Свет приближался. Яркость его возрастала, заполняя мёртвое пространство вокруг, прогоняя спящую темноту. Свет рос и притягивал. Душа летела к нему, словно ночной мотылёк на пламя костра, которое не обжигает.
- Неужели я опять умер?! - подумало сознание перемещающейся души, приближаясь к источнику света.
Перерождение уже не вызывало прежнего волнения, скорее раздражение и усталость. Неожиданно голос Творца проник в его сознание, сложившись в традиционное приветствие:
- Здравствуй, Георгий! Или предпочитаешь, чтобы тебя называли Александр?
- Здравствуй, отец! - ответила душа. - Мне всё равно…
Для разговора не требовались голосовые связки, губы и даже голова. Все мысли, которые он синтезировал, мгновенно оказывались известны собеседнику.
- Снова ничего не получилось? - насмешливо спросил он. - Уже в пятый раз!
- Как видишь… - огрызнулся сын. - Мне опять мешали, но у меня остались ещё две попытки!
- Я выполнил все условия воплощения, о которых вы договорились с куратором! - напомнил Бог.
- Я тебя не виню, - торопливо заверил Георгий. - Я сам виноват, что опять не получилось задуманное…
Они помолчали, полёт продолжился. Свет стал ярче.
- Что будем делать дальше? - спросил Высший.
- Снова отправлюсь на Землю! - твёрдо ответил он. - Теперь я знаю, что делать…
- Но все твои усилия по исправлению человечества ни к чему не привели! - напомнил Бог. - Люди так же злопамятны, жадны и воинственны! Не пора ли тебе признать поражение и успокоиться?
- Никогда я не соглашусь с проигрышем! - воскликнул Георгий.
- Ты не меняешься… - вздохнул он. - Вынужден напомнить тебе условия решения суда по твоему вопросу!
- Не стоит, - уточнил отпрыск. - Я помню!
В сознании его уставшей долгими скитаниями душе возникли цветные картинки начала длинной тысячелетней истории.
- Ты настаиваешь?
- Да!
- Хорошо, - согласился отец. - Отдохни немного, с тобой свяжется куратор, и вы согласуете новые условия возвращения.
- Благодарю! - сухо сказал Георгий.
- Удачи! - пожелал он. - Я верю в тебя!
Свет начал слабеть, запульсировал в ритме биения сердца. Душа, отправившись из города на Неве, прибыла на станцию ожидания.
Освободитель
Холодным утром 1 марта 1881 года полицейский полковник Адриан Иванович Дворжицкий вышел из собственного дома на Невском проспекте и направился в Зимний дворец. Северная Венеция была покрыта умирающим мартовским снегом.
- Царь больше не прогуливается по утрам, - зябко поёжился он, - покушения нигилистов отменили его прогулки…
Полицмейстер инструктировал подчинённых, император молился. После службы в Малой церкви государь выпил кофе в Салатной столовой с новой женой Екатериной Долгорукой, получившей титул княгиня Юрьевская. Затем отправился в рабочий кабинет, где принял графа Лорис-Меликова. Он приготовил правительственное сообщение о конституционной реформе. Царь внимательно изучил «Всеподданнейший доклад» и поручил:
- Собрать 4 марта Совет министров, ибо проект должен был быть опубликован от имени правительства.
Александр II утвердил проект. Начинался путь России к Конституции.
- Этот день должен стать историческим! - сказал он и вышел.
Государь был в мундире Сапёрного батальона, который спас его отца во время восстания декабристов.
- К батальону вынес меня тогда отец в детском мундирчике… - улыбнулся он воспоминаниям.
Император пошёл проститься с женой. Княгиня умоляла его не ехать в манеж, боялась седьмого покушения.
- Я не боюсь ни офицеров, ни солдат, - говорила она, - но я не верю полиции... Путь к Марсову полю достаточно длинен, все местные нигилисты могут видеть ваш проезд по улицам!
Жарко целуя, он повалил княгиню на стол.
- Так положено успокаивать женщину пылкому и мощному мужчине из рода Романовых... - самодовольно подумал он и признался жене: - Я чувствую себя сегодня таким счастливым, что моё счастье пугает меня…
Без четверти час полицмейстер Дворжицкий на санях подъехал к Зимнему дворцу. Граф Лорис-Меликов уезжал из дворца. Войдя в подъезд, он встретил министра графа Адлерберга, который с грустью отозвался о тяжёлом времени от деятельности анархистов. Раздался радостный ответ караула на приветствие императора:
- «Здравие желаем!»
Государь вышел в подъезд, поздоровался, по обыкновению, со всеми находившимися лицами, сел в экипаж и сказал лейб-кучеру Фролу Сергееву:
- В манеж через Певческий мост.
Александр II ехал в закрытой карете. Его сопровождали шестеро терских казаков, седьмой поместился на козлах слева от кучера. За царской каретой в двух санях ехали полицмейстер Дворжицкий, начальник охранной стражи царя капитан Кох с полицейскими. Так подъехали к Манежу, где царя приветствовала охрана криком:
- Ура!
Государь вошёл в Манеж. Для развода были построены батальон Лейб-гвардии резервного пехотного полка и лейб-гвардии Сапёрный батальон. На разводе присутствовали наследник престола и великий князь Михаил Николаевич.
- Отличный день! - поприветствовал он брата.
Одновременно с началом смотра в сырную лавку на Малой Садовой вошёл Михаил Фроленко. Согласно плану, разработанному Исполнительным Комитетом «Народной воли», Богданович и его «жена» Якимова, которые арендовали лавку, уходили. Их сменил опытный динамитчик Фроленко.
- Он сам вызвался соединить провода, чтобы взорвать царя... - одобрил Николай Кибальчич, заложивший мину в подкоп.
Якимова открыла ему дверь и с удивлением увидела, как из принесённого свёртка Михаил вынул колбасу и бутылку красного вина, поставил продукты на стол, явно готовясь закусывать.
- Что это? - почти с ужасом спросила она, видя материалистические намерения человека, обречённого на верную смерть.
Она понимала, что Фроленко, скорее всего, придётся погибнуть под развалинами дома от взрыва, произведённого его рукою.
- Я должен быть сильным, - ответил он и принялся за еду.
В окно жующий Михаил увидел, как на Малой Садовой появились конные жандармы.
- Готовятся к возвращению царя, - усмехнулся он. - Наступило время отъезда его из Манежа.
Якимова в сильном волнении покинула сырную лавку, в ней остался динамитчик. Она оглянулась и увидела Фроленко у окна. Перед ним на столе стоял сосуд с раствором, дающим ток.
- Достаточно опустить в раствор другой полюс и мина взорвётся, - Якимова прибавила шагу.
В Михайловском манеже заканчивался развод караула.
- Развод прошёл удачно! - император был доволен всем происходящим и находился в хорошем расположении духа, много шутил.
Поговорив немного с окружающими приближёнными лицами, государь вышел из манежа, сел в карету, окружённую конвоем, и скомандовал:
- В Михайловский дворец, той же дорогой!
Фроленко увидел в окно, как уезжают жандармы и с облегчением понял:
- Царь поехал другой дорогой, через Екатерининский канал…
По приготовлениям полицейских Софья Перовская поняла, что царь выбрал маршрут, где стояли её бойцы. По дороге в Зимний император остановился в Михайловском дворце. Здесь жила его кузина великая княгиня Екатерина Михайловна, полная тёзка его молодой жены. Дочь великой княгини Елены Павловны и великого князя Михаила Павловича, характером пошла в отца.
- Она не одобряет брак государя… - судачили придворные.
Вслед за каретой монарха к Михайловскому дворцу подъехала карета брата царя. Они приехали, чтобы попытаться примирить великую княгиню с супругой императора. Перовская прошла в сторону канала, где подала платком условный знак.
- «Блондинка» вытащила носовой платок, - увидел Николай Рысаков. - Значит, царь едет к нам.
Места на канале заняли три метальщика. Исчез тот, кто должен был встретить карету первым, рабочий Тимофей Михайлов. Он почувствовал, что не сможет бросить бомбу и повернул домой.
- Теперь первым номером оказался Рысаков! - подумала Софья.
Игнатий Гриневицкий, проходя мимо Перовской к роковому месту, улыбнулся ей чуть заметной улыбкой.
- Он не проявляет ни тени страха или волнения, - удивилась она, - и идёт на смерть с совершенно спокойной душой...
Пока метальщики занимали места, Перовская через Казанский мост перешла на противоположную сторону Екатерининского канала. В 14 часов 10 минут царь попрощался с великой княгиней Екатериной Михайловной.
- Разговор опять не получился… - смутился великий князь Михаил Николаевич, который остался с кузиной.
Спустя минуту Александр II вышел к карете. В шинели с бобровым воротником на красней подкладке, в золотых эполетах с вензелем отца.
- Высок, прям, гвардейская выправка! - залюбовался Адриан Иванович.
Карета стояла на фоне мраморных колонн дворца, окружённая охраной. Садясь в неё, император приказал кучеру:
- Той же дорогою домой!
Кучер хлестнул лошадей, царский кортеж отъехал от Михайловского дворца. Лошади скакали весело, карета стремительно неслась, охрана с трудом поспевала за ней. Карета выехала на канал. За ней повернули сани с Дворжицким, капитаном Кохом и ротмистром Кулебякиным.
- Слева решётка вдоль канала и узкий тротуар, - отслеживали они. - Справа стена сада Михайловского дворца и тротуар вдоль стены сада.
Обильный снег лежал на булыжной мостовой вдоль замёрзшего канала. Народу вокруг мало, мартовский петербургский ветер, пробирающий до костей, сдул гуляющую публику.
- Мальчик несёт корзину с мясом... - автоматически отметил полковник. - Два молоденьких подмастерья тащат диванчик, за ними идёт молодая женщина...
Навстречу карете по тротуару от Конюшенного моста шёл белобрысый, маленький человек в чёрном пальто.
- Он явно нервничает, - встревожился Адриан Иванович, - и в руке у него что-то подозрительное… Величиной с коробку конфет «Ландрин», завёрнутое в белый платок.
Кортеж поравнялся с Рысаковым. После мига колебания, он бросил снаряд под копыта лошадей в предположении, что разорвётся под каретой.
- Мимо?! - эхо мощного взрыва прокатилась по каналу.
Карету закрыло облако белого дыма и взрывом его отбросило к решётке. Дым рассеялся, обрывки одежды валялись на покрытой снегом мостовой.
- Царская карета успела проскочить, - выдохнул полицмейстер, - бомба разорвалась сзади. Взрыв разбил только заднюю стенку экипажа.
Один из терских казаков лежал. Другой казак, сидевший на козлах возле кучера, контуженный, судорожно хватал воздух. На тротуаре бился и стонал умирающий мальчик, рядом валялась корзина с кусками мяса.
- Убийцы! - Дворжицкий в гневе сжал кулаки.
В нескольких шагах стоял, привалившись к решётке, изнемогая от боли, побитый прохожий, на земле корчился раненый городовой. Рысаков бросился бежать прочь, будто ловил преступника, громко крича:
- Держи! Держи!
Рабочий на пути бросил лом ему под ноги. Николай споткнулся, упал, на него набросились. Его держали крепко, пригнули голову, он сидел на корточках, прижатый к земле. Рысаков увидел в толпе Перовскую и крикнул:
- Скажи отцу, что меня схватили!
У него вынули из-под пальто пистолет и кинжал. Карета остановилась, император отворил дверцу и с помощью казака вышел невредимым.
- Поздно бросил бомбу молодой человек, - сказал он, - видно нервничал.
Государь перекрестился, он немного шатался в понятном волнении. На вопрос Адриана Ивановича о состоянии его здоровья, император ответил:
- Слава Богу, я не ранен.
Видя, что карета государя повреждена, Дворжицкий решился предложить Его Величеству поехать в его санях во дворец. Кучер Фрол заверил царя, что может ехать дальше:
- Разбит лишь задок кареты, она может ехать!
Александр II повернулся и направился к тротуару, прилегавшему к Екатерининскому каналу. Слева от него шёл полковник, позади казак, бывший на козлах экипажа, и четыре спешившихся конвойных казака с лошадьми в поводу. Они плотно окружали Государя.
- Три предсказания разных провидцев не сбылись, - сказал он тихо, - седьмое покушение я пережил!.. Значит, буду жить долго!
Пройдя пару шагов, царь поскользнулся на булыжнике, полицмейстер успел его поддержать. Император поблагодарил кивком головы и направился к Рысакову. Его держали четыре солдата и начальник царской охраны капитан Кох. Жандармский подпоручик, не узнав императора, спросил:
- Что с Государем?
- Слава Богу, я уцелел, но вот жертвы... - ответил он, показывая на убитого казака и умиравшего мальчика.
- Ещё слава ли Богу? - иронично уточнил Рысаков.
- Кто таков? - резко спросил царь.
Он был бледен, но сохранял самообладание.
- Мещанин Николай Рысаков, - ответил террорист.
- Хогош! - он грассировал, погрозив ему пальцем, пошёл к карете.
Полковник обратил ся к государю с просьбою сесть в сани и уехать. Император остановился, несколько задумался и затем ответил:
- Только прежде покажи мне место взрыва!
Подошёл возвращавшийся с развода взвод 8-го флотского экипажа. Царь, плотно окружённый конвойными казаками, направился к образовавшейся на мостовой яме.
- Слушаюсь! - Дворжицкий повернулся наискось к месту взрыва.
Его внимание привлёк подозрительный молодой человек, стоявший боком у решётки канала, явно выжидающий приближение царя. Это был Игнатий Гриневицкий. Линии судьбы, начатые без малого шестьдесят три года назад, резко пересеклись на набережной Екатерининского канала.
- Пора! - Игнатий поднял руки вверх и бросил что-то к ногам государя.
Раздался оглушительный взрыв. Александр II упал, склоняясь на правый бок. Все упали, точно всех подкосило. На высоте человеческого роста образовался шар беловатого дыма, который, кружась, стал расходиться в стороны. Дворжицкий был оглушён, обожжён и ранен. Среди дыма и снежного тумана, он услышал слабый голос царя:
- Помоги!
Собрав оставшиеся силы, офицер вскочил на ноги и бросился к государю. Его Величество полулежал, облокотившись на правую руку. Предполагая, что государь ранен, он приподнял его и понял, что у него раздроблены ноги, кровь струилась на мостовую.
- Как же это получилось… - лихорадочно шептал Дворжицкий.
Два десятка убитых и раненных лежали на тротуаре и на мостовой. Некоторым раненым удалось подняться, другие ползли, третьи пытались освободиться из-под упавших на них тел.
- Пить!.. Пить! - просил кто-то.
Среди снега, мусора и крови виднелись остатки изорванных мундиров, эполет, сабель и куски человеческого мяса. С головы царя упала фуражка; разорванная в клочья шинель свалилась с плеч. Из размозжённых голых ног лилась струями кровь. Царь слабым голосом повторял:
- Холодно... холодно... холодно...
Бесчисленные раны покрывали его лицо и голову. Один глаз был закрыт, другой смотрел перед собой без всякого выражения. Взрыв был силён, на газовом фонаре стёкла выбило, остов искривило.
- Царя убили! - вокруг самодержца, умиравшего на окровавленной мостовой среди грязного снега, обрывков одежды, выросла толпа.
Шумели подошедшие юнкера Павловского училища, прохожие, полицейские, уцелевшие казаки. Шатаясь, стоял над ним полковник Дворжицкий, обшаривавший стеклянным взглядом место трагедии.
- Вот он метатель! - заметил он.
Недалеко от царя в луже крови умирал Гриневицкий. Примчался великий князь Михаил Николаевич. В Михайловском дворце он услышал взрыв и погнал карету к месту происшествия. Великий князь встал на колени на мостовой. Услышал слабый голос брата:
- Скорее... домой!
Сознание покинуло царя вместе с хлеставшей из ног кровью. Внести кровоточащее тело в карету было сложно. Десятки рук понесли окровавленного императора к открытым саням Дворжицкого.
- Осторожно! - среди тех, кто помогал нести истекавшего кровью царя, был третий метальщик Иван Емельянов.
В портфеле у Емельянова лежала бомба, которой он должен был убить тирана в случае неудачи первых метальщиков. Сани двинулись во дворец, в них был запряжён знаменитый конь «Варвар».
- Он долго служил террористам... - невпопад вспомнил Дворжицкий. - Теперь везёт раненого императора!
Его недавно захватила полиция, он вёз умиравшего императора. Казаки, стоя в санях, придерживали бесчувственное тело, их шинели быстро намокли от царской крови.
- Правь к Салтыковскому подъезду... - велел кучеру Дворжицкий.
Но двери оказались слишком узкие, чтобы толпой внести его на руках. Люди выломали двери и понесли Александра II по ступеням мраморной лестницы в его кабинет, где двадцать лет назад он подписал Манифест об освобождении крестьян, а утром проложил путь к русской Конституции.
- Как скользко… - полковник поскользнулся и едва не упал.
Мраморные ступени и путь по коридору до царского кабинета были покрыты его кровью. Лейб-медик Маркус вбежал следом за ними в кабинет и нашёл царя в полулежащем положении на кровати, которая была выдвинута из алькова и помещена почти рядом с письменным столом, так что лицо императора было обращено к окну.
- Государь в рубашке без галстука, на шее у него прусский орден... - отметил он, - на правой руке надета белая замшевая перчатка, местами перепачканная кровью.
У изголовья стоял в полном парадном мундире великий князь Михаил Николаевич и плакал. Когда врач подбежал к кровати, первое, что ему бросилось в глаза, это обезображенные нижние конечности, в особенности левая, которая, от колена, представляла раздробленную кровяную массу.
- Правая конечность повреждена, но менее левой… - тронул их доктор.
Обе раздробленные ноги были на ощупь холодные. Он стал придавливать, как можно, сильнее бедренные артерии, биение которых уже было едва ощутимо, думая этим сберечь остаток крови.
- Государь находится в полном бессознательном состоянии... - понял Маркус. - Все старания врачей оставались тщетными - жизнь угасает.
К Аничкову дворцу помчался в открытых санях офицер, посланный великим князем Михаилом Николаевичем. Наследник, присутствовавший в Михайловском манеже, после развода отправился домой пить чай. Он сидел в кабинете за письменным столом, жена стояла у окна и глядела на Невский. Вдруг до дворца докатились отдалённые взрывы.
- Что это такое? - испуганно гадали они, когда увидели в окно несшиеся по проспекту сани и стоящего в них офицера.
Наследник бросился вниз по лестнице. За ним поспешила Мария Федоровна. Посланный смог вымолвить только одно предложение:
- Государь страшно ранен!
Огромный наследник в генеральской шинели и цесаревна помчались в двуместных санях в Зимний дворец. Вся Дворцовая площадь оказалась запруженными толпами народа. Звук первого взрыва был похож на полдневный выстрел пушки Петропавловской крепости. Но на часах был третий час. После второго взрыва необычайное возбуждение охватило город.
- Наши сани с трудом продвигаются в толпе… - злился наследник.
Теснимая гвардейцами с ружьями, громадная толпа, совершенно запрудила узкое пространство, образовав пробку. В это время во дворце великого князя Михаила Николаевича его младшие сыновья решили отправиться кататься на коньках вместе с любимым внуком Александра II Ники. Вдруг в комнату вбежал запыхавшийся лакей.
- Государь убит! - крикнул он. - И великий князь Михаил Николаевич тоже!.. Их тела доставлены в Зимний дворец.
На его крик выбежала из своей комнаты княгиня. Все бросились к выходу, сели в карету, стоявшую у подъезда, и помчались в Зимний дворец. По дороге их обогнал батальон лейб-гвардии Преображенского полка, который, с ружьями наперевес, бежал в том же направлении.
- Большие пятна чёрной крови по мраморным ступеням и по коридору, - княгиня смертельно побледнела, - они указывают путь в кабинет государя.
Рядом с ней в матросском костюме шёл тринадцатилетний Ники. Он старался не наступать на кровь деда. Великий князь Михаил Николаевич стоял в дверях кабинета, отдавая приказания служащим и жена, потрясённая тем, что муж невредим, упала в обморок. Каждую минуту входили один за другим члены императорской фамилии. Комната была переполнена.
- Вот до чего мы дожили, - вошедший наследник обнял великих князей - брата Владимира Александровича и дядю Михаила Николаевича.
Вбежала полуодетая Екатерина Долгорукая, княгиня Юрьевская. Она упала навзничь на тело царя, покрывая его руки поцелуями и дико закричала:
- Саша! Саша!
Это было невыносимо. Великие княгини разразились бурными рыданиями. Лейб-медик Боткин нервно осматривал умирающего.
- Долго ли проживёт государь? - задал вопрос цесаревич.
- До двадцати минут... - ответил врач
Духовник протопресвитер Бажанов причастил государя и громко читал отходную. Началась агония. Вскоре лейб-медик Боткин, слушавший пульс царя, скорбно кивнул головой и опустил окровавленную руку:
- Государь император скончался!
Вторая жена Екатерина ужасно вскрикнула и упала, как подкошенная на пол. Её розовый с белым рисунком пеньюар был весь пропитан священной кровью монарха. В половине четвёртого штандарт Александра II на Зимнем дворце был спущен. Вся Романовская семья опустилась на колени вокруг умершего императора.
Велосипед
Солдаты германского вермахта заняли родное село Димы Дайнего в конце августа сорок первого года. Захватили быстро, с налёта, без единого выстрела. Десяток мотоциклов, с грозными пулемётами МГ-34 на зелёных колясках, лихо влетел со стороны притихших оврагов, заросших по пояс колючим тёрном.
- Ой, кто это? - увидев незнакомцев, мальчик шмыгнул в хату.
Разгорячённые солдаты властно и нагло, как внезапная смерть, ворвались на притихшие улочки. Растеклись по приглянувшимся дворам. Красноармейцев в селе не было, накануне они спешно прошли редкой колонной по главной улице, по направлению на Восток.
- О, Господи! - запричитала заплаканная мамка, державшая на руках младшего сына. - Царица Небесная, спаси и сохрани...
- Мамка, чего ты? - удивился малолетний Димка.
Высокие и весёлые австрийские парни с закатанными рукавами, как полноправные хозяева, вошли во двор хаты Дайнего.
- А кто это? - он нетерпеливо дёрнул за мамкину юбку.
Сорокаградусная жара и былинная пыль русских дорог превратили их мышиного цвета гимнастёрки в подобие рыцарских лат. Первым делом они бросились к колодцу, сняли задубелую от пота и пыли одежду и долго обливали друг друга ледяной водой. Среди общего шума и суматохи водных процедур выделялся сильный голос длинного, рыжеволосого мужчины.
- Gut, - он удивительным образом напоминал мальчику отца. - Sehr gut!
То, что им было хорошо, он смог понять без перевода. В неполные шесть лет отличался повышенной любознательностью и врождённой непоседливостью.
- А ну сядь! - мамка строго приказала ему сидеть тихо.
Он обиделся и забился в закуток за русской печкой, там, где зимой содержали новорождённых, слабых телят.
- А что они делают? - настойчиво спрашивал мальчик. - Кто они такие...
- Сиди смирно, не до тебя!
Иногда Димке удавалось заглянуть в окно, выходящее во двор и посмотреть на непонятные действия незнакомых дядек. Страсть как интересно было понять, чем они занимались. В детстве всё непонятное интересует и пугает одновременно.
- Глядите, глядите! - запищал он.
Совсем молоденький парнишка, с закинутым за спину блестящим автоматом, вышел из сарая с парой несушек в руках. Ванька возмущённо задёргался и подумал:
- Вот сейчас точно, строгий и скорый на расправу дед даст прочухана наглецу...
- Сиди Бога ради спокойно! - мамка тихо плакала и даже не прикрикнула на него, как следует. - Что делать-то?
- Ну, одним глазком можно? - канючил он.
Встревоженный дед отмахнулся. Семья не успела спрятаться в подвале, пришлось сидеть в хате и ждать неизвестно чего. К вечеру отдохнувшие штурмовики пообедали курятиной, на десерт съели все яблоки в небольшом саду и выехали на передовую.
- Убрались антихристы, - в хату забежала любопытная соседка тётка Галя. - Все живы?
- Все, - кряхтя, ответил дед. - А что кому-то досталось?
- Горе такое случилось! - затараторила соседка. - Наши родственники Мамоновы, еле успели вовремя забраться в подвал. Проходящий мимо погреба для хранения картошки солдат услышал шум из-под земли.
- Ну?
- Я такого страха натерпелась, - тётка Галя вытерла быстрые слёзы. - Вижу, немец снимает с пояса ручную гранату с длинной ручкой, открывает деревянную крышку лаза и швыряет её в низ.
- Ужас!
Погибшую семью хоронили через два дня в одном большом гробу, невозможно было в каше останков понять кто где...
- Деда! - внук растерянно стоял посредине разорённого двора, рядом с поникшим стариком. - Почему ты не прогнал их?
- Нельзя, зараз нельзя...
Внук шмыгнул покрасневшим носом, осуждающе посмотрел на него и сказал:
- Боишься.
- Надо тихо сидеть... - проронил грозный дед сквозь плотно сжатые зубы. - Терпеть надо...
- Вот батька придёт, он их прогонит! - мальчик топнул босой ногой. - Так деда?
- Конешно, внучек.
- А когда он вернётся?
- Скоро, скоро! - в глазах ветерана Первой мировой войны, блеснули слёзы.
... На смену штурмовикам пришла тыловая часть, состоящая из десятка немцев и взвода шумных румын. Командовал ими немолодой лейтенант родом из Мюнхена, бывший печатник. Он занял большую комнату в избе и не замечал всех домочадцев, сбитых в общую кучу в комнате, где день и ночь дымила русская печка.
- Здоровечка желаю! - глава семьи Семён Фомич, здороваясь с ним, приниженно кланялся.
Его сын Иван воевал на фронте в Красной Армии. Дед боялся, как бы ему не припомнили это и не выгнали с семьёй на мороз.
- Не приведи Господи! - мучился он.
Немец, впрочем, не удостаивал его даже взглядом. Всех удивляло, как такой представительный мужчина, в хромовых, блестящих сапогах мог при людях громко и с удовольствием пускать газы.
- Он нас даже за людей не считает, - удивлялась мамка, - мы для него пустое место.
Самым добрым среди всех солдат был Ганс, пожилой шофёр, который до войны жил в маленьком городке в Саксонии. Он иногда угощал Димку сахаром и показывал фотку строгой женщины с тремя детьми.
- Meine Kinder! - краснея от гордости за детей и жену, говорил военный водитель. - Und seine Frau Gerda.
Среди немецких солдат попадались злые люди, запросто могли дать затрещину, но никто из них не мог сравниться в агрессивности с румынами.
- Грязные «мамалыжники», - ругался он на земляков князя Дракулы Фомич. - Вечно рыскают по селу, готовые на любую пакость.
Прозвали их так за любовь к сытной кукурузной каше мамалыге, национальному пищевому наркотику. Поэтому румыны пребывали на вечном взводе. Воевать за Великую Германию они явно не хотели, стремясь просто выжить в непонятной для них России…
- Пускай немцы погибают! - злорадствовали они.
Димку больше интересовала всякая техника, он мог часами смотреть, как Ганс ремонтирует грузовую машину «Мерседес».
- А как работает эта деталь? - постоянно спрашивал непоседа, показывая на всевозможные детали машины. - И вот эта?
Ганс объяснял по-немецки и мальчик чудесным образом понимал его. Особенно нравились ему велосипеды пришельцев, на которых они стали разъезжать по селу.
- Вот красотища! - изумлялся пацан и бежал за очередным велосипедистом.
Бросающие солнечные блики спицы в колёсах завораживали. Блестящий руль, раскинутый как рога забитой румынами на мясо, коровы «Чубки», просился в ладони. Сиденье из чёрной кожи настойчиво звало присесть на него. Хромированный звонок звучал, как волшебная флейта...
- Хотя бы разок позвянькать в него! - мечтал он.
Когда Ганс сажал Димку на раму, и катал по двору, не было в целом мире человека счастливее его.
- Zu Hause habe ich einen Sohn wie Sie. - Ганс объяснял, а мальчик понимал, что дома он оставил малолетнего сына. - Sein Name ist Helmut.
- Зовут его Хельмут, - догадался пацан.
Дети легко обучаются иностранным языкам, они не видят особых различий между народами. Ему нравилось слушать Ганса и кататься с ним на велосипеде, но больше всего на свете хотелось заполучить для себя это чудо техники.
- Вот оно счастье! - обладать велосипедом он мечтал до острой боли в маленьком храбром сердце.
Пока, однако, доводилось просто смотреть, а посмотреть тогда было на что. С лета сорок второго года через их село нескончаемым потоком шли части вермахта в сторону Волги, на Сталинград. Фомич охал:
- Сколько же их!
- Видимо-невидимо, будто звёзд в небе...
- Вишь Димка, - дед завороженно качал головой. - Какая силища прёт, как же с ними возможно справиться?
- Но папка всё равно победит? - внук с восторгом смотрел на невиданные чудеса техники. - Да, деда!
- Победит... - в голосе деда слышалось сомнение.
Грозные войска шли и шли, день и ночь. Поднятые в воздух тучи серой пыли мешали рассмотреть танки незнакомых очертаний, грузовые машины, везущие пушки, походные кухни и серый монолит солдат.
- Как страшно! - по-настоящему испугался он.
Стройные колонны пехотинцев, серой змеёй приползавшие из-за горизонта, поворачивали вместе с дорогой около высокого бугра, на котором устроился притихший внук. Хромая подошёл дед, они стали смотреть как на Восток, в бездну, в небытие, уходила слава и жизнь третьего рейха…
- А папка там один воюет, - спросил Димка и топал ногой. - Как же он победит?
- Должон победить, - с непонятной злостью ответил Фомич. - Русские всегда немца били!
Несокрушимая лавина, состоящая из тысяч тонн заражённого жизнью железа и кубометров мёртвой человеческой плоти, двигалась без остановок и пауз. Монотонно, уверенно и страшно.
- Ишь ты! - ошарашенно сказал дед.
Так прорвавшаяся в долину река, набухшая половодьем, меняет первоначальное русло и ищет себе новый проход к морю. Она смывает на своём пути все преграды и невозможно себе представить гранит, о который она может разбиться.
- А назад они пойдут? - гадал мальчик.
Вскоре загрохотало, заскрежетало и завыло великое сражение.
- Ты смотри, как пуляют! - сокрушался старший Дайнего. - Откель только столько снарядов набрали?
Нескончаемой грозой, длившейся несколько месяцев, полыхала великая Сталинградская битва. Напрасно мальчуган ждал вновь увидеть проходящие мимо войска. Ни один немецкий танк, ни одна автомашина, ни одно орудие, назад не вернулись... Только замёрзший мотоциклист в начале февраля сорок третьего года подъехал к их дому и что-то быстро сообщил встревоженному офицеру Вермахта.
- Schnell… - тот отдал короткий приказ, и солдаты начали спешно грузить машину Ганса оставшимся барахлом.
Лейтенант уехал на верном мотоцикле. Димка увидел, как из леса на пригорок вылетели фигурки лыжников в белых маскхалатах.
- Наши! - к тому времени он остро прочувствовал национальную разницу. - Может папка среди них?
Увидев русских бойцов, Ганс от отчаянья попытался в последний раз завести замёрзшую на крепком морозе машину. В критический момент любимая техника подвела его. Громко ругаясь, немцы облили её бензином и подожгли. Потом бегом, через заснеженный овраг рванули на спасительный Запад.
- Убили! - он завороженно смотрел, как русские автоматчики несколькими длинными очередями срезали застрявших в глубоком снегу оккупантов, сразу за огородом бабки Матрёны.
В горящей машине начали рваться патроны, но соседи таскали из кузова коробки с едой и вещами.
- Фомич, быстрее! - кричала соседка тётка Галя. - Давай залазь в машину... Там же тушёнка в ящиках!
Пули веером разлетались в разные стороны злыми, встревоженными пчёлами. Сгоряча кусали стены домов, отрывая от них кусочки глины и светлой побелки, но дед упорно лез за бесхозным добром.
- В голодную зиму всё сгодится, - приговаривал он.
Только когда огонь охватил всю машину, люди нехотя отошли. Её оплавленный остов, ржавый и жалкий, потом долго напоминал о временности всех воинских успехов.
- Дядя Ганс лежит и не шевелится… - Димка боялся мертвецов, поэтому близко не подходил.
Он несколько дней внимательно следил, как ветер и снег устраивали немцам уютные могилы.
- Всё же христиане, - под терновым кустом их останки Фомич похоронил, когда сошёл снег. - В Христа верили!
В сарае деда, законсервированными на зимнее хранение, оставались семь немецких велосипедов. Никто о них не знал, Димка уговаривал деда Семёна оставить их. Тот побоялся...
- Господь с тобой, - дед зыркнул по сторонам, - а ежели кто узнает?
Позже интендант советских частей, усатый хохол с Полтавщины, переписал трофеи и сдал куда следует. Внук горько плакал, как никогда раньше, когда их грузили на армейскую полуторку.
- Хотя бы один велосипед оставил для меня… - долго не мог простить деда, дулся и капризничал...
В конце 1944 года пришла похоронка на отца, он повзрослел от горя. До отъезда в город для поступления в ВУЗ, Дмитрий жалел о потерянном велосипеде:
- Теперь таких не делают.
Выучившись в сельскохозяйственном институте на агронома, он получил распределение в колхоз «Красный ключ».
- Забросили меня в самую глушь! - понял он, прибыв на место работы.
Контора колхоза базировалась в деревне на самом стыке трёх братских республик: РФСФР, Украины и Белоруссии. Многочисленные отделения и поля были разбросаны по хуторам, спрятавшимся в дремучем Брянском лесу.
- Пешком до них не доберёшься… - предупредил его председатель. - Легковых машин у нас нет, зато остался трофейный немецкий велосипед. Как молодому специалисту колхоз дарит его тебе!