Утром София встает, одевается и выходит на улицу. Еще спит, но выходит. Привыкла: наступил новый день, значит, пора идти в магазин. Когда сын был маленьким, она шла в очередь за молоком и творогом, а чтобы хватило, занимала пораньше.
Теперь Боре творог не нужен. И незачем ходить за покупками, потому что тут, у него в доме полный холодильник всяких продуктов. А она всё равно встает и выходит. Трудно расставаться с привычками, да и зачем? Все равно семья будет спать ещё час. Сначала встанет Боря, сделает зарядку, торопливо позавтракает и поедет на работу, хотя мог бы и не спешить – ведь он директор. Затем встанет Софьина внучка, Маша, долго будет потягиваться, слоняться по квартире, застывать у окна, в ванной, в кухне и засыпать на ходу. Вот ей нужно торопиться в школу, а она медлит.
Позже всех встанет невестка Ксения. Она актриса, спешить ей некуда. София вообще не понимала, чем она занимается до того, как пойдет в театр на репетиции. Читает, смотрит видео, что-то бормочет себе под нос. Красивая женщина, но непонятная.
Снаружи было холодно и скользко, а на сером небе, казалось, никогда не было солнца. В голых кустах у дома мелькнула рыжая кошка – увидела человека и убежала, прихрамывая. А женщина сразу вспомнила Анечку в ее инвалидном кресле, бывшую соседку. И ее младшую сестру Люсю тоже. Как они там без неё? Каждый день созваниваются, а всё равно скучают.
– Мама, что ты тут стоишь? – Боря подошел к своей машине, застегивая на ходу чёрное пальто. – Иди домой, а то соседи увидят, подумают, что я тебя выгоняю на улицу мёрзнуть.
– Послушай, я сегодня к Анечке съезжу. Ужинайте без меня, я там блинчиков с творогом наготовила, калины перетерла.
– Мама, ты опять за свое?
Она промолчала, глядя в сторону. Как объяснить? Аня и Люся выросли практически у неё на руках. Их мать совершенно не умела о детях заботиться, хорошо, что соседка рядом случилась. Грешно так говорить, но сестры даже не слишком горевали, когда мамы не стало – почти не заметили. Мамой им была она, София.
Сын давно уехал, а она всё вспоминала, как они с маленькой Люськой толкали Анину коляску по коридору, спускались в грузовом лифте, потом по шагу, по ступенечке – вниз, во двор. Как она год воевала с жилконторой, чтобы построили пандус для инвалида, писала письма в разные инстанции. Для себя никогда бы не смогла, для себя она не умела, да ей ничего и не надо. А вот для Анечки... Слезы подступали к глазам всякий раз, когда смотрела на нее. Красавица, умница, талантливая – и надо же, чтобы судьба так обделила. Но Аня не соглашается и уверяет, что совершенно счастлива. Особенно когда рядом София и Люся.
Когда Боря уговорил мать продать квартиру и переехать к нему, Аня утверждала, что они с сестричкой сами справятся.
– Теть Соня, мы уже взрослые! – ласково говорила Анечка. – Люся все сама умеет, и готовить, и остальное. А Боре вы необходимее.
– Да зачем я ему, он давно самостоятельный.
– А деньги?
Да, деньги. Её большая, с высокими потолками квартира в центре города, где она прожила всю жизнь и вырастила Бореньку... Она стоила огромных денег, и Борису они понадобились. Чтобы он вложил в дело, открыл новые филиалы. «Я о тебе буду заботиться, мама, у тебя будет всё, что захочешь!» – говорил он.
А оказалось, маме нужно тепло. Сына она не видит, он допоздна на работе. Жена его приходит со своих спектаклей никакая, без сил. Внучка Машка замкнута на сверстников, с бабушкой ей неинтересно, хотя они вроде дружат.
София нажала кнопку, и дверь сразу щёлкнула замком, открываясь. Это у Анечки такой пульт и экран, она видит входящего.
– Аня, ты небось и разглядеть не успела, кто пришел, – укоризненно сказала гостья, обнимая её.
– Я чувствовала, что это вы, тетя Соня, – радостно ответила она. – А Люся еще не пришла из школы.
Первым делом женщина отправилась на кухню, повздыхала, потом пошла в магазин. Как кому, а ей нравится долго ходить, выбирать, представлять, какое блюдо можно из этого приготовить. Никто её этому не учил, а вот надо же, руки сами делают, и получается вкусно.
Вечер они провели вначале у телевизора, потом помогали Анечке. Она делает чудесные искусственные цветы из разных материалов, они даже лучше настоящих. Потом к ней приходят из магазина и оптом их покупают. На это они и живут, если не считать пособия. София пыталась им из своей пенсии подбрасывать, Аня отказывается – дескать, им хватает. Но Люся растёт, девочке нужна красивая одежда.
Ночевать она осталась у бывших соседей. На следующий день поняла, что не хочет возвращаться к сыну. Холодно у них и одиноко. Каждый занят собой, и помощь им ни к чему. А здесь она на своём месте. Так Боре и сказала, когда он позвонил.
– Мама! Как тебе не стыдно! – бушевал сын. – Что люди подумают?
– Пусть думают, что хотят.
– Я тебе сделал что-то плохое? Ну давай, говори!
– Ничего ты не сделал. Извини, я занята.
– Тебе денег стало жалко?
Она нажала кнопку на телефоне, чтобы прекратить этот разговор. Снова сердце ноет и разрывается. Ну как он не понимает, что ей надо о ком-нибудь заботиться? Взрослый ведь, мужик уже, а не маленький мальчик, уже и лоб с залысинами, и седина на висках, но не понимает. Им продукты на дом привозят, готовит их специальная встроенная кухня, похожая на космический корабль. Она сама знает, к которому часу нужно приготовить блюдо, при какой температуре оно должно томиться, должно ли оно быть хорошо прожарено или с золотистой корочкой. Машка обожает нажимать кнопки и выбирать. А Софии что делать?
Анечка, добрая душа, переживает, уговаривает вернуться к сыну. Люся просто обнимает и молчит. А вот как они без неё хотя бы на улицу выйдут сквозь эту тугую дверь? Кто придержит? Снова ведь ногу прищемит. Или она всё выдумывает, и ей просто хочется быть здесь? Ох, ничего уже не понятно... Только ей тут хорошо.
Неделю она наслаждалась жизнью у своих девочек, когда в гости напросилась невестка. Аня обрадовалась: известная актриса придет в гости! А София поняла: будет уговаривать вернуться.
– О, какие цветы! – обрадовалась Ксения. – Можно посмотреть?
Анечка разрешила не только смотреть, но и забрать себе всё, что понравится. Потом они вышли на кухню.
– Напрасно ты пришла, – вздохнула пожилая женщина.
– Софья Петровна, а я вас понимаю, – ответила гостья, залезая с ногами на стул. – Я просто проведать вас пришла. Соскучилась.
София с недоверием смотрела на неё, а та в ответ – с состраданием и теплом. Играет? Актриса всё-таки. Её, наивную, нетрудно обмануть.
– А вот Борька не понимает, – сказала Ксения. – Мужчины... У них свои игрушки. Я-то знаю, вы тут нужны. Но и нам – тоже. Вот я смотрю на вас и учусь, вы поверите? Правда, учусь. Сейчас играю одну роль, мать семейства, и многое у вас взяла. Вот это тепло, доброту, молчаливую готовность помочь, все взять на себя, быть незаметной, но необходимой, как воздух. Потом ко мне зрители подходят со слезами на глазах, благодарят, спрашивают: откуда я это все знаю? От вас, Софья Петровна.
Помолчали.
– У вас дар делать добро, очень редкий. И нельзя отказываться от такого. Оставайтесь здесь, делайте добро, делайте, что должны. Только Боря – он не понимает, он страдает. Знаете, что он вообразил? Что вы его не любите и никогда не любили, поэтому и занимаетесь чужими детьми. Вот такой у него комплекс. Он ведь фирму свою создал и возглавил для самоутверждения. А теперь решил снять деньги со счёта и вернуть вам – те, что за вашу квартиру. Думает, вам денег жалко. Глупый, правда?
София заплакала. Неужели она виновата? Недодала сыну любви? А казалось, она делает всё, как нужно! Казалось, что об этом не надо говорить, что и так всё понятно. Как он мог думать, что она его не любит?!
Ксения обняла свекровь и тоже заплакала. Подъехала Анечка на своем кресле и заплакала вместе с ними.
София не знала, как объяснить Боре, что он неправ, что он ей дороже всех. Не знала, какими словами это делают. Но обязательно поедет к нему и попытается объяснить, и деньги пусть оставит у себя.
А жить, пока есть силы, всё равно будет с девчонками.