В жизни любого писателя настаёт момент, когда надо объяснить читателю откуда берутся дети. Нет конечно читатели сами знают, ибо сами были и эмбрионами и детьми и вообще процесс многим нравится, нет не всем нравится выращивать и воспитывать своих. Но зато наблюдать за чужими и давать подзатыльников и им и их родителям, это прям как для чукчи апельсин ...
Но в основном многих процесс предшествующий возникновению детей, уж очень увлекает и затягивает. Но как написать об этом прям, чтоб руки зачесались, в смысле не руки и не зачесались. Этож каким талантом обладать надо, или слова какие специальные.
Нет я конечно навёл справки в Литературном институте , есть ли там мопасанистый факультет, ну хотяб отделение или лаборатория поэтического оргазма какого эммануэлистого. Нет говорят, а где же тогда спрашивается, Бунина с Набоковым готовили, где Пушкин с Лермонтовым узнал что персями, а что ланитами называть. Вообщем сплошная непонятка.
Я бы и не заморачивался сильно на этот счёт других проблем по горло. Но услышал в нашей курилки историю от старших товарищей, такого накала, что для её определения из приличных слов только пожалуй два слова то и подходят горячая или даже то африкански жаркая страсть какая. А вот остальные то слова, какими и был расказан этот столярный Декамерон, лучше печатными буквами не писать, потому как из этих букв печатных, слова то все сплошь непечатные получаются.
Но всё равно рискну , и простите меня необученного ... А дело было так - я тогда совсем молодой был, и в реставрации, что полезного от меня было это только рука твёрдая в рисунках да в и выпиливании узоров, да ноги скорые молодые , если дедам водочки к праздничку с магазина супротив нашей мастерской. Сидели мы тогда в курилке. А разговор зашёл про книгу индийскую. Кто то , что-то про эту книгу где-то краем уха слышал, то ли от заказчика дипломата, то ли от спекулянта фарсовщика, ну ясно дело, не в библиотеке же .
В библиотеке книги были про другие способы и позиции, там на полках в основном как империализм или гниду капиталистическую наклонить или сразу на лопатки положить. Или как по полной вставить приезжему туристу капиталисту о преимуществе социализма. Много конечно было книг о дружбе. Но вот любить можно было, наверное в библиотеке только, партию и правительство и лёжа и сидя и стоя, утром, днём вечером и ночью - только партию, её центральный комитет и лично генерального секретаря. И партия и правительство тоже заботливо и затейливо любила свой народ так, что и поз в той книжной волшебной камасутре недостаточно, как и в их индийском храме с фигурками любопытными. Но в чём партия была права, народ и без книжки вредной потихоньку размножался.
Опять я не туда, речь то была про страсть африканскую, которую как говорил один из наших не испытал ни один индиец, ни капиталист какой, да хоть они с этой книгой и вставали и ложились каждый день. У нас ведь тоже у каждого на полке томик Ленина или полное собрание сочинение Маркса и его дружка Фридриха , но никто ведь в экстазе не заходился от «апрельских тезисов» и «призрака коммунизма»...
Нет пора начинать рассказ , иначе все догадаются , что в литературном я не учился, а тяну резину и кота за хвост, так как не умею описать того, на что в Германии километры плёнки извели и вкруговую экватора намотали. Наш рассказчик вроде, когда ещё не сильно старым был подрабатывал в пионерском лагере рядом со своей дачей, ну там починить чего или подправить по столярной части завсегда его туда приглашали.
И тут детишки по домам разъехались, осень на носу, надо было окна фанерой заколотить. Так тогда делали для порядку. И вот он пришёл чемоданчик с собой инструмент, телогрейку типа ватничка. Как раз август на дворе по осеннему холодный. Работал он работал, тут сзади его окликает, женщина, ну как из фильма про тополя на Плющихе, он аж присел - даже платочек такой же.
-Вы бы хоть перекусили говорит, а то работаете прям спозаранку. И рукой так машет, ну как из другого фильма про колдунью Олесю. Отчего же не отобедать - дело хорошее, раз такая красавица приглашает. Пришёл, на кухне тепло, щец наваристых налила с мясцом, тарелка аж дымится, хлеба отрезала, даже сальца кусочек нашёлся на краюху положить. Ну а ты -спросил он - Не ,я кормленная, а сама подбородок рукой подпёрла и любуется издаля как он ложку за ложкой с причмокиванием да комплиментами повару.
А у неё глаза хитрющие, но с поволокой и печалинкой такой, что не знаешь толи щи сейчас важней всего на свете, толи бросить всё прижаться к её щеке и запеть тихонечко на два голоса « что стоишь качаясь ..., или ещё что-то только более жалостное. И щи то почти кончились, и вроде добавочки не грех спросить, но что то такое вдруг приподняло его и без всяких слов, нет не подошёл, не подлетел, не обнял нет не обнял, а просто стиснул её в своих объятиях.
Они стояли молча может секунды, может целую вечность. Сначала мелькнула мысль какая то дурацкая про вкус кислой капусты на губах, но тут же пьяное вино раздавленной вишни вдарило по мозгам да так, как будто опрокинул в себя литр домашней настойки из «изабеллы».
Как же так вкус вишни, а вино из винограда, эта была его последняя мысль . Дальше всё остальное было как во сне, нет даже сны не дотягивали до той действительности в которую его зашвырнул счастливый случай. Он утонул в банке с мёдом, не знаю были ли такие случае раньше или это был первый, но только всё и везде было сладко сладко, и любовь какая то вселенская затягивала его в эту янтарную воронку с какой то неотвратимой силой, и чем глубже он тонул тем приятнее становилось ему.
Последнее ,что он запомнил, когда они наконец избавились от жутко мешающих пуговиц и непонятно почему надетых на них каких то одежд. Да почему то ,мгновенно промелькнувшая мысль, заставила прежде чем они провалились в сад наслаждений , подложить под неё тот самый ватник, висевший до этого на спинке стула. Похоже медовая воронка сомкнулась над их головами, только вдруг кровь застучала по вискам как барабанная дробь, даже сквозь вязкость мёда неведомая сила, извивающаяся как пойманная змея, выталкивала его ввысь, где он хватал глоток чистого пресного воздуха снова и снова.
Так продолжалось целую вечность бесконечная смертельная борьба с извивающимся спрутом. Громкий стон переходящий в крик прекратил это эротическое безобразие, вонь от сгоревшей ваты наполнила кухню пионерского лагеря.
Идиот ! У меня вся попа в ожогах ...
Нет конечно, если бы я хотя бы подметал в литературном институте , тогда смог бы описать суровую советскую камасутру, на не совсем остывшей дровяной плите, хотя бы на троечку -но увы ...
( кстати, в ту пору печки даже в пионер лагерях были на дровах)