Сегодня, когда я ностальгирую по прошлой жизни и перебираю в памяти многие моменты, они захлестывают меня, радостные или грустные, они кажутся реальнее, чем настоящая жизнь, бесконечно далекие, бесконечно дорогие, но есть одно место, где я был по-настоящему счастлив – папин кабинет.
Это был целый мир. Там витал дух моего отца, его огромный стол, зеленый абажур лампы, его кожаный диван (привезенный из Ленинграда), цейсовские шкафы с книгами. Эркер, возле которого я стоял часами... и мечтал, глядя на Паньковскую улицу. Кабинет, в котором собирались мои друзья, где мы танцевали, рассматривали книги, целовались.
Кабинет нельзя оторвать от дома, который мне представлялся крепостью, и улицы, которая теперь кажется самой уютной в мире.
Дом был построен в начале 50-х, по слухам, пленными немцами. Ходили слухи также, что он должен был прикрыть дом, в котором жил украинский националист Грушевский, и, действительно, он оказался у нас в глухом дворе, зажатый со всех сторон.
Дом предназначался в основном для профессуры и украинской интеллигенции, хотя некоторую часть квартир занимали преподаватели политехнического института. Куда попали и мы. В квартире, куда мы переселились в 1954 г, четыре комнаты принадлежали нам, три – нашим соседям, семье Вишневских.
Наши комнаты огромные, папин кабинет, столовая, спальня родителей, и наша комната (детская), в которой жили мы, я с сестрой и бабушкой. Наши комнаты располагались по одну сторону длинного коридора, по другую сторону - комнаты соседей. Естественно, общая ванная и кухня.
После войны, коммунальные квартиры были в порядке вещей, и не вызывали ни у кого возражений. Люди находили общий язык друг с другом, учились жить вместе, у многих были маленькие дети и во дворе всегда стоял веселый шум. Мы играли в разные игры, катались на велосипедах вокруг дома (у кого они были), соседи помогали друг другу, в общем, дом по настоящему был Домом для всех. Мне кажется, что люди после войны так соскучились по мирной и безопасной жизни, что взаимопомощь была естественной вещью. Не было деления на бедных и богатых, на русских и украинцев и т.п. По крайней мере, мне так казалось. Но этот период, к сожалению, быстро закончился.
Возникшее расслоение и растущие проблемы способствовали разделению людей.
Соседи наши, семья Вишневских, тихие, скромные люди. Однако ситуация начала ухудшаться, после того, как глава семьи Адольф Никитович, заведующий кафедрой электронных ламп, получил назначение преподавать в Индии и уехал туда с семьей на два года. В квартире остался его приемный сын. Сын, оставшись без присмотра, связался с дурной компанией, попал в тюрьму за мелкое воровство, и на работе у Адольфа Никитовича начались неприятности, он рано умер. Сын вернулся из тюрьмы с женой, у них пошли дети, и наша квартира оказалась не такой большой. Идилия общежития закончилась.
Иногда жизнь преподносит сюрпризы, и планы, вынашиваемые людьми, рушатся. Период 50-х – 60-х, наиболее радужный в нашей жизни, закончился.
Об этом периоде многое написано (см, например Фритьоф Капра, Куда ушли цветы? http://proza.ru/2008/01/13/388 ) и будет еще написано, я уверен. Этот период совпал с моим детством и юностью, а детство предопределяет всю последующую жизнь. Всему этому я обязан моему отцу. И его кабинету.
Фото: Вид на ул. Паньковскую из кабинета