отвратительной причиной необычного, если не странного поведения. Не торопясь, и полицейские офицеры, и молодая невольница приблизились к жуткому месту; они ожидали увидеть нечто, что повергнет их в мистический трепет и отразится на моральном состоянии аналогичной реакцией, какая случилась у двух основных рабочих, усердных копателей.
Похожим чувством охватилась и пронырливая плутовка Лиса, в силу юного возраста переживавшая гораздо больше, пока подвергалась пытке «ожиданием неизвестного». Истинная её реакция, в отличии от более зрелых мужчин, оказалась совсем не такой, какой ей предполагалось, когда, крепко привязанная к сотруднику внутренних органов, она приблизилась к краю спускавшегося книзу почвенного отверстия. Там виделся (как бы это получше сказать?) вскрытый участок могилы, выставлявший на всеобщее обозрение множественные останки; они представлялись неопределенной формой, длиной да размерами и издавали неприятную, просто жуткую, вонь, спазмом сжимавшую лёгкие. У некоторых вмиг вывернулись наружу излишне отзывчивые желудки – омерзительный запах вынуждал всех отскакивать прочь. Юля, привыкшая свободно переносить вонючий смрад и много хуже (когда начинала бродяжничать и волей-неволей пересекалась с гнилыми бомжами), чуть-чуть поморщилась и вместе с участковым, также не сражённым отвратительным ароматом, спокойно оставалась стоять на краю вырытого земляного отверстия. Вдруг! Указывая вниз свободной рукой, она неожиданно вскрикнула:
- Глядите, глядите: там внизу ещё и какое-то маленькое колёсико!
Дальше пришлось трудиться и разгребать лопатами уже оперативным сотрудникам, более приспособленным к созерцанию человеческих трупов. Постепенно они извлекли на Божий свет и общее обозрение все те жутковатые предметы, что впоследствии начальник управления перечислит высокопоставленной сотруднице, прибывшей из столичного региона и облечённой в генеральское звание. Казаков, получив конкретное указание, не позабыл увлечь за собой крепко прикованную пятнадцатилетнюю девушку и направился в отдел внутренних дел, чтобы провести подробное разбирательство; оно требовалось по неприятному заявлению, поступившему от одного «достопочтенного гражданина», жестокого избитого и пожелавшего соответствующего возмездия. Обычно материалы, собранные в отношении малолетних преступников, поручаются сотрудникам по делам несовершеннолетних, но, ввиду их полного некомплекта, скомпонованные документы до сих пор находились в кабинете дежурной части. «Отъявленную преступницу» задержал участковый – вот ему-то и поручили доводить до конца непривлекательное расследование; оно невыразимо объёмное по работе, но не давало никакого серьёзного результата.
Максим Константинович (как он велел себя называть) вызвав у недовольной подопечной недружелюбную, скорее презрительную, усмешку, провёл задержанную плутовку в служебное помещение. Поставив перед ней непрочный, заранее непривлекательный, стул, расположил его с расчётом, чтобы она оказалась как раз напротив его стола. Дальше уселся «шить» ей нехорошее, едва ли не прискорбное дело. Предварительно, как требуют установленные правила, он удосужился досмотреть дамскую сумочку самоуверенной пленницы. К великому удовольствию, обнаружил паспорт, выданный на имя Лисиной Юлии Игоревны; а значит, с одной проблемой было покончено сразу – личность считалась целиком установленной. Из весомых доказательств у сотрудников полиции имелись лишь сведения, полученные с видеокамер; они если что и передавали, то одну эффектную внешность и исключали предоставление важных анкетных данных. Хитроумная чертовка (как полицейский нисколько не сомневался, основываясь на сделанных наблюдениях), дабы уйти от уголовной ответственности, могла наговорить чего ей было угодно. Положив личностный документ на стол и оставив в развернутом виде, усердный офицер принялся аккуратно заполнять лицевую часть официального протокола. Внешне изображая скучающий вид, юная бесовка украдкой посматривала на «зловредного негодяя», ограничившего её неприкасаемую свободу, с выражением нескрываемой ненависти; она уподобилась пойманному зверьку, без его прямого согласия вырванному из дикой природы.
- Что мне за это будет? - не выдержав гнетущего напряжения, поинтересовалась неусидчивая плутовка, придав себе грубоватую интонацию. - Как я поняла, старый придурок не убит, а значит, и причин для моей непременной посадки у вас не имеется. И вообще! Вы, господин полицейский, не имеете права допрашивать меня без присутствия адвоката и моих непосредственных попечителей.
- Правильно говоришь, - сохраняя видимое недружелюбие, согласился с ней участковый, - вот мы и поступим сейчас по закону: во-первых, дождёмся представителей опеки и попечительства, государственного защитника; во-вторых, оформим придирчивое дознание; в-третьих, определим тебя на тридцать суток в центр временного содержания несовершеннолетних правонарушителей, или по-простому ЦВСНП. Надеюсь, тебе там очень понравится. Говоря об особенностях непривлекательного места, любые передвижения там осуществляются исключительно строем, на окнах установлены металлические решетки, а главное, с тебя моментально сбреют каштановые, невероятно шикарные, волосы.
От последних слов правая рука бесподобной красавицы как бы сама собой потянулась потрогать роскошные пряди – она проверила их сиюминутную целостность. Убедившись, что пока ещё на месте, недовольная пленница невольно насторожилась, а после не вела себя уже настолько уверенно. Вкрадчивым, где-то интриговавшим, голосом Лисина попыталась разъяснить неоднозначную ситуацию, а заодно и попыталась внести предельную ясность, но исключительно с собственной точки зрения:
- Странное же у нас правосудие? Значит, меня, пятнадцатилетнюю девушку, собирается изнасиловать престарелый насильник-маньяк, причём добивается интимной близости настолько настойчиво, что я от него едва смогла вырваться, так меня же за непоруганную невинность ещё и в «каталажку» упрячут – так, что ли, у нас получается?
- Возможно, ты сейчас и права, - вдруг совершенно другими глазами, несколько удивлёнными, отчасти сочувственными, посмотрел на неё участковый; на миг он оторвался от аккуратных записей, - и случилось так, как ты сейчас говоришь. Озвученные обстоятельства нам до сих пор открыты не были. Потерпевший представил вполне логичное объяснение, изобличавшее в совершении вероломного нападения конкретно тебя, а не кого-то иного. Вполне естественно, он ни единым словом не коснулся озвученных тобою значимых обстоятельств.
- Да?.. - скрестив волевые руки и состроив презрительную гримасу, кареглазая бестия приготовилась слушать искажённую версию, лживую, вовсе не достоверную. - Действительно? И что же, стесняюсь я поинтересоваться, подлый мерзавец вам обо мне сверхъестественного напел?
- Всё очень просто, - не стал полицейский скрывать основную суть фатального обращения; к наступившему мгновению он успел закончить заполнение анкетной стороны служебного протокола, - по предоставленным им первичным сведениям – что, соответственно, подтверждается и заснявшим вас видеонаблюдением – он, нечаянно оказавшись в состоянии немалого алкогольного опьянения, посчитал, что сможет воспользоваться твоими сопроводительными услугами. По приведённым им убедительным заверениям обиженный заявитель даже и не догадывался, сколько в действительности тебе исполнилось лет. Заключив самый простенький «договорчик», он пообещал, что если ты доставишь его до номера в целости и сохранности, то в сердечную благодарность получишь всю означенную в соглашении валютную сумму; она равнялась, как я понял, ста пятидесяти американским долларам. Так, в принципе, вы и поступили, и, отлично справившись с возложенной задачей, ты приняла от него кредитную карту; затем с неё обналичилась оговоренная с доверительным поручителем нормальная компенсация. Однако! Он утверждает, тебе показалось мало и ты стала требовать от него какую-то непонятную, чисто левую, премию. На почве существенных разногласий у вас произошло некоторое недопонимание, переросшее в скоротечный конфликт. Воспользовавшись его престарелым, едва ли не беспомощным состоянием, ты ударила неуклюжего бедолагу чем-то тяжёленьким по затылку, после чего бесследно, беспардонная, скрылась. Как стукнутый мужчина «между строчек синий платочек» нам сообщает, он и не стал бы вроде к нам обращаться, но к неприятному поступку его вынудили следующие телесные повреждения: сотрясение головного мозга; а главное, безобразная шишка, испортившая его холёную голову. Всё вышеозначенное говорит, что совершенное тобою злокозненное деяние – а ты, как ни крути, учинила нетяжкое преступление – не подпадает под возраст, необходимый для привлечения к уголовной ответственности…
- Но даёт вам полное право поместить меня в детский приёмник, - договорила за полицейского совсем неглупая девушка, - чем вы все сейчас и займётесь, чтобы избежать ненужных, более крупных, проблем. Правильно, так и делайте! Проще всего, засадить за детдомовскую решётку несмышлёного, не умеющего постоять за себя, ребёнка, - она изобразила покорную мимику (она отлично передавала отчаянность положения) и махнула в сторону доставшегося ей полицейского дознавателя: - «Хрен» с вами – творите, «лять», что хотите.
Глава V. Сложные размышления
Джемуга находился в фешенебельном офисе, расположенном в высотном красивом здании, когда во второй половине дня, без приглашения и предварительного звонка, к нему ввалился взволнованный прокурор. Нестандартное поведение, неординарное для всегда рационального человека, разумно подходившего к решению любых, и наиболее сложных, вопросов, вызвало у предводителя «монгольского ига» некоторое недоумение, плавно перешедшее в полное удивление. Он находился в просторном (как он сам называл) приёмном кабинете; он больше напоминал роскошную залу, у обычных граждан служившую для неактивного отдыха. Криминальный авторитет, кроме основного его назначения, использовал обширное помещение для встречи с беспрестанно приходившими посетителями. Среди них выделялись две основные категории: местные предприниматели, осуществлявшие игровую деятельность (они прибывали улаживать спорные денежные вопросы и платить «священную дань»); подвластные сообщники (эти докладывали о своевременном выполнении отданных поручений). Останавливаясь на скромненьком описании, следует перечислить следующие основные предметы мебели и бытовых принадлежностей: прямо посередине комнаты стоял просторный диван, обтянутый скрипучей коричневой кожей; напротив устанавливалась широкая стенка, состоявшая из множества открытых отделений, заполненных дорогим хрусталём, редкостным антиквариатом да и просто красивыми экспонатами (в центре имелась просторная ниша, где наблюдался огромный плазменный телевизор); на небольшом удалении располагался длинный стол, протянувшийся от стены, где помещался дверной проем, и почти во всю длину помещения, вплоть до сплошных окошек (он был невысоким, по типу кочевников, где, чтобы удобно расположиться, нужно было садиться прямо на украшенное дорогим паркетом половое покрытие); за ним, к стене, что виделась справа от входа, по всей длине прочно крепился целиковый ореховый шкаф (он имел замаскированную под общий фон потайную дверцу). Скрытые помещения разделялись на; две равные части: в одной – властитель криминальных структур предпочитал отдыхать, расслаблялся после насыщенных будней; в другой – он проводил успокаивавшие душу крутые допросы, всегда сопровождавшиеся применением жестоких мучений, безжалостных пыток. Для садистских мероприятий маленькая каморка оборудовалась всеми необходимыми принадлежностями и до «неприличия» заполнялась всевозможными инструментами.
Главный басурманин, одетый в чёрную рубашку, украшенную ярко-красным галстуком, и темно-серые брюки, отливавшие лоснившимся блеском, как раз тиранил очередного пособника; тот провинился перед ним в серьёзном вопросе и оказался крайне нерасторопным. Как и все остальные, он пожелал быть в прямом подчинении опасного босса и выполнять любые поставленные перед ним преступные поручения. Вид у невольного мученика виделся жалким. Его стоит коснуться немного подробнее: являя из себя человека внешне невзрачного, измученный страдалец не обладал какой-то исключительной, атлетически сложённой, фигурой, не выделялся высоким ростом и физической силой; он имел отталкивавшее лицо, всегда наполненное злобной жестокостью и исключительной дерзостью; в маленьких сереньких глазках прослеживалась звериная беспощадность; сейчас он беспомощно лежал на полу, перепачканный кровавыми выделениями; измочаленная физиономия и оголенный корпус сплошь покрывались гематомами, синяками и ссадинами. Преступный предводитель не заморачивался, чтобы привязывать пытаемого невольника к железному стулу, вмонтированному в половое покрытие; также он не крепил его к прочно закрепленному в перпендикулярном положении пыточному столбу. Жестокий лидер не брал в окровавленные руки никаких вспомогательных инструментов: ни бейсбольную биту, ни клюшку для гольфа, ни обыкновенные пассатижи, применяемые не по истому назначению, ни чего-либо другого, что в чудовищном изобилии складировалось на стальных стеллажах.
- Я же, кажется, сказал, - перешёл закоренелый бандит к подробному объяснению, - что нужно убрать из Рос-Дилера всю неподвластную нечисть, потому что лишь я могу распоряжаться здесь человечьими судьбами?! - говорил он слегка повышенным, но твёрдым, уверенным голосом. - Так вот, значит, как исполняются мои суровые приказания?!
Сопровождая сказанные слова, грозный преступник, считавшийся знатным монголом, со всего размаху съездил безвольного бедолагу по окровавленному лицу: он паснул заострённым носком прочной мужской туфли и попал прямиком в левый глаз. Оболочка глазного яблока, естественно, прорвалась, и вызвалось обильное кровотечение, возникшее от прорвавшейся гематомы.
Вдруг! Именно в момент непреднамеренного убийства, к его огромному удивлению, снизу, с первого этажа, доложили, что к нему пришёл прокурор (лично!) и, дескать, требует немедленного приёма. Озадаченный внеплановым происшествием, Джемуга отдал естественную команду, чтобы того беспрепятственно пропустили. Сам взглянул на преданного сообщника, всегда сопровождавшего при проведении мучительных пыток. Коротко ему бросил:
- Барун, оглуши вонючую мерзость, но только несильно, потому что с ним я пока не закончил. Словом, он ни в коей мере не должен – даже как-то случайно! – пронюхать, о чём пойдёт разговор.
- Не потребуется, - констатировал безропотный соучастник, наклоняясь к бездыханному трупу и проверяя пульсацию на сонной артерии, - он готов, а значит, ничего не услышит.
- А-а, - махнул рукой главенствующий бандит и направился к выходу, ведущему в соседнее помещение, - ни в чём на вас нельзя положиться.
В здании имелся секретный лифт, сообщавший нижнюю часть здания (расположенную в подвале, куда из основного холла сначала необходимо спуститься по лестнице) напрямую с верхним «пентхаусом», где обосновался криминальный авторитет; он совсем не имел промежуточных остановок. Именно им и воспользовался Замаров, поднимаясь к преступному лидеру, который понадобился настолько, насколько он пренебрёг существовавшими правилами: они ни в коем случае не допускали его появления во вражьем логове и нахождения в нём без веских, достаточных оснований. Ранее, до наступления тревожного дня, они предпочитали встречаться на территориях исключительно нейтральных – заранее договаривались о месте, расположенном подальше, где бы их никто не увидел вместе. Теперь прибытие государственного обвинителя выглядело несколько по-другому, а значит, неоговоренное посещение предвещало нешуточную опасность. Однако даже столь серьёзное обстоятельство не внесло в невозмутимый бандитский вид ни маленького смятения. Он проследовал в смежное помещение и, как ни в чём не бывало, из вежливости встретил высокого гостя у самых дверей подъёмного лифта. Тот выскочил словно ошпаренный, передавая внешним видом состояние крайнего возбуждения и без ненужных предисловий перешёл к конкретному делу:
- Ну что, Хан, доигрались мы с тобой в чреватые игры – теперь нам, точно, не поздоровиться! Я полагаю, можно начинать паковать вещички и собираться в места тюремного заключения: ничто нас не сможет спасти.
Если Джемуга и был раздосадован словесным потоком, словно горный ручей выливавшимся из гневного собеседника, то внешне никак не показывал; напротив, он резко осадил нервного гостя голосом, наполненном уверенной интонацией, и тоном, не потерпевшим бы ни маленьких возражений:
- Хватит, прокурор, уже «истерить»! Ты же – целый! – старший советник юстиции. Объясни всё спокойно, то есть растолкуй и с чувством, и с расстановкой.
- Короче, - начал Дмитрий Аркадьевич, приведённый немного в чувство и убеждённый твердостью бесстрастного собеседника, - из Центра к нам прислали с секретной миссией некую «девку», наделённую немалыми полномочиями. Она якобы приехала для раскрытия двух последних убийств, но я убежден, что представленная версия – это полная лажа, простое прикрытие её основной задачи. Какой? Та явно прибыла «копать» под меня и других чиновников города, где, естественно, и ты не станешь каким-нибудь особенным исключением.
- Почему такая уверенность? - ничуть не смутился криминальный авторитет, усаживаясь на мягкий диван; он пригласил сделать то же самое и нежданно прибывшего посетителя. - Да тем более… стоит ли нам опасаться какой-то там «девки»? Пусть она нас боится!
- Всё было бы просто, если бы не выглядело так сложно, - заметил Замаров, вновь начиная охватываться нервозным волнением, - по тайным каналам я навёл кой-какие справки – и знаешь, что мне поведали? - последовал недвусмысленный кивок головой. - Ей доверяют лишь самые сложные, запутанные дела; она никогда не знала промаха… А ещё! Любознательная «паскудница» очень интересуется твоей монгольской персоной, что само по себе наводит на некие серьёзные размышления. Какие? Да совершенно простые… - он печально вздохнул, - если она начнёт «копать под тебя», то со временем выйдет и на меня, и на наши не слишком законные отношения.
- Да успокойся ты, «мокрая тряпка»! - прикрикнул на прокурора уравновешенный, более выдержанный, злодей. - Буду я бояться какой-то моложавой москвички, да ещё и приехавшей «до меня» в одиночку?! У меня же здесь целое войско – монгольское иго! – с отличной организацией и отлаженной дисциплиной; оно способно противостоять даже специальным подразделениям – чего мне кого-то остерегаться? Захочу – на Москву пойду.
Самонадеянный бандит, конечно, преувеличивал: при всём огромном желании (являясь совсем неглупым, способным к аналитическому мышлению) он никогда бы не допустил досадной, если не роковой оплошности – вызвать на поединок целое государство. Однако, обладая излишне горделивой натурой, завышенным самомнением, эгоистичный басурманин не удержался от восхвалявшей реплики; но следом он сразу же доказал, что ещё не вконец лишился рассудка, а способен оценивать ситуацию соразмерно создаваемой ею немалой опасности.
- В любом случае, - продолжил он более здраво, чуть сузив и без того зауженные глазёнки, - на голый самотёк образовавшуюся проблему пускать мы не будем, а установим за «столичной сучкой» неотступную, тотальную слежку. Проведём её кем-нибудь из числа преданных общему делу расторопных соратников, какие способны докладывать обо всех планируемых событиях и неприятных телодвижениях. Не сомневаюсь, ты, прокурор, уже поручил кому-то шпионскую деятельность, но я буду вынужденным с предпринятым шагом немного не согласиться – мне хотелось бы первым получать информацию обо всех намеченных планах – и как, надеюсь, ты догадался, внедрю в окружение к «московской девке» «своего человека». Что касается тебя? Ты обязан сделать так, чтобы он оказался членом следственной группы, что будет создаваться на борьбу с таким авторитетным преступником, каким удостоен чести быть признанным я.
- Кто он? - спросил высший сотрудник прокуратуры с нескрываемым интересом. - И как давно на тебя работает?
- Он «опер», базирующийся в СИЗО, - не обращая внимания на последнюю часть вопроса, Джемуга решился разоблачить завербованного когда-то в прошлом преданного осведомителя, - некто старший лейтенант Зацепин Игорь Вениаминович. Предположу, внедрить его будет нетрудно, потому как все, кто сейчас находятся у вас за решёткой, в той или иной степени имеют со мной сношение; а значит, тюремный сотрудник, ведающий криминальными связями, будет просто необходимым.
- Послушай, - Дмитрий Аркадьевич словно осенился какой-то томительной мыслью, давно его тяготившей и искавшей непременного разрешения, - а не он ли тогда, в далёком прошлом, помог тебе с похищением моего ребёнка?
- Какая теперь-то в том разница? - с одной стороны, незатейливо, а с другой – вопросом на вопрос ответил суровый бандит, нисколько не изменяясь в лице. - Или ты о чём-нибудь сожалеешь? Может, ты забыл, сколько с моей помощью загрёб награбленных капиталов? - усмехнулся и, не дожидаясь ответа, тут же добавил: - Так ты внедришь его в оперативную группу?
- Разве у меня есть какой-нибудь лучший выбор, - поникшим голосом согласился Замаров; в ходе рассудительной беседы он немного избавился от тяготившего нервного напряжения, - мне и самому хочется быть в курсе всего, чего она запланирует и как по отношению нас будет действовать.
Засим разносторонние заговорщики посчитали, что пора им уже разойтись. Озадаченный прокурор отправился выполнять несложное поручение, поступившее от предводителя «монгольского ига»; Хан вернулся в потаенную комнату-пыток, чтобы произвести уборку нещадно забитого трупа.
***
Почти одновременно с преступным сговором, Аронов, сопровождаемый славной сыщицей, одним появлением нагнавшей столько тоскливого страха, заходил в трехэтажное здание отдела внутренних дел, обслуживавшего Свободный район. Они прибыли в тот самый разгар служебного дня, когда основная часть коллектива занималась повседневной работой уже не рьяно и когда отдуваться, хочешь не хочешь, приходилось сотрудникам, нагруженным конкретной задачей – как, к примеру, участковому Казакову Максим Константиновичу. Стоит сказать, ни государственный адвокат (присутствие которого просто необходимо), ни представитель органа опеки и попечительства (который также обязан сопровождать процессуальные действия) так и не пребыли. В ожидании необходимых условий, полицейский выпроводил Юлу «немного посидеть в коридор», а сам остался заполнять сопутствующие материалы, требуемые для принудительного помещения в специальный детский приёмник; он поступал с рациональным расчётом, чтобы после только расставить все личные подписи.
Лисина находилась в узеньком коридоре, выкрашенном в унылые, сугубо серые, краски, и сидела на продолговатом трёхместном диване, разделённом на; три равные части (такие обычно устанавливались в старых кинотеатрах и выделялись невысокими спинками). Вокруг никого не присутствовало. Пользуясь удачным обстоятельством, Юлия Игоревна сделала несколько безуспешных попыток, пытаясь покинуть неприятный режимный объект. Но! Каждый раз она останавливалась бдительным постовым сотрудников, осуществлявшим контрольное наблюдение. Полностью отчаявшись, удручённая плутовка безвольно теперь сидела; она скучала, а опустивши красивую голову, внимательно чего-то изучала у себя под ногами. Со стороны казалось, что подуставшая девушка спит (так неподвижно застыла её задумчивая фигура); однако специально созданное впечатление не соответствовало реальной действительности, и она лишь искусно изобразила вид, словно бы отрешённый от внутриотде;ловской обстановки. Сама в тот драматический миг усиленно размышляла: «Вот, «лять», «попала»! Теперь меня, точно, сошлют и далеко, и надолго. Участковый вроде и проявляет ко мне прикрытое снисхождение, но делать ничего всё равно не будет, потому что ему – как, впрочем, и всем остальным, кто одет в «ментавску;ю» форму – всё абсолютно по «херу»; им гораздо проще избавиться от неопытной девочки, чем пытаться вывести на откровенный разговор прожжённого «перца», закоренелого негодяя, извращенца насильника. Придай они растленный случай широкой огласке – их непременно заставят хорошенечко поработать. Им же страсть как не хочется, тем более что и доказывать-то мою беду особенно нечем. Вон чего он сказал, когда выгонял сидеть в коридорчик… мол, почему же сразу не обратилась, а пустилась в бега? Типа, кто тебе после неблаговидного поступка поверит? В общем, ты сама, дурочка глупая, привела себя к невыгодной ситуации. Да, действительно, я стала заложницей опасного положения и помощи практичной ждать теперь неоткуда. С «ментами» бездушными не поспоришь, и раз не удалось убежать, то придётся идти отбывать убогий срок заключения… хорошо хоть недолгий».
Как раз в момент её тягостных думок Бероева и давний знакомый, теперь же преданный спутник, проходили контроль на входе; они задержались перед железной решёткой, перекрывавшей свободный доступ во внутреннюю часть коридора. В ней имелся прямоугольный проём, а в нём устанавливалась точно такая решётчатая дверь, запиравшаяся на электронно-магнитный замок. Дежуривший охранник (его заранее предупредили о плановом визите высокопоставленной гостьи), исполняя должностные обязанности, сначала доложил вышестоящему руководству, а едва получил формальное одобрение, пропустил прибывших посетителей внутрь вверенных помещений. В момент, когда они заходили, Лисина находилась в противоположном конце коридора, прямо перед лестничной клеткой, следовавшей на верхние этажи; она расположилась на расстоянии десяти метров от контрольного пункта. Горемычная плутовка так и продолжала оставаться в рассеянно-отрешённой позе, при том что девчачье внимание отключилось не окончательно. Непроизвольно свободолюбивая девушка заинтересовалась некоей подобострастной заминкой, возникшей прямо возле входной решётки. Раз выбрав определённую тактику поведения, она сделала вид, что не придаёт новоявленному событию особенного значения, – якобы оно ей неинтересно. И только проникновенный голос, ставший с недавних пор невероятно знакомым, прозвучал вдруг как гром средь ясного неба; он заставил озорную притвору сча;стливо дёрнуться и повернуться на левое направление. Да, звуковые интонации исходили от известного человека, которому, паче-чаяний, она оказала немаленькую услугу и который тоже её узнал. Павел радостно вскрикнул:
- Юла?! Ты?! Здесь?.. Откуда? Какими судьбами? Тебя кто-то обидел, или сама чего-нибудь натворила, в очередной раз кого-нибудь увлечённо спасая?
Не скрывая радостного восторга, охватившего от встречи с новым приятелем, коего она справедливо считала самым ей дорогим во всём белом свете, Лисина резко вскочила и лётом бросилась, счастливая, обниматься. Совершенно не церемонясь, накинулась прямо на шею и запричитала жалобным голосом:
- Борисыч, спаси меня, дорогой, пожалуйста! «Мерзкие менты» «шьют» мне левое дело и готовят в сволочной спецприёмник. Пожалуйста, миленький, сделай хоть что-нибудь, иначе не видать мне больше любимой свободы, - она непреднамеренно всхлипнула, - я уже бывала в месте детского заключения и превосходно знаю, что оно из себя представляет и чем мне сумеет вылиться!
- Ты знаком с этой девушкой, Паша? - услышала молодая авантюристка, мелодичный, но твёрдый голос, принадлежавший уверенной в себе влиятельной женщине.
- Да, - ответил Аронов, пытаясь отстранить восторженную плутовку, словно прилипшую к мужскому, сильному телу; щекотливая ситуация была такова, что возрастной мужчина просто обязан был внести нужную ясность да дать подробные разъяснения: - На днях удивительная красавица самоотверженно спасла меня от уличных грабителей-гопников, проулочных хулиганов. Она настолько их отделала, напугала, что, я думаю, они нескоро вновь выйдут на грешное дело. Отважной же храбростью юная леди сделала меня себе невероятно признательным – да что там? – просто обязанным. Не появись она тогда вовремя, то мне пришлось тяжко, очень несладко.
Отставному майору кое-как удалось разжать цепкие руки Лисиной, накрепко обвившие могучую шею. Легко приподняв, Павел отодвинул Юлу немного в сторонку, поставив на ровное половое покрытие прямо перед собой. Теперь, когда появилась возможность лицезреть обеих разново;зрастных девушек (и ту и другую), к удивлению, наблюдалось, что они похожи, ну! просто невероятно; даже форма причёсок у обеих была одинаковой.
- Что у тебя здесь? - строго спросила молодая сотрудница, облечённая в генеральское звание.
- Не знаю, что и сказать, - сделав виноватое выражение, прохныкала озорная авантюристка, умело принимая нужную мимику, - в ту же ночь, когда я имела счастье стать знакомой Борисыча, меня, пятнадцатилетнюю девочку, пытался изнасиловать некий престарелый мерзавец, больной извращенец. Я, естественно, защищалась – и вот теперь меня хотят поместить в омерзительный спецприемник.
- Действительно, странное отношение, - согласилась Бероева, мысленно поражаясь невероятному сходству, какое отмечалось у неё и юной красавицы, - а что родители?.. Почему они допустили несправедливое положение дел и где они находятся сейчас, в сложное для дочери время?
- Нет у меня никого, - продолжая всхлипывать, Лисина вкратце разъяснила незамысловатую родословную, - я детдомовская.
- Ладно, - усмехнулась маститая сыщица (в длительной практике ей приходилось сталкиваться и с более хитроумными личностями), - мне всё понятно – что? – неважно. Давай-ка лучше посмотрим, что можно сделать сейчас, - обнадёжила она проворную девушку, а обращаясь к бывшему участковому, лукаво спросила: - как, Паша, поможем юной красавице? - последовал утвердительный кивок мужской головы; потом она поинтересовалась у особы пострадавшей, мастерски превращённой в подозреваемую: - Где находится сотрудник, ответственный за твоё первоначальное дело?
- Здесь, - с надеждой указала Юля на маленький кабинет, где готовились скоротечные документы, способные избавить общество от одной активной, склонной к авантюрам, персоны; увлекаемая новоявленными защитниками, она гордо направилась исправлять несправедливое положение.
Казаков закончил первостепенные оформления и ожидал прибытия детского адвоката и представителя органа опеки и попечительства, чтобы в их присутствии расставить требуемые подписи и избавиться от неприятных, целиком бесперспективных, материалов. Как же он удивился, если не озадачился, когда в занимаемых помещениях (и без того являвшихся тесными) возникли три доблестные фигуры; среди них одна представилась генералом-майором специального секретного спецотдела, между прочим, с особыми полномочиями. Такого мастерского удара, последовавшего от бойкой чертовки, опытный сотрудник, конечно, не ожидал! Смятенная реакция стала очевидна по зачумлённому виду, возникшему, едва он рассмотрел служебные документы, подтверждавшие высокое генеральское звание, и сумел переварить губительно-роковые последствия.
- Что у вас происходит? - поинтересовалась Оксана голосом, наполненным начальственной интонацией (она давала ей явное преимущество). - Я так понимаю – вы рассмотрели проблему с одной стороны и совсем не приняли во внимание версию, высказанную другой? Поправьте меня, товарищ капитан, ежели я ошибаюсь.
Участковый вытянулся по струнке, не представляя, как следует себя дальше вести; он виновато моргал, отчётливо понимая, что чрезмерное рвение, проявленное к быстрому разрешению текущих материалов, понято, по-видимому, не будет. Тем более что всё сказанное московской оперативницей являлось чистейшей правдой. Видя его напряжённое состояние и не являясь исключительно кровожадной, Бероева сама нашла приемлемый выход и подсказала растерянному сотруднику:
- Мы сделаем так: с сегодняшнего дня молодая особа поступает под ответственную опеку вот этого гражданина, - она указала на стоявшего рядом Аронова и, как бы желая узнать его мнение, с интересом спросила: - Ты не возражаешь?
Единоличное решение, принятое своенравной, но милосердной особой оказалось настолько неожиданным, насколько неординарным. Предполагая нечто подобное, Павел утвердительно кивнул головой. Оксана же продолжала:
- Оформление необходимых формальностей они организуют незамедлительно. С сегодняшнего дня он берёт её под личный контроль. Вы же, товарищ капитан, потрудитесь провести расследование двустороннее, качественное, а главное, объясните тому – то ли потерпевшему, то ли несостоявшемуся насильнику? – что неправ-то именно он, а вовсе не кто-то иной.
Нужно было видеть, сколько высокомерного превосходства, счастливого торжества, светилось в великолепной плутовке, одержавшей сегодня верх; ей практически безболезненно получилось выпутаться из сложного дела, за которое ещё совсем недавно пророчилось неприятное помещение во временный изолятор, и нелюбимый, и пагубный. Озадачив Казакова непривлекательными сомнениями, три бойкие личности отправились восвояси – каждый по собственной надобности. Бероева, верная служебному долгу, направилась в кабинет к начальнику, а разново;зрастные спутники – обустраиваться на родовую виллу, после смерти родителей доставшуюся в наследство бывшему полицейскому.
Не стоит долго останавливаться, передавая, что и здесь Оксана не получила каких-то исчерпывавших известий и что ей было пересказано всё то же самое, что она уже раньше слышала; единственное, она получила разрешение на трупный осмотр, а со своей стороны дала согласие создать оперативную группу, так желаемую местным криминальным авторитетом. К великому удовольствию Джемуги, в неё вошёл и преданный ему продажный оперативник, служивший в местах предварительных заключений. Как и ожидал неглупый преступник, московская сыщица справедливо порассудила, что будет совсем неплохо вести первичную разработку через вместительное сборище закоренелых преступников, напрямую связанных с главою криминального мира. Бероева ещё не знала, что, закончив недолгое совещание и выходя на улицу, чтобы отправиться в судебно-медицинское отделение, она сделалась объектом плотского вожделения одного опасного, крайне непримиримого, человека; тот жадно пожирал её ненасытным глазом и созерцал из салона просторного американского «джипа». Нормальное дело, авторитетный басурман не удержался, чтобы не прибыть к Свободному отделу внутренних дел и чтобы лично не лицезреть отважную «девку», посмевшую бросить решительный вызов.
- Барун, - сказал он неотступному соучастнику, в первый раз в жизни загораясь оча;ми, - делай что хочешь, но «вражеская сучка» непременно должна оказаться в моей постели – и как можно быстрее!
- Слушаюсь, Хан, - не сомневаясь в полном успехе, ответил подручный сообщник, после чего, являясь ещё и водителем, вывел машину на проезжую часть и устремился по направлению главного офиса.
***
Почти в то же самое время, но только на другом конце огромного города происходили несколько иные события. Начать здесь следует небольшим отступлением, позволяющим выяснить, как сложилась жизнь у других, не менее важных, персонажей той редкой истории. Укоров Константин Николаевич, после того как сыграл немаловажную роль в судьбе участкового, и сам недолго оставался у дел: он оказался замешанным в одной преступной афере, связанной с хищением и отмыванием государственных денег. Доказать ему, к неудаче следственных органов, так ничего и не получилось, но самому ему пришлось по-быстрому увольняться, дабы не стать заложником более щекотливого положения. Имея на тайных офшорах накопленные финансы, выраженные в довольно крупном эквиваленте, у бывшего полковника хватило наглости затребовать ещё и деньги, причитавшиеся на приобретение благоустроенного жилья; общей суммой они равнялись четырём миллионам рублей. Нажитых средств с избытком хватило на покупку шикарного двухэтажного дома, расположенного в элитном районе Рос-Дилера; именно туда, имея определённую предрасположенность к зависимой игромании, и направился отставной военный, бывший служащий московского военного штаба.
- Лиданька, - сказал он возлюбленной женщине, склоняя к переселению в центр игорного бизнеса, - сейчас это самый элитный город, и туда едут только богатые люди. Поверь, даже у Президента там имеется дачная вилла, где он проводит каждые выходные, а заодно и свободные дни. Мы, обещаю, купим себе хорошенький особняк – где-нибудь рядом? – и будем соседями с Главой государства.
Весомое заверение, а главное, заманчивая перспектива «поселиться среди знатных людей Великой страны» (а соответственно, считаться им равной), сделали обманное дело, и Аронова, ни сколечко не колеблясь, то;тчас же согласилась. Впоследствии легковерная женщина, конечно же, поняла, что совершила самую непростительную ошибку; но случилось её прозрение только тогда, когда проявилось пристрастие гражданского мужа (не сильно он спешил брать её замуж, памятуя о неких нечестных проделках) к различным азартным играм; на них он потихоньку оставлял всё нажитое в недалёком прошлом нечестное состояние (как пришло, точно так же и уходило!). Их общие капиталы, на какие Лидия рассчитывала обеспечить себе безбедную жизнь, безжалостно таяли, и вставал серьёзный вопрос, что скоро им нечем станет платить по счетам, необходимым для мало-мальски нормальной жизни. Касаясь новоиспеченного супруга-избранника, он пристращался всё более к выпивке, терял человеческий облик, значительно похудел, противно осунулся, оброс неровной щетиной, гадко обрюзг – короче, не выглядел уж тем солидным мужчиной, что ловко попался в коварные сети красивой авантюристки, злобной, бесстыдной, любившей (за чужой счёт!) красиво пожить.
Именно на почве незапланированных растрат всё последнее время у них происходили нешуточные конфликты, возникавшие всякий раз, когда Укоров собирался идти на очередное ночное азартное игрище. Если лицом он и превратился в отвратного, начинавшего опускаться, бомжа, то одежду пока ещё имел дорогую и элегантную. Сохраняя представительный вид и имея наличные деньги, бывший штабной офицер без лишних вопросов принимался в любых казино, в многочисленном количестве имевшихся в городе. Вот и сейчас, глава порочной семьи, так и не ставшей прочной, нарядился в лоснившийся блеском серый костюм; его только-только доставили из местной химчистки. Сегодня он намеревался идти играть в долг, задавшись пагубной целью: в качестве залога поставить на кон их комфортабельный особняк. Последнюю машину он проиграл накануне.
- Ты никуда не пойдёшь! - изображая уверенную, а где-то даже настойчивую позицию, преградила Аронова предательский путь; она упёрла руки в боки и встала в «предуличном» коридоре, оказавшись напротив входной двери и закрывая собою выход. - Хватит уже, наверное! Ты и так-то, пьянь подзаборная, проиграл всё, что возможно и что невозможно. В долги нас хочешь втянуть?! Знала бы я, что так в конце концов обернётся – ни за что бы с тобой не связалась! Какая же полная дура тогда я была, когда бросала настоящего мужика, пусть и бесперспективного, но всюду в себе уверенного. Теперь вот гублю себя рядом с грязной помойной «тряпкой», жалким отребьем…
Она ещё много чего хотела сказать, изливая душу в потоке пылкого красноречия. Всё последнее время, наблюдая, как стремительно рушится, к чему она раньше стремилась, вероломная женщина едва ли не каждый вечер плакала, сожалея о сделанной ею фатальной ошибке. Рот ей заткнул гневный окрик изрядно набравшегося избранника:
- Брысь с дороги, мерзкая шлюха! Меньше будешь поганым хвостом крутить… я уже зна-а-ю, что ты давно подыскиваешь мне какую-нибудь замену. Вот только второго такого, как я, тебе найти навряд ли удастся. Почему? Ты давно уже «отработанный материал», а я последний, кто из – нормальных! – людей на тебя бы позарился.
Он неприветливо захихикал надсадным смешком. Его же милая жёнушка вдруг начала задыхаться от гнева; она то покрывалась пунцовой краской, то следом бледнела, потому как никак не могла переваривать выданные ей обидные оскорбления. Не в силах справиться с необузданными эмоциями, Лидия попыталась излить их в виде жёсткой пощёчины; однако рука её была остановлена вторым человеком, хотя и пьяным, но не до конца потерявшим зрительную ориентацию. Несмотря на непотребное состояние, стойкий пропойца всё же сумел перехватить предназначавшуюся ему хлёсткую оплеуху.
- Ты что это, тварь поганая, меня ударить, что ли, хотела? Да ты понимаешь, с кем посмела связаться? Я же тебя раздавлю словно сопливую гниду!
Для пущей убедительности полупьяный поклонник сопроводил произнесённые угрозы причинением чувствительной боли: схватил роскошные волосы, нагнул книзу всё ещё бесподобную голову, а следом жёстко бросил слабую женщину на гладкий, до блеска отполированный, пол. Внезапно на Укорова нахлынули настолько неприятные ощущения, что он (сам не ведая почему?) поставил себя на место обманутого Павла Аронова да и представил, что именно его предала, а затем обобрала и аморальная, и падшая женщина. От чудовищной, гадкой, подлой несправедливости Константин Николаевич опьянел значительно больше; мозг его, затуманенный, сковало невыразимой жестокостью; он потерял над собою всякий контроль и, охваченный неописуемой яростью, принялся нещадно избивать несказанно любимую пассию. Продолжая удерживать шикарные локоны, перемещал извивавшееся туловище по ровной поверхности, заодно наносил многочисленные удары – пинал ногами, обутыми в прочные, пока ещё дорогие, ботинки. Бил отчаянно, не разбирая куда попало.
- Убью, поганую «суку»! - сопровождал он беспощадное избиение громкими криками. - Вероломная мерзавка, ты мне всю жизнь испортила! Именно ты, тварь болотная – до бесконечности жадная! – вынудила меня пойти на грязное дело, связанное с хищением государственных денежек. И конкретно из-за тебя, паскудная дрянь, я лишился высокопоставленной должности да тёплого местечка в штабе Центрального военного округа!
Единственное, что Лидия сумела сделать в той непростой ситуации (естественно, не имея достаточной возможности сопротивляться более физически развитому мужчине), – верещать как будто бы резанная; она пыталась хоть кото-то призвать в тяжёлую минуту на помощь. Не теряя попусту времени, Укоров точно и не собирался прекращать безумное буйство; напротив, объятый безудержной яростью, он наносил удары твёрдой поверхностью жёстких туфлей – бил и по гладкой коже лица, и по уже немного обрюзгшему стану. Он моментально превращал некогда страстно любимую женщину в одно сплошное синюшное чудище.
- Помогите! Спасите! - голосила терзаемая мученица что было мочи, всё больше становясь похожей на уродливого, спустившегося с небес гуманоида; постепенно она покрывалась синяками и ссадинами, а также обливалась собственной кровью, обильно вытекавшей из повреждённого носа, расквашенных слизистых поверхностей губ, лопнувших гематом (она спускалась по изуродованным щекам и смачивала и пол, и одежду).
Достигнув пятнадцатилетнего возраста и начиная понемногу соображать, Алёша, так же как и распутная мама, почти сразу же пожалел, что выбрал более перспективное общество военного отчима; он давно уже старался вечерами не находиться дома, когда дядя Костя сначала как следует напивался, а опьянев, начинал качать диктаторские права. Постепенно состоявшийся пьяница набирался всё больше и больше, а достигнув привычного состояния, отправлялся в игорные заведения; в них он на первых порах просадил все наличные и электронные сбережения, а впоследствии пустился продавать накупленное имущество, приобретённое в период воинской службы. Охваченный непонятным предчувствием, в тот день подросток почувствовал небольшое недомогание и посчитал возможным, что может остаться дома; единственное, он предпочёл запереться внутри личной комнаты, где, одев наушники, принялся слушать громкую музыку, чтобы не слышать каждодневного скандального буйства, постоянно теперь происходившего между родимой матерью и ненавистным сожителем. Когда снизу (комната мальчика, как и остальных домочадцев, располагалась на втором этаже) послышались подозрительные шумы, непривычные, похожие на удары, резонансной волной шедшие сначала по полу, а потом передававшиеся на стены, Аронов-младший снял с одного уха наушник и стал внимательно вслушиваться. Вдруг ему почудилось, что снизу доносятся мамины призывы о помощи… Чтобы убедиться в тревожном сигнале, показавшемся крайне значимым, он весь обратился в слух. Теперь отчётливо слышалось, что самая родная женщина в мире попала в безысходную ситуацию и молит о милосердной пощаде; походило, что обезумевший избранник в полной мере потерял над собой контроль и нещадно её избивал.
Как и все молодые люди, юный подросток имел горячий характер и не научился ещё вначале думать, а следом что-либо действенное предпринимать. Он стремглав устремился вниз, чтобы хоть как-то отвлечь семейного дебошира, а заодно и посодействовать неразумной, жизненно непутёвой, родительнице. Когда он сбежал по межэтажной лестнице, начинавшейся тут же, прямо при входе, но только в конце коридора, то оказался в самой гуще жестоких событий. Лида к кульминационному моменту пришла в неузнаваемое состояние и сделалась, от жутких кровоподтёков и беспрестанно струившейся крови, воистину страшной. На долгие раздумья времени не было – шуровать нужно было решительно. Уверившись в скоротечной мысли, требовавшей вмешаться, отважный мальчик помчался на кухню. Вход в неё располагался в середине длинного коридора, соединявшего огромную залу и все подсобные помещения, какие существовали на стороне, противоположной лестничному проёму, следовавшему на верхние помещения.
Лёгкая тень, промелькнувшая с левого боку, не осталась незамеченной жестоким терзателем; тот сразу же понял, что (именно!) она означает. «А-а, «ублюдочный выродок», да ты решил вмешаться и помочь развратной, напрочь падшей, мамаше, - сообразил обезумевший пьяница, сумевший распознать появившуюся из неоткуда иную опасность, - ничего… пусть подленькая мерзавка пока подождёт – никуда не денется! – я же займусь её и непослушным, и никудышным сынком. Знали бы вы, - сделал он обращение в общем, - до какой степени они мне все опротивели?» Только подумав, домашний тиран бросил истекавшую кровью измученную родительницу и метнулся вслед за спешившим ей в помощь бесстрашным защитником. Тот аккурат забежал на кухню и теперь выбирал, чем бы таким воспользоваться о что бы применить в качестве губительного орудия, способного вырубить физически сильного неприятеля. Помещение было большим, периметром доходившим до двадцати пяти метров в квадрате; посередине находился объёмный стол, предназначенный для каждодневной готовки; сверху располагался специальный держатель, включавший в себя разнообразные ножи, тяжёлые сковородки и другие, вспомогательные в поварском ремесле, предметы; по бокам расставлялись различные шкафчики, между которыми монтировались ещё и посудная мойка, и газовая плита.
Алёша как раз раздумывал, чем же будет лучше воспользоваться, когда в кухонных помещениях появился очумевший приёмный родитель; он желал довести проявившего ребёнка до состояния идентичного, к какому чуть раньше привёл его порочную мамочку. Как бы не желалось пустить мерзкому типу побольше поганой кровцы, хваткий подросток всё же сообразил, что если возьмёт сейчас какой-нибудь нож, то непременно никчёмного человека убьёт. Впоследствии непродуманный, полноценно неосторожный, поступок будет грозить ему огромными неприятностями, а могут ведь даже и посадить… Повертев пару секунд широкий тесак, применяемый при рубке крупных костных образований, отбросил его в сторонку и схватил тяжёлую чугунную сковородку. Сделав широкий замах, бойкий парень кинулся на гнусного отчима. Тот не стоял в тупом бездействии и сумел приблизиться на близкое расстояние, равное полутора метрам. Дальше последовал хлёсткий удар, направленный закругленной частью в голову пьяного выродка; тот практически не соображал, что перед ним находится несовершеннолетний ребёнок, и собирал наподдать ему не меньше чем матери. У бывалых людей, пусть и с пьяной координацией, но получивших профессиональную выучку к ведению рукопашного боя, в моменты опасности приобретённые навыки значительно обостряются; то есть они остаются способными оказывать яростное противодействие и мастерски проводят эффектные приёмы, наработанные долгими, усердными тренировками. Точно так же поступил и отставной полковник Укоров, оказавшийся в славном прошлом морским пехотинцем: он легко перехватил сокрушительный взмах, предназначавшийся ошалелой головушке, и ответным тычком кулака поразил настырного пасынка прямо в нос. Характерный хруст обозначил хрящевой перелом, что подтверждалось обильным выделением слёз и заструившейся кровью. Хвать! Подраставший мальчик оказался не настолько неготовым переносить болевое, отчасти шоковое, влияние – он смог увидеть и среагировать на следующую мотивацию, пинком направленную в упругий живот. Увернувшись, отскочил на полметра в сторону, а следом неподражаемым прыжком вернулся обратно, чтобы повиснуть на шее у расшалившегося обидчика. Он цепко обхватил её не окрепшими, но жилистыми руками. Для пущей верности попытался вонзить острые зубки в заросшую щетиной шершавую щёку. Но и Укоров не был неподготовленным к предпринятому манёвру полным профаном: он успел просунуть правую руку, в связи с чем передние резцы вонзились в кожу более грубую, менее болезненную. Но и «ошибочного укуса» оказалось достаточно, чтобы вызвать с лужённой глотки звериный крик, наполненный крайне непривлекательным ощущением. Приёмный родитель предпринял немыслимую попытку сбросить «маленького змеёныша». Тот вцепился так прочно, что неудачное движение, произведённое моральным уродом, привело к отделению кожно-мышечной ткани, оторвавшейся от тыльной части ладони. Образовавшееся отверстие мгновенно наполнилось обильно выделявшейся кровью.
В ожесточенной схватке, произошедшей с жестоким мучителем, худощавый подросток словно бы обезумел: он прочно вцепился руками в заднюю часть пиджака, одетого на озверевшего отчима, и, не давая скинуть, готовился снова попробовать молодые острые зубки и вцепиться в любую часть ненавистного тела, давно уже немытого, неприятно вонючего. Делать ему ничего не пришлось. Сумев более-менее прийти в себя, избитая мать выхватила из специального колчана, висевшего тут же, при входе с улицы, тонкую, но прочную клюшку, и, вооружённая, вбежала на кухню. Она подоспела как раз вовремя и завершила поистине сумасшедшую схватку: чёткий, внушительный удар, содержавший в себе всю ту огромную ненависть, на какую оказалась способна слабая женщина, измученная как морально, так и физически, попал в заднюю часть головы, куда обычно воздействуют опытные спецназовцы, желающие погрузить в глубокое забытьё, беспросветное, долгое. Исход поединка случился решённым, и стукнутый мужчина, вмиг потерявший сознание, прямо так, всем лицом вниз, плюхнулся на пол. Смелый подросток, утирая багряную влагу, липкие сопли и слёзы обиды, оставаясь в запале, остервенело пнул ногой бездвижного человека, ставшего окончательно ненавистным; он направил нехилый пендаль по мерзкой физиономии и поступил так даже несмотря на то, что тот был полностью не опасен, не представлял реальной угрозы, просто разгорячённому парню непременно потребовалось выразить неуправляемые эмоции.
- Хватит, сынок! - окликнула его Лидия, когда он собрался и дальше продолжить избивать безвольного человека. - Он своё получил, а нам необходимо подумать, как поступить в дальнейшем; да и вообще… как стоит жить. Здесь нам, уж точно, оставаться нет никакого резона, да и опасно к тому же. Нам надо прикинуть, где перекантоваться первое время, и возвращаться обратно в Москву… Хотя о чём это я?! Нас и там совершенно никто не ждёт: мужнину квартиру, поддавшись на уговоры сладко певшего ирода, обещавшего золотые горы, манны небесные и кисельные берега, я, дурочка доверчивая, взяла продала; а больше у меня ничего и нет – всё в жизни я, наивная, «просра;ла». Только вот этот дом пока и остался, - говорившая женщина печально вздохнула и, готовая расплакаться, горестно всхлипнула: - Да и он сейчас представляет большую опасность. При том образе жизни, что ведёт сейчас наш «дорогой благодетель», скоро и вовсе пойдёт с молотка и будет выставлен на торги.
- И зачем ты только кинула папу? - с невероятной злостью (то ли выражая отношение к непростительному поступку матери, то ли всё ещё находясь под воздействием едва-едва завершённой схватки?) промолвил рано повзрослевший ребёнок; его зрачки мгновенно наполнились ярко-красным оттенком (предпоследнее слово он приравнивал к понятию «развела»). - Жили бы сейчас, как раньше, все вместе и ни в чём не нуждались. С этим же, - он кивнул в сторону распластавшегося на кафельном покрытии противного человека, - я чего-нибудь непременно придумаю, а пока давай-ка грязного борова свяжем да куда-нибудь спрячем. Пусть он немного проспится, придёт в себя, потом всё равно ничего не вспомнит.
- Да, пожалуй, ты прав, - согласилась избитая женщина со взрослыми доводами, поступившими от жёсткого сына (сама она ещё в себя не пришла, не обрела необходимого душевного равновесия, а находилась под властью сиюминутных эмоций). - Тем более что податься нам в Рос-Дилере некуда: близкими либо знакомыми мы так и не обзавелись, а деньгами на отель мы давно не располагаем – скоро по счетам платить будет нечем.
Без слов понимая, что следует делать, мать вместе с ребенком, столь рано познавшим бессмысленную жестокость, быстренько спеленали разбушевавшегося хозяина, являвшегося гражданским мужем и ненавистным отчимом. Применяя обыкновенный «скотч», они предусмотрительно скрутили и руки и ноги, а следом, как и договорились, спустили бессознательное, давно негрузное тело, в подвальные помещения. Попасть в подземную часть шикарной постройки можно по продолжению лестницы, шедшей на второй этаж, в спальные помещения. Как и во всех однотипных домах, там располагались мастерская комната, кладовая каморка, сборище всякого хлама, и газовая котельная. Оказавшись внизу (в целях собственной безопасности, чтобы полностью ограничить движения и исключить повторное нападение), Укорова дополнительно перемотали липкой лентой и вокруг всего остального тела; получилось некое подобие кокона, какой обычно используют гусеницы для превращения в бабочек. Предпринятые меры содержали и некую завуалированную иронию, словно два страждущих домочадца намеревались переделать опускавшегося всё ниже гнилого пропойцу (да чего уж там говорить?), почти настоящего бомжа, в знатного красивого принца.
***
Выяснив, где в Рос-Дилере располагается судебно-медицинское отделение, Бероева отправилась его навестить. Предварительно она отпустила и юную девушку, и только-только назначенного опекуна улаживать бюрократические формальности да обустраиваться по месту постоянного проживания; не позабыла напомнить Аронову про вечернюю встречу. Ехать пришлось недолго: СМЭ располагалась в паре кварталов от отдела внутренних дел. И здесь её чины и регалии сделали нехитрое дело, и московская оперативница была беспрепятственно пропущена к телесным останкам, давшим высшему руководству оправданный повод, чтобы направить её в сложную, крайне опасную, экспедицию.
Трупным экспертом оказался немолодой мужчина, давно уже ставший маститым специалистом; на его служебном «бейджике» значилось имя: «Синяев Сергей Казимирович». По мнению опытной сыщицы, составившей его краткий портрет, он достиг пятидесятидвухлетнего возраста, а чуть располневшим видом представлял состоявшегося по жизни неторопливого человека. Особенно выделялись следующие признаки: слегка заплывшее жиром медлительное телосложение; средний, ближе к высокому, рост; круглое, лишь книзу чуть вытянутое, лицо; умные голубые глаза, выдававшие способность к рациональным выводам; короткая стрижка давно поседевших волос; лопоухие, больше обычного торчавшие, уши. Одетый в белый халат, по долгу осуществляемой службы он вызвался сопровождать высокопоставленную сотрудницу в первоначальных исследованиях и предварительных изысканиях.
Само здание являлось продолговатым, одноэтажным, по большей части кирпичным, и только с правого края имело старую бревенчатую пристройку; туда складировались ненужные вещи покойников да другой бесполезный мусор. В верхних помещениях исследовательских лабораторий, понятно, не предусматривалось (там располагались рабочие кабинеты, да хранилась документация); вскрытия проводились в специальном подвале, где в огромном, просторном зале располагались металлические столы, накрепко привинченные к бетонному полу (словно кто-то из «пациентов», доставляемых в заведение, мог начать брыкаться либо как-нибудь по-иному воздействовать на их достаточную устойчивость); здесь же, но только в соседнем бункере, монтировался и человеческий холодильник, используемый для хранения ожидавших захоронения осмотренных трупов.
- Вот, - сказал учтивый доктор, проводя высокую гостью в морозильное помещение; он указал на один из отсеков, в шахматном порядке установленных продольно от входа, - в этом контейнере находится то, что осталось от одного, - разъяснил, а переводя руку на квадратную дверцу, бывшую рядом, следом добавил: - В том – от второго.
- Откройте оба, - не выказывая ни чувств ни эмоций, распорядилась серьёзная сыщица, - меня интересуют останки обоих.
Исполняя несложное указание, Синяев потянул за блестящие ручки, снимая внутреннюю защёлку и отводя квадратные створки. Он поочередно извлёк подвижные части, на которых располагались изуродованные останки; содержание первого оказалось намного безобразнее, нежели у другого. Оксана начала осмотр с наиболее отвратительных, поддававшихся визуальному распознанию. Они и в самом деле выглядели до жути отталкивающе и помещались вдоль всех выдвижных носилок, располагаясь на незначительном удалении. Более или менее целыми оставались основное туловище и голова, представлявшая восемнадцатилетнего юношу; всё остальное, включая половой мужской орган, оказалось изрублено на куски, словно появился страшный маньяк-убийца, настоящий больной извращенец.
- Как считаете, «док», - бывалая оперативница обратилась к судебно-медицинскому эксперту на чисто американский манер; она поступала так по старой привычке, выработанной в северной экспедиции, - каким предметов происходило их жуткое отделение? Лично я думаю, что мог использоваться немассивный топор – а Вы?.. Разделяете моё мнение?
- Вполне вероятно, - не стал отрицать разумный специалист вполне очевидные вещи (ранее он уже изучил и те и другие останки), - судя по ровным краям отсечений, где не уходило больше чем одного удара, то предмет тот должен был представляться и очень острым, и в то же время не сильно тяжёлым. Да, лёгкий топор подойдёт идеально.
- Ну, а тот, второй? - Оксана подняла небольшой кусочек замороженной части тела, не изменившей структуры строения (предположительно он выдавал принадлежность к рыжеволосому черепу); она поднесла его к носу, немного поводила из стороны в сторону, словно пытаясь уловить особенность тлетворного запаха. - Вы, наверное, делали так же, а значит, могли почувствовать, что здесь отсутствуют любые посторонние ароматы…
- Как будто мёртвый человек необъяснимо разделился на отдельные, крайне мелкие, элементы, - договорил Синяев за зоркую посетительницу.
- Да, словно его взорвали. С другой стороны, отсутствуют и запах горелого пороха, и присутствие горючих, легко воспламеняющих, смесей, и наличие других подобно-похожих веществ, - подключилась Бероева к своеобразной игре, направленной на приведение логических доводов; она продолжала внимательно изучать один «останок» вслед за другим. - Вот ещё, что мне непонятно, так это зачем пускаться в необъяснимые сложности. Вначале кого-то брать подрывать, затем собирать отдельные части, а после вывозить на городское кладбище, используя либо простую тележку, либо – как просветили в местной полиции – загадочный гроб на колёсиках. Судя по экспертному заключению, жертву, ещё живой, доставили к заранее вырытой яме, потом в гробу закопали, а следом взорвали. Странно, но в настоящем случае в приведённых отчётах должно отражаться, что в ходе осмотра обнаружены хоть какие-нибудь предметы, указавшие на приведение в действие взрывного устройства. По-моему, ничего подобного так и не зафиксировано, и я совсем не думаю, что досадная недописка сделана как-то умышленно, - она ещё раз обнюхала следующий, осматриваемый ею, кусочек и сделала очевидный вывод: - Да, ничем посторонним не пахнет.
- Если их и разорвали, - деловито заметил судебно-медицинский эксперт, на авторитетное заключение коего и приходилось сейчас полагаться, - то без применения взрывных и других, им подобных, конструкций.
- Прям, и действительно, полтергейст у вас здесь какой-то? - не скрыла Оксана безмерного удивления, заканчивая первичный осмотр и задвигая специальные полки обратно. - Где ясным становится только одно: оба преступления, если они хоть как-то и связанны, совершены никак не одним человеком… ну, или, скажем, потусторонними силами, которые в моей прошлой практике имели правдоподобное проявление.
Синяев пожал плечами: он также за долгую практику повидал и всякого, и даже необъяснимого. Неудивительно, что и медицинский специалист допускал вмешательство чего-то неведомого, возможно и сверхъестественного. Хотя Оксана и получила некое молчаливое одобрение, но отнеслась к предложенной версии крайне критически; про себя она убедительно полагала, что здесь орудует какой-то коварный, до ужаса хитрый, преступник. Как раз он-то и заметает за необузданными зверствами прямые следы, и подчищает (как не печально признавать) необычайно умело.
- Нет, - негромко, только для себя, озвучила она сомнительные идеи, - все это полная чушь и надо искать убийцу живого, а никак не загробного. Я уже не раз могла убедиться – в любой мистике обязательно присутствует чья-нибудь злая воля, - сказала тихо, а громче добавила: - У него осталось чего-то, что позволит установить его личность.
- Да, - ответил трупный специалист чётко и убеждённо, передавая маленький предмет, упакованный в целлофан; он приготовил его явно заблаговременно, - военный жетон, указывающий личный номер бойца специальных подразделений.
- Что-то мне таинственная история нравится всё меньше и меньше, - угрюмо наморщившись, пробормотала Бероева.
Спрятав вещественное доказательство в неизменную дамскую сумочку, она расписалась в его получении, и, задумчивая, направилась к выходу.
Глава VI. Грандиозные планы
Воспользовавшись предложением высокопоставленной сыщицы, Аронов, душой прикипевший к пятнадцатилетней красавице (какая не побоялась вступиться за него в злосчастную ночь, когда он подвергся вооружённому нападению), целенаправленно дождался прибытия представительницы органа опеки и попечительства. Ею оказалась молодая милая девушка, не страдавшая слишком завышенными амбициями и едва ли достигшая двадцатипятилетнего возраста; она обладала приятной внешностью голубоглазой блондинки, а не выделяясь высоким ростом, передавала заложенные природой превосходные очертания. Втроём они проехали к месту её основного базирования, или по-простому в служебный офис; там, с подачи Оксаны Бероевой, быстро, без каких-то бюрократических проволочек, оформили попечительство над несовершеннолетней плутовкой, не имевшей вообще никаких родных, но крайне нуждавшейся в заботливом, надёжном присмотре.
Основная процедура происходила в крохотном кабинете, стены которого сплошь, под самый потолок, заставлялись офисными шкафами; в них навалом, нисколько не аккуратно, хранилась заполненная документация. Она решала многие детские судьбы, исковерканные в Рос-Дилере, где вовсю процветали разгульный порок, весёлая жизнь, беззаботное времяпрепровождение; заодно там рушились несбывшиеся мечты, неоправданные надежды, надуманные желания. Посередине, приставленные друг к другу, располагались два письменные стола; они оказались старой, ещё советской, конструкции и в той же мере заваливались исписанными листами, раскрытыми книгами и скреплёнными между собой укомплектованными материалами. Именно сюда, в помещение, периметром навряд ли превышавшим двенадцать метров в квадрате, и прибыли решать участь одной свободолюбивой, взбалмошной, но и невероятно красивой особы.
- Вам необходимо написать собственноручное заявление, - сказала Корнеевская Наталья Владимировна (так звали представительницу социально немаловажной сферы), - там Вы укажите степень родства, - она на секунду задумалась, неоднозначно хмыкнула, а следом продолжила: - Хотя, конечно, необязательно, но всё же желательно. Далее, следует отметить место, где юная воспитанница будет в последующем жить и где мы сможем проверить условия нормального проживания; также необходимо заостриться на учебном заведении, где она станет проходить стандартное обучение. Вот в общем и всё, что от Вас, уважаемый воспитатель, до поры до времени требуется.
- Хорошо, - согласился отставной полицейский, принимая стандартный бланк и усаживаясь за стол, чтобы его заполнить, - предложенные условия – не такая уж большая проблема. Теперь у меня есть резонный вопрос, касающийся другого, не менее важного, обстоятельства. Выплыви оно потом наружу – может получится неловкая, скорее напрочь неприятная, ситуация.
- Какое обстоятельство? - неприятно сморщилась ответственная сотрудница, чувствуя, что ей готовят коварный подвох и что её вовлекают в неоднозначную, едва ли не опасную авантюру.
- Дело в том, - начал Аронов неуверенным тоном, справедливо предполагая, что следующее признание отрицательно отразится на всей благородной миссии и что полюбившуюся девочку принудительно поместят в какой-нибудь государственный спецприёмник, - что не прошло и полгода, как закончился мой испытательный срок, назначенный судом за совершение нетяжкого преступления. Его, в силу некоторых обстоятельств, я отбывал по месту прежнего проживания; там же подрабатывал, снимая временную квартиру. Теперь я считаюсь лицом несудимым, имею постоянный источник дохода и прибыл на постоянное жительство, а именно в родительский дом, доставшийся по родовому наследству; он имеет, кстати сказать, все необходимые для нормальной жизнедеятельности бытовые условия.
Едва Павел закончил непродолжительный монолог, по мере его развития приобретая всё более твёрдые интонации, Корнеевская потянулась к Семейному кодексу, располагавшемуся с правого края стола, как и остальное, заваленному другими бумагами. Несмотря на захламлённое состояние, нашла его сравнительно быстро, а открыв нужную страницу, быстренько пробежала одними глазами.
- В статье 146, определяющей круг лиц, подлежащих отказу в назначение попечителями, - констатировала ответственная персона, удостоверившись в законодательном положении; она не удержалась от облегчённого вздоха, что яснее-ясного говорило, что готовилась к чему-то значительно худшему, - ничего не говорится о лицах осужденных, а тем более о тех, у кого судимость является снятой. Полагаю, с поставленным вопросом проблем у нас не возникнет. Если нет ничего другого – что могло бы оформлению попечения сейчас воспрепятствовать – предлагаю перейти к процессу заполнения письменных документов. Кстати, - проникновенный взгляд перевёлся на виновницу всего торжества, скучавшую суть в стороне (она без зазрения совести расположила на приставленном к стене простеньком стуле и с замиранием сердца следила за происходившими перед нею знаковыми событиями), - а сама, госпожа, - сказалось в ироничном уподоблении, - Юлия Игоревна, чего у нас думает, а главное, согласна ли? Прошу прощения, но, в соответствии с существующим законодательством, я обязана выяснить личное мнение оформляемой подопечной – тем более настолько проблемной! Мне нужно с точностью знать: согласна ли она с прописанными условиями и не придётся ли нам потом бегать, производя – как не раз уже бывало – розыскные мероприятия? Вопрос щекотливый, поэтому мне необходимо быть на сто процентов уверенной. Одно дело – когда несовершеннолетняя беглянка числится за регионом другим, к нашему не имеющем ни малого отношения, и совершенно другое – когда обязанность по её систематическому контролю ложится уже на меня. Так как, Юлия Игоревна, не будешь ли ты новой обузой и не подкинешь ли лишних проблем?
- Нет, - потупив хмурую голову и словно чувствуя какую-то большую вину, пробормотала кареглазая бестия; она прекрасно понимала, что пытливой сотруднице, в силу прямых служебных обязанностей, немало известно о теневой стороне её повседневной жизни, - обещаю, что буду вести себя правильно, и больше обо мне, в плохом аспекте, никто и никогда не услышит – честно-пречестно! - на убедительной реплике исключительная красавица подняла на будущего воспитателя увлажнённые слезами доверчивые глаза, а наполнившись благодарным видом, самозабвенно пообещала: - Обязуюсь быть Борисычу надёжной опорой, помогать по внутреннему хозяйству и закончить профессиональное обучение, где он не скажет. Я очень усидчивая, не в меру сообразительная – и можете даже не сомневаться!
На чувственном, если не пламенном монологе посчитали, что тройственный договор состоялся, и быстренько заполнили необходимые документы. По окончании, молодая авантюристка со спокойной душой направилась в лесное обиталище новоиспеченного попечителя, которого без зазрения совести считала лучшим, самым ей преданным, другом. Ехать решили на городском такси. Сегодня отставной полицейский располагал всеми положенными средствами: он только-только получил двухлетнюю пенсию, больше в деньгах не нуждался и без особых затруднений мог обеспечить будущее одной приятной особы, в чём-то своенравной, но в общем необычайно прекрасной.
Все восемнадцать километров проехали молча, не желая, при незнакомом водителе, пускаться в личные откровения. Наконец настало мгновение, когда автомобильные колёса мягко зашуршали по грунтовой дорожке, знакомой Павлу с далёкого юношества, – они прибыли к пункту конечного назначения, где им предстояло налаживать запущенное, давно заброшенное, хозяйство. Отставной полицейский не собирался пока восстанавливать всю прежнюю вотчину, разработанную покойным родителем, но поправить гнилой забор и разбить ухоженный огород – это значилось первостепенными планами. Вдохновлённый благочестивыми замыслами, занимавшими весь недолгий путь до родного особняка, новоявленный попечитель расплатился с рос-дилеровским таксистом и с ним же договорился, что тот непременно за ним заедет, но, правда, под вечер; он отлично помнил про веское обещание, данное чуть раньше Оксане. Смысловая нагрузка его заключалась в следующем: они сегодня встретятся и обязательно проверят друг друга на прочность в дегустации крепких спиртных напитков. Пока же хозяин огромного лесного коттеджа намеревался посвятить свободное время юной воспитаннице и немного познакомить её с новым жилищем, где той предстояло обосноваться на ближайшие несколько лет, как минимум до достижения совершеннолетнего возраста.
- Ух, ты?! - не удержалась восхищённая девушка. - Да у тебя, Борисыч, здесь настоящий дворец! Вот только огорчает унылый вид да полное запустение. Ты чего это довёл наш дом до мрачного состояния? Ну, ничего, теперь у тебя есть настоящая хозяйка, которая быстренько наведёт здесь полный порядок.
- Как и всегда, Юла, ты абсолютно права, - не мог не согласиться Аронов со сделанным утверждением, - бардак тут действительно знатный; но я же, кажется, говорил, что отсутствовал здесь долгие годы. Кстати, - вдруг передёрнулся он всем телом, словно вспомнил о чём-то и неприятном, и отвратительном, - хорошо ещё, ты не застала тот страмной беспорядок, какой присутствовал чуть больше двух дней назад, – ты бы попросту ужаснулась. Я будто чувствовал, что возникнет значимая необходимость, поэтому навёл в хозяйстве кое-какой порядок и поднастроил отопительный агрегат. Пока он, правда, обогревает лишь на сухих дровах, но через пару дней мы восстановим подводку электроэнергии и запустим в постоянную работу электрический котел да местную систему водоснабжения. Пожалуй, у нас будет ничуть не хуже, а может, и лучше, чем в самых благоустроенных квартирах да и роскошных коттеджах.
- Класс! - высказалась юная красавица единственным словом, ещё не научившись как-нибудь по-другому передавать позитивные чувства, радостные эмоции. - А что, стесняюсь поинтересоваться, мы здесь будем делать без света ночью?
- Ты, - сразу поправил её Аронов, держа в памяти некое важное дело, какое необходимо закончить сегодня, - ты останешься дома и побудешь сегодня одна. Я вернусь в городскую черту, где у меня назначена немаловажная встреча. Ты ведь не испугаешься?
- С этой, перед которой все прогибаются? - вместо ответа обиженно осведомилась озорная плутовка, изображая недовольное выражение. - И чего ты в ней, Борисыч, нашёл – неужели я нисколько не лучше? - сказала разочарованно, но вдруг, словно вспомнив о чём-то существенном, нахмурила строгие брови и наигранно грозно спросила: - Ты, вообще, как по жизни – женат, родные, близкие есть?
- Нет, - грустно ответил развенчанный муж, поникнув от неприятных воспоминаний, - никого у меня нет… были жена и сын, но они давно умерли.
- Извини, я не знала, - обозначившись виноватой мимикой, кареглазая бестия не удержалась от восторженных интонаций.
- По крайне мере, для меня – умерли, - чуть слышно, только лишь для себя, добавил преданный отец, он же обманутый муж.
Отлично понимая, что затронула тему серьёзную, а где-то и страшно волнительную, Лисина решила с подробными расспросами немного повременить, и в отчий дом они заходили в глубоком молчании, как бы сохраняя в памяти торжественность значительного момента. Один из них обретал себе близкого человека, о котором обязан заботиться, другая – верного друга, на поддержку коего всецело могла положиться. Нетрудно догадаться, дружеские планы проныра Юла строила всего-то на первое время, впоследствии же рассчитывала на нечто романтическое, более чувственное, – стать любимой супругой, а московской крале посоветовать двигать «лесом».
***
Почти одновременно с богоугодным делом в офисе отмороженного Джему;ги происходила тщательная уборка, производимая за не в меру разгорячившимся предводителем преступной организации. Чуть ранее он, сопровождаемый неизменным Бару;ном, съездил к отделу внутренних дел района Свободный, лично улицезрел опасную, но и красивую неприятельницу и возгорелся настолько страстным желанием, что не ставил уж подвластным сподвижникам никаких иных, более продуктивных, целей, как «побыстрее доставить к нему московскую генеральшу». Как оно произойдёт – ему было ни много ни мало не интересно. Итак, пока бандитствующие пособники усердно ломали голову, каким образом наиболее безболезненно исполнят Ха;ново указание, сам преступный авторитет (разумеется, с помощью бессменного соучастника, бывшего с ним с самого юного возраста), занимался уборочными мероприятиями (кстати, он никогда ими не боезговал) – выносил из потаённой комнаты не слишком усердного прихвостня, нерадивого и нерасторопного, недавно жестоко забитого. На измочаленном трупе не оставалось живого места, где бы не обозначились синие кровоподтеки и вздутые гематомы; однако не их многочисленное наличие заботило сейчас жестокого басурманина.
- Как думаешь, - спросил Джемуга у верного друга, - кто-нибудь видел, как он сюда поднимался; не то что-то я чересчур увлёкся и совершенно забыл, чьим ближним родственником тот мерзкий подонок являлся и кем был рекомендован. Хотя, - немного подумав, добавил главенствующий бандит, беря убитую жертву за ноги; второму подельнику он предложил поступить аналогично с руками, - может, только поэтому я так с ним и разошёлся, что он является троюродным прокурорским братом. Понятно, тот навязал малоподвижного ублюдка в качестве шпионского соглядатая, чтобы с его помощью быть в курсе всех моих рискованных предприятий.
- Не знаю, - ответил угрюмый сподвижник, никогда не выдававший каких-то эмоций, если таковые у него вообще имелись, - он прибыл по секретному лифту, значит, в холле нижнего этажа его не видели; а внизу у нас «тихо», - подразумевал рациональный бандит, что в большинстве случаев там никого не бывает, - и даже видеокамеры специально не предусмотрены.
- Хорошо, если так, - кивнул криминальный авторитет, поднося мёртвое тело к тайному механизму, способному двигаться как вниз, так и вверх, - а то неприятного разговора не оберёшься? Мне, конечно, он глубоко до «фени», но и разлаживать – так глупо! – устоявшиеся с прокурором крепкие отношения тоже бы не хотелось – вдруг он в чём-то ещё понадобится?
Внезапно! Подъёмное устройство заработало нежданно само, предупреждая, что кто-то, без принятого предупреждения (что, разумеется, поражало!), вознамерился предстать пред ясные очи главного лидера. Сообщники по грязному делу удивлённо переглянулись. Не прочитав в глазах молчаливого собеседника хоть сколько-нибудь вразумительного ответа, говорить решился Джемуга:
- Ты кого-нибудь вызывал?
- Нет, - не размышляя, ответил Барун, - разве я мог, не поставив, Хан, в известность тебя?
- Тогда чего «тормозишь»?! - чуть повысив голос и непривычно засуетившись, прикрикнул первый преступник. - Тащи его, - указал он на окровавленный труп, - на «хер», обратно! Кто его знает, кто там пожаловал? Вдруг прокурор наладил к нам постоянный доступ? Увидит сейчас убитого родственника – начнёт возмущаться. Я не сдержусь – придётся валить и его, до полной кучи.
Произносимые слова сопровождались энергичным заносом мёртвого тела назад, в соседнее помещение. Кровавые подельники едва успели убраться в тайную комнату, как лифтовые двери открылись, возвещая, что незваный посетитель добрался до конечного пункта. «Кто бы это мог быть? - недовольно пробурчал хозяин «пентхауса», небрежно бросая покойную ношу и направляясь на выход. - Вот чёрт, а кровяная дорожка ведёт прямиком за нами, - мысленно комментировалась багряная полоса, протянутая по полу, - очевидно, пришедшего гостя тоже придётся убирать». Кровожадный преступник вынашивал садистские планы; он выходил, полностью уверовав, что снова ему придётся кого-то убить, то есть заняться делом обычным, всецело привычным. Знакомый голос заставил жестокосердного басурманина кардинально сменить первичное мнение.
- Хан, - крикнул Зацепин, давно уж не называвший предводителя «монгольского ига», как ранее, «братом» (а ещё он не решался проследовать в секретное отделение, куда вела кровавая колея); внезапное появление он обозначил привычной тональностью, чтобы, не дай-то Бог, не стали стрелять, - а у вас тут грязно как-то, хотя, лучше сказать, не убрано.
- Аккурат добросовестной зачисткой мы в общем и занимаемся, - ответил Джемуга с долей лёгкого облегчения; он вышел на характерный окрик, произнесённый близким пособником, в беззаветной преданности уступавшем, ну? разве только Баруну, - ты чего без предварительного звонка? - пошутил повеселевший губитель, раскрывая дружеские объятья. - Разве мы не договаривались, связь держать по сотовым телефонам, лично же встречаться лишь в крайнем случае?
- Вот именно весомые обстоятельства и подтолкнули меня прибыть к тебе посоветоваться, - молодой оперативник придал себе озабоченный вид и уселся, приглашённый матёрым авторитетом, на мягкий диван, установленный в середине комнаты (в то время как другой соратник, вышедший вместе с хозяином, отходил назад, к дверям секретного лифта, и занимал немую, кругом выжидательную, позицию); Зацепин меж тем продолжал: - В свете последних событий рассчитывать на безопасную линию попросту не приходится. Возьмусь предположить, тебе, скорее всего, уже подключили нашу «прослушку»… так вот, чего это я? - заметил он сам себе, словно бы вспоминая некую мысль, заставившую поступиться чётко спланированной стратегией; секунду подумав, снова продолжил: - Ага, вспомнил! Сегодня, неожиданно для меня, а главное – по указанию самого прокурора! – меня пригласили на закрытое совещание, проходившее в отделе района Свободный.
- Так чего же тут странного? - сделал Джемуга вид, что удивился, не забывая поглаживать скудные усики, чтобы скрыть одобрительную ухмылку. - Ты «опер» и обязан бывать при ваших «ментовских» сборищах.
- Всё было б, Хан, так, если бы не представлялось иначе, - пустился в откровенные разъяснения продажный сотрудник, - сразу видно, тебе неизвестны некоторые особенности нашей функциональной структуры…
- Да?.. И какие? - недовольно «прихрюкнул» криминальный авторитет, придавая себе наигранную серьёзность.
- К примеру, - разглагольствовал Игорь, всё ещё оставаясь в блаженном неведении, чьей незримой волей он втиснут в полицейский проект, куда, помимо всех остальных, вошли и представители местных структур ФСБ, - что в, основные, мои полномочия никак не входит разработка свободных личностей, не помещённые в следственный изолятор; а всех интересуешь, Хан, именно ты, подмявший весь рос-дилерский криминал. Я бы ещё подумал, что каким-то чудесным образом меня в ту сборную группу втиснул именно ты; но знаешь, что мне кажется и странным, и необычным?
- Нет, - честно признался преступный авторитет; он обозначился равнодушным видом и остался неизменным как в мимике, так и в движениях.
- Да то, - смущённо прищурился подвластный оперативник, понижаясь до хитрого полушёпота, - что совещательное мероприятие организовывалось одной молодой персоной, нежданно приехавшей из Москвы. Она едва ли достигла двадцать пять лет, а – уже! – находится в звании генерал-майора. Как я понял, высокий чин ей присвоен не только за красивые глазки – хотя и с ними у неё всё нормально – а за заслуги совсем другие, достигнутые в профессионально-служебной деятельности, при разоблачении и хитроумных, и опасных преступников. В течении часа, едва прошедшего с момента её внезапного появления, она объявляет тебе решительную войну и каким-то чудом втягивает меня. Странно? По-моему, очень. Возьмусь представить, что вряд ли за столь короткое время, Хан, ты смог бы о чём-то проведать, да ещё и соо;бразно среагировать – или я чего-то не знаю?
- Тебе многое неизвестно, что происходит в Рос-Дилере с моей деловой подачи, - ответив уклончиво, криминальный авторитет продолжил оставаться в бесстрастной позе. - В случае нового назначения особо не заморачивайся. Ты всё понял правильно: тебя внедрили в «ментовско;е собрание», чтобы следить за «столичной цацей», - после того как бандит сумел её разглядеть, назвать Бероеву как-нибудь по-другому язык бы не повернулся, - и «курсовать» мне о каждом предпринимаемом шаге да замышляемой процедуре – чтобы мы оказались способными придумать ответные меры. Кстати, именно неотступной слежкой ты и должен сейчас заниматься, а не бездельничать здесь, отвлекая меня от важного предприятия.
На последних словах Зацепин непроизвольно оглянулся назад и ещё раз взглянул на кровавую полосу;, размазанную по дорогому паркету. Комментировать авторитетное высказывание он, само собой, не отважился, напротив, высказался сугубо по разбираемой теме:
- Хорошо. Что я должен делать?
- Проникнуться у «элитной фифы» безграничным доверием, заручиться полной поддержкой и всегда находиться в доступной близости, чтобы – чёрт бы её побрал! – она не удумала чего неожиданного. Вот и сейчас, не «хера» у меня рассиживаться, а отправляйся-ка ты к московской гостье и приклейся невидимой тенью. Всё ли тебе понятно, или нужно разжевать ещё дополнительно?
- Нет, - подтвердил ему Игорь, что уяснил всё исключительно правильно; одновременно он резко вставал, - теперь задача представляется мне предельно ясной, - направился к выходу, где спокойно дожидался второй сообщник, испытывавший к молодому человеку (как и ко всякому, кто носит погоны) брезгливую неприязнь, не доверяя ему, но и умело скрывая истинное отношение за видимой личиной холодного безразличия.
Как только двери лифта благополучно сомкнулись, обозначая, что Зацепин поехал вниз, Барун приблизился к верховному вожаку и попытался лично удостовериться:
- Ты ему доверяешь, Хан? Он же, по сути, «поганый мент»; они же все одним миром мазаны – не предаст ли он тебя когда-нибудь в будущем?
- Посмотрим, - грозный авторитет слегка нахмурился, но, особо не заморачиваясь, переключился на более назревшее дело. - Сейчас меня интересует совсем иное, - поднявшись с дивана, он направился в сторону тайной каморки, - надо закончить, чего не доделали. Как я уже и сказал, никто – абсолютно никто! – не должен о нашем деле пронюхать. Не хватало ещё, чтобы в сложной ситуации прокурор нам как-нибудь навредил. Хотя сейчас он без нас – просто никто… но кто его знает?
***
Оставив Юлу одну, куковать с единственной свечкой, отставной полицейский, как обещал, отправился на деловую встречу с давней приятельницей. По её словам выходило, что вначале они напьются, а после погрузя;тся какую-то опасную, изрядно запутанную, интригу. Исполнительный таксист, оказавшийся немолодым человек, обросший лишним жирком, приятно удивился оставленным чаевым, поэтому явился точно ко времени. Выполнив в Рос-Дилере пару сторонних заказов, он отказался от третьего, требовавшего дальней поездки, и прибыл на удалённый хутор, когда озорная плутовка была уже накормлена, обосновалась в выделенной ей спальной комнате (самой приличной из всех, что находились в доме) и приготовилась плавно, с чувством исполненного долга, погрузиться в мир сладостных сновидений. Предварительно созвонившись, Павел выяснил, что московская оперативница будет ожидать его в одном из наименее примечательных мест, где подают хорошую водку и где, не опасаясь случайных свидетелей, можно спокойно поболтать об актуальных проблемах.
Уточнив городское месторасположение, Аронов озвучил его ответственному водителю. Тот оказался доброжелательным человеком, представился вначале, как Иннокентий, но, оценив малую возрастную разницу, позволил называть себя просто Кешей. Захолустный бар-кафетерий, облюбованный маститой сыщицей, располагался почти в центральной черте, среди фешенебельных отелей и презентабельных ресторанов, как раз возле высотного здания, принадлежавшего злобному вожаку «монгольского ига». Странноватое обстоятельство, что злачное заведение находилось среди роскошных, почитаемых богатыми клиентами, комплексов, объясняется очень просто: в пух и прах проигравшимся игрокам хотелось дешевой выпивки. Полуподвальное помещение, сбывавшее контрафактную водку, выдаваемую, в силу отчаянного положения, даже в кредит, «в плане успокоения расшатанных нервов» пользовалось отнюдь не маленькой популярностью. Оно являлось сравнительно небольшим, рассчитанным на пятьдесят человек (при огромном желании могло вместить и гораздо больше), никогда не заполнялось хотя бы наполовину, но и не пустовало; мрачная, слегка затемнённая, обстановка располагала к уединённым да откровенным беседам; лёгкая музыка, постоянно звучавшую в зале, склоняла примерно к тому же самому.
Оксана, когда Аронов, обменявшись с Иннокентием телефонами (ну, так, на всякий «пожарный случай»), добросовестно расплатился, находилась в банкетном зале (в нём едва ли присутствовало больше пятнадцати посетителей) и смачно потягивала лёгкий алкогольный «коктейльчик». Не заметить её, хотя она и старалась не выделяться, одевшись неброско, если не скромно, и расположилась в затенённом, самом дальнем, углу, было б практически невозможно. Отставной полицейский, едва оказался внутри, решительной походкой направился к ослепительной генеральше, почтившей его скромную особу занятым, а принимая во внимание солидную должность, ещё и высоким вниманием. Он проследовал мимо барной стройки, установленной прямо у входа. Возле неё, обслуживая всего двух пьяных клиентов, зевая скучал бармен; тот практически полностью остался без привычного дела. Ловко огибая расставленные в беспорядке квадратные столики, Павел приблизился к ожидавшей его прелестной красавице. Она сидела на угловом диване, огибавшем столовую мебель на стыке двух стен, и кивком головы предложила расположиться рядом, с правого бока.
- Человек! - щёлкнув двумя пальцами, подозвала Бероева услужливого официанта, предупредительно дожидавшегося метрах, наверное, в двух (юркого, худенького мужчину, достигшего тридцатилетнего возраста, одетого в чёрные брюки и белоснежную мужскую сорочку, с короткими рукавами и с выразительной бабочкой); она уже освоилась в облюбованном заведении и, используя ту терминологию, какая считалась здесь принятой, старалась особо не выделяться: - Принеси-ка нам, пожалуйста, водочки, - проговорила бывалая сыщица размеренным голосом, когда ресторанный разносчик приблизился и когда он застыл в подобострастной позиции, приготовившись принять готовый заказ, - грамм эдак шестьсот – нет, постой! – лучше семьсот, да и чего-нибудь закусить, но только нормального. В плане выбора местных блюд я положусь на твой профессиональный выбор, но, смотри, если с ценами и наглей, то не особенно сильно – чтобы все остались довольны.
Дальше, пока услужливая обслуга вовсю хлопотала, ублажая на редкость щедрых клиентов, Оксана пустилась в корректные рассуждения:
- Ты, Паша, вроде ещё молодой, чтобы оставить действительную службу – тебе ещё служить и служить. Не пойми меня превратно – мне действительно важно знать! - она сощурила левый глаз и отобразилась проницательным взглядом, - но ответь мне, пожалуйста, что именно послужило основной причиной, в результате которой ты вышел на пенсию? В общем, не осталось ли у тебя какой весомой обиды, какая не позволит нам продуктивно сотрудничать? Я к тому, чтобы между нами не осталось ничего, ни маленьких недомолвок. Я намереваюсь предложить тебе дело серьёзное и, честно признаюсь, опасное. Ты должен понять, мне надо удостовериться в полной твоей лояльности, а главное, что смогу на тебя во всём положиться. Так есть ли чего-то такое, о чём мне требуется быть в курсе, или чего-то, что ты не мог бы сейчас озвучить?
- Нет, ничего такого не существует, - простодушно ответил Аронов, восхищаясь умением влиятельной собеседницы выводить на откровенные разговоры, - меня подставила родная жена, сбежавшая с богатым любовником; не позабыла она прихватить и нашего общего сына. Мне они умудрились приклеить судимость «за справедливое нанесение увечий презренному воздыхателю». Я тогда не сдержался и ничего не смог с собою поделать. Сейчас – если уместно так выразиться? – я от душевных ранений полностью излечился, как, впрочем, и внутренних убеждений. Поэтому готов на любую работу – единственное! – не влекущую серьёзных неприятностей юной воспитаннице.
На некоторое время разговор двух старых знакомых прервался, потому как подошёл человек, принёсший крепкую выпивку; она называлась (не стоит удивляться?!) «Джемуга» и демонстрировала на передней этикетке монголоидный тип лица. Дополнительно, вместе с ней, прибыли и лёгкие закуски, и основные яства невзрачно-неприхотливого заведения. Хотя они и не отличались особым изыском, но по достоинству оценились нетребовательной заказчицей, прекрасно понимавшей несостоятельный класс. Если остановиться на приготовленном несложном меню, оно включало в себя следующие блюда;: салат «селёдка под шубой», мелко порезанные овощи, разного цвета роллы, по паре двухслойных гамбургеров, картофель фри и, к удивлению Оксаны, отлично прожаренное жаркое «бефстроганов». Как только расторопный официант, расставив фарфоровые тарелки, немедленно удалился, заговорщицкий разговор возвратился в прежнее русло.
- В последнем можешь не сомневаться, - убеждённо заверила категоричная сыщица, наливая сразу по полстакана, - несовершеннолетняя девочка к тайной операции не будет причастна никоим образом; но тебе на несколько дней придётся уехать, её же оставить одну. Как думаешь, справится она или, будет лучше, поместить её на некоторое время в специальное учреждение? Я тоже чувствую за неё некую моральную ответственность, и, если с ней чего-то случится, мне будет крайне неловко и, знаешь ли, совестно.
- Нет, - замотал головой бывалошний полицейский; он едва осушил гранённый сосуд и не успел ещё толком ничем закусить, - только не в спецприёмник! Она посчитает тот вероломный шаг сплошным предательством, а я уже к отчаянной бестии начал привязываться. Знала бы ты, как за меня она вступилась, когда я подвергся нападению трёх гопников-отморозков. Если бы тогда не она, мне пришлось бы очень и очень несладко. Насчёт же того, чтобы она осталась на какое-то время одна, так в вопросе борьбы с одиночеством ей, полагаю, и равных не будет: бойкая девчонка с тринадцати лет живёт на «улице». Да и Юлой-то её прозвали как раз потому, что крутиться ей приходится, чтоб выжить, словно детской игрушке «волчок». Основываясь на сделанных выводах, возьмусь предположить, что она отлично справиться с любой ситуацией, тем более что у неё теперь имеется постоянная крыша над головой. Вот только б не возникло дополнительных проблем от органов опеки и попечительства?
- Здесь я берусь урегулировать всё сама, - не дав закусить и первые полстакана, Бероева налила по второму, - главное, Паша, чтоб ты согласился, а все остальные, сопутствующие благому делу, вопросы мы порешаем в рабочем порядке, - она вновь отобразилась свойственным взором, пронизывавшим буквально насквозь, а сделав определённый вывод, как вывод заметила: - Я так понимаю, что с моим предложением ты в общем не возражаешь, а значит, осталось обсудить лишь дополнительные детали – я не права?
Отвечать бывший участковый не стал, потому как опытный глаз уловил немаленький интерес, выказываемый к их пьяненьким персонам со стороны молодого, невзрачно одетого типа; он походил на шпика;-соглядатая, словно вышедшего из фильмов про резидентов и периодически кидавшего любопытные взгляды.
- Кажется, к нам проявляется повышенный интерес? - кивнул Аронов на странного незнакомца (тот одиноко пристроился у барной стойки и находился на расстоянии примерно пять метров от них). - Кто бы это мог быть, как считаешь? Кто-то из тех, против кого нам придётся бороться?
- Навряд ли, - нисколько не озадачилась профессиональная сыщица, - не вспомню сейчас кто именно, но лицо его вроде бы очень знакомое? Кстати, я за ним уж добрых пятнадцать минут наблюдаю, с того самого момента, как он появился во внутренних помещениях и занял наблюдательную позицию. Могу ошибаться, но мне кажется, что в настоящий момент тот скромненький незнакомец, - она игриво язвила, - реальной опасности нам не несёт и, точно уж, не относится к преступному миру, по крайней мере с враждебной нам части. На его холёном лице явным отпечатком значатся диплом о высшем образовании да принадлежность к военной либо приравненной службе.
Неизвестный молодой человек, чьим обсуждением занимались два заговорщика, словно почувствовал, что говорят о его неброской персоне, поднялся с занимаемого стула и медленно задвигаться по их направлению. Сомнений не оставалось, он крайне заинтересовался их примечательными личностями.
- Оксана Витальевна, товарищ генерал-майор?! - придав лицу удивлённое выражение, как и подобает во время случайной встречи, проговорил тот с уважительной интонацией, едва лишь приблизился. - Вы?! И вдруг в убогом, унылом месте? Вот уж никак не думал Вас здесь увидеть?! - изображая изумление, радостно вскрикнул, но, увидев недоумённый взгляд, тут же, разом спохватившись, поправился и дал необходимые разъяснения: - Я Зацепин… Игорь Зацепин, капитан оперативного отдела СИЗО, приставлен сегодня к Вам в полное подчинение и направлен от следственных органов для прямого содействия. Буду оказывать помощь в наведении контактов с подследственными, заключёнными под стражу в казённое учреждение, чтобы через них получить полезную информации о главном преступнике города.
- Да, действительно? - облегчённо вздохнула Бероева, вдруг вспомнив, где того видела (во время недавнего совещания он просидел на некотором удалении и непрерывно ёрзал на стуле, как будто куда-то сильно спешил; она окинула его туманным взором, а следом не преминула заметить: - Вы, и правда, находились на расширенном заседании, но как-то затерялись среди остальных и, мне показалось, не выказывали особой заинтересованности происходившими разработками. Очевидно, Вам намного важнее посещение и таких, и подобных им заведений, чем общее дело непримиримой борьбы, заметьте, с вашей преступностью?
- Простите, - перед представительным видом разговорчивый, а где-то и нагловатый опер значительно стушевался; он продолжал на;чатую беседу уважительным тоном и выказывал гораздо больше почтения: - Но именно за действенным содействием, товарищ генерал-майор, я к Вам и обратился; мне показалось, что Вы здесь проводите какую-то часть спланированной спецоперации и что Вам может потребоваться и моя помощь тоже. Как следует поразмыслив, я решился на осторожный шаг, способный позволить быть для Вас полезным, а заодно и предложить мои скромные услуги в Ваше полное ведение.
- Хорошо, - согласилась маститая сыщица, способная ставить на место любых, даже самых отпетых бандитов; она придала себе грозные, едва ли не суровые очертания (они ничуть не портили ослепительного, просто сногсшибательного, очарования), - я Вас поняла. Если Вы заметили, я сейчас не одна и в тихое заведение прибыла с единственной целью – чтобы пообщаться со старым приятелем, случайно оказавшимся в городе. Полагаю, в случае личного рандеву, я ни в чьих услугах нуждаться не буду, - проговорила она грубовато, а далее, чуть смягчаясь, миролюбиво добавила: - Спасибо, что обратились. Теперь я буду знать, что если вдруг станет тяжко, то Вас в любое время можно найти и озадачить усердной работой; кстати, в Вашей полной занятости можете нисколько не сомневаться.
Тут в зацепинском кармане завибрировал неугомонный смартфон, и он, для приличия услужливо извинившись, отошёл в немного сторонку и сдвинул приёмный значок, создавший прямое соединение. В мобильном динамике раздастся на диво дружелюбный голос Джемуги:
- Как, разыскал «московскую цыпу»? Где она сейчас обитает?
- Даже не знаю, что и сказать, - ответил местный оперативник, отходя от нечаянного волнения, самопроизвольно охватившего в присутствии бывалой оперативницы, (она словно каким-то невероятным гипнозом привела его к покорному состоянию), - что она сейчас делает, совершенно разнится с первыми впечатлениями, какие производились во время сегодняшней лекции, искусно выданной «генеральской стервой» на общем собрании.
- Не понял? - не понимающе озадачился вожак «монгольского ига».
- Она сидит в твоём кабаке, общается с каким-то незнакомым «хмырём» и водку хлещет четвёрочными стаканами.
- С кем-то из ваших? - имея в виду сотрудников правоохранительных органов, уточнился предводитель преступной организации.
Зацепин его прекрасно понял, а чуточку поразмыслив, компетентно ответил:
- Нет, не похоже: пьют в натуральную, видно, празднуют нежданную встречу. Она уже еле сидит, даже встать вон не может, чтобы сходить в туалет, – ей кавалер идти помогает.
Бероева, и действительно, попробовала привстать, но выпитые залпом дополнительные полстакана заставили как следует пошатнуться. Павлу, как галантному кавалеру, пришлось прийти к ней на помощь: он поддержал пьяненькую девушку за милую ручку и не позволил неуклюже шарахнуться.
- Отлично, - словно мартовский кот, расплылся Джемуга в самодовольной ухмылке, - всё представляется много проще, чем все меня убеждали… но ты глаз с неё всё одно не спускай, а при возникновении любой неожиданности – сразу докладывай.
После однозначного указания сотовая связь тот ча;с же и отключилась. Преступный лидер слащаво заулыбался, обдумывая многообещающие слова.
- Я так понимаю, Барун, - обратился он к неотступному соучастнику (если не возникало других, более неотложных, дел), - к нам заявилась обыкновенная «московская фифа», прибы;вшая поразвлечься, а заодно и, типа, навести у нас в Рос-Дилере некую видимость правового порядка, - рассуждавший басурманин заговорил намного громче, - могу ошибаться, но проверка случилась вовсе не первая, какая нежданно-негаданно нас посещает. Насколько я помню, после нескольких дней специальных развлечений да внушительных гонораров, все они, довольные, уезжали обратно, а мы никого не видели по нескольку месяцев. Вот и сейчас, мы наблюдаем нечто подобное: «столичная цаца» моментально пустилась по низкопробным кабакам да пьяным притонам. По незнанию она выбрала далеко не самые лучшие; а значит, надо проявить деятельную инициативу – направить московскую дамочку в нужное русло, чтобы она и развлеклась по-нормальному, и незначительно выиграла – но только немного! Потом мы её с почётом выпроводим, хотя, нет! – постой - о чём-то вдруг вспомнив, воскликнул Джумуга. - На красивую «сучку» у меня совсем иные, более интересные, планы: она непременно должна сплясать на моём длинном монгольском столе, а потом оказаться в моей широкой кровати. Что дальше? Потом можете делать с ней чего захотите.
Барун зло ощерился. Молчаливый, беспрекословный воин-исполнитель, он превосходно знал, что происходило в момент кульминации: использованную, до;нельзя измученную, жертву отдавали бандитской толпе, чтобы и те немного потешились, как следует позабавились.
- Однако и расслабляться не стоит: в высших структурах тупых дураков не держат. Что, если планируется какая-нибудь хитрая, хорошо продуманная, подстава? Типа, посланная девка ведёт разгульный образ жизни, а на самом деле существует некая тайная группа, которая сидит в глубокой засаде и готовит план основной операции. Как бы там ни было, привлекательная цыпочка должна быть в моей комфортной юрте, - сказал в общем, а обращаясь к верноподданному слуге, сладострастно добавил: - Давай отправляйся поторопи нерасторопных молодчиков, а затем сразу же возвращайся обратно: не забывай – у нас осталось ещё одно неотложное дело.
Завершив недвусмысленный монолог, довольный предводитель «монгольского ига», в предвкушении несказанного удовольствии, погладил тонкие усики и стал неторопливо прохаживаться по комнате (взад-вперёд-обратно, взад-вперёд-обратно); он нисколько не сомневался, что уже следующим днём будет обладать одной из самых очаровательных женщин.
ПРОДОЛЖЕНИЕ: