Отшельник с Подкаменной Тунгуски. Книга 2

 
 
 
ПРОЛОГ
               
                Весна в этом году неожиданно запаздывала. Лед на реке хоть и проявлял кое-где свое внутреннее содержание, но еще отказывался творить в этих краях новое повествование. Вот сегодня шумный журавлиный косяк засветился на небосводе и замер над головою, а теперь шлет мне вести от дальних и неведомых берегов! На этом же берегу в ожиданиях приближается моя первая весна. Далее зимовья Владимира Ивановича у меня не осталось сил двигаться, и вот уже третий месяц пребываю в предвкушении того состояния природы и тела, которое подвигло бы меня на деяния праведные.
       Иногда ловлю себя на мысли, что в последнее время стал думать вдруг как-то по-особенному. Не от того ли, что единственными книгами у моего давнего товарища случились потрепанное Священное Писание, да пара молитвенников? Откуда они у него взялись?  На угловом столике в прихожей, на белой расшитой тряпице они и покоились, рядом с портретом неизвестного мне служителя. Случалось, что перед сном почитывал, да удивлялся – что же такое мудреный автор пытался донести до себе подобных? На днях в удаленном конце двора, почти у кромки леса, обнаружился старый и иссохший крест, упирающийся укосиной в шершавый валун. А посему, ибо никакой могилы под ним не наблюдалось, сегодня решился его поправить и установить основательно.

                От хозяина зимовья вестей не предвиделось. Записка, оставленная на лавке в сенях, извещала о его нескором прибытии, и располагала ко всяким моим своеволиям. Чем и занимался последнее время. Альфа пребывала в отдалении, и, кажется, грустила о своем родном доме. Я и не удерживал ее, отпускал по окрестностям, и днями не наблюдал во дворе. Небольшое хозяйство, предоставленное мне Владимиром Ивановичем во временное пользование, состояло из двухуровневого строения, длинного сарая, наполненного всякой речной утварью, да пристройкой с непонятной мне аппаратурой. Туда и не заглядывал вовсе. Знал, что есть радиопередатчик, и приборы для метеонаблюдений, но все было мне без надобности. Лишь однажды, когда застудил грудь, решился на поиски спирта в этом местечке, да перенес в дом электрическую батарею.
        То место, в котором пребывал теперь, оказалось не по душе – отвык за пять лет находиться на открытой со всех сторон территории, ближайший лес начинался метрах в ста от ограды, а пологий песчаный берег служил у зимовья границей к западу. Полдюжины разного сословия лодок устилали почти весь берег, а большой камень у воды случился ориентиром для нечастых речников. За все время лишь раз спустился к реке за льдом, а воду добывал у незамерзающего ключа в километре вниз по реке.

                Сегодня перевернул ближнюю к берегу плоскодонку и расположился на единственной в ней поперечной доске. Нахлынули воспоминания, ведь с тех пор, как унесла меня река, так ни разу и не сидел в подобной. Пару раз катался с Владимиром Ивановичем на его катере, да однажды переправлялся с паромом на другой берег. Альфа крутилась поблизости, и всем своим видом сообщала мне, что ей наскучила такая вольная жизнь. Запрыгнула вовнутрь, и сложила лапы мне на колени. Так и хотелось ей сказать – совсем никудышные стали мы с тобою.
       Небо на горизонте прояснилось и тянуло на мороз. Холода не отпускали, по ночам случалось за минус двадцать, а к полудню температура изредка поднималась до нуля. Легкий ветерок с реки пытался проникнуть сквозь застарелый волосяной покров на лице, а красноватый солнечный лучик прошибал в открытых местах запоздалую слезу. Сначала послышалось Альфе, а затем и мне – с реки нарастал звук приближающегося мотора. Не иначе как двух? Первый «буран» шел порожняком, за вторым следовали пустые сани. Для этого времени года – самый удобный транспорт, снег на реке гладкий и плотный, а редкие полыньи случаются лишь на середине. Я не решился выдвигаться навстречу. Придерживая Альфу, наблюдал, как с берега в мою сторону неторопливо приближались два незнакомых мне человека…
   
               Гости поздоровались за руки и представились:
- Сергей Сергеевич.
- Иван Андреевич.
    Я тоже назвал свое имя и предался ожиданию продолжения разговора:
- Мы по поручению руководства, заберем кое – что, и поедем дальше. Дня через три вернемся, и, может быть, заночуем. Владимир Иванович шлет тебе привет и гостинцы.
                Иван снял с плеча и бросил на берег тяжелый мешок. Говорить больше было не о чем, и мы двинулись к строениям. Из пристройки гости унесли к реке пару ящиков и погрузили на сани. Прощаться и возвращаться не стали, помахали руками и двинулись вниз по реке. Я развязал мешок, и первым делом достал чистый конверт. Внутри оказался тетрадный листок, исписанный наполовину. Смысл текста уловил не сразу. Перечитав еще раз, присел на крыльцо, откинулся спиной к стене и прикрыл глаза. Товарищ слал грустные вести – скорее всего, встречи нашей уже не будет, сын определяет его в дом инвалидов, а сам уезжает на Север. По первой воде в зимовье прибудет семья из пяти человек ему на смену, а значит – мне оставаться здесь уже никак нельзя. Ожидать возвращения сегодняшних гостей, после таких известий, уже не хотелось, значит, буду собираться в дорогу.

                Сутки ушли на сборы. Пока еще можно двигаться на лыжах, да и всю поклажу не унести за спиною. Увидев поутру меня за обустройством саней, Альфа пришла в неописуемый восторг. Не ожидала она от хозяина такой инициативы! Владимир Иванович прописал про все, что можно взять из его небогатого скарба, но на многое я не решился, а вот церковные штучки свернул в ту же тряпицу, и засунул поглубже в мешок. Провианта набралось на полмесяца пути, патронов и зарядов предостаточно, не пропаду.  Мой дом, наверное, меня заждался, вряд ли пришлые люди надолго в нем задержались. Остаток дня, по просьбе Владимира Ивановича провел в обустройстве хозяйства в должный вид, чтобы новые хозяева не поминали старого недобрым словом. А с утра, по морозцу, ступил на лед Нижней Тунгуски.
        Альфа бодро тащила сани, нагуляла жира за эти месяцы, да и сам я давно не хаживал по ближним и дальним окрестностям. Поднявшись на левый берег, спешился и осмотрелся. Зимовье Владимира Ивановича было как на ладони, большой береговой камень придавал ему значимости, а жирные черточки лодок вдоль берега тянулись своими носами куда-то вверх. Так и не успел первый ряд оттащить повыше, еще снесет ледоходом. Этой дорогой давно не хаживал, да и то бывало лишь летом. Помнится, что в двух днях пути был заброшенный горный рудник, туда и ляжет мой путь.

            За несколько километров от дома Альфа унеслась вперед, да и я сам поспешал за нею. Последние несколько суток почти не спал. То случился затяжной дождь, то открывался мокрый кашель, а однажды напоролся на чуждую в этих краях колючую проволоку, и нога теперь ныла и кровоточила. Знакомые и родные места вселяли уверенности и добавляли сил. Я, было, надумал бросить сани и добираться налегке, но далекий собачий лай подвиг меня на это действо окончательно, и, бросив поклажу, поспешил вперед. Когда-то на берегу красовалось мое новое зимовье, теперь же на этом месте пребывала груда обгоревших поленьев, укрытая наполовину подтаявшим снегом. Альфа уже истоптала все вокруг, других же свежих следов не наблюдалось. Видимо, все случилось еще осенью. Под лесом, у самой ограды, целым, но без двери, красовался сарай, сбитый из старых досок. Видимо, он и станет нашим пристанищем в наступающем временном периоде.

Глава 1. Расставание.

                К вечеру спустился вниз, к самой кромке льда. Череда каменных столбов на том берегу в закатном солнечном свете представлялась шеренгой бредущих бурлаков вдоль реки. Или мне так казалось? Наверное, я был бы одним из них, если б представился случай к перевоплощению. Каменный клык выпирал изо льда, а на его макушке кто-то развесил цветные ленты. Видимо, туристы развлекались по первым морозам. Следов пребывания человека в недавнем прошлом не наблюдалось, от берега вглубь реки уходила кривая водянистая трещина, а вдали над лесом занимался столб серого дыма от котельной - в пяти километрах за рекою был небольшой поселок при местном руднике. Или идти туда и проситься на работу, или спускаться вниз по реке до старого заброшенного зимовья. Тех денег, что прислал мне Владимир Иванович, хватит на первое время, до лета как-нибудь протяну, а там вернусь к привычному промыслу.
     В таких раздумьях, просиживая на старой любимой коряге у берега, не заметил, как и стемнело. Альфа вопросительно взирала на меня с верха обрыва, мне же возвращаться обратно совсем не хотелось. Завтра с утра привяжу ее в сарае, а сам схожу в поселок – подкуплю провианта, да запасусь лекарством от кашля, совсем стало невмоготу. В сарае на полу постелил оленьи шкуры, а на входе разжег костер. Дым тянуло наружу, пламя согревало лицо и руки, а ноги неестественно дрожали, не желая вступать в равновесие со своим верхним основанием.

           Проснулся от осознания незнакомого чувства – как будто кто обмывает мое тело теплой водою. Рубашка была совсем мокрой, а от растительности на голове шел пар. Давно у меня не было жара. Последний раз, вдруг средь лета, поднялась неожиданно температура, попил тогда отвара, и за два дня все прошло. Сейчас же, кроме пихтовой хвои, нет ничего поблизости. Значит, нужно идти в поселок. Привязал Альфу в углу сарая, наложил рядом снега и посыпал сухарей. Не могу тебя взять с собою, - а так хотелось ей пояснить свои мотивы. Помнится, что в последний туда приход, видел стаи бродячих собак - еще порвут мою спутницу. Первым делом осилил пару километров по реке, затем вышел на пологий берег, и вскоре оказался на проторённой тропе, ведущей в гору. А за ней уже и поселок.
        Улица из десятка двухэтажных деревянных бараков начиналась с кирпичного здания, в котором располагались все местные достопримечательности, в том числе магазин и аптека. На двери же – большой замок.  Я примостился на крылечке в ожидании служителей этого заведения и прикрыл глаза. Как жаль, что не довелось повидаться с Владимиром Ивановичем. Дождусь лета и поеду в область, ему нужна моя поддержка, не переживет он такую оказию в своей жизни. На смену нежданным и мрачным мыслям явилась вдруг тяжелая пелена в сознании, и мне почудилось, что снова падаю, почти, как когда – то с высокого берега в воду, после удара по голове.


             Сознание возвращалось постепенно, какой – то метроном в голове отсчитывал свои запоздалые импульсы, а почти напротив левого глаза, с тем же интервалом, отрывалась и падала вниз маленькая капелька прозрачной влаги. Двумя глазами усмотреть все прелести окружающего меня пространства было бы чуть попроще, - явилась вдруг такая мыслишка, и я склонил влево голову. Аккуратно заправленная кровать, синий табурет возле нее и пузырек над головою – это было все убранство той левой части бытия, в которой я вдруг решил проявиться. Потрогал свое тело сверху и провел рукою вниз – ни одной прилегающей к нему тряпицы, лишь волосатая кожа да плоть, укрытые сверху тяжелым покрывалом. От новых размышлений и умозаключений меня отвлекло появление полной женщины, одетой во все белое с блестящим ящичком в руках. Чем не ангел, - подумалось тут же, и я закрыл глаза.
         -Ага, лупаешь глазенками - то, значит и не спишь. Давай - ка мы дядечке сделаем укольчик!
               Последнее услышанное слово привело меня в ступор и, открыв до предела рот, выдал в ответ что – то нечленораздельное. Дамочка рассмеялась и примостилась рядом на табурет. Потрогала бутылочку над головою, резиночку, убегающую от нее вниз, и погладила меня по голове. Теперь уже двумя глазами я изучал ящичек на своей груди, пухлые пальцы, вооруженные маленьким шприцем, и вспоминал, как много лет назад попал в больницу с аппендицитом.
        - Я в больнице?
        - Ну а где ж еще.
        - Давно?
        - Третий день как привезли из поселка на скорой.
               После укола в заднее место, захотелось вдруг в туалет. Иголка, вставленная в вену на левой руке, случилась противником моего начинания, и я повернул голову вправо. На такой же тумбочке красовался белый и плоский сосуд, из-за которого на меня с ухмылкой наблюдало детское личико. Я потянулся было правой рукой, но мальчонка, вскочив, сам схватил емкость и уже надумал засовывать ее под меня. Такого поворота событий я никак не ожидал. Облокотившись на правую руку, головой поманил соседа к себе:
      - Тебя как зовут?
      - А чё? – последовал скорый ответ.
      - Позови врача, будь другом, - я почти умоляющим голосом попытался вступить в контакт со своим благодетелем, но дверь приоткрылась и в палату вошел седой и высокий мужчина, в белом халате и стетоскопом на груди.
       - Доброе утро мужчины! На что жалуемся? -  последовал к нам его вопрос, после которого мальчонка шмыгнул под одеяло и укрылся с головою, предоставив тем самым ответ держать старшему по палате:
       - Мне бы в туалет.
       - Пока нельзя, Вы пользовались когда-нибудь уткой?
            Я повертел головою, и приготовился задать доктору свой главный вопрос, но он опередил меня, присел рядышком и взял меня за кисть руки:
    -Пульс немного высоковат, но температура в норме, напугали Вы нас, уважаемый. Я догадываюсь, что будете расспрашивать, поэтому изложу вкратце – у Вас случился бронхит, переходящий в острую форму пневмонии, и недельку придется полежать, не вставая. Кризис, как видите, уже миновал, скажите спасибо своему сердцу – оно у Вас какое -то особенно крепкое. Кстати, а что за Альфу Вы поминали в бреду?
         Я попытался вскочить на ноги, но сильная рука вмиг вернула меня в горизонтальное положение, и я …заплакал. Наверное, впервые от своего рождения…Альфа! Что я наделал, оставив тебя одну на привязи!
        - В какой я больнице?
        Доктор назвал имя райцентра, в котором я не раз бывал, и удаленном от последнего места нашего обитания на добрые сто километров.
     - Альфа – это моя собака, я оставил ее одну на привязи, когда отправился в поселок.
     - Ну, голубчик, это не самое страшное, Вы же привязали ее за веревку? Я сам старый собачатник, и все мои собаки на второй день перегрызали любую веревку. Так что не беспокойтесь, лежите, поправляйтесь, все будет хорошо.
     Доктор присел поближе, подцепил к ушам свой прибор и начал внимательно ощупывать им мою грудную клетку, наговаривая:
     - Да, случай редкий и необычный, скажу прямо. Легкие у Вас, как и сердце, больше, чем у доброй половины человечества. Уж не марафонец ли? Димочка, давай -ка выбирайся из-под одеяла, пойдем на кухню, поможешь тете Маше, да и своему соседу что-нибудь принесешь…

Глава 2. Огонь на реке.

                Спустя три недели на рейсовом пазике я возвращался в поселок при руднике. За окном кончался апрель. Грунтовая дорога то поднималась в гору, то зигзагом терялась среди покрытых густым лесом сопок. Главный врач оказался не только добрым лекарем, но и сердечным другом на все время лечения. Я поделился с ним о Владимире Ивановиче, и на другой день он уже проводил меня к телефону в своем кабинете. Как я рад был услышать голос своего товарища, и почти каждый день мы с ним говорили и вспоминали былые дни. Он действительно уже проживал в краевом доме инвалидов по причине полного отказа правой ноги, и мы с ним при последнем разговоре условились о встрече, как только я определюсь со своим дальнейшим пребыванием. Каково же было мое удивление, когда в последний день перед выпиской в палату ввалился бородатый здоровяк и сжал меня в своих объятиях:
     - Это за батю! – и выложил на мою кровать плотно набитые рюкзак с мешком.
   Он был полярником, и уезжал на полгода с вахтой, но по возвращению собирался забрать отца, и свести его в небольшой домик в пригороде. На прощание оставил мне номер телефона и пачку рублевок. Доктор на своем москвиче проводил меня до автовокзала, и сейчас автобус нес меня в направлении той точки на карте, где почти месяц назад, как мне казалось, случилась непредвиденная трагедия.
   
                Найти лодку и переправиться на правый берег не составило большого труда. Вот только грузы за плечами и в руках были не так своевременны для моего ослабленного организма. Я даже не успел еще заглянуть вовнутрь, знал лишь, что там полдюжины сухпайков, да всякая одежда. Старую мне выдали постиранной и даже обновленной – к теплой куртке прилагались слегка поношенные унты и шапка, по доброй воле лечащего врача. Я приближался к территории своего зимовья с тем недобрым предчувствием, что Альфа сгинула, ожидая меня, а все мои вещи разграбили залетные.
     Остатки сгоревшего зимовья пребывали на своем месте, как и сарай у кромки леса. Две непонятного вида фигуры метнулись от него к лесу, и легкий треск кустов сопроводил движение первых моих встречных на родных берегах. Все мои вещи были целы! Они лежали точно так, как будто  я только вчера покинул свое убежище. Лишь у входа, на оленьей шкуре красовалось серое грязное пятно – вполне очевидное для меня собачье лежбище. Потрогал рукою – оно было еще теплым, и, выдохнув из себя комок радостных чувств, повалился рядом на пол. Значит, Альфа где – то рядом!  Но почему испугалась и убежала? Смутная догадка осенила мое ликующее сознание – она встретила старого друга и увела его подальше от моих глаз. Ну, раз так, то буду готовить ей угощение! Развязал мешок, достал булку хлеба и банку тушёнки, извлек из саней алюминиевую чашку, сложил  в нее еду и вышел наружу.
   
              Протоптанная тропа уводила в лес, и я поставил чашку на ней в пяти шагах от сарая.  Мое ружье и патроны были упакованы и припрятаны на самом дне саней, и сделал это перед тем, как отправиться в поселок. Первым делом извлек оружие и приставил у двери. Топор и набор ножей разложил тоже у входа – нужно все проверить и почистить, я приучил себя к этому с первых дней пребывания в тайге и считал непреложным законом. Руки тряслись от волнения вновь держать в руках столь родные для меня предметы. Даже приставил к лицу приклад и втянул в себя до боли родные запахи смазки и пороха. За таким времяпровождением не заметил появления гостей. В трех шагах от меня стояла Альфа, а чуть сзади - ее образовавшийся спутник. Мы смотрели друг на друга, не в силах выразить свои нахлынувшие чувства, но Альфа смотрела не на меня, а на мои руки, вернее на ружье. Я осторожно положил его на землю, встал, и сделал шаг вперед. Альфа попятилась назад, а ее друг издал несвойственный собачьему сословию рык.
         - Альфа, это я, я вернулся, - выдавило мое сознание из себя столь важное заявление, и я опустился на колени.  Альфа подползла, уткнулась носом в ладони и завиляла хвостом. Я гладил по голове свою верную спутницу, а над соснами во все стороны разносилось вселенское всепрощение – мое, что покинул надолго верного пса, и ее, что отыскала себе лучшую замену.
   
               К полудню разыгрался ветер. Под его напорами макушки сосен сбрасывали на берег остатки прошлогодних шишек, и я зачарованно наблюдал за этим сезонным обновлением окружающего леса. Все меняется в этом мире, вот и Альфа нашла себе лучшую среду обитания, и уже не виделись мне причины обвинять ее в чем -то, да и как я мог! С утра отправлюсь вниз по реке, страница бытия в этом, столь дорогом мне, месте закрылась навсегда, еще бы духи этого берега не оставили путника и указали новое направление в неизвестность. А что будет так, что отправлюсь подальше от этих мест – сомнений не оставалось. К вечеру разобрал сарай, и все, почти подсохшие, доски сносил на пепелище. Всякую прочую и ненужную утварь также побросал на место старого зимовья – получился ворох ненужного в этих местах барахла, вполне поддающегося силе огня.  На берегу поставил палатку, а нагруженные сани укрыл брезентом – на случай надвигающейся непогоды.   
   
             Лодку убрал из воды и перевернул вверх дном, не хотелось завтра вычерпывать из нее дождевую воду. Огонь взялся сразу, сухой лапник потрескивал и разбрасывал вокруг себя колючие искорки, а первые капли дождя уже отметились на ближайших валунах, и вынудили меня забраться вовнутрь палатки. Доктору обещал поберечься хотя бы месяц, до первых теплых летних дней, а там уж знал как править недуг в своем теле. В палатке было тепло, даже жарко. Свет от костра заполнял все близлежащее окружение, а в нескольких метрах поодаль мне чудились две пары глаз с огоньками внутри – как светлячки у воды, запечатленные в детской памяти… Так хотелось подняться, вылезти из палатки и позвать к себе собаку, но другое чувство боролось со мною  - Альфа за месяц отвыкла от хозяина и встретила старого друга, и теперь они наверняка ожидают потомство. А что бы я с малыми поделал, когда у самого нет ни места обитания, ни сил. А их тайга прокормит, не пропадут. Языки огня озарили стоящие полукругом сосны, а косой дождь вступил в противостояние с неожиданной стихией. Кто победит в этой схватке – узнаю завтра, а теперь спать, предстоит трудный день на реке. Вот если бы еще не поднялась вода, как случилось однажды, да теплое Солнце согрело остывающий воздух!

Глава 3.  По реке.

                Дождь к утру не прекратился, но и потоки его понемногу утрачивали свою силу. На берегу укрытие из сосновых веток почти скрывало все его начинания, а медленно текущая внизу вода была сплошь укутана пупырышками от ниспадающих капель. Огонь давно угас, лишь несколько столбиков дыма напоминали о его вечернем пришествии, а со стороны поселка разносились редкие глухие удары. Наверное, рвут с утра на руднике. Альфа со своим сожителем не проявлялась с вечера, и к лучшему – я для себя уже все решил, и хотелось поскорее сместиться к воде. Но пока запасусь питьевой, кто знает – сколько сегодня пробуду на реке. Дорога к ключу заняла немного времени и, пока ходил туда и обратно, дождь совсем закончился. Первым делом спустил лодку на воду, а на носу закрепил сани с поклажей. Все остальное сложил позади, накрыл брезентом и обтянул веревками. Сам остался налегке, с веслами, да котелком на случай воды в лодке.
      До конечной точки три полных дня по реке, а первую остановку собирался сделать в знакомом местечке – там жили несколько семей, и у них я в прошлом году подкупил немного провианта. Далее все земли необжитые, вплоть до самого Енисея. Но мой путь закончится несколько раньше, в одном из притоков этой реки – кормилицы, а бывал я там лишь однажды, пешим ходом. В глухой тайге, с давних времен, внутри горы была отрыта глубокая нора, недоступная для внешнего взора, и, когда случилось впервые пребывать в ней, тогда еще подумалось – вернусь сюда коротать свои последние дни…

                Нагруженная лодка легко отвалила от берега, стоило мне лишь немного принажать веслом. Над лесом уже занималось Солнце, а с западной стороны усиливался встречный ветер. Вскоре он разгонит тучи, и тепловые потоки все-же обогреют ступившего на путь воды нежданного обитателя, как бы он ни молил провидение об этом. Мне думалось, что это может случиться – справа, по крутому берегу, бежала Альфа. Я приналег на весла и ударил лодку носом в песчаный берег. Альфа стояла сверху, на крутом берегу, и смотрела на меня. Обычно при встрече случался ее лай, и радостные движения хвостом, теперь же мне виделась лишь ее голова и удивленный взгляд, но через мгновение все исчезло. Ударил веслом по воде и пронзительно свистнул – безрезультатно.
      С этого места река делала крутой поворот влево, а ее узкое ветвление огибало небольшой остров и уходило дальше, чтобы затем слиться воедино. Я направил лодку на быстрину и, уже не оглядываясь, заработал веслами. Нужно размять немного руки и спину, еще успею насладиться плавным движением по подгоняющему течению. Можно было бы поинтересоваться о моторе у первых встречных на берегах, но кто отдаст за бесценок – денег у меня только на продукты да заряды. Да и зачем мне мотор? Разве что добраться по случаю до большой реки и ближайшей пристани. А как далеко они станут – даже не предполагал.

              Небольшой причал у правого берега разглядел еще издали. Рядом на воде болтались две моторки, а чуть дальше белобрысый мальчонка за уздцы поил из реки лошадь. Завидев меня, поспешил на берег и скрылся из виду. Пока я причаливал и привязывал лодку, на берегу проявились две женщины – одна в сапогах и кожаной куртке, другая в длинном солдатском плаще. Я помахал им рукою и начал подниматься по каменным ступеням вверх:
       - Добрый день сударыни, примите на берег нежданного гостя!
       - Какие мы тебе сударыни, -рассмеялась первая и подала мне в помощь руку. Одну, что помоложе я помнил, да и она узнала меня, и даже назвала по имени. Я заглядывал к ним прошлый год, и лечил ее престарелую мать от расстройства живота, поэтому и спросил сразу:
       - А как матушка себя чувствует?
       -Нормально, - был ответ, -еще меня переживет!
        Женщины рассказали, что мужики их в разъездах – один уже неделю как в области, второй уплыл за горючим, и вряд ли сегодня объявится. На мой вопрос о моторе и провианте ответ был таковым – исправных моторов нет, а на тех, что болтаются на лодках, далеко не уплывешь. Из провианта поделились со мною крупами да солью, что меня вполне устроило. Я с большим удовольствием попарился в бане, и даже попробовал местного самогона, но оставаться на ночь не решился, хоть и приглашали. До заката еще добрых пять часов, и лучше проведу остатки дня на воде.

                Через пару часов пути река стала заметно шире, а движение мое несколько замедлилось. С поверхности воды по обеим сторонам наблюдался сплошной стеною лес, и лишь изредка над макушками деревьев проявлялись каменные отвалы. Река вливалась на равнину, а это значило, что моему пути предстоит продлиться еще достаточно долго. То место у берега, куда устремилась моя ладья, было приметным – река делала крутой поворот влево, а у воды крест -накрест лежали две вековых сосны. Прямо за ними открывалась протока, по которой пару верст придется тащить свою лодку до конечного места.
        А пока спокойное течение несло меня в направлении небольшой бухты по левому берегу, где и случится первая ночевка в этот уходящий последний апрельский день. Завтра первое мая, все майские праздники были у меня любимыми еще со школьной скамьи, даже в зоне несколько дней нам давали на отдых, а в столовой угощали завезенными с юга свежими огурцами. В этот раз наверняка буду один в тайге, и никто не сможет повлиять на состояние души человека, пребывающего волею судьбы так далеко от обжитых мест. Лодка на полкорпуса выскочила на берег, и я, спрыгнув в воду, продолжил толкать ее вперед. Чтобы ночевать – придется разгружаться, и таскать все наверх к лесу, вдруг поднимется вода.

                К исходу третьего дня я был в нескольких часах пути от намеченной цели. Так мне казалось, да и точки, проставленные на карте, неумолимо приближались к заветному изгибу реки. Там я пробуду целый день, и, пожалуй, останусь на ночь, чтобы собраться с силами и распределить грузы. Часть поклажи пойдет с лодкой, вторую половину придется нести на себе. За две ходки должен управиться, лишь бы отыскать тропу вдоль притока. А она была, и даже как -то вывела меня пешего впервые на эти берега. За все время плавания не встретил на реке ни одной живой души, да и время было неподходящим – движение начнется недели через две, когда река станет окончательно и откроется рыбацкий сезон. Сейчас же все берега пустынны, и представлялись еще не отошедшими от зимнего стояния. Лишь яркое Солнце шлет ниспадающие лучи вдоль воды, и лик его кажется красным и огромным. Мне нравились такие моменты в былых походах, но в этот раз кроме воздуха и света прилагалась почти незнакомая мне стихия – вода, и я ощущал себя во власти этого сибирского края.

Глава 4.   В тайгу.      
               
               Закат на реке случился вместе с прибытием по тому назначению, что определил себе совсем нежданно, явившись в такое родное, но теперь опустошенное,  местечко.  Так ли это, и действительно ли я устремился теперь сюда – узнаю завтра, а пока успеть бы разобраться с границами для уготовленного здесь пребывания.  Темнеет на реке быстро, а последние вечера каждый раз еще опускался колючий туман, да такой, что хоть лицо обмывай. Весь берег завален нанесенным лесом разной величины и сословия, и, чтобы хоть немного приблизить и поднять лодку на рассыпанные вокруг камни, истратил последние светлые минутки и оставшиеся силы.
       Ночевать надумал прямо в лодке, разложив равномерно мешки с поклажей и накрывшись двойным слоем брезента. Слушать перед сном звуки протекающей мимо реки оказалось не так просто, давненько не ночевал у воды, хоть и бытие мое было с ней связано неразрывно. Да и будет с меня! Вернее – не убудет от меня, и у реки все - же спокойнее, свыкся с нею за эти дни. Наступающая ночь казалась бесконечной, и виделась уж чересчур звездной. А посему слегка подсвеченное ночное безмолвие обступало со всех сторон и даже под брезентовым пологом мне чудилось, что нет-нет, да падает с неба невезучая звездочка.

                Поднялся рано, хоть и сон мой с вечера случился крепким и основательным. Туман в этот раз обошел стороною, и было значительно теплее, чем в прежние встречи наступающего дня. Начну, пожалуй, знакомство с новой реальностью у костра, и первым делом утолю потребности своего так мало освоенного организма. По раскиданным на берегу, занесенным невесть откуда, подношениям выходило, что в этом году, да, пожалуй, и в прошлом, не ступала здесь нога озабоченного странника. Вокруг пребывал хаос – свидетель и отголосок недавнего ледохода. Но даже и это чудо природы не всегда может утащить с собою следы пребывания человека. Но их не было! Пепелище от костра может храниться ни один сезон на реке.
       Горячий завтрак показался чем – то мистическим, я вглядывался в пустую чашку и вспоминал дни, проведенные в больничной палате. Так и не подружился с мальчонкой– соседом по койке, игнорировал он пожилых и больных людей, а вот кашу в такой же чашке таскал мне с удовольствием. От размышлений отвлек меня странный звук от реки, повернулся было и устремил взгляд на ее поверхность – течение несло по воде две головы, и какая – то из них издавала отрывистые и тревожные звуки. Я вскочил, и посеменил следом по берегу, спотыкаясь, вставая, снова падая, но не отрывая взгляда от парочки на реке. Пловцы же, завидев меня, резко свернули к берегу, и через минуту я с удивлением взирал, как на песок выбирается оседланная лошадь, а следом - худой и трясущийся жеребенок.

                Я не спешил знакомиться c первыми встречными на новых берегах, и присел на корягу в отдалении. Обращаться с лошадьми был обучен, все детство прошло в степи среди табунов, да и в зоне одно время правил лошадкой, развозя воду по баракам. Поэтому с любопытством присматривался к образовавшейся парочке, не смея к ней пока приближаться.  Мамаша первым делом облизала своего детеныша, и лишь после обратила внимание на стороннего наблюдателя. Поспешил вернуться к лодке за угощением – кусок хлеба с солью расположит к себе любую животину. И действительно, подобрав крошки с моих рук, лошадка последовала за мною, тыкая мордой в спину. Что же случилось на реке? Я привязал гостью за ближайший куст, а сам отправился вверх по течению – вдруг обнаружится и всадник. Но только потратил понапрасну время.  Ни на этом берегу, ни на том никого не наблюдалось. Нужно было прихватить монокуляр, но даже и не помнил, где его припрятал. Поднялся от берега поближе к зарослям – вдруг, где соберу прошлогодней травы, нужно чем – то кормить животину. Сухого сена было предостаточно и, надергав охапку, вернулся обратно. Совсем позабыл о своем завтраке, вода в котелке уже наполовину выкипела, да и костер почти угас. Подлив воды и подкинув дров, приблизился к лошади. Она дала погладиться, и теперь стояла и мотала головою вверх-вниз.

              Весь день разбирал и сортировал свои вещи. Несколько раз выходил на берег и всматривался вдаль. Никого! Завтра с утра сделаю первую ходку к пещере, тропа к ней вела вдоль узкой протоки и сомнений уже не было – это было то самое место. Пока буду ходить, оставлю лошадь поближе к берегу, вдруг заметит кто с реки. Жеребенок, казалось, забыл о своей матери, и теперь неотступно следовал за мною. Это и пугало – вдруг завтра увяжется, но как поступить - даже не предполагал. Мешки с провиантом накрепко завязал и уложил в лодке. Это был самый ценный груз, он обеспечит мне существование на первое время. А что будет дальше?  Наверное, как всегда, займусь промыслом.
      Лодку с грузом поднял по протоке вверх, и теперь с реки ее вряд ли кто увидит. А вот все остальное придется сносить подальше от воды, и уже в зарослях готовиться к ночлегу. Внезапная мысль проявилась в моем сознании, когда в очередной раз от кромки воды осматривал окрестности. А что если? Вернулся к лошади, и прикинул - с какой стороны удобнее на нее забраться. Но, видимо, ей было все-равно. Я проехал вдоль берега несколько шагов и вдруг осознал, что именно этот спутник так необходим мне сейчас, а послало его само провидение! И уже не хотелось оставлять их на берегу на всеобщее обозрение! Вот бы сохранить для себя поблизости эти две живые души.

                Последняя ночевка на реке случилась холоднее обычного. Еще с вечера расседлал лошадь и удлинил конец веревки от узды, чтобы привязать подальше от дерева. Всю ночь мне слышалось ее фырканье, и постукивание копытцев беспокойного отпрыска. Он никак не мог найти себе местечко поблизости, и почти всю ночь протоптался у лежащей матери. Приподняв полог брезента, я несколько минут наблюдал картину восходящего светила на фоне испарений, случившихся над притихшей к утру парочки. Всё, решился окончательно, как только напою и накормлю своих первых встречных на новых берегах, то попробую предложить им свое дружеское расположение, и попытаюсь поговорить с ними о своих планах.
       Свежая зелень только начинала пробиваться среди камней, а клочков иссохшей травы было предостаточно. Я разнуздал Лысуху, а именно так решился ее величать по причине отсутствия волос на спине под седлом. Наверное, тяжелая была у нее доля.  Жеребенка обзову после, а сейчас нужно собираться в путь. Через час, когда новоявленные мои друзья насытились, я перебросил через лошадь три пары мешков, закинул за плечи ружье, оглядел еще раз все окрестности, и потянул за узду. Лысуха покорно поддалась моим начинаниям, и троица уверенно двинулась в глубь леса. Тропа казалась исхоженной, но по редким песчаным прогалинам трудно было определить – кто здесь, и когда, хаживал.
 
            Слева навстречу ниспадала вода, а справа все больше на пути попадалось кустарников. В этих местах всякой ягоды было предостаточно. И забрел-то однажды сюда я, по советам местных, в поисках лимонника и жимолости. Вот сейчас проявился куст дикорастущей черемухи с сохранившимися и ссохшимися плодами. Я никогда не использовал прошлогодние ягоды, выгоды от них было немного, разве что подкрасить воду в котелке.  Но по случаю наберу, вдруг сгодятся. Лысуха держалась молодцом. Я не умел определять возраст для этого представителя фауны, но, как мне казалось, была такая же, как и я – предпенсионного возраста. Уже почти час мы двигались вдоль воды вглубь леса, и я уже начинал сомневаться в правильности своего начинания.
        Совершенно очевидным представлялось то, что протаскивать лодку вверх по течению – занятие невыполнимое. Если отыщется укрытие, то вернусь на лошади за провиантом, а лодку припрячу в тайге. Поражало и то, что на пути еще не встретилось какой-либо живности. Казалось, что тайга пребывала в полусонном состоянии, а ее жители не собираются выбираться из спячки. Наконец лес начал редеть и стали проявляться каменные нагромождения – вестники смены рельефа. Ущелье с уходящей вниз пещерой-норой распознал сразу. Все было так же, как и в первое мое сюда пришествие. Лаз в мой рост был накрыт сверху почти сгнившим частоколом, а вырубленные в камне ступени вели вниз, в темноту. Я знал, что они вскоре поднимутся вверх, и выведут в большую и почти квадратную комнату, вырубленную древними каменотесами, а что пребывало за нею – даже не предполагал.

Глава 5. Палыч.
               
             Начинался второй месяц от тех событий, что случились вдруг на такой родной мне реке. Некоторые подробности первых дней после высадки уже стали стираться из памяти, и лишь в редкие минуты, просиживая у костра, рисовал себе вероятные картины последующих бы далее начинаний. Оставаться одному, да еще на неблизком удалении от селений, было бы слишком авантюрно для моего неокрепшего еще организма. И вряд ли при таком раскладе  новое пристанище обратилось бы в место с постоянной пропиской. Та невероятная и случайная встреча изменила и все мои планы, и будущий уклад несостоявшегося отшельника.
        Лысуха оказалась покладистой и непритязательной лошадкой, как будто бы создатель уготовил ее лишь для одного избранного – для меня. За те, ушедшие уже в прошлое, дни мы стали с нею единым организмом и, вспоминая былые свои походы, сожалел, что не было рядом еще и такого товарища. Жеребенку первым делом сколотил загон, не хотелось таскать малого следом, еще надломит ненароком ногу о камни. Да он и не стремился особо, лес ему виделся чуждым, и при первом встречном, звере или птице, шарахался в испуге по сторонам. Вот и сейчас, оставив его дома, мы приближались к редкой пристани на большой реке.
      Я уже проделывал этот путь десять дней назад, изучив по карте вероятные поселения на реке. Самое близкое оказалось удаленным на одну дневку, состоящим из двадцати дворов охотников и рыбаков, да магазином от заготконторы, работающим раз в неделю. Ждать тогда три дня не решился, и вот сегодня как раз поспевал к его открытию.   
               
                На пристани было многолюдно. У причала в глаза бросилась большая и крытая моторная лодка,  на корме которой красовались целых два мотора. Такую не приходилось еще наблюдать. Рядом с магазином гора из коробок и дощатых ящиков. Я не спешил, еще в первый свой приход ознакомился с вывеской на магазине: «Работаем до последнего клиента!», но так и не уловил ее смысла. Расседлал Лысуху и свел к воде. На меня, в отличие от прошлого раза, уже никто не обращал внимания, лишь несколько встречных махнули головой, а большей массе я был неинтересен, видимо такой сложился здесь жизненный уклад. Первыми необходимыми вещами определил для себя пару килограммов гвоздей, ножовку, тафель прочного стекла, да подковы для Лысухи – уж больно было наблюдать за ее осторожной поступью по камням. Где-то через час народ рассосался, и я ступил за порог магазина. Прилавка как такового не наблюдалось, а за широким и длинным столом восседал солидный мужик в зеленой и пятнистой одежде. В свете единственного небольшого окна мне показалось что-то знакомое в его чертах, и я поздоровался. Ответ последовал сразу, и я издал из себя еще одно, редкое за последние дни, звучание:
       - Палыч?
  Мужчина надел блестящие очки, и решился повнимательнее ко мне присмотреться:
      - Ну допустим, а ты кто такой будешь?
      - Егор я, из пятого отряда, - выдал первое, что пришло на ум.
          Палыч привстал и вышел из-за стола. Затем, ухватив меня за руку, резко потащил наружу. Он был на голову выше, и теперь в солнечном свете внимательно таращился на меня сверху вниз:
       - Жульверн какой – то, — это была его излюбленная присказка, которую он изрекал в тех случаях, когда какой - нибудь новый зек доносил ему свою версию пришествия в зону.

                Мы проговорили почти час, удалившись от магазина и переместившись поближе к берегу. Я рассказал ему свою повесть жизненных лет, а он поведал, что в том же году, спустя некоторое время после моего освобождения, приходил запрос о подтверждении моего пребывания в заключении. А еще, со слов начальника колонии, выходило, что в том же году меня порешили залетные люди. И тут вдруг такое воскрешение!  После смены руководства Палыч уволился, и теперь заведует торговым кооперативом по берегам Енисея. В магазине я закупился гвоздями, да стеклом, а подковать Лысуху Палыч за бутылку водки свел нас к местному умельцу. На том и расстались. Пообещал в следующий приезд доставить буржуйку, да пару рулонов рубероида, а если пожелаю, то и составить договор на промысел.
       Проводив старого знакомого, вскоре выдвинулся в обратный путь. Лысуха стучала новенькими подковами по камням, и мне такая ее поступь представлялась мелодией о блуждающем по тайге одиноком страннике. Когда еще с кем заговорю? Лишь через две недели условились о встрече, и то, если Палыч сам будет, чаще всего товары развозит его единственный помощник. Звал меня в свою артель, да какой из меня торговец. Но заказы на пушнину и лекарственные сборы от Палыча все же случились, и я пообещал их исполнить к концу месяца.

               Мое новое пристанище представлялось совершенно невероятным. В первые дни пребывания в нем так и не смог осознать всю задумку и умысел, которые вложили в него неведомые мне мастера. Теперь же, спустя ушедшее время, и находясь от него в дне пути, я чувствовал необъяснимое влечение, не до конца еще осознанное своим немного окрепшим телом. Кроме каменной комнаты внутри горы, в стороны уходили два ответвления. Одно заканчивалось на вершине горы смотровой площадкой, обложенной крупными валунами. Второе, видимо, когда – то служило жилищем. Через пару отверстий в стене пробивался солнечный свет, а в углу сохранились остатки каменной печи. Если все обустроить, то спокойно можно и зимовать.  Для Лысухи с жеребенком срубил сарай, в котором пребывал пока и сам.
        Лето в этих краях скоротечно, и много сил уйдет на заготовку сена для своих друзей, чем и занимался последнюю неделю. Смастерил волокушу и, то, что успевало подсохнуть, складировал в копешки под густыми елями. Однажды, на свежескошенной траве обнаружился подсыхающий помет – прошел медведь, хорошо бы с выводком, а то один. От одинокого зверя в тайге можно ждать неприятностей, особенно для лошадей. Поэтому сегодня приступил к кладке камня вокруг сарая, хотя бы в свой рост. Если загрызет жеребенка – не беда, а вот если Лысуху, то придется позабыть о походах на пристань.

              В листовке, которую выдал мне Палыч, были перечислены все животные, шкуры которых принимал его кооператив. На некоторых из них я даже и не охотился. Самыми ценными были медведь и соболь, остальные были не дороже бутылки спирта. Вот сегодня впервые собрался пешим ходом прогуляться на север от своего жилища, в те края, из которых впервые и попал сюда. Если случится удачная погода, то пробуду даже с ночёвкой.  Лысуху с жеребенком запер в сарае, оставил корма да питья, а дверь обмотал проволокой и обложил камнями. Вокруг же накидал свежей золы – не нравится хищникам ее запах.
         Первого своего зверя уже довелось повстречать, но в тот раз не осмелился нарушать покой в своих теперь владениях, хотя кабан случился так близко от меня. И какой с него прок, подожду до первых заморозков.  Следов было предостаточно, особенно вдоль частых на пути ручьев. Первого тетерева определил по звуку его перелета с места отсидки на дерево, и глухой выстрел оборвал его пребывание в этом несправедливом мире. Так мне казалось, и хватит пока одного на все ближайшее время! Внезапно расступившийся лес на пути, и сухие макушки сосен указывали на открывшееся большое болото. Значит, здесь предостаточно и дичи, и другого зверя. Ветер потягивал с севера, и я двинулся вокруг прогалины, стараясь находиться на подветренной стороне.

Глава 6. Находка в тайге.

                К полудню поднялся, наверное, к самой верхней точке этого, еще не обжитого края. Скорее забытого на долгие времена, ибо следы давнего пребывания людей угадывались уже не в первый раз. Взять хотя бы мое жилище – ему не один десяток лет! Вот и на болоте проявились остатки строений полувековой давности. Тайга – дело такое, в любом ее уголке можно ожидать удивительные картины пребывания человека. Мне даже становилось не по себе, когда приходилось бывать в таких местах.  Какая – то необъяснимая тоска забиралась под корку головы, и каждый раз, располагаясь на привал, угадывал за ближайшими соснами себя, бредущего по миру в отдаленном прошлом. По крайней мере, так мне представлялось, и виделось, что когда-нибудь еще раз возьмусь за описания своих деяний. Над болотом расстилался то ли туман, то ли дымка. Не хотелось вдруг пересечься с лесным пожаром, потерял бы и время, и много сил. Бывало, что случались такие встречи, приходилось тушить возгорания, но и нередко уходил в тайгу, не в силах бороться со стихией.  От болота действительно пахло гарью, и ветер нес отголоски возможной трагедии как раз на меня.  Через некоторое время проявился и огонь.  Горел сухостой у самой кромки болота, пламя поднималось кверху, а редкие искры от огня почти не доносили угрозы для окружающих зарослей. Я отрубил у сосны густую лапу и, сбросив поклажу, приступил к уничтожению пока еще редких очагов возгорания.

                Видимо, с утра ударила молния, а накануне в этой стороне слышались отголоски грозы. Я обмыл лицо и руки в застоявшейся воде и теперь просиживал в созерцании еще дымящихся головешек. Благо, что не случился ветер, бороться бы не было смысла. Вдоль болота начиналась исхоженная всяким зверем тропа, по ней и решился двигаться дальше после вынужденного отдыха. Дорога понемногу снова уводила в гору, поросшую густым ельником, и на пути все чаще стали попадаться крупные остроугольные камни. Выбравшись на вершину, разглядел в отдалении складированные кругляки леса. Они казались почерневшими от времени и уже не внушали мне опасений от неожиданной встречи. Обошел кладку стороною, а в близлежащей траве углядел основание сруба небольшого размера и давнего по изготовлению.  Кругляки виделись иссохшими, а редкие отметины от топора явно указывали на их великий возраст. Наверное, развлекались те же старожилы, что заложили и мое зимовье. Ступив дальше, в нескольких шагах обнаружил сложенный из мелких камней холмик, с когда – то добротным крестом у изголовья. Не иначе как могила? Чуть пониже проявилось подобие шалаша, и я загнал заряд в патронник. Лаз был завешен полусгнившим тряпьем, под которым явно просматривался сапог с блестящими кое -где на подошве гвоздями. Отодвинув осторожно полог, рассмотрел внутри контуры человека, а из рукава истлевшей куртки торчали желтые кости. Сделав пару шагов обратно, присел на подходящий валун. Как в прошлый раз в вертолете, - пришла первая мысль, - судьба преподносит мне убиенных по недоброй воле.
            
                В первую очередь осмотрел и разобрал шалаш. Проникать сразу вовнутрь не решился, да и от навесов уже почти ничего не осталось, лишь столбик у входа, да немного истлевших сучьев по бокам. Останки человека пребывали в хаотичном порядке – видимо какой-то зверь потешился в свое время. Под истлевшим основанием раскопал ржавую берданку, останки алюминиевой посуды, и тяжелый кожаный мешок. Все остальное, если оно и пребывало здесь когда-то, забрало время. Содержимое мешка показалось мне досель невиданным и странным – мелкий битый камень с серыми вкраплениями и покрытый местами сажей. Набрал горсть, и рука окрасилась в черный цвет. Рыть еще одну могилу было нечем, просто собрал останки в кучу, накрыл тряпьем, а сверху выложил камнем. На торчащем кресте угадывались цифры, но разобрать сумел только третью – это была пятерка. И если писалась дата, то прошло уже почти сорок лет. Набрал из мешка в тряпицу пару горстей битого камня, а остальное забросил в кусты. Вот и сходил в тайгу на свою голову, не приведи господь даже в отдаленном соседстве иметь такие поселения. Буду возвращаться обратно, не хотелось больше углубляться в подступающий густой лес, ибо за многие дни пребывания в нем впервые ощутил на себе его темную силу, и состояние безысходности, постигшее, когда – то и явившихся к нему неведомых гостей.
            
                Товарищи мои, запертые еще со вчерашнего вечера, пребывали в здравии и спокойствии. Зря думал за них весь обратный путь, свежих следов зверя не наблюдалось, лишь опустившийся гнус вносил в их размеренное обитание некоторый дискомфорт. Лысуху выпустил наружу, а Огонька оставил в сарае. Долго размышлял, как его обозвать, а когда вдруг на солнечном свете рассмотрел его необычный окрас, то так и надумал. Лошадь была приучена к хозяину, и без меня не ступала и шагу за пределы нашего обитания. Я старался ее не седлать без надобности, и вдруг отметил для себя, что за последнюю неделю шерстка на когда-то лысом хребте уже почти скрыла былые проплешины. Как только заготовлю до конца сено, и наведу порядок в зимовье, то оправлюсь на юг к реке, в те знакомые места, где раньше промышлял редкими и полезными травами. А для этой экспедиции моя спутница должна быть окрепшая и здоровая.  Еще бы пару раз побывать на пристани – Палыч обещал все мои заказы исполнить, и даже согласился на долг, под будущий урожай. Через три дня и поеду, а пока столько наметил дел! Вот только опять случившийся проливной дождь затягивал восстановительные работы. Пока лишь застеклил и обмазал глиной два оконца в жилой комнате, срубил из мелких кругляков настил на пол, а как обустраивать лежанку, да подобие стола – даже еще не предполагал. Вот бы раздобыть где – нибудь досок, да где, от пристани ведь на себе не потащишь.
         
                Сегодня, наверное, в последний раз засобирался к той точке у реки, где высадился почти два месяца тому назад. Нужно поднять повыше лодку, чтобы не снесло от нежданной воды, да еще раз обследовать берега – вдруг кто объявлялся в поисках лошадей. Огонек с удовольствием надумал порезвиться в пути, и временами я даже терял его из виду. Лысуха тоже заскучала от безделья, а на редких ровных прогалинах припускала рысцой. Вода поднялась, и даже затопила те места, где еще недавно пребывал   так мне знакомый песчаный выступ. А посему двигаться вдоль берегов не было никакой возможности. Я сместился вниз по течению, где в ручье припрятал лодку и расседлал Лысуху. День случился жаркий и влажный, мелкая мошка не давала покоя ни мне, ни лошадям. Накрыв Лысуху куском брезента от надоедливого гнуса, начал спускаться вниз к ручью.  Мотор расслышал внезапно, когда он с надрывом  преодолевал встречное течение в сотне метров от устья ручья. Двое вылезли из лодки и выбросили на берег несколько плотно увязанных мешков. Первый, крепко сбитый мужичок, принялся таскать мешки поближе к кустам, второй  вытащил снизу двустволку и положил на корме. Захватив лопату, второй поднялся в кусты и начал усердно копать яму. До меня было метров сто, до Лысухи с жеребенком чуть больше, если заржет, то услышат наверняка. Но не случилось, и, закидав песком яму с мешками, залетные завели мотор и направились в обратную сторону.

Глава 7. Встреча.

                Я не стал задерживаться надолго у реки, и через четверть часа вся наша кампания выдвинулась в обратную сторону. Содержимое мешков определил для себя сразу – свежая, и даже еще не соленая икра. Когда впервые попробовал ее на вкус, то несколько минут плевался, а после зажевывал смородиновым листом. С тех пор и не приходилось отведывать такие деликатесы. Свои следы на берегу постарался замести ветками, а к мешкам даже и не притронулся. Знал, что связываться с речными себе дороже. Убрал и Лысухин помет у стоянки, взял ее под уздцы, и наша троица еще долго удалялась от берега по ручью. Только к вечеру возвернулись обратно, я – со смешанным чувством от встречи на реке, а мои спутники – голодные и уставшие. Огонек даже пытался приложиться к материному вымени, но получил копытом в бок. Я не решился разжигать огонь, хотя до реки было не менее двух десятков километров. Отвык уже от встречи с людьми, особенно промышляющими нелегально на реке. Хотя и сам грешил последнее время тем же. Завтра с утра засобирался на пристань, к которой дорога совсем в другую сторону, да и длинней в два раза будет. Вот бы Палыч сам приехал, так хотелось с ним поговорить о последних случаях в тайге и на реке.

                К полудню уже подъезжал к пристани. Магазин открывался сразу по прибытии ее начальника и, видимо, я опередил его. Среди кучки народа у магазина выделялась та самая парочка, что видел накануне на берегу. Они были явно навеселе и пытались еще смешить ожидающих:
     - И как только он прыгнул в воду без трусов, так и поплыл на тот берег, - закатывался тот, что поменьше и покрепче, тыкая пальцем на своего компаньона. Завидев меня, вдруг сменил тон, и, спустя минуту, был уже рядом:
   - А ты кто такой будешь, мил человек?
   - Я друг Палыча, приехал на встречу по делам.
  Коротышка разом примолк, видимо Палыч здесь был в авторитете, и задавать лишние вопросы его друзьям здесь не приветствовалось. Катер появился где-то через час, и за это время народу на пристани заметно поубавилось. Палыч прибыл сам, да еще вместе с двумя сопровождающими, и, как только взошёл на берег, то объявил во всеуслышание:
    - Сегодня торговли не будет. До вечера разгружаем товар, а завтра с утра работаем!
  Завидев меня, разулыбался и сжал в объятиях:
   - Рад тебя видеть в здравии, все тебе привез, но придется отработать, - похлопал меня вдобавок по плечу, и начал снимать с себя верхнюю одежду. Его помощники оказались вооружены, и у одного на плече висел карабин. Углядев удивление в моем лице, Палыч отвел меня в сторонку и вполголоса поведал:
     - Этот с рыбоохраны, с инспекцией, завтра с утра будет проверять лицензии на отлов, не хотел его брать с собою, да вежливо попросили.

                Я помог разгрузиться, и даже все подарки сносил к Лысухе. Палыч предлагал остаться до утра, но не решился, сославшись на оставленного дома одного жеребенка. Это был его последний визит в уходящем месяце, через неделю собрался в отпуск, и с женой на юг. Я поведал ему о встреченной парочке, и их делах на берегу, на что он нахмурился и попросил больше никому об этом не сообщать. Но когда увидел каменную россыпь на тряпице, то округлил глаза:
      - Откуда это у тебя?
      - Нашел в тайге, - я рассказал ему и эту историю. Палыч вскочил, и начал ходить туда-сюда, приговаривая:
      - Ну зачем ты сюда сегодня явился? Слушай меня внимательно, ровно через месяц ты должен быть день в день здесь на пристани. Обещаешь мне? – и подал мне толстую пачку денег, - никуда не уходи, и прошу тебя, дождись меня, а это тебе на все твои запросы.
       Я пялился на него, ничего не понимая, но Палыч на этом поставил точку. Разговор был окончен, и он нехотя переключился на своих сопровождающих, махнув рукою.

                Поклажей оказалась разобранная буржуйка из нержавейки, гнутая труба, два рулона новенького рубероида и много чего по мелкой надобности. Попрощавшись с товарищем, и пообещав вернуться вовремя, отправился восвояси. До заката еще часов пять, и уже точно придется коротать темные часы в тайге, да мне и не привыкать. Лысуху решил не обременять своим телом, а посему, оставшись налегке, вел ее под уздцы уже такой знакомой нам тропою.  И как только, почти на две трети пути, в тайге потемнело, мы расположились на очень ровной и поросшей травой полянке. Я разгрузил своего носильщика, и отправил пастись, привязав за близлежащее сухое дерево. Ночь теперь в тайге коротка, через три часа начнет светать, и лишь один из них мне отводился чтобы вздремнуть. Вот был бы еще пес рядом, а ведь можно было наказать Палычу, или поспрашивать у речных людей, как же сразу не подумал. Наверное, кроме Альфы, никого и не хотелось больше. В таких раздумьях не заметил, как и задремал…И снился мне сон, удивительный сон, как будто бы я очутился в детстве и сижу за белым накрытым столом рядом с сестрами и братьями, а матушка обходит нас по кругу и поглаживает ласково по голым рученькам. От такого прикосновения и проснулся: Лысуха уже тоже обошла вокруг пару раз, и своим шершавым языком облизывала мне растопыренную ладонь.
               
                Солнце еще не поднялось над соснами, как наша процессия возвратилась к лагерю. Если бы не короткий отдых, то пришлось бы просить Лысуху о снисхождении к пешему, и обременять ее на лишнюю поклажу. Сегодня займусь, пожалуй,  одной печкой, подгоню да облажу камнями трубу снаружи, а уж потом по топке определюсь – какой длины заготавливать полешки. А что предпринять в ответ на предложение Палыча,  даже пока и не стану углубляться, время покажет. Пришла середина лета, через неделю-две начнется сезон травосбора, вот и будет мне занятие на месяц вперед, а где подсушивать травы – уже определился:  лучшего места, чем верхняя площадка не найти, всегда тень, да легкий ветерок. Еще в первый свой приход сюда задумался о водном источнике, ведь не могли же пришлые люди устраивать себе жилище вдали от воды. Решение пришло внезапно, когда однажды, после непродолжительного труда, отпустил Лысуху в свободное времяпровождение.  А когда вспомнил вдруг о ней, то не обнаружил в ближайшем окружении. Чуть удалившись от зимовья, углядел ее торчащие уши в неглубокой лощине, а моя верная спутница уже изрыла копытами небольшую ямку и наслаждалась из нее живительной влагой. Ну вот, значит, родник бьет, и лучшего места для колодца мне не сыскать.

Глава 8. Гости с неба.

                Спустя месяц, день в день, я был на пристани. Но Палыча не было. Не появился он и на следующие сутки. Лишь к вечеру третьего дня к пристани подошел его катер и, к моему изумлению, первыми из него появились два милиционера. А следом прошел Палыч, совсем не замечая меня. Они удалились в магазин, а через некоторое время причалил еще один мотор, на борту которого различались буквы «ОВД». Водитель, тоже в милицейской рубашке, оставался в лодке до тех пор, пока его коллеги не вернулись из магазина и не разместились в судне. Мотор загудел, и лодки двинулась вниз по реке. Я не стал дожидаться, пока кто еще появится и направился к магазину. Палыч сидел за столом и смотрел в одну точку перед собою. Но завидев меня, изменился в лице, и уже с искоркой в глазах задался вопросом:
     - Ну что, все мои деньги потратил в ожиданиях?
     - Так магазин же не работал, - случился мой ответ.  Как будто он забыл про тот дом, что сам показал, где можно купить, но вдвое дороже. За эти дни я бывал там пару раз – все как в магазине. Палыч похлопал меня по плечу, как в давние времена, и, казалось, что, позабыв о недавних спутниках, предложил мне с ним отужинать. Я лишь пригубил, а он в три прихода принял пол-литра водки, и теперь сидел передо мною не опьянённый и задумчивый:
    - Завтра утром менты заедут за мною. Да не в том смысле, просто нам надо заскочить еще в одно местечко. А вот по твоему делу я пока ничего сказать не могу. Давай поступим так, - и Палыч разложил на столе карту. Я попытался определить то место, где обнаружил шалаш с останками, но так и не смог указать даже приближенно. Ткнул пальцем в предполагаемое место, а Палыч поставил в нем отметину и продолжил:
    - Дней через десять ты должен быть там, поставь палатку, я тебе выдам новую, и поживи с неделю. Как только увидишь или услышишь вертолет – подай знак, зажги костер, да побольше дыма.
      
                На следующее утро я рано засобирался домой. Палыч остался ночевать в магазине, а меня определил по соседству у смотрителя пристани. Смутные сомнения одолевали меня всю ночь, почти не сомкнул глаз, и зачем только встрял в эту историю. Палыч еще в зоне занимался левым приработком, а тут явно что-то нечисто будет. Денег у него полно, да и милиция с ним заодно. И чему он так удивился в тот раз при виде каменных безделушек? Всю дорогу домой предавался размышлениям, но так и не разложил все по полочкам. Выходило, что от меня требуется только встретить гостей на вертолёте и отдать им мешок, что забросил в заросли. А если в мешке редкая руда? Но я гнал от себя эту мысль. Что может быть ценного в серых с сажей камнях? До встречи еще целых две недели, что-нибудь придумаю. А пока нужно обезопасить свое жилище от постороннего взгляда. К нему вели только две тропы, пробраться другими путями не было никакой возможности – густые заросли и острые камни кругом. Первым делом разберусь с той дорогой, что вела к шалашу, и сделаю ее недоступной для чужаков. Придется потрудиться и с главной, уводящей к реке и пристани. В размышлениях не ощутил, как появился в расположении своего жилища. Если бы не пристроенный загон для лошадей, то и не углядишь пребывание человека, но не разбирать же сарай. Что-то уж через чур я озаботился последними событиями! Но знал, что мое пятое чувство редко когда подводило.
 
                Через десять дней был на месте. Лошадей прикрыл, оставив им пропитания на неделю. Найти мое зимовье  теперь не было никакой возможности, а если кто и надумает вдруг искать, то тому уготовлены старые охотничьи ловушки, которым обучился еще у северных людей. С одной стороны – обещание, данное Палычу, с другой – тревожное чувство, что что - то здесь не так, и мне может угрожать опасность. Костер приготовил у кромки леса, на которую должен приземлиться вертолет, а для мешка вкопал кол почти посреди поляны. Увидят, что весит, заберут и улетят, зачем я им сдался. Как и на пристани, прождал лишних два дня, а на третий день вертолет неожиданно пролетел над верхушками сосен и скрылся из виду. Я разжег костер, накидал сверху сырых веток и затаился в дальнем углу поляны. Захотят – сами отыщут и могилу, и то, что осталось от шалаша. Вертолет вернулся через несколько минут, но уже на меньшей скорости. Сделав два облета по периметру, начал выискивать себе место для посадки. Такой машинки я уж точно никогда не видел: ярко раскрашенная и с большой стеклянной кабиной, как стрекоза.  Сначала спустились двое, спустя минуту еще один, четвертый – пилот остался в кабине. Первый виделся небольшого роста, в спортивной куртке и вязаной шапке. Двое других в одинаковых черных робах и рюкзаками за плечами. Пилот сбросил вниз мешок, и вскоре винтокрылая машина взвила вверх. Такого поворота событий я совсем не ожидал. Нужно бы уходить сейчас, иначе и быть не может, но у меня ружье, а они безоружны. Да и азарт охотника, а с ним и любопытство, вынудили меня предаться наблюдениям.

                Троица расположилась вблизи высадки из вертолета, не обращая внимания ни на костер, ни на столб с мешком. Двое развязывали увесистый мешок и доставали содержимое. Главный присел на корточки и что-то разглядывал перед собою, но вскоре выпрямился, и я углядел у него в руках подобие телефонной трубки, в которую он что-то наговаривал. Затем вновь опустился и положил трубку на небольшой ящик, опять привстал, собрал руки в ладошки и до меня отчетливо донеслось:
     -Мил человек, ты где? Выходи, не бойся нас! Захаров говорил, что ты бывалый таежник!
Кто такой Захаров? Может быть Палыч? – терзали меня сомнения, а былое недоверие к прибывшим понемногу уже покидало меня. Вроде нормальные люди, и, скорее всего, знают моего последнего товарища. Положил ружье и заряды между камнями, набросил рюкзак на плечо, и неспеша побрел к долгожданным пришельцам с неба.  Парочка лишь поздоровалась со мною, а их, видимо, начальник, мужчина моих лет, двумя руками ухватил мою правую руку, наговаривая:
   - Ну вот, я так ждал нашей встречи, Палыч о тебе такого наговорил, хоть роман пиши! Ах да, будем знакомы – Юрий Викторович, а это Геннадий и Саня, мои, так сказать, сопровождающие.
       Я тоже представился, в трех словах рассказал о своем ожидании, мы еще немного поговорили и отправились со всем грузом в то место, где был шалаш, и где эти дни чуть поодаль стояла моя палатка.

Глава 9. Альфа.

                Со слов руководителя этой немногочисленной экспедиции выходило, что Палыч в прошлом работал в геологоразведке, поэтому и распознал содержимое в мешке, а сам руководитель – его давний знакомый. Еще до войны по левобережью Енисея велись разработки по добыче руды с содержанием серебра, вскоре запасы иссякли, но сохранились слухи, что кто-то приносил из тайги образцы с высоким содержанием. Палыч слышал про это, и сообщал куда надо – своему старому знакомому, и вот, наконец, подвернулся случай в моем лице. Весь вечер, и большую часть ночи, Юрий Викторович просидел в палатке, исследуя образцы из отыскавшегося на поляне мешка. С собою у него была заморская мини-лаборатория, и он никого к ней не подпускал, даже своих помощников. Поэтому и проспал почти до полудня. Еще с вечера я пообещал не покидать лагерь, и теперь просиживал у костра, наблюдая, как парочка уплетает странного вида пищу из целлофановых пакетов и запивает мутной жидкостью из термосов. А посему совсем не ожидал явления их начальника, и даже вздрогнул от его голоса:
          - Приветствую честную кампанию!
          - Доброе утро, вернее день, - констатировал я, а парочка даже не обратила внимания на его появление.
           - Ну что, мил человек, ты оказал нашей фирме большую услугу, и я даже не знаю, что тебе еще можно сказать…
         Произнеся эти загадочные для меня слова, Юрий Викторович со вздохом отправился к ведру с водою, что я принес еще с вечера от ручья. Помог ему умыться и сообщил, что заварил чай из трав, собранных с вечера по окрестностям.
          -Ну-ка, ну-ка, - обтираясь, поспешил мой редкий собеседник с ответом, - неси сюда свой чай!
          Напиток, как я и предполагал, произвел на него впечатление:
          - Ну ты в который раз меня удивляешь! Вот спасибо!

                Я пообещал к следующей нашей встрече заварить что поинтереснее, на что Юрий Викторович рассмеялся, и сообщил мне, что встреча обязательно состоится, а за обедом поведал мне самое главное и удивительное:
          -Наша международная компания получила права на разработку полезных ископаемых в этом регионе, в том числе и на серебро. Через день-два сюда прибудет целая экспедиция и прочешет этот район до миллиметра.  Так что и тебе работа найдется, отыщешь первым – заработаешь себе на дом или квартиру в городе. Вот такие наши дела, а я не собираюсь больше по тайге шастать, нет ни сил, ни желания. А ты где проживаешь сейчас?
          -Здесь, неподалеку, - ответил уклончиво.
          - Понятно, а мы если и будем ставить лагерь, то не в этом месте, а поближе к реке. Я скажу Палычу – где. Ну так как, возьмешься за это дело? Если да, то дам тебе химикаты и передатчик, если что найдешь – достаточно нажать кнопку.
   
                Как-то не привык отказывать людям, тем более с благими намерениями. Выслушал все инструкции, уложил подарки в рюкзак, и уже к вечеру собрался в обратный путь. Мои гости с неба сунули мне на прощание несколько маленьких бутылочек с крепким напитком и коробку шоколада. Отказываться не стал – все импортное и доселе не кушанное. Сделал крюк по лесу, вернулся, чтобы забрать оружие и еще несколько минут наблюдал за людьми, копошащимися на той стороне поляны.

                Всю последующую неделю только и делал, что обустраивал свое жилище да заготавливал провиант для животных, и дрова для печи. Забыл уже, когда последний раз охотился, и как мне не хватало по соседству верного пса. С Альфой хоть иногда разговаривал, спрашивал у нее совета, подсвистывал да покрикивал. С лошадьми же как-то не получалось еще вступать в душевный разговор, хотя Лысуха была и не против – всегда навостряла уши, когда я рядом бурчал себе под нос. С раннего утра последний раз засобирался на пристань, но ни к Палычу и не в магазин. После долгих раздумий решился, наконец, поспрашивать у местных про щенка – авось кто продаст, или так подарит. Обошел все проставленные ловушки, ведя Лысуху под уздцы, а Огонька, как всегда, оставил дома. Ближе к пристани припустил дождь и, не доехав несколько километров до места, укрылся под лохматой елью. По моим прогнозам – грядет сезон дождей, и сколько он продлиться, неделю или две, трудно было предугадать. Это рушило все мои планы, не хотелось в такую погоду еще и жеребенка таскать с собою, а куда деваться – уходить собрался не на один день. Палычу оставлю записку, что через месяц, а может позже, принесу то, что заготовлю в тайге. Минуя первые дома с краю, выехал на пристань. Несколько мужиков на берегу, да свора собак устроила между собою потасовку. Да нет, рвут кого-то одного, а мужики еще науськивают. Так не пойдет - я сорвал с плеча ружье и пальнул пару раз в воздух. Все разбежались, а лишь один пес забился под старую разбитую лодку. Я подошел и заглянул, а сердце ушло в пятки – это была Альфа. Как? Откуда? Я взял ее на руки и побрел к Лысухе, а следом за мною семенил тот самый коротышка:
            - Со мною приплыла день назад, запрыгнула ко мне в лодку и ни в какую, так и привез ее сюда.

                Альфа всю неделю пролежала в сарае рядом с Огоньком, и, заглянув сегодня с утра, пронаблюдал удивительную картину – жеребенок пытался носом поиграть с неожиданной гостьей, и каждый раз то ли фыркал, то ли чихал, дотрагиваясь до нее. Альфа же успевала еще и полизать его за нос. Те рваные раны, что получила в драке, понемногу затягивались, а отстреленная мною в первый же день дичь уже почти восстановила ее силы. Сегодня, пожалуй, выпущу и погулять. Все эти дни только и думал о том, почему все так случилось и корил себя за то, что не задержался в тот раз на берегу, и не дождался, пока Альфа нагуляется. По ее вымени было видно, что она никого не кормила, и я все больше убеждался в своей неправоте к ней. Больше такого не повторится, ни с Альфой, ни, не дай бог, с лошадьми. Наше жилище было готово к зимовке, осталось только укрепить грунт у входа на случай дождей, да наколоть мелкой щепы для розжига печи, но это завсегда успеется. Через два дня наметил экспедицию за травами, а то время уходит, и если повезет, то выберусь на то плато, что указывал мне Юрий Викторович. Предполагаемое им место могло быть и там, но человеку без подготовки туда не пройти, как и не высадиться с вертолетом. Я вновь обрекал себя на путь в неизведанное, но теперь со спокойной душою. С такими друзьями можно отправиться и к океану, но это был бы путь в один конец.

Глава 10. В начале пути.

                Выдвинуться в тайгу накануне, как планировал два дня назад, не получилось. Дождь круглые сутки стоял сплошной стеною, и даже крыша в сарае местами уже давала течь. Те копешки сена, что расположил под соснами, вроде бы успели выстояться, и я лишь придавил их в нескольких местах с ветреной стороны еловым лапником. Зато Альфе такая погода случилась настоящим подарком – она обшарила, наверное, все окрестности, и я уже начинал опасаться за ее еще не совсем затянувшиеся раны. На смену дождю наконец-то пришли ветра – предвестники теплой и ясной погоды. Они подсушат изрядно промокшую поверхность, и разгонят вернувшиеся накануне тучи мошки. А сегодняшнее утро уже не предвещало новых небесных излияний, и я засобирался в дорогу. Альфа совсем свыклась с лошадьми, да и они почти не реагировали на ее внезапную и дружественную агрессию. Временами прикрикивал, что бы она поменьше лаяла на них попусту. Два больших тюка с припасами и рулонами из пустых мешков для трав равномерно разместил на боках у Лысухи. Под седло вырезал тонкий и плотно облегающий потник, а на морду приспособил москитную сетку из тех, что выдал мне Палыч еще в прошлый раз. Не хотелось бы, чтобы от укусов заплыли глаза у лошадки, как случилось уже однажды. Первые полдня пути планировал двигаться пешком – пусть Лысуха свыкнется с грузом и еще вязкими тропами. И лишь бы Огонек успевал, хотя за последние недели он заметно подрос, и обещал к зиме превратится в отменного конька.

                Покидать такое обжитое жилище совсем не хотелось. Наверное, впервые за много лет явилась ко мне вдруг та неведомая рука, что удерживает человека у своего очага и не отпускает его во все тяжкие. Впереди длинная зима, насижусь еще и належусь. Присел напоследок у каменной стены перед входом и прислонился спиною к ее основанию. Приятная прохлада сковывала конечности, а глаза не хотели раскрываться. Легкий топот Огонька, и вдруг открывшееся его жалобное ржание, повергли на принятие вертикального положения и первых шагов вне занятой у леса территории. Путь мой лежал к той поляне, где простился с геологами, а затем на северо-восток в сторону от большой реки. Альфа маячила впереди, следом я с Лысухой, а вот Огоньку выпала невольная доля – веревка, привязанная к седлу и заканчивающаяся у наспех связанной узде на его морде, лишала его какой либо самодеятельности. Ветер угнал последние тучи, и на редких прогалинах небо виделось мне бесконечно голубым, лишенное какой-либо растительности.  Это устраивало всех, и в первую очередь моих лошадей, у которых была, наверное, природная аллергия на небесную влагу. Лысуха при первых каплях спешила найти укрытие под соснами, а жеребенок совал свою мордочку ей под шею. Но и вместе с этим в тайге на многие километры так редки были те места, где можно было напоить лошадей и пополнить запасы воды.  И чем дальше мы удалялись от реки, тем больше эта мысль не давала мне покоя.

                На поляне, кроме всякого брошенного хлама, обнаружил несколько необычно легких пластиковых бутылок. Под воду, пожалуй, сгодятся. Остальное же собрал в кучу и разжег огонь. Не одобрял явление таких пришлых в лес, а может просто не успели убрать за собою. Следов новых, обещанных Юрием Викторовичем, гостей не наблюдалось. Видимо, что расположились лагерем у реки, и оттуда начнут свои изыскания, да и какое мне до них дело. В низине, где ранее пребывал шалаш, на дереве углядел привязанную зеленую коробочку с моргающей лампочкой. Чудеса, однако! Похожую выделил мне геолог, значит - указывает эта штука на место. Так и меня легко отследить, если включу вдруг.  Но пока не планировал таких деяний, да и заряда батареи, по словам Юрия Викторовича, хватит ненадолго. Дав лошадям часовую передышку, набрал по лощинам несколько пучков из трав. Места обещают быть щедрыми, все больше попадалось на пути и редких соцветий, за которыми в прежние времена хаживал почти на край земли. Для северных людей это была бы первая помощь от усталости организма в полярную ночь. Но и о себе не забывал – свежий отвар бодрил и давал телу подмогу при долгих переходах. На выходе из леса углядел стайку непуганых куропаток и за один выстрел поднял с земли сразу три увесистых тушки. Знатный нам с Альфой образовался подарок к ужину.

                К исходу третьего дня надумал обустроить лагерь, да стать с ним на несколько дней. Места были щедрыми на разнотравье, и, пожалуй, что впервые оказался на таких благодатных землях. Для лошадей случилось близкое питье в виде мелкой речушки, а для меня простор для сбора и охоты. Вдоль воды усмотрел многочисленные следы, среди которых узнавал соболиные и колонка, а также совсем мне неведомые. Места казались нетронутыми человеком, да и следы его присутствия давно уже не встречались. Весь вечер потратил на обустройство сушилки - нарубил длинных жердей, да поразвесил в тени под лапником.  Траву увязываю по паре пучков и развешиваю вдоль жердины, через два – три дня подвянет, и можно фасовать по мешкам. У некоторых растений беру только листья, собираю в тугие комки до первого сока, выдерживаю под каменным прессом, а затем делю на доли и подсушиваю в тени при слабом ветерке. После всех проделанных работ остается пара пятикилограммовых мешков, подвешенных среди деревьев, и ожидающая моего возвращения обратно. Вот и охота складывается удачно, тушки зверя провариваю в воде, отделяю мясо, а кости кидаю в огонь. Первое для Альфы, а от второго давно уже ее отучил. Шкурками займусь в зимовье, а пока тоже пусть повисят, ветер и немного втертой соли им только на пользу. Лысуха все время на привязи. Лишь раз доехал до ближайшей сопки в поисках дичи, да и то понапрасну – кругом непроходимый бурелом.

                Сегодня среди ночи пробудился от громкого лая. Костер еще очерчивал ближнее окружение, лошади спокойно дремали под небольшим навесом, а Альфа разливалась пронзительным собачьим криком. Неожиданно для меня, да и для пса тоже. Видимо, была на то причина. Ночью в тайге многого зверя привлекают новые запахи, а наши уж тем более. Я зарядил ружье, а пса посадил на поводок. Альфа вроде успокоилась, но не оставляла попытки вскочить, и наблюдая за моим кажущимся равнодушием к происходящему, лишь немного поскуливала. Ночью огонь в лесу и защита, и приманка, а кому что выпадет – это уж закон тайги, ни куда не денешься. Подбросил сучьев в костер и сделал несколько шагов в темноту. Небо выдалось необыкновенно чистым, а разбросанные кем-то по нему звезды кружились вокруг той полярной, которую я знал еще с детства. Значит, мой старенький компас не врал, и его магнитный конец стремился в ту же сторону.  Через пару часов начнет светать, но поспать, видимо, уже не придется. Да и не привыкать, бывало, что не спал несколько ночей кряду, а с небольшим полуденным отдыхом наверстывал упущенное. Где – то в тайге, неподалеку, всполошились птицы – вестники всякого рода гостей. Ну, раз не явились еще, то и опасаться нечего, бродячим зверьем тайга полнится.

Глава 11. Дым над тайгой.

                Оставив упакованный урожай подвешенным под кроной густой ели, наша кампания, после продолжительного привала, выдвинулась по примерно известному маршруту. В этих краях на карте отсутствовали указатели на места пребывания человека, да и притоки с высотами я почти не определял, ибо настолько густым зеленым покрытием случились все приближающиеся территории. Надоедливый гнус не давал покоя, и чем дальше лежал наш путь, тем больше случалось трудностей с этой естественной преградой. Если мы с Альфой обладали хоть немного природным даром отмахиваться от надоедливой мошки, то у лошадей, кроме хвоста, защиты больше не предвиделось. Только к ночи, когда затихала таежная жизнь, можно было немного расслабиться от этой напасти. Уж лучше бы случился вскорости дождь, а вместе с ним и непогода. Наш путь постепенно устремлялся в гору. Уже многие километры я шел на полусогнутых, возглавляя престранного вида процессию. Лысуху обвешал накидкой из увязанных стеблей, что бы хоть как – то спасалась от мошки, а на Огонька истратил последние запасы мешковины. Это действие хоть немного облегчало существование моих спутников. Моя же голова, за многие годы блуждания по горам и тайге, случилась теперь надежным подспорьем в преодолении высот. Вот и сейчас постепенно нарастающий шум, и покалывания в висках несли явное известие, что за два дня мы поднялись на сибирскую возвышенность. Такие были указаны на карте, и эта была первой на нашем пути.
 
               Что двигало мною, направляясь в эти края? Я задавал себе этот вопрос и не находил ответов. Хотя они налицо, и осознавал их вроде, но все это было не тем, что внесло бы в душу окончательное равновесие. Отработать деньги, полученные от Палыча, отыскать таинственную шахту для геологов, разведать новые места для промысла – это были причины, лежащие на поверхности. Но было что-то еще, и, как это рассказать своим спутникам в трех словах, я вымучивал в себе все последнее время. В прошлом году неудержимое желание привело меня в край древнего человека, а неужто в этот раз провидение сподвигло меня отыскать дорогу в свое будущее. Было бы интересно посмотреть кино про себя лет так через десять. Пусть так и случится – сегодняшние наши шаги прояснят день завтрашний, и на следующей вершине я проявлю эту кинопленку. Внезапный собачий лай отвлек меня от несвоевременных уморазмышлений. Альфа изобразила стойку и лаяла в сторону подступающего лесного пространства. Я спрыгнул наземь, и завел коня под дерево, пора бы уже поразмять ноги. Альфа вернулась к ногам, не переставая издавать свое беспокойное рычание, а мне пришлось расчехлять ружье и вооружаться моноклем. Ружье, двигаясь на коне верхом, держал в кожаном мешке у седла дулом книзу, ибо за последние месяцы верховой практики это было наилучшим приемом для моего охотничьего дела. А перемещаясь пешим, закидывал всегда за плечо.

              В монокль углядел удивительную картину: на слегка изогнутой пихте копошились два медвежонка, а третий кругами бегал вокруг основания, норовя тоже взобраться к своим родичам. Медведица обнаружилась чуть поодаль, да и она, видимо, почуяла чужаков – привстала на задние лапы и вертела мордой по сторонам. Сейчас она не опасна, тем более у нее нет опыта встречи ни с человеком, ни с его подручными. И лучше бы разойтись по-доброму. Но наблюдать такое редкое представление лесного бытия было для меня превыше инстинкта самосохранения, и еще несколько минут не сводил глаз за резвящимся семейством. Непредвиденная остановка пошла на пользу и нам, и коренным жителям. Семейство, наигравшись удалилось в лесную чащу, а я решился на обеденный перерыв. Со вчерашнего утра не пробовал горячей пищи, а перловая каша с тушенкой придется по вкусу и Альфе, и ее напарнику. Вот только сладостей почти не осталось. Откуда мне было знать, что вся троица любит круглые карамельки? Даже за псом этого не замечал. А тут вдруг, наверное, раскушала за компанию. Ближе к вечеру миновали медвежье урочище и неожиданно вышли, наверное, в самую верхнюю точку на плато. Несколько старых и иссохших деревьев красовались на вершине, а чуть поодаль – каменная гряда, как будто специально выложенная неведомым мастером. Здесь и станем лагерем, место открытое и безопасное. Я расседлал Лысуху и разложил палатку. Всегда ставил ее лазом на восток, чтобы просыпаться в лучах светила, но на этот раз бывалое направление выдалось неожиданным – далеко внизу над тайгой поднимался столбик белого дыма.

             - Альфа, смотри! – выдал я эту новость собаке, и, спохватившись о ее неосведомленности в таких делах, во второй раз за сегодня воспользовался наблюдательным средством. Дымок, поднимаясь на несколько десятков метров, изгибался и стелился среди макушек окружавших его деревьев. По прямой – километров пять будет, а если по тайге, то и поболе. Явно, что разожгли костер, а кто-то неведомый добавил еще и сырых веток, чтобы спастись от мошкары. Подождем до утра, если повторится, то и будем решаться на всякие действия. Увел лошадей за пригорок и привязал Лысуху покрепче, сегодняшней ночью ей свободы уже не будет, а Огоньку спутал передние ноги и оставил рядом с матерью. Палатку тоже убрал от глаз подальше, да и без огня сегодня ночевать придется – не было нужды привлекать к себе внимание. Еще раз осмотрел горизонт над лесом, и даже показалось, что дымовой окрас стал темнее, как будто бы подлили в огонь масла или гудрона. Помнится, что Юрий Викторович пытался посвятить меня в секреты добычи серебра, но я почти ничего не понял. Уяснил только, что кустарным образом можно получить куски с малым содержанием, а дальше нужны печи с большой температурой.  Откуда они в тайге за сотни верст от города? Что-то я зациклился на этом серебре, пора бы и плюнуть на это дело, да двигаться своей дорогой. Дождусь рассвета и если что, то поменяю маршрут, зачем пересекаться в тайге с чужими. С этими мыслями и уснул на несколько часов, что бы проснуться с новой определенностью…


                Порывистый восточный ветер доносил ночью и запах гари от случившегося на нашем пути возгорания, и отголоски пребывания человека. Это я ощущал всеми своими чувственными органами, которые даже на заклад могли бы распознать многие таежные эманации. Поэтому почти и не спал, а ближе к рассвету уже обхаживал своих товарищей: лошадям нащипал травы с росою, а Альфе настрогал слабосоленой телятины.  Еще до первых потоков света, когда ночь уже не властна над горами, через оптику углядел отсутствие какого-либо движения среди подступающего леса, а дыма над вчерашними макушками более не проступало. Значит, вскорости будем собираться в дорогу. Свистнул Альфу, подвязал бечевку к ошейнику, да обмотал другой конец за сухостой, что бы ненароком не надумала гулять по окрестностям. Двоих, приближающихся снизу, гостей обнаружил, когда они уже почти преодолели половину расстояния между вершиной и ближайшими соснами. Цыкнул на собаку, что бы не дергалась, присел на колено и приложился к моноклю. Эту штуку так и называл, хотя бывалые охотники нарекли прицелом, и его можно было пристегнуть сверху у карабина.  Первого встречал на пристани, а лицо второго под капюшоном не было видно. Когда расстояние сократилось до ста метров, парочка выстроилась и до меня донеслось:
      -Эй, там! Давай меняться, ты нам лошадей, а мы тебя отпускаем отсюда!
Услышанная фраза не сразу явилась мне понятным сочетанием слов, и, спустя затянувшуюся паузу, я выдал первое, что пришло в голову:
     - Это мои кони, а вас я не знаю!
    - Твои были вчера, а сегодня наши! – первый поднял руку, и почти одновременно где-то сбоку и сзади раздался выстрел, а пуля чиркнула по камням у меня под ногами.

Глава 12. Схватка.

                Я метнулся в палатку – там у входа с вечера разложил свою вертикалку вместе с патронами. Краем глаза углядел, что Альфа натянула бечевку и в прыжке пыталась сорваться следом за мною.
        - Альфа, лежать! – выдал одну из понятных ей команд, и в ту же секунду вторая пуля проделала в палатке сквозное отверстие. Каменная гряда начиналась в нескольких шагах от лаза и уходила дальше в лес. Видимо, где – то там и сидел стрелок. Другого укрытия не наблюдалось, и, зацепив ружье за ногу, пополз к ближайшим камням. Больше не стреляли, и я решился на первый, наверное, в своей жизни поступок – выглянул из-за камней. Парочка присела на корточки, и что-то обсуждала, жестикулируя руками, но и не собираясь двигаться вперед. Это меня немного успокоило и, наконец, решился зарядить ружье. Нижний ствол был рассчитан на пулю, а верхний на дробь, сейчас сгодится и то, и то. Можно было бы попугать парочку, но по мне уж лучше пусть сидят на месте. А вот что делать со стрелком, и один ли он? Помню, как однажды на зоне, с лесопилки на берегу двое ушли в побег, захватив у охранника автомат и затаившись в куче из веток. Если б не сдали нервы, и первыми не начали стрельбу, глядишь, то отсиделись бы до темна. А так положили обеих. Вот и сейчас я прижался спиною к камням и замер, вслушиваясь к каждому звуку, и пытаясь привести себя в столь нужное равновесие.

                Кроме оружия, при себе были нож и прицел. Как жаль, что по случаю не приобрел карабин, но не хотелось тогда обременять себя лишней поклажей, да и с патронами были проблемы. В прицел парочка просматривалась совсем как на ладони, да у них с собою тоже, кажется, был бинокль, и они по очереди прикладывались к нему, разглядывая мой лагерь. Но оружия у них рассмотреть не успел. Стрелок проявился сам, и почти в полный рост шел вдоль гряды в мою сторону. Через мгновения он тоже увидит меня, и схватки не избежать! Но первому стрелять в человека – это не входило в мои планы, и я оставил все на волю провидения. И оно случилось – сверху в мою сторону неслась Альфа, а ей навстречу пуля, выпущенная чуть раньше. Я вскинул ружье и заряд из картечи ударил стрелку в лицо. Затем последовали страшный рев, звук от удара оружия о камни и жалобный визг собаки. Альфу я видел, она лежала на боку и из правой задней ляжки сочилась кровь. В ту же секунду во мне включился накопленный предками механизм, и я во второй раз вскинул ружье. Пуля попала первому в спину, и он упал на живот, второй же, пробежав несколько шагов, скрылся из виду. Загнав оба заряда в патронники, схватил собаку на руки и вернулся в свое укрытие. Пуля прошла навылет, и кровь уже подтекала не так обильно. Заживет, как на собаке, - явилась вдруг глупая мысль, и я во весь рост пошел к лежачей парочке.   Первый, который вел диалог, лежал без движения, а второй – на спине, выпучив от страха на меня глаза.
              - Сколько вас? – я направил на него дуло.
              - Пятеро, еще двое на базе спят пьяные.
              - Кто послал сюда?
              - Вчера был человек с пристани, кажется от Палыча, - заикаясь, еле выговорил мой собеседник.
              - Глянь, что с ним? – уже не сдерживая себя, я дулом указал на лежащего. Он подполз на карачках и заглянул ему в лицо:
              -Кажется, покойник, ты ведь не убьешь меня?
              - Тащи его за мною, - случилась вдруг моя просьба, а сам неспеша поковылял обратно.

                Через полчаса я в который уже раз изучал результат моего боевого столкновения. Н-да, видимо не зря два года отслужил в стройбате. Два трупа, укрытые мешковиной, лежали рядышком головами на юг, а их выживший товарищ моим ножом рыл в каменной россыпи яму. Альфе перетянул лапу, а отверстия залепил жеваным тысячелистником. Из трофеев случившегося сражения можно выделить карабин с патронами, мощный бинокль, серебряный портсигар и паспорт того, что получил пулю в спину. Как все это пережить и осознать – даже не представлял. Выходит, что Палыч навел их на меня, и теперь, скорее всего, у меня нет пути обратно – ни в отлаженное зимовье, ни на пристань. Во второй свой год отсидки случился первый случай, когда наблюдал убиенных зеков. Плохо закрепленный штабель сошел и подавил полдюжины заключенных, а второй раз после драки остались лежать на полу два изрезанных сокамерника. Но тогда я не был причастен, а сейчас все случилось как в немом кино, и моя роль была сыграна так некстати. Второй уже закончил свое дело и тихо сидел в сторонке. Ему тоже придется теперь несладко, попробуй объясни – что случилось. И я решился поделиться с ним мыслями:
         - Тебе лучше уходить отсюда подальше, или тоже напиться и сказать, что не знаешь, куда пропали эти двое.
         - Так я здесь первую неделю, и правда их не знаю. Спал всего одну ночь, а так по ночам работал.
         - А что делаете?
         - Роем старые брошенные шурфы, породу складываем в мешки и отправляем на лошадях на пристань.
         - Камни черные, все в саже?
         - Ну да!
     Вот и нашел, что искал, - образовалась такая горькая мысль во мне, что даже закололо в левой грудине, а в глазах замелькали желтые чертики. Наверное, скакнуло давление. Случалось уже такое раньше в подобные минуты.

                Я дождался, пока второй не скроется в лесной чаще, и только после этого приступил к уничтожению следов разыгравшейся трагедии. Хаотично закидал камнем место погребения, вырвал и сносил далеко в лес траву, испачканную кровью, раскидал образовавшийся лошадиный помет. К вечеру собирается дождь, он то и уничтожит оставшиеся следы. Зеленый ящик с кнопкой теперь точно мне не нужен и, вытащив из него батарею, забросил далеко в кусты. Уходить нужно немедленно, и наскоро обвешав лошадей, поднял на руки Альфу. Казалось, что она все понимала. Завтра осмотрю ее рану и решу окончательно, что предпринять – затянется сама или шить. Положил ее мордой на левое плечо, а за правый локоть обмотал поводья. Километров десять осилить должен, а там уж что-нибудь придумаю. Путь мой теперь будет только на север, подальше от всех хоженых территорий. Где-то там, на одном из притоков Нижней Тунгуски два года назад проживала семейная пара эвенков, у которых довелось задержаться на пару недель и помочь им с хозяйством. Думаю, что и они не откажут мне в своей помощи.

Глава 13. По ручью.

                Дождь настиг нас в самом начале подступающей темноты. Если б не подстреленная Альфа, то все же надумал вернуться в свое зимовье  - забрать зимнюю одежду, да кое-что из домашней утвари. Но, ни оставлять ее одну, ни тем более тащить туда на себе, я сейчас не мог решиться. Раскаты грома и темное небо пребывали за спиною, пока мы удалялись от злополучного места, но сейчас дождевая стена, смывая все наши следы, наконец-то спустилась и на этот таежный угол. Привязав лошадей под соснами, уложил Альфу в сухое место и развел костер. Пока не пробилась капель, нужно поставить палатку и осмотреть получше рану – что-то она мне совсем не нравилась. Кровь продолжала сочиться, и я решился на крайнюю меру - перетянуть потуже и наложить швы. Игла с нитками всегда была со мною, не раз шил и себе рану, и встречным больным по берегам. Да не начата еще и фляга со спиртом - доброе средство против всякой заразы.  А вот аптечку привез из города увесистую, спасибо за то доктору. Альфа мужественно перенесла процедуры, и я это объяснил ее чрезмерной слабостью от потери крови и полученного шока. Самому же требовалось поиметь разрядку от всего случившегося, и плеснул себе в кружку из фляги. Сверху уже начинала подтекать вода, и, наконец,  вспомнил про лошадей. Питье им сейчас так необходимо, да и Лысуха уже натянула поводья. Сделал углубление у ее ног и пустил туда ручей. Пусть напьются, а потом и себе наберу в котелок.
         
                Только к концу четвертого дня Альфа впервые поднялась на задние лапы.  Ту ночь после ранения она протряслась в лихорадке, и я до утра из ложечки поил ее раствором анальгина с аспирином. А утром, в образовавшемся солнечном оконце, переместились в урочище с чистым ручьем и поляной, поросшей густой и сочной травой. Место оказалось идеальным для кормежки лошадей, и вполне пригодным для нас с Альфой. О возможном преследовании даже не думалось. Если и будут искать, то только не здесь, ибо дорогой моей стали десятки километров по опасной и непроходимой тайге. Ручей устремлялся на север, значит будем держаться возле него, где-то поблизости он сольется с другими такими же, а там и проявится тот самый приток. Об этом сообщали мои бумажные карты и холодные звезды. Опухоль у пса почти спала, а в месте, где были раны, торчали белые нитки. Я потянул за одну из них, на что Альфа только оскалилась передними зубами.
                -Альфа, моя хорошая, не злись, - нашептывал ей на ухо, а сам радовался ее проявившейся агрессии, значит все будет хорошо. Еще пару дней побудем здесь, и двинемся дальше. За эти дни случилась удачная охота, и набрал немного редких и полезных трав. Буду пить сам, и угощать собаку – отвар быстро восстанавливал силы. Огонек неожиданно проявил свое то ли сочувствие, то ли участие в судьбе собаки, и уже вторую ночь подряд прикладывался рядышком, и дышал на нее своими рыжими ноздрями.

             Вертолет летел на восток. Я приложился к биноклю и отчетливо рассмотрел его внешнее обличие. Такие используются для перевозки грузов или пассажиров, с синей полосой на боку и надписью «Аэрофлот». Ну вот, недалеко же я удалился от цивилизации, - подумалось вдруг, провожая дальше взглядом винтокрылую машину, - подвел я Юрия Викторовича, вроде хороший мужик с виду, а с темными делами. Но не мое это дело, пора собираться в дорогу. Карабин оказался почти новым, с патронташем на тридцать пуль. Я завернул его в мешковину и подвесил под седлом, пока он мне без надобности. А портсигар был удивительным, ручной работы, не иначе как мастер на зоне сотворил его. Встречал я одного такого: делал шкатулки, иконы, зажигалки и прочую утварь. Хороший подарок будет эвенкам. Всей моей поклажи вышло ровно два мешка, закрепленных у Лысухи за поясницей, а из провианта - немного крупы да две пачки соли. Случалось и похуже. Завтра сделаю дневку и поохочусь, а сегодня весь день будет дорога по местам нехоженым и незнакомым.  С каким умилением наблюдал впереди себя бегущую Альфу, да и Огонька не решился больше привязывать за матерью - он уже все понимал и свой ход измерял как взрослый. Дождей больше не предвиделось, и в тайге устанавливалось теплое и влажное пребывание, которое лишь усугубляло наше путешествие своими мелкокрылыми обитателями, казалось, слетевшимися со всех окрестностей.

              Ручей понемногу раздавался вширь. Выбирая свой путь, я уже несколько раз пересекал течение, то удаляясь, то приближаясь к нему. А уже почти час наша кампания двигалась по воде, преодолевая лишь ниспадающие заросли, да удивляя мелких и непуганых местных обитателей. Альфа казалась сплошь мокрой, и меня забавляло, как она в прыжках пыталась миновать нередкие углубления. Солнце приближалось к своему зениту, и мощные потоки его тепла все чаще обращали моих спутников насладиться холодной влагой. Я, по давней привычке, мог враз одолеть пару литров воды, и весь день не вспоминать о ней, но сейчас же нарушил свое отношение, и несколько раз уже, спешившись, прикладывался, да поливал себе и на голову, и на одежду.  Место для долгожданной остановки явилось само: ручей уперся своим течением в каменную преграду и разделился на две половинки, а по краям образовалось изобилие из кустарников со спелой ягодой. За камнями просматривалась густо поросшая лужайка, и строение, к которому явно была приложена человеческая рука. Мне вспомнились зимние походы, в которых вдруг в самых неожиданных местах можно было распознать вековые следы первопроходцев. Вот и сейчас наблюдалась каменная кладка, увенчанная почерневшим срубом и очерченная по кругу осыпавшимся горбылем. Расседлав Лысуху, и освободив ее от поклажи, ступил во внутрь неожиданного строения. Стена кустарника украшала внутренне убранство, а сбоку в дверном проеме был приторочен череп животного – волка или собаки. Мрачноватым и древним показалось мне это место для случайно забредших путников.

            К вечеру насытившуюся Лысуху со своим отпрыском привязал поближе к воде, а сам с Альфой надумал обойти окрестности и, по случаю, добыть что-нибудь на пропитание. Следы, встречающиеся на каждом шагу у ручья, доносили мне об царящем изобилии. Наверняка, здесь побывали и заяц, и куница, и даже небольшой медведь. Вот с одного берега на другой перескочил молодой олень, и будь я оседлым жителем, наверняка пустился бы вослед. Все разрешилось просто и быстро – Альфа бросилась в кусты и через минуту, к моему удивлению, явилась с рябчиком в зубах, чего сроду за ней не наблюдалось. Бросив у ног, поспешила обратно, и вскоре вся напуганная стайка расположилась поблизости на ветвях. Выстрел, и Альфе осталось только собрать добычу. Возвращались, немного сделав крюк через выступающую каменную гряду, сплошь поросшую мелким сосняком. И именно здесь, впервые в своей жизни, довелось мне наблюдать прыжок рыси за своей добычей. А добычей оказалась уж было Альфа, успевшая на долю секунды раньше прыгнуть на образовавшийся выступ. Ушастая хищница промахнулась, и прежде, чем сгруппироваться для второго прыжка, получила заряд дроби в рыже-полосатый бок. Яростный писк подстреленного хищника вселил в Альфу неудержимость, и она с громким лаем металась вокруг извивающегося на земле комка. Я не стал тратить пулю, а ограничился взмахом ножа, на что Альфа отреагировала не совсем одобрительно.

 Глава 14. Хапун.

                С высокого обрыва открывались просторы реки, куда влился сегодня под вечер наш ручей, и о которой я уже почти перестал мечтать. Все-таки карты не подвели, а если еще добавить к ним моих добровольных помощников – Солнце и звезды, то выходило, что это и есть Хапун. Тот самый приток, на котором обитала семья старых эвенков, и к которым однажды забросила меня судьба. Мне помнилось, что река была сплошь усеяна галькой по берегам, а глубина местами не превышала и метра. Осталось только спуститься с крутого берега и наслаждаться движением по этим мелким берегам. Лысуха первой ступила на спадающую вниз россыпь, а мне, как не столь бывалому наезднику, пришлось лишь довериться ее жизненному опыту. Уже в который раз восхищался ее сноровкой и опытом поведения в лесу и у воды, не переставая задумываться о том, что прошлый ее хозяин был мне совсем подстать. Альфа сначала убежала вдоль обрыва вперед, и теперь кубарем катилась вниз, собираясь стать единственной правительницей нового водного потока. Огонек же, после некоторого раздумья, последовал примеру своих старших товарищей, и краем глаза мне довелось наблюдать, как он умудрился часть пути преодолеть на своей заднице. Долгожданная открытая вода и ровный берег, покрытый мелкой галькой вперемежку с песком, значили для нас больше, чем добрая добыча или сочная кормежка.  И река должна случиться тем направлением, которому мы уже не принесем свои, почти истраченные, усилия.

                До слияния с Нижней Тунгуской оставалось еще не менее сотни километров. Так говорили мне карты. Это почти два дня пути по ровным песчаным плесам, с питьем из реки, и разнотравьем по берегам.  Для лошадей – настоящий рай, для нас с Альфой – борьба за выживание, ибо ни я, ни собака, не славились рыбацким искусством, а рыбы наблюдалось здесь в изобилии. На зоне семь раз в неделю случался рыбный день, а мясо перепадало два раза в году – на девятое мая, да на день милиции, и то в виде мослов да ребер. Поэтому, ни смотреть на рыбу, ни тем более пихать в рот, я не практиковал какой год кряду. Первым рыбаком случился Огонек, когда ступил с обрыва утолить жажду и свое юношеское любопытство. Я не сразу сообразил, что с ним случилось, но от боли он начал вертеть своей мордой, и уж было собрался взбираться восвояси. Отпустив на свободу Лысуху, уставился на заводь, так испугавшую жеребенка: она кишела громадными рыбинами, вооруженными колючими плавниками, о которые, видимо, и наколол свою пипку Огонек. Я ухватил первую встречную за хвост и бросил на берег. Такой водной твари еще не видывал – под полметра длиною, с красными боками и пугающим крючковатым носом. Альфе на развлечение! Но и ее ждало разочарование. Получив тоже хвостом по морде, пес отскочил на безопасное расстояние, и теперь оглашал окрестности своим лаем. Вспомнился вдруг рассказ Владимира Ивановича, как однажды он наблюдал за кормежкой медведей на лосося в одном из притоков Нижней Тунгуски. Может и это лосось? А раз так, то и косолапые могут случиться.

                Место для ночлега определил за изгибом реки, открывшемся нам на первых же шагах вдоль новых берегов. Сверху все еще подступала обрывистая стена, уходящая на многие метры, а у воды возвышалась чистая от речного мусора песчаная дюна. Обстрогал и вбил в песок пару кольев, чтобы привязать лошадей, и приступил к обустройству лагеря. Как давно не пребывал на таких открытых местах! Даже и вспомнить не мог, может быть, когда сплавлялись однажды с Владимиром Ивановичем по реке? Два года прошло с тех пор. В кипящую воду бросил последнюю горсть крупы и грудку зайца, подстреленного накануне. Нам с Альфой будет достаточно, а вот лошадей завтра чуть свет придется тащить наверх. Что делать с образовавшейся рыбалкой – даже и не помышлял, может быть с утра поджарить на пробу пару кусков на камнях? По глазам Альфы нетрудно определить, что голодная. В такие минуты лежит и смотрит на меня вопросительно. Сегодня не кормил еще, да и сам ограничился с утра горстью ягод и слабым отваром. На берегу, в отличие от тайги, всяких звуков пребывает в избытке, да вот и мы еще внесли свое обновление. Лысуха уж что-то расфыркалась, а ее отпрыск все норовил куда –то податься подальше из этих мест, и теребил копытами гальку. Река тихо и мирно несет свои воды. Огонь от костра угасающим отражением долетел до другого берега, где над холмами зарождается молодая луна, которая добавит вскоре еще красок в наше пребывание. Спать не хотелось. Накормив Альфу, пошел к берегу. Завтра вряд ли рано соберемся отсюда. Нужно бы искупать лошадей, да дать им пару часов на кормежку, а сам пока, с божьей милостью, устрою себе рыбный день.

              Все почти так и случилось, за исключением явления визитеров в лице парочки молодых медведей. Я еще с обрыва приметил их на противоположном берегу, спокойно бредущих вниз по течению. Лошади паслись в отдалении, и не могли наблюдать то, что происходило внизу. Альфа было ступила в воду для приличия, но, даже не издав голоса, стояла и смотрела на приближающихся представителей местной фауны. Все оружие было внизу у палатки, и я явно проигрывал утренним гостям. Если вдруг надумают перейти воду, то успею лишь добежать до палатки, и не более. Пока предавался нежданным размышлениям, Альфа прыгнула в воду и поплыла по течению в направлении противоположного берега. Преодолев с десяток метров, выбралась на мель и теперь во всю силу разразилась своим лаем. Это был шанс, и я кубарем скатился вниз. До палатки чуть меньше, чем ширина реки, и я не остался незамеченным. Медведи остановились, и после небольшой паузы неспеша направились в нашу сторону. Схватив вертикалку и мешок с карабином, я поспешил обратно. В тот момент, когда взобрался на обрыв, они уже выходили из воды, не обращая никакого внимания на собаку. Казалось, что их привлекали только запахи, идущие от котелка и железной миски, в которой остывала поджаренная на углях рыба. Пофыркивая, они приступили к трапезе, и пару минут спустя, опрокинув котелок на угли, направились к палатке. Первый залез полностью, и спустя мгновение палатка содрогнулась в невероятной тряске. Медведь выскочил наружу и бросился бежать по воде в обратную сторону. Второй последовал за ним, и вскоре любознательная парочка исчезла за изгибом реки, а я в прострации попытался глазами отыскать Альфу.

                Лишь к полудню мы двинулись вниз по реке. Лошади напоены и накормлены, да и мы с Альфой слегка закусили тем, что осталось от утренней поверки. Если мой организм быстро пришел в равновесие после встречи с медведями, то Альфа еще долго кружила вокруг, порываясь доказать свое участие в моих глазах. Это был второй уже случай, когда столкнулся безоружным с медведями и, как и в прошлый раз, стороны разошлись с миром. Река и впрямь была мелкой, открытой для нашего движения, и все еще наполненная стаями красных рыбин. Мы спускались вниз по течению, а они шли и шли нам навстречу, совсем не обращая внимания на представителей другого класса земноводных. Вертикалку дулом вниз подвесил у лошади под холкой, а заряженный карабин удерживал поперек седла. Каждый раз, появляясь на ровном и далеком течении, прикладывался к биноклю и подолгу всматривался в очертания меняющихся берегов. Обрывы вскоре остались позади, а гладкие холмы с редколесьем и каменными вкраплениями окружали теперь вялотекущие воды, и казалось, что ни человеку, ни его спутникам, на всем окружении не угрожают уже подстерегающие опасности.

Глава 15. Иче.
               
             Жилище эвенков располагалось вдали от берега, на склоне холма, обнесенного с одной стороны каменной россыпью, и примыкающим кедровым редколесьем с другой. Еще в первый свой приход сюда, я допытывался у Семена – почему они отстроили себе свои строения на открытом месте, и ответом его стало давнее стремление их народа ловить руками ветер и солнце в рассветные часы при встрече нового дня. Семеном он называл себя, общаясь с русскими и пришлыми другой нации, а каким было его настоящее имя - я и не помнил. А вот жену свою он звал то ли Иче, то ли Ича, да и сейчас, пожалуй, спустя два года, я сомневался в том, что это так и было. Семена я увидел издалека, сидевшего на санях у чума, и дымящего своей кривой трубкой. Спешившись, и привязав Лысуху за торчащий из земли поблизости кол, присел рядом на корточки:
            -Здравствуй, Семен. Вот, как и обещал, решился тебя навестить.
         
            Сказав редкую фразу за последние дни, я положил руку ему на плечо в знак приветствия, и заглянул в полузакрытые и слезящиеся глаза. Реакции не последовало, впрочем, он и раньше был не охоч на всякие разговоры, и я больше беседовал с его женой. Развязав мешок, достал флягу со спиртом, который берег для этой встречи, ибо помнил о его пристрастии к горячительному. Но и это мое действо не поимело результата, хотя, спустя минуту, выдохнув из себя скопившийся в легких дым, и не поворачивая головы, Семен решился на разговор:
          - Узнал я тебя, Егорка, хотя и не поджидал. А баба моя поди померла уже, третий день к ней на заглядывал.
               
              Я распахнул полог у чума и заглянул во внутрь – почти рядом, головой наружу, на оленьей шкуре, лежало маленькое скрюченное тело. Потрогал – теплая, и даже чересчур. Подняв на руки, вынес наружу и положил на траву в тени от чума. Семен, казалось, никак не отреагировал на мое действо, только вдохнул из своей трубки, и продолжил смотреть в прежнем направлении. Наскоро вытряхнув наружу содержимое меньшего мешка, достал и распечатал докторскую аптечку. В ней даже были термометр, шприц в упаковке и пачка ампул. Их назначение мне было неведомо, но доктор, ссылаясь на мою болезнь, советовал при повторе пять дней подряд ставить себе укол, и даже заставил несколько раз попробовать самому себе. Бездыханное тело никак не отреагировало на иголку, я снял с нее верхнюю одежду и сунул под руку термометр.
      - Семен! Разведи огонь и поставь воду! – крикнул дремавшему хозяину, а сам поспешил к мешкам с травами, все еще висевшими на Лысухе. Семен, казалось, услышал меня и поковылял собирать ветки к берегу реки. Температура оказалась не критичной, и спустя час, кое-как выпоив больной кружку теплого отвара, и уложив ее на мягкую подстилку, решился на повторное действие:
      - Ну-ка, давай и тебя напою лечебной водой, - налил ему на два пальца спирта и сунул в руки. На костре доваривалась увесистая туша селезня, и запах от скорого угощения только усиливался и будил в местном населении добрые помыслы на дальнейшее существование. Через пару минут после принятия хозяин также собрался на боковую, и я заботливо уложил его рядом со своей законной супругой. Пусть тоже поспит, если не врет, что три дня просидел не вставая.
      
            Кони мирно паслись на пригорке.  Альфа сначала побегала, знакомясь с окрестностями, но одумавшись, и изучив местные нравы, покоилась в отдалении. Семен пролежал недолго, видимо не пристало хозяину оставлять гостей без пригляда, и вскоре, отведав наваристой похлебки с нежным мясом, мы завели с ним беседу:
        - К новой луне обещал сын приплыть, да вот не дождалась его мать и слегла.
        - А откуда сын то?
        - Из Учамы, там у них колхоз с оленями стоит, жену хотел с ним отправить в больницу.
        - А лодки твои где? Ведь, кажется, две было?
        - Нету, друзья весной гостили, отдал, да с концом…
        - И продуктов никаких нет?
        - Ничего нет, зачем нам, видишь – помирать собрались.
       Я достал серебряный портсигар с сигаретами и вручил его Семену:
      — Это тебе в подарок! А помирать нам рановато еще, да и не дам я вам это сотворить над собою. Главное, пить и курить есть, а все остальное приложится, - сказав в конце эту пристанную фразу, я конечно же хотел угодить хозяину и взбодрить его на правильные действия. Жену действительно звали Иче, как на эвенском, так и по-русски, и, кажется, что ухудшений с ней не предвиделось. Я попросил ее мужа попробовать накормить больную из ложки бульоном, а сам надумал с Альфой подняться в гору и оглядеть ближние окрестности.
               
                С высоты соседнего холма как на ладони лежала Нижняя Тунгуска, а тоненькая нить впадающего в нее притока казалась совсем уж ничтожной ее частью. В самых широких местах Хапун достигал тридцати шагов, а напротив жилища эвенков превращался в узкий ручей, летящий с удвоенной скоростью навстречу большой воде. Склоны холмов изрыты неглубокими каменными расщелинами, а растительности, пригодной для заготовки корма для лошадей, почти не наблюдалось. Не нравилось мне это место - уж больно скудны прилегающие к реке территории, и будет большой проблемой заготовить корм лошадям на долгую зиму. Пробуду несколько дней у Семена, и двинусь вверх по течению, ведь помнится, что где - то там была метеостанция, до которой довозил меня Владимир Иванович, а уж дальше я сплавлялся по реке в одиночку.
            Вернувшись к жилищу, первым делом измерил температуру у Иче. Поднялась до тридцати восьми градусов, это хорошо, значит внутренние силы подключились к борьбе с болезнью, и можно ограничиться пока только теплым питьем. Семен, расположившись у входа в чум, с удивлением рассматривал мой подарок, а завидев меня, задался вопросом:
          - Скажи, Егорка, а ты сколько за него шкурок поменял?
          - Много, Семен, даже не сосчитать. Но ты никому его не показывай, не любит он чужого глаза, - случился мой ответ, в котором вдруг появилась озабоченность относительно своего подарка, но что случилось, то случилось.
          - А вот как ты думаешь, если жена поправится, то что нам делать – оставаться здесь, или перебираться в колхоз?
         - Лучше уезжайте, она совсем слабая.
          - Вот и я также думаю.
         
               Первые слова от Иче я услышал к концу четвертого дня по прибытию. Она попросила крепкого горячего чая и покурить. От травяного отвара сначала поплевалась, но поддавшись случившемуся убеждению, осилила на две трети, и потянулась за Семеновой трубкой. Меня она сразу не признала, но когда Семен ей напомнил, и рассказал, как я лечил ее, то схватилась костлявыми руками за мой рукав и убеждала меня в обратном:
        - Зря ты старуху возвратил к этому чёрту, он за лето ни одной рыбки не поймал, все меня к реке засылал, и даже спать ходил в другой чум. А я когда застудилась, то совсем про меня забыл, все сидел курил, да песни пел.

Глава 16. На новое место.

              Сын с внуком приплыли спустя неделю, как Иче встала на ноги. Но почти сразу же попросилась покататься на Лысухе, и каково же было их удивление, когда, вытащив на берег нагруженную лодку, единственным их встречающим оказалась всадница, спускающаяся верхом и издающая приветственные крики:
      - Эгей, Гуденкон! Эгей, Гарпанча!
             Мы с Семеном в это время разбирали больший чум и увязывали его на сани. Два предыдущих дня потратили на поход вверх по течению большой реки, где и облюбовали удобное место для моей предстоящей зимовки. Семен, в благодарность за спасение Иче, отдавал все свое добро, а мне оставалось перетащить его на новое место. Долгожданный приезд сына, да еще со внуком, привел Семена в неописуемый восторг – он подбежал к берегу, схватил мальчонку в охапку и закружил с ним какую-то, только ему известную, пляску. Пока мы спускались, мать уже поделилась с сыном историей своей болезни, и он первым делом крепко обнял меня и даже изобразил поклон:
   - Спасибо тебе, дорогой гость, это боги послали тебя чтобы спасти старшую женщину нашего рода, а меня боги накажут за то, что затянул с приездом. Все, что привез с собою – твое, забирай и живи здесь, раз отец с матерью так решили.
      
          До поздней ночи засиделись у костра, и Григорий, а таким именем он мне назвался, оказался охочим на слова, да еще подвыпив, долго рассказывал нам про свои походы по рекам и северным землям. Даже Семен, открыв рот, и позабыв вдыхать из трубки, слушал его не перебивая. Но в какой-то момент полез за пазуху, достал портсигар и надумал угостить сына:
     - Смотри, что мне Егорка подарил! А сигареты заграничные!
          Григорий же, достав одну, надумал присмотреться к вещице:
     - Где-то я встречал такую штуковину, но вот не вспомню сразу. Да-да, прошлый год, когда был в Туруханске, то покупал на базаре точно такую нашему бригадиру в подарок. Много денег стоит, однако. Спасибо, Егор, за подарок, а отец рассказал – куда ты собрался, я знаю те места, зимою жди в гости, да и опиши на бумаге, что привезти.
      
             Лодку проводил перед самым полуднем. Через неделю Григорий отбывал на север к стадам, а деду с бабкой предстояла нелегкая задача – воспитание трех пацанов, да еще и готовить их к школе. Не завидовал я Семену, сбежит обратно. А вот есть ли у внуков мать – так и не понял. По притоку до Тунгуски полкилометра ходу, и с берега мне хорошо было видно, как лодка, выскочив на большую воду и задрав нос, унесла моих последних встречных на этих берегах. Вернулся наверх к жилому месту и облокотился на край увязанных саней. Нелегкая предстоит задача – сделать три ходки к новому месту, авось Лысуха осилит, да и Огонька можно подключить, не даст мать в обиду. Тащить сани по траве и камням – вполне посильная работа для лошадей, вот только бы не случилась непогода, и не пришла с верховьев вода, ибо часть пути предстояло двигаться по самому берегу.
          Вторая половина дня вся ушла на увязку и примерку хомута для Лысухи. Казалось, что дело это было ей знакомо, и мы даже испробовали упряжку, сделав кружок по поляне. Другой чум пока разбирать не стал. Он был в два раза меньше и предназначался для хозяйственных нужд. Сложив в него продукты, привезенные Григорием, развел костер и подвесил котелок. Среди съестного обнаружил куль с картошкой, которую не пробовал с прошлого лета, поэтому, наспех содрав кожуру с нескольких штук, бросил их в закипающую воду.

                Почти полный день случился на наш первый переход от пустынного берега в скрытое лесом урочище, лежащее в пяти-семи километрах от Нижней Тунгуски. Можно было остановиться на берегу, где было бы и питье для лошадей, и густой травостой по берегам, но не решился привлекать к себе внимание. А для Григория придется соорудить указатель, и если пожелает, то завсегда меня найдет. Лысуха под конец перехода совсем выдохлась, а Огонька, как ни пробовал, так и не смог привлечь к подобному времяпровождению.
        Место указал мне Семен. Ему случалось однажды коротать зимнюю непогоду в нём, и рассказывал, что кругом завывала вьюга, а тут пребывали тишь да благодать. Пологий склон, поросший вековым кедровым лесом, прерывался у небольшого, в виде вытянутой подковы, озерца, по краям которого случился древний каменный отвал. В этом месте и надумал ставить чум, предварительно очистив от камней площадку, и выложив из них стену с ветряной стороны. Всю поклажу от первой ходки складировал пока среди деревьев, предусмотрительно обложив ветками от кустарников. А уже под утро, как только начала рассеиваться ночь, поспешил обратно. Альфа, заскучавшая от походов за все эти дни, рыскала далеко впереди и распугивала всякую крупную дичь, которой пребывало в изобилии. Когда закончу свои дела, то обязательно запасусь припасами на неделю-две, ибо потом будет не до них, а сейчас только и думал о заготовке корма лошадям на предстоящую зиму, да как бы соорудить им теплый угол.
               
               Спустя неделю гора всякого добра от Семенова жилища украшала край леса, свисающего к необычному горному озеру. Вместо трех запланированных ходок вышло четыре, а в последнюю даже не стал брать Альфу с Огоньком по причине недомогания жеребенка. Где – то подвернул переднюю ногу и теперь почти не ходил. Альфу привязал рядышком, и наказал следить во все глаза за товарищем. Она и не противилась, видимо, что и ей наскучили эти однообразные переходы.
      В последний раз отправился без саней, чтобы забрать оставшийся инструмент, да мешки с зимней одеждой и шкурами. Семен оказался запасливым, но последнее время почти не вел хозяйство, и мне пришлось потратить немало времени и сил, чтобы разобрать содержимое второго чума. То, что было так необходимо, все у Семена пребывало – и топоры, и ручная пила, и даже две литовки, одна из которых оказалась несобранной. Еще в последнюю ходку уложил в сани полдюжины невиданных ранее капканов. За все время проживания в тайге не приходилось ими пользоваться, ибо еще от Владимира Ивановича перенял привычку жалеть и не мучить зверя этими механизмами.  Но Семен наказал мне забрать все, а если что и останется, то сбросать в яму и закидать камнями. Такой был у них обычай. Так я и сделал перед тем, как в последний раз покинуть берег, прилегающий к Нижней Тунгуске. Через месяц молодая трава накроет ранее обжитое, но теперь покинутое, местечко, и редкий путник в своих скитаниях даже сюда и не заглянет.

Глава 17. Таежные будни.

                Конец лета удался на славу. Казалось, что все наше окружение чествовало этот переходный период в здешних местах, и я, как никогда, удивлялся местному разнообразию красок.  Макушка соседней сопки приоделась в красно-оранжевые цвета, с многочисленными островками из темно-зеленых елей. А кедровый лес, окружавший со всех сторон наше озеро, наполненное водной синевой, напоминал мне картину Левитана про утро в сосновом бору. Точь-в-точь таким пейзажем однажды художник-зек раскрасил стену в актовом зале колонии общего режима. Уже почти полмесяца я пребываю в этом уютном и благодатном местечке, и, наверное, за все ушедшие пять лет еще не испытывал такого беспечного и умиротворенного состояния души.
         Наконец-то закончил с заготовкой сена, и те восемь копешек, что выстроились сейчас в ряд в тени деревьев, напоминали мне лесных чудищ из читанных в детстве историй. Огонек почти уже догнал в росте свою мамашу, и я уже пару раз набрасывал ему на морду узду и привязывал покрепче к дереву. За зиму обвыкнется, а к весне буду приучать к выездке. Лысуха первый день пасется без дела, а работы выпало ей немало – рубил по две березки, укладывал крест-накрест, сверху накладывал ворох сена, и все это коняга тащила с верхних лугов в лагерь. Сначала считал число ходок, прикидывая и раскладывая на недели, а после первой сотни сбился и оставил все на авось. Получается, что выходило по копешке на месяц, но кто проверял это времяпровождение для двух взрослых лошадей.
               
                И только теперь приступал к обустройству чума. Еще на берегу Григорий дал мне добрые советы на то, как удобнее соорудить себе жилище. Я не стану конусом выстраивать каркас, а сделаю одну стену вертикальной, а вторую поставлю под углом на запад, откуда приходят ветра. В основании сделаю метровое углубление в полу и поставлю туда печь, а дымоход выведу под стеной наружу, и там уже воткну трубу. Брезента и оленьих шкур пребывало в избытке, что отсылало к мыслям оставить немногие из них на укрытие для лошадей. За неделю должен управиться, а после сделаю вылазку на Тунгуску, чтобы в последний раз перед зимою наглядеться на живую воду и, может быть, поискать по берегам кусков жести для крепления дверей для лошадиного угла.
         Альфа вновь последнее время стала пропадать по полдня, и где-то в отдалении мне уже слышались отголоски местного волчьего племени. Что поделать с таким ее поведением – даже и не знал, наверное, была замарана в свое время ее кровь каким-нибудь диким сородичем. Да и будь, что будет - она заслужила себе это собачье право погулять по местным обычаям. Но сегодня мы всей компанией, по случаю начала обустройства жилища, оправляемся на долгожданную охоту по незнакомым еще местам, в южную нагорную сторону. День получился пасмурный, но пока без дождя, а ветер как раз потягивал с тех направлений, куда построил маршрут, и посему затаившегося зверя или птицу мы не станем обременять своими непривычными для этих территорий запахами.
            
                Когда хаживал вдоль Подкаменной Тунгуски, то не переставал удивляться великому разнообразию трав и соцветий в ее окрестностях. Здесь же краски с более ярких сменились ближе к фиолетовой части, а трав все больше наблюдалось бесполезных и незнакомых. К тому же в глубине леса преобладали мхи и лишайники, а в редколесье – многочисленные ерники, разносящие по округе надоедливый гнус. Передвигаться приходилось с осторожностью, то и гляди наступишь копытом на скрытый острый камень или провалишься в каменный колодец, наполненный вонючей влагой.  Но вблизи той вершины, куда мы выбрались ближе к полудню, открывалась совсем иная картина. Южный склон оказался покрыт редколесьем из мелкой лиственницы и низкорослой кривой березы, над макушками которых то и дело проявлялись стайки непуганой птицы.
         Я приложился к биноклю и обомлел: впереди, на краю леса, кормилось великое множество непуганых куропаток, а на крайней березе величаво восседал черный, с белыми вкраплениями, тетерев. Отсюда, пожалуй, не достать, и привязав лошадей за выступающий камень, пешком, вслед за Альфой, направился вниз. Собаке тоже такое представление казалось в новинку, и она не решалась своим голосом нарушать случившееся, но пока еще временное, равновесие в природе. Стрелять по земле я не стал, а дал команду Альфе. В три прыжка она оказалась посреди стаи, и лишь после того, как подцепила зубами первую встречную, часть сообщества лениво поднялось в мою сторону. Первый выстрел дробью, зарядка, второй, и на этом охота сразу же закончилась. Я наблюдал почти дюжину мертвых и раненых птиц, а может и побольше. Такого итога даже не ожидал, а посему стоял и с грустью смотрел на рассеянные по поляне, и еще кое-где трепыхающиеся, тельца.
            
                Сегодня впервые записал дату на первой странице толстой тетради, привезенной еще из города для всяких надобностей. С тех пор, как пристроил последние свои записи и рисунки в открытой на севере пещере, прошло почти полгода, и я уже не помышлял заниматься таким бесполезным творчеством. Просто поставил дату, и подписал рядышком – начало осени. Начало новой жизни в этом пустынном крае, о чем и мечтал все последние дни. Приют для лошадей пристроил рядом с чумом, хотя вряд ли это сооружение напоминало жилище эвенков – уж больно угловатым и неприглядным виделось оно снаружи. Зато внутри мои сноровка и фантазия поработали на славу! Стены вышли в три слоя, сначала оленьи шкуры мехом вовнутрь, затем брезентовое полотно, а снаружи вплотную обложил тонкими и гладкими жердями. Пол устелил лапником, сверху накрыл горбылем, на изготовление которого ушло много и сил, и времени. Печь топилась исправно, и после пробного запуска я полдня не заглядывал в чум – уж больно много жара собралось там. Альфу, как не пытался, так и не смог уговорить на экскурсию в новое жилище, да она почти сразу облюбовала себе местечко между конским приютом и моим. Пусть будет так, придет зима – посмотрим, куда ей тогда податься.
            
                До Нижней Тунгуски не более часа пешего хода, и мы с Альфой, сделав крюк, вышли на берег много выше по течению. Берега голые и пустынные на многие километры.  Река медленно несет свои темно-зеленые воды куда-то на север, лишь изредка встречая на своем пути каменные выступы, да еще не источенные пороги. Где-то здесь, на берегу повыше, оставлю указатель для Григория, хотя в душе и не ожидал его пришествия. Альфа, видимо вспомнив последнюю встречу с косолапыми, кружила поблизости, оглядываясь на меня и поскуливая. А я усмехался ей в свою бороду, да подергивал за ремень вертикалки в знак своей всеобщей бдительности.
           По берегам попадались и старые ящики, обитые жестью, и даже остатки от плотов, скрученных когда-то проволокой. Ради этого мы и спустились сюда.  Вскоре железная ноша уже располагала к движению в обратную сторону, и оставалось лишь найти удобную тропу, чтобы вернуться к лесу. Поднявшись на крутой берег, я впервые вспомнил про бинокль, и повел свой взор вдоль кромки убегающей воды. Нагромождение веток и кореньев сменяла почти белая песчаная коса, на краю которой угадывалась фигура лежащего человека, лицом вниз, и наполовину в воде.

Глава 18. Мент.

                Спустившись ближе к воде, еще раз в бинокль осмотрел берега и прилегающие окрестности. Никого, и ни следа на берегу. Альфа уже углядела своего неприятеля и, чуть подавшись вперед, негромко порыкивала. Оставалось только загнать заряды в ружье, да медленно приблизиться к случайному и лежащему встречному. Что я и сделал, отправив сначала восвояси Альфу, и зачехлив бинокль.  Макушка головы с темными короткими волосами, с проседью и зарождающейся лысиной смотрели снизу на меня. Левая рука вывернута неестественно ладонью кверху, а правая тянется вдоль туловища. Голубая рубашка с погонами наполовину скрыта в воде, а все остальные части тела колышутся в пробегающем водном течении.
                Милиционер, - мелькнула первая мысль, и я попридержал свою нерешительную поступь.  Последний раз с представителем законной власти встречался в райцентре, когда закупал продукты для похода на север. Он долго сравнивал мое лицо с фотографией в документе, и уж было настроился на задержание, да передумал, отвлекшись на пьяную компанию. Да и вспоминались еще времена до отсидки пока шло следствие – грубые толчки, да матерные слова со стороны конвоиров. Но не уходить же восвояси? Подойдя вплотную, попробовал вытащить тело на берег и перевернуть, а Альфе наконец-то явилось право зайтись неудержимым лаем. Правая часть лица показалась сплошным синяком, а из приоткрытого рта раздувались пенные пузыри. Выходит, что живой, - поделился в мыслях с собакой и присел в сторонке.
               
                Через пару часов с Лысухой, запряженной в пустые сани, возвращался к берегу, где оставил горе-утопленника и привязанную рядом собаку. Альфа уже свыклась со свалившимся на нас событием и спокойно полеживала вблизи на остывающем песке. Тело же вновь приняло первоначальную позу, и даже немного сползло в воду. В запале сразу и не подумал вытащить из воды, а поспешил в лагерь за подмогой.  Теперь вот он совсем мокрый, а так бы уже и подсох.
                Застелив шкурами переднюю часть саней, приступил к эвакуации бездыханного милиционера. А то, что это действительно так – уже и не сомневался. Голубая рубашка с карманами и погонами по четыре звездочки, темные брюки с красной вставкой по длине – все это не что иное, как форма, вот только в званиях я путался и сейчас силился вспомнить, что эти звездочки означают. Измерил на руке пульс – вроде нормальный, а дыхание с хрипотцой, да и во рту полно песка – видимо нахлебался вместе с водой. Сделав сзади захват за грудь, кое-как дотащил тело до саней и попытался перевалить через борт.
                Лысуха, испугавшись таких моих нестандартных действий, уж было собралась в бега, да спохватилась, увязнув в короткой привязи. Перевалив кое-как служивого вовнутрь, и сам запрыгнул следом, подтащил немного вперед и полу-усадил головой к Лысухиным ногам. Все, пора двигаться домой, пока на реке никого нет, а встречаться сейчас с кем-либо так не хотелось. Поднялись на крутой берег и углубились немного в чащу. После чего спешились, и я привязал лошадь от греха подальше, а сам, срубив лохматую ветку, поспешил обратно к берегу. Нужно прибраться на берегу и замахать следы, мало ли что.
            
                Только ближе к ночи, в свете разгорающегося костра, наконец смог поближе рассмотреть своего подопечного. Сняв с него всю одежду и уложив поближе к огню, первым делом ощупал конечности и ребра - вроде без вывихов и переломов, хотя колени в синяках и неестественно распухли. Правый глаз заплыл, а отек от него и синюшность в пол-лица больше напоминали мне покойника недельной свежести. На мои действия во время движения, и уже здесь, на месте у костра, тело не реагировало, и я не стал обременять себя тщетными изысканиями, а накрыл его получше и оставил все дела до утра.
                На костре закипала вода. За весь день у нас с Альфой так и не случилось перекусить, и теперь вот лежит спутница рядышком, уложив морду на лапы и изредка облизывается в ожидании.  Последняя мелкая тушка, шепотка крупы, несколько искрошенных картофелин, да ложка соли – добрая получится похлебка. Авось, и гость утром надумает отведать. Не ожидал я такого поворота событий, и всю ночь сегодня буду думать – зря с утра собирался на реку или само провидение сыграло со мною такую шутку. Рядом лежит человек, совсем мне незнакомый, да еще и служивый. Как поведет себя, если очухается, да что мне с ним делать дальше – даже не предполагал. Доживем до утра, и спросим совета у солнца, как Семен мне наговаривал.
            
                Наутро засобирался пройтись по окрестностям в поисках дичи, да заглянуть в ельники, чтобы набрать молодых почек для отвара - сделать товарищу компресс на лицо, и во внутрь, если понадобится.  Мент, а именно так я решил про себя его называть, пребывал все в той же поре, не лучше и не хуже. Теперешнее его состояние мне виделось непонятным, то ли контузия, то ли глубокий обморок, а может что и похуже. Но не сторожить же его теперь весь день! Альфе моя затея пришлась по душе, и вскоре мы выбрались на опушку, где неделей ранее так удачно поохотились.
                В столь раннее и солнечное утро краски леса завораживали и совсем не настраивали на времяпровождение со стрельбой. Но уже на самой кромке леса стало понятно, что и сегодня мы ограничимся ближним походом, ибо с соседнего дерева совсем нехотя взлетела пара глухарей и приземлилась почти на расстоянии выстрела. Альфа еще не держала в зубах такую крупную дичь, и мне поначалу показалось, что она постесняется это делать, но вышло совсем наоборот – пес в три прыжка доставил первого, а после моего одобрения и второго. Пора теперь поискать и ельники.
                Подходя к дому, вдруг озадачился мыслью – а вдруг что необычного есть в карманах брюк и рубашки у нашего гостя? Вчера в темноте и впопыхах даже и не подумал про это. У чума еще дымились осиновые головешки, лошади уже проснулись и тянули головы через ограду, а у костра на боку лежал оголенный мент, хотя с утра его поза мне показалась совсем другой.
         
                Я решился потрогать его за руку и перевернуть на спину, чтобы получше рассмотреть ссадины на лице. Тело вдруг дернулось, выгнулось в спине и разразилось то ли кашлем, то ли срыгиванием, но в результате изо рта вылилась какая - то мутная жидкость, и после этих первых признаков жизни все вернулось в прежнее состояние. Я накрыл милицейского человека до головы и присел рядом. Ушиб лица случился либо при ударе большим и тяжелым предметом, либо при падении на камни. Ни царапин, ни кровоточащих ран, сплошной синяк. От этого я знал одно средство, и немедленно приступил к чудодействию. Нажевал свежесобранных еловых побегов, получившейся кашицей намазал лицо и плотно притянул бинтом. Оставив человека лежать на боку, чтобы в другой раз не захлебнулся своею рвотой, приступил к обустройству костра, да приготовлению пищи и разных снадобий.

Глава 19. Михаил.

                Всю ночь Альфа проскреблась возле приюта для лошадей, а Огонек, подстать ей, протопал копытами у меня над ухом. Пока не обустроил еще для себя лежанку в чуме, поэтому тоже коротал ночи на свежем воздухе, выставив палатку у входа, а гостя разместив под навесом, куда не доставали ни солнечные лучи, ни редкие сейчас капли дождя. Уже минула неделя, как установилась сухая и теплая погода. Лес понемногу одевается в яркие краски, а по ночам к утру подмораживает. Два-три дня, и будем праздновать новоселье, осталось лишь запастись сухим мхом, чтобы забить щели в полу и по углам, да подмазать глиной дымоход.
               Мой гость совсем не отвлекает меня сегодня от намеченных планов по обустройству жилища. Глядишь - и к вечеру попытаюсь переместить его вовнутрь поближе к печи. Все также пребывает в одной поре, лишь изредка меняя положение своего тела, да проявляя свою жизненную силу через капельки пота на лице. Его напоить бы, да как – поперхнется еще. Вот и сегодня с утра уже подогрел ему травяной отвар, да полную кружку со вчерашней похлебкой. Альфа, кажется, смирилась с необычным посетителем, и даже однажды попыталась рассмотреть его поближе и попробовать языком на вкус. Пусть поразвлекается. Сегодня надумал рубить горбыль, еще пара – три приличных досок и будет готов топчан, почти как на зоне, удобный и вместительный. Обременять себя изобретением стола даже и не думал, выпилил толстый кругляк и установил над спуском ближе к печи.

               Пошел уже третий день, как привезенный с реки человек пребывает в отключке. А сколько времени он пролежал на реке в таком виде? Мне все это казалось столь нереальным и противоестественным для живого существа, что как-то понемногу начинал возвращаться в свой устоявшийся мир до похода на реку, и лишь изредка заглядывал под навес, поинтересоваться – дышит ли, или сидит уже и зовет своих спасителей?
              Лысуху с Огоньком отвел на ближний выпас, где еще в тени лесов сохранились зеленые и сочные побеги, а сам уже полдня ползаю по полу и конопачу щели да дыры, без которых никак не обошлось в построении. Всю поверхность пола после усыплю слоем еловых иголок, и буду ступать потом всю зиму по ним как по махровому паласу. Альфа то и дело подавала свой голос, сообщая, что в очередной раз уже проведала своего друга Огонька и теперь бы еще обмолвиться со своим хозяином.  Я не сразу уловил, что изменилось в ее поведении, но услышал неестественный звук и визг собаки. Выглянув тут же наружу, пронаблюдал следующую картину: Альфа, обиженная брошенной в нее палкой, с удивлением смотрела на голого мужика, облокотившегося на лошадиный загон и пытающегося вдобавок ко всему уже сделанному, что-то выговорить. Ну, вот и случилось, - почти выговорил и я, сняв с гвоздя у входа куртку и протянув ее внезапно ожившему.
       - Ты кто такой? – почти членораздельно произнес оживший.
       - Твой спаситель, - случился мой ответ, а следом и повторно уже от него:
       - Спаситель – строитель….
         Последняя его фраза мне явно пришлась по душе, ведь и впрямь меня так емко и кратко охарактеризовали, что не придерешься.

                Наконец-то, а может быть и внезапно, оживший позволил мне набросить на него куртку и подставить плечо, ибо ростом он случился на голову выше. Повязка с лица сбилась и теперь висела у него на шее, а на месте правого глаза пребывала тоненькая щелочка, обрамленная синюшной кожей. Я усадил собачьего обидчика на подвернувшийся кругляк и заглянул ему в глаза:
        - Ты можешь говорить? – хотя вопрос случился неуместным, ведь только что он уже это сделал.
        - Отчего же, могу, говори, - был слабый, с хрипотцой ответ.
        - Пожалуй, что сначала нужно попить! – я кинулся к костру и зачерпнул из котелка еще теплого и душистого чая. Сунул ему в руки и продолжил созерцание. Оживший взял кружку в рот, и я отчетливо расслышал скрежет зубов по металлу, но в следующую секунду он вдруг поперхнулся, выронил кружку и начал заваливаться в мою сторону.
      
                Спустя минуту я поил его уже из ложечки, расположив в полу-лежачем положении на топчане внутри чума, и пытался проверить сердцебиение. Пульс зашкаливал, а от ног вверх по туловищу начинали заниматься судороги. Это хорошо, скоро тело обретет себя, перезагрузится и наступит длительный сон, о чем я уже успел побеспокоиться, добавив в отвар двойную дозу снотворного. Когда проснется – будет совсем другим. С таким похожим случаем приходилось уже иметь дело, когда года три тому назад у эвенков пропал пацан, а когда нашли, то от наступившего у него шока только длительный сон и помог.
                Уложив товарища, а в этом я решил не сомневаться, поудобнее, вдруг вспомнил про одежду. У меня была кое-какая объемная, а вот у Семена все было маломерным, кроме, может быть, кухлянки. И во что его наряжать, когда проснется – даже и не знал. Не в милицейскую же! Вспомнив про нее, выглянул наружу и заглянул под навес. Там, на ворохе из сохнущего мха, валялись его штаны и рубаха. Потрогал по карманам – в штанах пусто, а в рубахе что-то плотное и небольшое. Блокнот! Полистал, всего несколько страниц с какими-то не то схемами, не то рисунками, а изнутри внезапно выпала небольшая фотка. Белокурая женщина, а рядом девочка лет пятнадцати. Немного я узнал про новоявленного товарища, да и ладно, вот проснется – может что и расскажет.
 
                Он проснулся ровно через сутки и сразу попросил воды. Я поднес к потрескавшимся губам влажный металл и долго с умиротворением наблюдал за протекающим процессом.
          - Спасибо, - почти сразу от него случилось первое за сегодня слово.
          - Давай, что-нибудь еще съедим, - я выскочил наружу и вскоре вернулся с той же кружкой, наполненной пшенной кашей с мелкими кусочками мяса. Человек с удивлением заглянул во внутрь, а также оглядев и меня, приступил к трапезе. На первый раз ограничимся этим угощением, а там посмотрим, нельзя ему сразу и помногу. Закончив с едой, он снова вопросительно уставился на меня.
        - Егор, вот тут и жил один, пока тебя не встретил, - я подал ему руку.
        - Михаил, - и тоже протянул руку.
         Ну вот и познакомились. Я сходил еще за водой, ибо у товарища открывалась икота, уселся рядом поудобнее и начал свое повествование относительно находки на берегу Тунгуски. А через четверть часа принес его одежду и ту, что могла быть ему в пору.
        - Выбирай, Михаил, не лежать же тебе голяком, а то поднимешься и распугаешь снова моих животных.

Глава 20. Первое общение.

       Мой неожиданный гость, у которого имелись и имя, и должностное звание, вырядился в широкие, но короткие, Семеновы штаны, надел свою рубашку, а вот с обувкой вышла заминка. Больше моего сорок второго размера ничего не было, а приплыл гость к местным берегам совсем уж босой. Вот и сейчас первым делом он задался главным в этих краях своим ко мне вопросом:
      - А где мои ботинки?
      - Не было на тебе. А ты не помнишь почему?
       Михаил изобразил на лице удивленную гримасу, и прояснил ситуацию с обувкой.
       - Наверное, скинул, когда полез в воду…
       Я принес, и отдал ему его единственную вещь – блокнот с маленькой фоткой. Михаил расплылся в улыбке и с благодарностью посмотрел на меня:
       — Это жена, с дочкой Маринкой!
       - Так ты все помнишь?
       - Помню, конечно, помню. В воду полез за пацаном, когда лодка перевернулась…
       Он все помнил, только соображал медленно. Это бывает. Был на зоне случай, когда перволетка обварился кипятком, и неделю толком не объяснял, как все вышло. А когда шок прошел, сразу и рассказал все на свою голову. Так же и мой гость, спустя минуту, изложил всю свою историю заплыва на новые берега. Напарник на моторе отплыл вверх по течению, чтобы связаться по рации для неотложного дела, а он остался дожидаться его в небольшом поселении на берегу. Тем более, что при нем была крупная сумма денег с сейфом для оленеводов, и бочка с бензином, оставленная на берегу. В тот миг, когда под местным пацаном перевернулась лодка, и его понесло течением, они с бригадиром сидели на берегу. Скинув ботинки и куртку, прыгнул следом в воду. Пацана догнал вскоре, и толкнул к берегу, а сам сильно ударился коленками о камни и, не в силах одними руками бороться с течением, отправился вниз по реке. Потом почти день сплавлялся, ухватившись за проплывающее бревно, ночевал на берегу, и снова плыл. А по голове получил, когда не разглядел нависающую над водой корягу, и дальше уже ничего не помнил.
       - А почему не попытался забраться на берег? И зачем вниз поплыл? – с удивлением вопрошал я его уже не в первый раз, а в ответ он только пожимал плечами. Наверное, тоже был в шоке. Меня его рассказ успокоил и обрадовал. Хоть никакого криминала, а то пришлось бы еще раз готовиться к самообороне. И опять же – почему не искали? Почему не поплыли следом? Ни я сам, ни Михаил не имели ответов на эти вопросы.

        С обувкой для гостя к вечеру я разобрался. Из оленьей шкуры скроил что-то наподобие галош, а во внутрь напихал в три слоя сложенные куски брезента. Гость уже порывался отправиться за пределы нашего населенного пункта, и даже был замечен рядом с Лысухой, но силы явно пока не вернулись к нему. И вот сейчас я отыскал его в тени сосен, рядом с копешками, облокотившегося на поваленное дерево, и держащегося руками за голову. Лицо казалось мокрым от пота, а учащенное дыхание сообщало, что новоявленный исследователь окрестностей слегка переусердствовал в движениях. Я усадил его на мягкое залежалое сено и задался вопросом:
        - Может полежим еще пару дней?
        - Мне домой нужно, жена с ума сойдет. Придумай что-нибудь…
        А что я мог придумать, разве что вертолет вызвать. К ночи я довел его до жилища и расположил рядом с костром. По случаю нашей такой плотности населения сегодня последняя вареная картошка с оленьим жиром, а еще бадановый чай.  Завтра уже с Альфой договорился сходить на охоту, да выйти к берегу реки – вдруг кого встречу. Была мысль вбить на берегу кол, да прикрепить к нему милицейскую рубашку. Вот завтра и посоветуюсь с товарищем. Насытившись и немного отлежавшись, Михаил опять принялся за старое:
        - Я думаю, что до тех мест, где полез в воду, километров пятьдесят будет. Была бы карта.
        - Так есть карта, - я потянулся к висящему на стене мешку и достал вчетверо сложенную карту Восточной Сибири. Эта была с реками и притоками, другую же, не столь подробную, как из школьного учебника, не помнил, где положил. Я показал Михаилу примерную точку на берегу, где нашел его и предался наблюдению за его исследованием новообразовавшегося бумажного документа. После десятиминутного географического открытия исследователь водных артерий Сибири выдал, наконец, свое умозаключение:
        - Вниз по течению до пристани километров триста будет, а вверх не менее сотни. Вот на этом повороте я и окунулся.
        Он показал мне свою точку, и теперь уже я с пристрастием углубился в исследование:
        - Если по прямой, да по тайге – два дня пути, а если вдоль реки, то четыре.
        На том и порешили.  Я накрыл потеплее засыпающего стража порядка, а сам направился проведать лошадей, да задать им на ночь корма. Альфа облюбовала себе место на одной из копешек, и все последние дни по утрам прибегала и тряслась, сбрасывая с себя колоски да колючки. У всех свое место, вот только куда пристроить Михаила – пока и не надумал.  Не оставлять же у себя на зиму! Да он и сам не останется, а как выходить из всего этого – положимся на время. Пусть поднакопит сил, а уж потом отправлю его восвояси, или Григорий вдруг объявится.
            
        Как и планировал, к обеду вышли с Альфой на берег Тунгуски. Немного обмелела, в прошлый приход воды было побольше. На том берегу просматривался какой-то темный предмет. Приложился к биноклю – бурая бочка из-под саляры, вот бы мне такую, но не плыть же за ней через всю реку. Провел биноклем влево по нашему берегу – лодка, тоже крашеная наполовину в красный цвет, наполовину в черный. Пойду пройдусь, авось и человек пребывает поблизости. Но судно оказалось необитаемым, в правом боку дыра с голову, а вокруг никаких следов. Одна от нее польза – разобрать по доскам, что всегда в хозяйстве сгодятся. Завтра же и прибудем с Лысухой. Оттащил лодку подальше от берега и перевернул вверх дном.
        Справа в отдалении занимался уже подзабытый звук. Спустился к берегу, и углядел приближающийся сверху вниз по течению мотор. Вполне обитаемая речка.  Зарядил ружье и выпустил заряд вверх. Лодка, казалось бы, дернулась носом влево в мою сторону, но вовремя одумавшись, легла на прежний курс. Проводив ее взглядом, поделился с Альфой нашей неудачей по случаю похода к реке, и засобирался обратно. Завтра – послезавтра вернусь, авось кто еще решится поплавать по здешним берегам.

Глава 21. Расставание.

            Сентябрь в здешних местах оказался совсем не тем, что я привык наблюдать на Подкаменной Тунгуске. Краски виделись более выразительными и яркими, но по многообразию цветов значительно уступали другим, со старого места обитания. Сегодня мы с Михаилом поднялись на самую верхнюю точку прилегающих территорий. Вершина сопки украшена лишь редкими кривыми березками, да ползучим по камням колючим кустарником. Изредка между камнями попадаются желтые и запоздалые соцветия совсем неизвестного мне происхождения. Густой, и уже начинающий сереть, мох был повсюду под ногами, лошади лишь изредка прикладывались к нему, и то скорее из любопытства.
            Причина нашего, столь далекого путешествия, виделась мне, спустя неделю от пришествия гостя, в его скором возвращении в родные края. Пусть только свыкнутся друг с другом – он да Лысуха, да немного ездок поднатореет в седле. А там провожу их до Тунгуски, да благословлю на путь праведный и неблизкий. Это была идея Михаила, и я с ним согласился. Сегодня он уже пробует целиться правым глазом, и одна из трех отправленных им пуль принесла нам добычу в виде крупного, и еще не виданного мною ранее, зайца-беляка.  Я подвесил его у седла Лысухи, и поневоле залюбовался столь необычной картиной, когда на моей лошадке восседает другой, с карабином в руках и заслуженной добычей у ног.

            По дороге домой Михаил усадил меня на Лысуху, а сам, с Альфой наперегонки, кружил впереди перед носом.
            - Дядя Егор, - так он меня назвал еще сразу, и я не противился, - а давай Огонька обучим, и поедем вместе!
            Но разве ему расскажешь все про меня, да он, скорее всего, знаком, или еще услышит историю про пропажу людей у большой реки. Хотя Палыч, может быть и замял это дело, но знакомых его ментов никто не отменял. Михаил же казался мне порядочным и честным, и в последние долгие вечера нарассказывал мне таких историй, что я искренне удивлялся и его мужеству, и добропорядочности.

            Уже пару раз мы побывали с ним на реке и пробыли почти по целому дню. В первом случае разобрали лодку и свезли в лагерь доски. Во втором – разведали путь вдоль реки, куда через пару-тройку дней удалится мой неожиданный сожитель, и где в доброй тысяче километров проживают его родные.  За все время, проведенное у реки, мы так и не встретили на ней какого-либо движения, что еще больше настроило Михаила на скорейшее возвращение домой. Я же нисколько не горевал о том, что расстанусь с Лысухой, а видел в этом деяние свыше – когда-то провидение послало мне ее, и только сейчас свершилось его предначертание.
            На удивление сентябрь действительно начинался днями солнечными и безветренными. Знаю, что скоро зачастят северные мокрые ветра и им на смену быстро придет снежный покров. Ждать осталось совсем недолго, в первых числах октября уже и случится. А в нашем жилище все готово к встрече зимы, разве что не доделана баня, да не поднял лабаз для хранения мороженой дичи.  Михаилу все интересно. Сказал даже, что весной вернется со всей семьей ко мне на все лето, и мы срубим дом из дерева. Да я и сам уже об этом задумывался, хотя не глянутся мне эти места, и тянет домой, на Подкаменную Тунгуску. А где он дом то?  Помнится, как однажды Владимир Иванович хвалился, какой у него знатный дом в городе, а я еще удивлялся – почему он пропадает на реке?

            Если все сложится, то к концу третьего дня Михаил выйдет к тому селению, где случилось окунуться в воду. А там уж и на моторе домой. Лысуха опытная, переплывет на другой берег за лодкой и, думаю, что найдутся добрые руки, да и ферма должна быть при местном хозяйстве. В таких моих раздумьях и пролетели дни до нашего расставания. Казалось, что я все предусмотрел для похода неопытного человека в тайге, но Михаил окреп, и раз не сдался в прошлый свой приход к реке, то теперь все пройдет благополучно.
            Мы вышли с ним на берег Нижней Тунгуски рано утром, и первым делом я еще раз осмотрел амуницию путника поневоле.  Скудный запас еды на три дня, добрый брезентовый дождевик, моя походная палатка, карабин с двумя обоймами и нож у седла. То, что нужно для защиты от случайного зверя и возможной непогоды. Чуть не забыл про литровую кружку, да сбор из трав для поддержания сил, но все не предусмотришь. Помнится, что при первых своих походах к северным людям, забыл однажды коробку с солью, и пока не прибыл на место, как говорится, был несолоно хлебавши. Михаил казался мне при расставании напряженным, да еще бы не быть таковым – опять одному шастать вдоль реки! Но скорая встреча с родными все спишет, и я это, кажется, ему внушил на прощание.  Похлопал Лысуху по холке и трижды перекрестил. Бывает иногда со мною такой грешок, но в этом деле все средства хороши. У дальнего изгиба реки всадник напоследок попридержал лошадь и на прощание помахал руками. Я ответил тем же, и присел на обточенный водой валун. Была мысль проводить его подальше, но Михаил категорически воспротивился этому, видимо, жалея меня.

            По возвращении домой, первым делом завел разговор с Огоньком. Будет скучать по матери, да и мне иногда явится во сне ее образ. Пока попридержу его в загоне, что бы ненароком не разбегался в поисках по окрестностям. А придет зима, так и отпускать будет некуда. Альфа с удивлением провожала Михаила, и все порывалась отправиться следом, а теперь лежит перед загоном на своих лапах и поскуливает от досады. Доски от лодки впору подошли для обшивки бани, которая расположилась в яме у ручья и виделась, как конура для собаки. Высотой в мой рост, да в полтора метра шириной. С жаром, да алюминиевым тазом на полтора ведра. При желании после разогрева можно и окунуться в ручей, но что бы сказал мой лечащий доктор на это мое намеренье?

            Лабаз расположил в тени близлежащих сосен, недалеко от копешек. Из тонких кругляков понадбил к сосне ступеней наверх, а на переход бросил метровый горбыль. Это понадежнее будет, чем закапывать в снег, да и Альфа вон пригрела себе охранное место на соседней копешке.  Трое нас теперь, но бог, как говорится, любит троицу, и это его действо настраивало меня на доброе расположение души на весь долгий снежный период.         
            Все, что осталось от съестного, разместил внутри чума. Соли и сахара было предостаточно, по полмешка гречки и риса, коробка тушенки на черные дни, да два куска сушеной соленой оленины.  Это все дары от Григория, буду вспоминать его добрым словом. И вот сегодня, на исходе дня, просиживая который час у костра, все всматривался и вслушивался в отголоски тайги. Где-то там далеко-далеко Михаил уже накормил и напоил Лысуху, и в предчувствии скорой встречи с людьми, пялится перед сном в звездное небо, пытаясь углядеть там себе братьев по разуму…

Глава 22. В гости к духам.

         Минула неделя, как Михаил отправился покорять берега Тунгуски, и если все сложилось в его начинаниях, то, наверное, уже радует своих семейных явлением храброго милиционера во круги своя. Мне же некого оповещать о пребывании своем в этом странном и пустынном мире, разве что в бутылку из-под растительного масла засунуть письмецо, да бросить по случаю в Тунгуску. Вот что описывать буду – обязательно обдумаю за долгими вечерними кострами. Улыбнулся по этому поводу себе в бороду – давно не приходилось выдавать шуточки. Вспомнилось, как однажды в лагерь завезли красную свеклу с листьями и стеблями, и чтобы сэкономить столь ценный продукт, я предложил кашевару сначала в супы и кашу крошить вершки, а потом уж корешки. В итоге зона после тяжкого трудового дня взбунтовалась, а меня определили крайним и пришлось нести ответ за свои начинания.               
         Сидеть без дела уже стало надоедать, да и делом то свои хождения по ближним окрестностям не назовешь! Через пару недель случатся первые снега, и, пока не установится плотный покров, ходить по тайге будет проблематично. Поэтому и решился на трехдневку вниз по Тунгуске, чтобы поразмять конечности, да поднести Альфе долгожданный подарок. А то сидит почти весь день на привязи, а стоит отпустить, да отвести глаза, как уже скачет в поисках своих дальних родственников.  А за хозяйством Огонек присмотрит. Первые дни после отбытия матери еще жаловался мне своим голосом на отлучение, а теперь все лежит да лежит под навесом.

          Вышли по первым лучам солнца, и, хотя о его явлении среди густого леса можно было только догадываться, на берегу Тунгуски оно разлилось по окрестностям во всей своей красе. В звенящей тишине потоки воды подсвечивались набирающим силу светилом и казалось, что вот-вот из воды явится его владыка и поманит за собою. В следующей жизни постараюсь странствовать исключительно под водою, а в друзья выберу какую-нибудь треску, или на худой конец селедку – уж больно полюбилась она мне за восемь лет колонии. Альфа наконец-то поплавала, и теперь перед моим носом стряхивала по сторонам остатки ледяной влаги. Вода казалась чистой и холодной, мелкие рыбешки щекотали руки, а изобилие разноцветной гальки вдоль берега напомнило самотканую дорожку из детства. На обратном пути обязательно наберу в карманы и украшу уголок в своем жилище.               
          Вверх по реке уже случилось пройтись с Михаилом, ничего примечательного, унылые пески по берегам, да остатки иссохших корявых деревьев. Слышал от эвенков, что где-то в Тунгуску впадает необычный приток, в устье которого по берегам выстроились белые каменные столбы, на вершинах которых летом гнездятся огромные птицы. Вот бы полюбоваться, а еще лучше пожить там и поохотиться. Но река раскинулась на тысячи километров, и где те дивные места – на картах моих не указано. Зато в одном местечке, совсем неподалеку, река делает крутой изгиб и получается почти остров, напоминающий воздушный шарик, а вместо нитки к этому острову ведет узкий перешеек. Вот туда-то и должны явиться новоявленные обитатели дикого края сегодня к вечеру.   
         
          Двигаться берегом вскоре стало совсем невозможно, вода упиралась в высокий и подточенный обрыв, а река круто забирала вправо. Лишь через два поворота случится тот самый остров, да и водный мир мне уже изрядно поднадоел. Мы поднялись вверх, поближе к редеющему лесу, и, на радость Альфе, спугнули небольшую стайку куропаток. Стрелять не было резона, и, чтобы не тратить время на открывшееся состязание собаки и птиц, я отрывисто свистнул и, не оглядываясь, определил свой путь в сторону выступающей возвышенности.               
          Ближе к вершине невесть откуда явился северный ветер и закружил на моей лохматой шапке колючий хоровод. Даже летом не снимал ее, и первое время удивлялся местным встречным, что в любое время года все в одной одежде. Длинные лисьи ворсинки кружились и застилали глаза, а изловчившись, пощекатывали в носу. Сбросил столь надоедливый головной убор на спину и огляделся. Альфа неподалеку развлекалась с образовавшейся норой в камнях, далеко внизу за поворот убегала река, а на горизонте вырисовывалась еще одна, но гораздо большая, возвышенность. Когда мы с Семеном ходили туда-сюда, он указывал мне на нее, и утверждал, что оттуда являются всякие духи, и даже называл их по именам и обличиям.  Ну уж если с живыми у меня недавно случилась удачная схватка, то духов-то как-нибудь осилю. Да и Альфа, если что, всегда вступится.

           Так вышло, что к вечеру смогли подняться только к отрогу у вершины. Обманчивы печатные карты для бродячего люда, да и сам я, выходит, не подрассчитал своих сил. Не менее трех десятков верст исходили мы с Альфой сегодня, сначала спускаясь по голому склону вниз, а потом, поднимаясь вверх по густой траве. Такого травостоя еще не встречал! Необычно для здешних мест! Явилось вдруг чувство, что природа подзапоздала в своей временной поступи, и вернула меня в самый разгар лета.  На обратном пути обязательно наберу добрую охапку соцветий, ибо красуются они сейчас в лучшем своем пребывании. А пока не закатилось за вершину светило, нужно обустраивать наш ночлег. Единственную палатку отправил с Михаилом, а из оставшегося брезента скроил ее подобие, да так, что можно было лишь присесть внутри, или свернуться в клубок.               
           Посреди ночи опять поднялся сильный ветер, и все мое укрытие надумало отправиться вниз по склону. Собрал брезент в охапку и скрутил в рулон. Уж лучше найти нишу в траве, да переждать неприветливую ночь, чем лежать под таким неспокойным парусом. Вершина сопки оказалась голой и пустынной. Немногие камни выпирали далеко внизу, а густой сплошной лес у самой подошвы только начинал просматриваться в редеющем тумане. Идти дальше не хотелось. Лучше уж подождать первых лучей и пока разойдётся туман, а уж затем выстраивать свой путь.  Огонь взялся сразу. Мелких веток и трав, иссушенных в прошлые лета, было предостаточно, а литровая фляга с водой отправила свою половину в котелок, вторую же часть - в ладошку для Альфы.

            Спустя час мы подходили к лесной кромке, в начале которой красовались несколько желтеющих осин и иссохшая поваленная лиственница.  Из других достопримечательностей оставались к рассмотрению прямая просека, уходящая вглубь леса, и стена от строения неопределенной формы. Все это довелось мне углядеть с вершины в бинокль, как только рассеялся туман, и, после продолжительных раздумий, было дано добро на продолжение курса. Как часто мне случалось при хождениях по тайге встречаться с утраченным пребыванием человека? Уже и не подсчитать! Особенно много забытых и разрушенных строений были из послевоенных времен, когда массово заселяли тайгу и берега в поисках ископаемых и отстрела живности. В таком поселении из дюжины полуразрушенных бараков мне однажды пришлось коротать время, и сколько полезных в хозяйстве вещей было там брошено.               
            Стена уже обросла молоденькими сосенками, а то, что скрывалось за нею, представляло собою нагромождение кирпича и истлевших досок. Пожалуй, что путь мой оказался с пользой – несколько десятков кирпичей в новом жилище рядом с буржуйкой только добавят тепла и оградят от случайного возгорания. Как только ляжет первый снег, явлюсь сюда вместе с санями.  Просека уходила в сторону реки, и удивительно, что на ней почти не наблюдалось новых побегов деревьев, а трава виделась редкой и мелкой. Это была старая и плотно уезженная дорога. И как только ступил на нее, так сразу углядел две колеи из мелкого битого камня, которого явно не наблюдалось по окрестностям.            

Глава 23. Весть из прошлого.

               Дорога уводила прямиком вниз метров на сто, а дальше, видимо, был у нее поворот, но вот разглядеть его отсюда не было никакой возможности. Да и двигаться туда я пока не собирался. За развалинами просматривалась металлическая сетка в два моих роста и дыра в ней, ведущая в темноту густых зарослей. Опустив Альфу вперед и, осторожно ступая по колотому кирпичу, вышел на ровную площадку, усыпанную битым стеклом и сложенными в углу дощатыми ящиками. Альфа попыталась было голосом известить о ее открытии, но уловив в моем лице возникшее напряжение, замерла в своей излюбленной стойке. Увиденное напомнило мне склад под открытым небом, почти в такие же ящики мы на зоне ссыпали куски извести, что добывали в карьере по соседству. Первый ящик показался тяжелым, но крышка подалась легко, а вот что внутри – разглядеть в полумраке сразу не удалось.               
              Пришлось изловчиться и поставить ящик на ребро. Под металлический звук насыпалась куча круглых жестяных баночек с добрый кулак по размеру, и я поднес к глазам одну из них. На крышке еле различимо проступало изображение какой-то рыбины, а по кругу полустертые буквы, среди которых отчетливо читалось мелким шрифтом «РСФСР». Баночки были пустыми. Другие ящики содержали то же самое, а лишь в одном - несколько десятилитровых стеклянных бутылей.  Я видел похожие банки, еще до отсидки. Под стеклом в буфете нашего автопредприятия, где пришлось пошоферить. И даже закусывали с приятелями после смены, черной икрой. Спустя минуту расположился в отдалении и в раздумьях – ну что за край такой, одни копают серебро, другие промышляют рыбой, а сколько еще неведомых богатств хранят в себе недра и воды рядом с Тунгуской!

             Обойдя окрестности, собрал в ящик всяких полезных в хозяйстве вещей, а особенно был рад мотку мягкой проволоки и кувалде с острым краем. Скоро вернусь за ними, а пока путь мой лежал к реке. Дорога действительно круто поворачивала вправо и, скакая вверх-вниз, вела к самой воде. Колея казалась узкой, и подходила лишь для гужевой повозки или ручной тележки, но ничего подобного ни по пути, ни у берега я не углядел. Дорога обрывалась внезапно, а причиной тому служила высокая естественная насыпь вдоль берега, скрывавшая любое пребывание человека для случайного речного встречного.  А горные духи, о которых упоминал Семен, видимо, уже оставили это священное место и отправились в другие края пугать редкое местное население. И случилось это так давно, еще в те давние времена, когда я только привыкал к своей кровати в дальнем углу правого крыла десятого барака.               
            С насыпи открывался изгиб реки, образующий тот самый остров, куда понесла меня нелегкая в поисках новых приключений на свою голову. Может быть вернуться? Странное предчувствие зародилось вдруг в сознании, а в ушах определился нарастающий шум – вестник подскочившего давления. За этот год уже третий раз, и в каждом случае я кое-как уносил ноги, либо получал мучительный удар в спину от случившегося окружения. Последний раз это вышло в схватке с копателями, и тогда мое тело точно так доносило свои посылы. Вдоль берега к проходу на видимое подобие острова тянулась выстланная мелким щебнем тропа. Так вот откуда взялось это покрытие под горой! Часть больших валунов у реки казалась разбитой, как будто – бы неведомая сила своим воздействием пыталась сотворить из них мелкую крошку.
      
              Нитка прохода на карте в действительности явилась мне вскоре пятиметровым по ширине перешейком, уходящим в глубину полуострова. Необычно было двигаться по такой дорожке - справа вода убегала от меня вперед, а слева устремлялась навстречу. По таким местам я еще не хаживал! Густые заросли открывались впереди, и где-то далеко над ними виделись одинокие макушки сосен. Неожиданно тропа уперлась в густые колючки и остановилась. Обойти такое препятствие было возможным, если только спуститься к реке, и я поддался этому соблазну. Через добрую сотню метров вдоль воды обнаружились на берегу грубой работы ступени и Альфа, в который уже раз за сегодня, первой ступила наверх. Картина открылась доселе невиданной и необычной! Хотя нечто подобное однажды, по воле Палыча, кучка умелых зеков отстроила в дальнем конце территории. А что? То мне осталось неизвестно. Сейчас же на открытой площадке красовался накренившийся барак длиною на шесть окон и проемом для двери с торца, а под прямым углом к нему - длинный дощатый стол. По периметру виделись остатки каких-то других строений, а одинокая сосна в центре была обставлена толстыми и ржавыми трубами.               
              Сразу бросалось в глаза то, что последний раз человек посещал это место в те давние времена, когда моя «Татра» еще только привыкала к новому хозяину, а я вдруг своим появлением нарушил местное природное противостояние. Ничего примечательного вокруг строения не обнаружил, как будто - бы ветром сдуло все следы пребывания, а внутри – лишь куча старого и истлевшего мусора. Альфа уже обежала всю округу и теперь полеживала на краю обрыва. Что здесь было – обдумаю по возвращению, но не уходить же просто так? Потянул за кусок мешковины, торчавшей из мусорной кучи, и вместе с ним перед глазами явился плотно увязанный узел – видимо, из шерстяного женского платка. Вынес на свет и развязал. Пара кусков полуразложившегося мыла, круглое зеркало в черной оправе, несколько восковых свечей и…школьный учебник по ботанике для шестого класса. Вещи в хозяйстве достойные, и я поскидал все в полупустой заплечный мешок.
               
              Ночевать в этом заброшенном людьми местечке я не решился, и уже затемно вернулся к подножию той сопки, где провел столь неспокойную накануне ночь. Брезентовое укрытие теперь выглядело вполне пристойным жилищем, а ворох из надёрганной рядом травы обещал стать самой изысканной постелью за последний спальный период. Над лесом зарождалась полная луна, и вскоре я стал свидетелем небывалого доселе зрелища – на полгоризонта раскинулась вековая тайга, прочерченная извилистой Тунгуской, а от реки тупым клином поднимался густой туман, понемногу заволакивая подлунную и таинственную низменность.  Сон случился почти мгновенно, и явились в нем сначала верзила-доктор с большой чашкой наваристого супа, а затем Владимир Иванович с парой малых щенят. И все радовались, жали меня за руки, да норовили доставить своему товарищу небывалое удовольствие. Растрогавшись от таких отношений моего мозга и его посещений, я проснулся на секунду, чтобы затем забыться до полного отречения сгущающейся тьмы над макушкой здешнего мира.               
              Путь домой оказался быстрее, чем ожидалось, и по возвращению я в первую очередь ощутил на своем плече радостную и тяжелую голову Огонька. Истосковался бедняга по живой душе! Выпустил его наружу и стал свидетелем невероятного танца в исполнении четвероногого и парнокопытного друга. Сегодняшний день пусть станет первым для него днем, когда мы с Альфой будем считать его взрослым и самостоятельным, хотя псина давно уже напрашивалась на это мое действо, и пыталась увести его с собою погулять по дальним окрестностям. Сбросил с себя всю походную поклажу, вывалил содержимое из мешка, и с умиротворением расположился у входа в жилище. Оглядев еще раз принесенные вещи, обнаружил явление нового и ранее невиданного – рядом с учебником лежал свернутый вчетверо желтый листок. Осторожно развернул и уставился на карандашный рисунок – красивая женщина с длинными волосами и оголенными плечами смотрела на горящий вдали костер. Потряс книгу – больше ничего, но уж больно необычными явились вдруг печатные строчки! А между ними кто-то аккуратно вывел пером вполне разборчивые слова, и чем дальше я вчитывался в них, тем сильнее холодело у меня в душе.

Глава 24. Таинственные строки.

           Первый снег выпал за день до прихода октября. Тонкое и легкое покрывало из блестящих кристалликов застывшей влаги резало глаза, и я с прищуром всматривался в лежащие внизу окрестности Нижней Тунгуски. По такому знаменательному случаю выдвинулись с Альфой с утра на уже знакомую сопку в поисках очарованной первым снегом дичи, и вот уж сколько следов явилось перед нашим азартным взором! Любил я охоту по первому снегу, сразу видно, как много расселилось по лесу братьев наших меньших, и как осторожно следует выбирать первую вероятную жертву. Альфа давно распугала с дюжину глухарей, да погонялась за троицей беляков, а я даже и не думал прикладываться к ружью. Такие моменты даются природой для созерцания и наслаждения, а так сразу вдруг испугать своей стрельбой близких соседей – совсем не входило в мои планы.               
           Лишь к вечеру возвратились в лагерь, уставшие, но в бодром расположении, с тяжелым мешком дичи и промокшими конечностями. Снег почти стаял, и мои кирзовые обутки показали всю свою несостоятельность по такому случаю.  Буду топить печь, да наполнять теплом жилище. Каким завораживающим светом раздаются по стенам блики от огня, и как звучно трещат внутри печи мелкие еловые ветки! С последней своей экскурсией по неведомым местам доставил кусок толстого и почти квадратного стекла, чудом сохранившегося среди развалин, и теперь всё разглядывал южную стену, да обдумывал – как бы устроить в ней оконце. Альфа второй раз за всё время покоится в своей позе внутри чума, а Огонек, совсем осмелевший от моей безнадзорности, уже почти развалил вторую копешку с сеном.
            
           Дни становились заметно короче. Солнце в своем зените уже не поднималось как раньше над дальней сопкой, и, прикладывая между ними ладонь вытянутой руки, я пытался предсказывать его дальнейший бег. В таких высоких широтах мне еще не доводилось зимовать, а, по рассказам эвенков, зима продлится так долго, как долго олениха вынашивает своего детеныша. Сегодня впервые дневная температура опустилась ниже нуля, и в небольшом оконце у родника образовалась тонкая ледяная корка. Совсем как зеркало, в которое смотрело на меня чужое и усталое лицо, покрытое редкой щетиной. Три дня как полностью сбрил бороду, ибо расчесал вдоль подбородка до крови от какой-то неведомой сыпи. Альфа даже надумала облизать открывшийся ей вдруг мой облик, да я и не противился. Принес от разваленной копешки несколько охапок душистого сена, да соорудил себе мягкое и удобное ложе. Как же раньше не пришло в голову!               
           При свете играющего пламени сегодня, в который уже раз, развернул старый школьный учебник и углубился в чтение. Удивительным было читать повествование о произрастании представителей флоры в средней полосе России, чередующееся с косым текстом, писанным явно детской рукою.  Ребенок, и скорее всего девочка, рассказывала историю проживания со своей матерью среди бородатых дядей, которые на весь день куда-то уходили, а возвращались затемно. Мать готовила им пищу, стирала белье, топила баню и отмывала от грязи полы в спальном бараке. Почти десять страниц текста, в котором описывались всякие дела женщины, которой пришлось обслуживать дюжину работных мужиков. Неожиданно несколько страниц оказались вырванными, а затем все тот же детский почерк сообщал, что маму куда-то увезли, и она ждет ее вторую неделю. Дядя Сережа заболел и умер, и похоронили его за бараком. А она сама, кроме вареной картошки и кислого киселя уже много дней ничего не ела.

           Наутро разразилась непогода. Мокрый ветер, вперемежку со снежной крупой и сосновыми колючками, трепал мое еще неустоявшееся жилище. Доставалось и Огоньку, поглядывающему над кладкой из горбыля, да и еловый лапник над нашими головами трещал и разносился частями по округе. Поддувало с севера, и это был признак скорого похолодания. К вечеру все притихнет, температура поползет вниз, а в ночной тайге до утра будут разноситься звуки от запоздало падающих веток и пробирающегося зверя. Такова была летопись проживания в этом краю, и мне она была не понаслышке родна и так знакома. Весь свой зимний инвентарь и снаряжение я давно уже разобрал и подлатал, часть сложил в дальнем углу, а кое-что поразвесил на длинную укосину над головою. Особенно меня удивлял кожаный мешок, в который можно было забраться с головой и дышать сквозь маленькое оконце. Это был Семенов подарок, и он убеждал меня, что в таких все эвенки зимой ночуют, иногда даже на снегу, среди собачьих упряжек.               
            Ближе к полудню откинул в который раз полог и выбрался наружу. От костровища сохранился лишь овал из камней, а всю золу отнесло подальше к лесу. Так и до беды близко, вдруг какой огонек долетит до сенных запасов. Альфа выпрыгнула из дыры в лошадином укреплении, и теперь тряслась передо мною, освобождаясь от налипшей по бокам соломы. Огонек явно просился на водопой, пританцовывая у ворот, и я был вынужден согласиться составить ему кампанию. С прошлого полудня не баловал ни себя, ни пса уготовленной на огне пищей, совсем обленился на старости лет!  Обнаружилось, что кто-то раньше нас побывал у подмерзшего источника – образовавшаяся дыра во льду, и следы от мелких копыт, рассказывали об интересе к нашему окружению со стороны местного парнокопытного населения. Да и у меня на него были свои планы, ведь по старым пребываниям выходило, что две туши молодого оленя или кабарги почти покрывали мои кулинарные потребности на долгую зиму.

             Последние строчки в учебнике оказались столь неразборчивы, что первое время я даже и не пытался складывать из них понятные слоги. На листах пребывал темный налет, как от сажи, а в некоторых местах длинные сквозные царапины – как будто кто острым концом пытался избавиться от написанного. И только сейчас, спустя почти месяц после хождения на загадочный остров, я наконец-то осилил содержание престранного и рваного текста. Разглаживая последние страницы, и посыпая их слегка смоченной солью, я смог избавиться сначала от ржавых пятен, а потом собрал воедино обрывки слов и выписал их на последней странице.  Сотворенный вновь текст доносил, что уже который день ребенок пребывает один, а из обитателей работного лагеря осталась только безногая собачка, которую звали Машка. Что все однажды утром ушли куда-то, и больше не вернулись, и что теперь, собрав в узел мамины вещи, они с Машкой собираются идти на поиски людей.               
             Вот бы чуть раньше случилась моя экскурсия за дальнюю сопку, тогда уж точно Михаил пролил бы свет на это жестокое людское пребывание. Теперь же его нет, как нет и тех людей на острове. И где теперь автор волнительных строк со своей Машкой? Я взял бинокль и выбрался наружу. По ночному небу спокойно плыла одинокая звездочка, и даже в многократную оптику она казалась лишь точкой. Второй раз за последнее время наблюдаю спутник, видимо мало их кружит в здешних широтах.

Глава 25.  Нежданные гости.

               Альфа первой усмотрела приближающихся чужих, и потому вдруг разразилась лаем. Я поднял ладонь ко лбу, защищаясь от обильного солнечного света, и улыбнулся в отрастающую бородку. Михаил! Значит добрался, и вот надумал сдержать свое обещание. Два здоровых мужика с сумками за плечами и ручной поклажей уже достигли поляны, и мне казалось очевидной их неприкрытая усталость.
        -Альфа, встречай гостей! -  успокоил я пса и поспешил навстречу.
               Мы обнялись, и я почувствовал, как захрустели мои ребра.
        - Дядя Егор, да тебя и не узнать! – улыбнулся первый встречный сквозь слезы пота, стекающие с мохнатой головы. Да я и сам себя не признал в зеркале, когда вдруг побрился впервые за три года. Не отрываясь, смотрел с восхищением на Михаила и его спутника, а у самого на глазах наворачивались слезы – как рад был видеть живых людей, уж и не думал о такой встрече, и давно уже настроился на далекие весенние ко мне визиты.
      - Добрался я с приключениями, - после торжественной части нашей встречи начал свой рассказ Михаил, - старался побольше идти, да не рассчитал своих сил, приспал на Лысухе и свалился с нее, плечо до сих пор побаливает. А когда подошел к селению, то долго никто не осмелился плыть ко мне, выйдут посмотрят и уходят – уж больно мой наряд всех напугал, да карабин за плечами. А когда бригадир вдруг узнал меня, чуть не вплавь кинулся через Тунгуску. На следующий день с утра на моторе отплыли в район, а к обеду я заявился сначала в отделение, а потом уже домой. Не передать словами, что было! Особенно с дочкой, два дня потом не разговаривала, говорят, что от шока.  Дали неделю отпуска, отоспался да отъелся, а спустя вот два месяца попросил еще недельку, и теперь мы с братаном у тебя. Так я рвался к тебе, если б ты знал! Вот отправлю его одного назад, а сам у тебя останусь, жена поймет, уж больно она о тебе расспрашивала, и подарков тебе наготовила.
      - А как же Лысуха? Что с нею стало?
      - Все замечательно, бригадир к себе забрал, будет объезжать хозяйство!
      - А почему тебя не искали?
      - Искали, два отряда на двух катерах, почти неделю, но никаких следов. Ну ты дядя Егор мастак заметать следы. Начальник сказал мне, что если случится увидеть твоего спасителя, то будет награда, а когда прознал о моем визите к тебе, то тоже кое-что передал. Мы вот только часть груза принесли с реки, а все остальное на берегу в кустах.

             По случаю таких нежданных гостей в природе случилось прояснение, и Солнце враз растопило остатки вчерашнего снега. Наши визиты к реке стали как две веселых экскурсии, и я с удовольствием все говорил и говорил по дороге, то с Михаилом, то с его братом. Наверное, выговаривался на всю оставшуюся зиму. Не утаил от милиционера о своем визите на остров, и про историю со школьным учебником. На что Михаил имел свое профессиональное мнение:
     — Это старая история, слышал про нелегальные поселения в тайге, и про браконьерство с икрой. Лет десять тому назад, когда только начинал работать в органах, мы выезжали в одно место для задержания заготовителей черной икры. Даже дошло дело до перестрелки, и вот помню, что среди задержанных были две женщины. А давай завтра сходим туда, хочу своими глазами все посмотреть. Да и фотоаппарат у меня с собой! Поляроид!

             Михаил достал эту заграничную штуковину, навел на меня, нажал куда-то, и к глазам вылезла кривая цветная фотка. За последние пять лет это был третий мой снимок, второй раз сделал на паспорт с указания Владимира Ивановича, а первый еще в зоне, на справку об освобождении. Удивительные дела!  Но самое главное, по заверению Михаила, ему следует предоставить жене полный фотоотчет о моем здесь пребывании, иначе бы не отпустила.               
            За день мы управились, а на обратном пути удачно поохотились. Я за вечер ощипал и выпотрошил птицу, присыпал немного солью и разложил по освободившимся пакетам. Это будет мой гостинец семье Михаила! Хоть так отблагодарить за такие подарки! Мы даже не стали все разбирать, а со слов брата – пусть понемногу делает сам, раз не хочет возвращаться с ними к людям. И куда мне? А Огонек? Условились, что весной обязательно переберусь в район, а Михаил за зиму подыщет и приготовит мне жилище. И я почти согласился. Не скажешь же им сейчас, что душа рвется на Подкаменную Тунгуску.               
            Напоследок Михаил заснял женщину из учебника, попросил брата сделать два с ним фото – одно мне, другое жене, еще раз обошел под охраной Альфы территорию, и только потом мы выдвинулись к реке. Как пояснил мне Михаил - по Тунгуске можно плавать почти до нового года. В этих местах течение быстрое, и, что удивительно, вода долго не замерзает. Плыть моим товарищам теперь станет дольше, да против течения. Один раз остановятся переночевать, да заправиться, и только к следующему обеду будут дома. Хотел Михаил оставить мне рацию – когда возвращались с острова на вершине сопки она запищала, значит откуда-то пришел сигнал. Но я отказался, зачем мне? Как и в прошлый раз на Лысухе, Михаил привстал в лодке и скрестил над головою руки на прощанье, а я по такому случаю послал в небо заряд. В добрый путь!

             Я возвращался обратно со смешанными в душе мыслями. Как неожиданно и своевременно явились ко мне эти двое. Теперь длинными вечерами только и буду вспоминать нашу встречу, да долгие разговоры у огня. И как только лодки скрылись за изгибом реки, мне захотелось вдруг бежать за ними, оставив свое здешнее пребывание в прошлом. Но кому я там нужен? Та городская и свободная жизнь, откуда явился Михаил, должна до последних дней оставаться мне чуждой, не прожить мне долго среди людей. Да и Альфа вон всем своим видом показывает, что наконец-то из леса ушли чужие, и можно не отвлекаться на незнакомые запахи.               
             Наверное, до весны уже не вернусь больше на берег. Хотелось до первых больших снегов еще немного утеплить чум еловыми лапами, да огородить камнями загон для Огонька, что бы не надувало во внутрь. Михаил вернул мою походную палатку вместе с куском брезента – думаю, что для укрытия жеребенка будет в самый раз. Но самое главное, что привезли мне гости, так это керосиновую лампу с запасом топлива, а если закончится, то можно смачивать лоскут брезента оленьим жиром вместо фитиля.  Как сказал Михаил – это была идея жены, а в придачу пара очков и связка из дюжины книг, где сверху томик Дюма «Граф Монте-Кристо». И как Михаил запомнил однажды рассказанную ему историю про это дело?

Глава 26. Тунгус.

                А через неделю я встречал уже Григория, и тоже со своим родственником. Альфа на этот раз потеряла бдительность, да и зачем ей, когда такое спокойное и теплое местечко было уготовлено у самой печки. Да и Григорий еще тот таежник, подкрался неслышно в самый разгар уходящего вечера. Сначала поднялся полог у входа, а за ним проявилась мохнатая голова с торчащей из-за спины двустволкой. Необычное зрелище, даже для нас с Альфой! На этот раз весь груз был с гостями, и я потом за разговорами пытался шутить – мол такие гости, а угощать нечем. А их гостинцы были неожиданными и доселе невиданными: теплая новая кухлянка с унтами, трехлитровая бутыль со спиртом, кулек с карамелью и …серый живой комочек, от которого я на минуту пришел в ступор.
         - Это, Егорка, тебе подарок от моего младшего! Мы бы раньше приплыли, да вот ждали пока щенок подрастет и сил наберется. Это самая настоящая северная лайка, такую ты на юге не встретишь. Мужской породы, как-то зовут, да я уж и позабыл, придумаешь потом сам кличку.
              С Григорием приплыл его старший сын, и почти сразу же, напившись ароматного чая, завалился спать. А мы продолжали беседу почти до утра:
        - А как там родители? Не рвутся обратно?
        - Первое время отец места себе не находил, а когда внук показал ему как из коряг вырезать всяких зверюшек, так и забыл про все на свете. Открылся в нем новый талант, и хорошо! А мать даже рада, что так вышло, теперь на всю зиму хозяйство на ней, пока мы стада гоняем вдоль Тунгуски.  Так бы не собрался к тебе, а стоим сейчас вниз по реке километрах в тридцати, потому и приплыли. Завтра рано с утра обратно.

           Я и Григорию поведал о таинственном острове, рассказал о своих походах туда, да про историю в учебнике. На что мой собеседник округлил глаза и разразился неожиданным для меня сказанием:
      - Лет десять назад привезли с реки еле живую девчонку, выходили да откормили, вроде отправляли в больницу, а потом вернули назад. Живет сейчас в поселении с одной старухой, помогает ей по хозяйству, но вот ни слова от нее никто не услышал -немая, и говорят, что сама себе на уме.
     Я достал зеркало в черной оправе, учебник с фотографией женщины, завернул все в плотный пакет и передал Григорию:
     - Будет случай – передай ей, вдруг это ее писание, и что вспомнит!
             Мы еще многое обговорили за длинную осеннюю ночь, так не хотелось отпускать от себя живую и говорящую душу, а Григорий к таким времяпровождениям оказался привычен – убеждал меня, что всегда засыпает под утро, а просыпается, когда пригреет солнышко и олени начнут тербанить снежный наст.

           Уходили гости налегке, да я бы и не поспел за ними. А вот Альфа было увязалась, но сообразив, что я ей в этом деле не помощник, замерла в своей стойке на краю поляны. Григорий не обещал когда-либо навестить меня, с его слов выходило, что ближе к середине зимы они уйдут на север, поближе к редколесью, где начинается тундра, а вернутся лишь к середине лета. Был бы помоложе – увязался бы за ними, когда-то мечтал побывать на крайнем севере и увидеть белых медведей.         
           Внутри чума жизнь налаживалась. Альфа с недоумением разглядывала своего близкого родственника, и пыталась понять – что ей со всем этим теперь делать. Я же боялся, что она попытается применить к нему свои собачьи санкции, но вот уже час лежит на животе, уложив голову на передние лапы, и не спускает глаз с нового обитателя нашего жилища. Я поднял Тунгуса на руки, а именно такое имя явилось мне вдруг, и поднес к Альфиной морде:
       - Ну, давай знакомиться, я Тунгус, а я Альфа!
           На что тот пес, что постарше, фыркнул носом и высунул язык, в готовности облизать и мои руки, и милую серую мордочку. Ну вот, знакомство состоялось, я опустил щенка рядом с Альфой и приступил к хозяйственным делам внутри жилища. Теперь моим развлечением на ближайшие дни будет наблюдение за этой парочкой, вдруг в Альфе откроется материнский инстинкт, и она возьмет всю заботу о малыше на себя.

           Сегодня наконец дошли руки до последнего ящика, обмотанного веревками и самого тяжелого. Мы так и несли его с Михаилом вдвоем, взявшись руками по бокам за веревки. Здесь, по словам Михаила, находился подарок от его начальника, а вот что – так и не сказал мне. Сверху наложены теплые вещи, несколько бутылок с растительным маслом, упаковка хозяйственного мыла, резиновые сапоги и тяжелый продолговатый пакет. Размотав бумагу, обнаружил красивую деревянную коробку и приклеенный небольшой лист бумаги с надписью: «Робинзону Крузо от начальника РОВД!». Я открыл коробку и уставился на явившиеся внутренности – лук не лук, ружье не ружье, где-то я такое видел или читал! Арбалет! Вот так вещь, и что мне с нею делать? Но на дне еще лежала тонкая книжица, и начав читать ее, я поразился проницательности начальника – подарить охотнику то, что сделает его во сто крат опаснее для любого зверя!  Не зря Михаил промолчал, хотел, наверное, чтобы я вдруг порадовался, разбавив свое одиночество.               
           К полудню начался обильный снегопад и продолжался до позднего вечера. Я накрыл жилище Огонька брезентом, и теперь только торчащая в узкое оконце рыжая мордочка напоминала о его здешнем присутствии. Если навалит снега, то выпускать его никак будет нельзя – еще подвихнет или сломает ногу о камни. Да и куда с ним пойдешь. Альфа пару раз уже таскала Тунгуса за холку по чуму, и теперь он почти не отставал от нее, а оставшись один, начинал поскуливать. Ближе к ночи снегопад сменился на усиливающийся ветер, и наше жилище наполнилось необычными звуками – наверху поскрипывали деревянные брусья, а из остывающей печи подвывал голос единственного в этих местах северного ветра.      

ЭПИЛОГ
         
           Я смотрел вниз с вершины сопки, и по отдаленному поскуливанию пытался определить, как далеко Тунгус отстал от нас с Альфой. Где-то далеко, у кромки леса, остался Огонек на привязи, а наша любопытная троица впервые за много дней выбралась на каменный хребет в поисках беспечной птицы. Все склоны исхожены мелкими следами, изрыты небольшими норками. Рай для куропаток, вот только мой путь почти по пояс в снегу уже не добавлял нам той запланированной страсти, что случилась у подножия. Альфа пыталась нырять в навалы снега, и только распугивала своим действом подснежных жителей, и они, проделывая ходы в снежной перине, разбегались и разлетались далеко по другую сторону.  Тунгусу впервые явилось такое представление, и своим тявканьем он только усугублял происки своей заслуженной кормилицы. А мне вся эта вакханалия представлялась невероятной и, посвистывая да покрикивая, я только подливал масла в огонь своим спутникам:
      - Альфа, ну все, будет тебе! Тунгус, пробирайся ко мне!

          На спуске мне удалось подстрелить троицу куропаток – будет нам по одной к угощению на ужин! В доме стало уже традицией садиться за стол всем вместе, я на дощатом столе перед топкой, Альфа над дымоходом за печью, а Тунгус поближе к выходу. У него проявилась породистая черта – не выносить тепла, идущего от печи, и все норовил выбраться за полог. В конце концов я смирился с его начинаниями и определил на проживание к Огоньку, пусть постигает прелести таежного холода. А когда однажды надумал вернуть в жилище, то получил с рыком от ворот поворот.  Огонек протоптал себе дорогу к копешкам, и только и знал теперь, что весь день бегал туда-сюда, увлекая за собою Тунгуса. Альфе все их действа давно наскучили, и она днями пролеживала у входа, наблюдая за моими близкими перемещениями. Но случившийся вдруг наш визит на сопку она восприняла как долгожданное приключение, и теперь с грустью вопрошала меня о продолжении. Потерпи немного, Альфа, вот подморозит навалившие снега, пристегну лыжи, и отправимся с тобою за крупной добычей к водопою, уж не раз в бинокль наблюдал, как вдоль леса пробираются парами да троицами всякие местные парнокопытные.               
          Солнце уже почти не поднималось над дальней сопкой, а одиноко стоящая на вершине вековая сосна напоминала мне крест над белой часовней посреди лагерной территории. Как - то однажды впервые за мою отсидку в зону привезли попа, но начальство, видимо, перестаралось в своих начинаниях и перекормила - перепоила его, от чего у священнослужителя случилось расстройство живота, и он, потом протрезвев и отойдя от случившегося казуса, сидел у проходной, а по щекам текли слезы.  Мне непонятны были тогда начинания, по которым зеки ходили молиться в часовню, а вот сейчас случилось бы такому действу быть, то не побрезговал бы. Жаль было тех, кто помер за колючкой, а хоронили их в километре от зоны, в гнилом овраге. Вот сойдут снега, и отправимся мы всей ватагой на остров, чтобы соорудить у разваленных бараков крест в память о сгинувших там неизвестных. Может и помолюсь тогда…