Сейчас приближаются дни, когда всё больше и больше будет ощущаться холод в нашей северной земле. Вот в такое же неотапливаемое время года, в конце сентября, однажды, в семидесятых годах мой коллега на кафедре марксизма-ленинизма военного ВУЗа, вошёл и, увидев меня упорно готовившуюся к завтрашним лекциям, к очередной встрече с курсантами третьего курса, покачал головой.
- Не боитесь простудиться?Замёрзли? - спросил он.
- Ужасно, но заканчиваю...
- Хотите горячего чаю?
- Ещё бы! Скоро в сосульку превращаться начну. Но где же его можно взять?
- На другой кафедре, у секретчиков. Они - народ хозяйственный. Электрический чайник приобрели. Я сейчас к ним схожу, без меня не уходите никуда.
Минут через десять он вернулся, неся чайник, где был заваренный, горячий, душистый чай, в портфеле у него оказались домашние бутерброды.
- Бублики, сухари, конфеты, печенье нам предложили дежурные девушки и женщины.
Мы быстренько накрыли стол чистой клеёнкой, которую нам опять-таки одолжили коллеги, и уселись согреваться. Говорить о работе не хотелось, но и молчать было как-то неудобно.
- А хотите я вам про себя расскажу? - спросил он. Звали его Григорий Леонтьевич, фамилия - Кузнецов. Я была "новенькой", знала, что он преподаёт Историю КПСС, всегда тщательно готовится к занятиям, приветливый, доступный, отзывчивый.Хорошая была у него и семья: жена и две девочки - школьного возраста, девочки учились в музыкальной школе, старшая готовилась стать преподавателем музыки, как и её мама. Вот, пожалуй и всё, что я знала о нём.
- Начну с того, что я по рождению - не Кузнецов, хотя все мы, жена и дети носим эту русскую фамилию и стараемся быть достойными людьми. Дело в том,что я - еврей и по отцу, и по матери, родился и жил в Киеве. Как только началась Великая Отечественная война отец-комиссар сразу же оказался на фронте. Я остался с матерью, был ещё дошкольником. Скоро Киев был захвачен немцами, мы не успели даже эвакуироваться с мамой. Всех евреев переписали, полицаи постарались согнать нас в гетто. На улицах висели объявления, что евреи (они были названы "жидами") будут отправлены на выселение из Киева. Все они должны с ценностями и запасами одежды и обуви прибыть на сборный пункт в определённое время. Нарушители "нового немецкого порядка" будут тут же расстреляны.
- Вот так я с матерью оказался в колонне, которая пешком прошла до окраин города и остановилась на пригороде, у деревни Лукьяновки... Кто-то из колонны то ли потерял сознание, то ли обессилел. Полицаи стали избивать уставших стариков, женщин, детей дубинками, послышались крики, плач, вопли людей, понявших, что их ведут к глубокому оврагу под названием Бабий Яр. О массовых расстрелах в нём потихоньку рассказывали друг другу жители Киева. И вот тут моя мама совершила неописуемый материнский подвиг. Улучив момент, когда полицаи были заняты своим зверским делом, она внимательно оглядела окрестности, не выходя из строя. На обочине дороги столпились жители русской деревни. Они, плача, ПРИНЕСЛИ ХЛЕБ, МОЛОКО, ВОДУ. Но всех отогнали автоматчики. Группа мужчин и женщин беспомощно топталась на обочине...
Худенькая, невысокая Фанни, мать моего коллеги, схватила своего малыша и, собрав нечеловеческие усилия, подняла его и со всей непонятной силы бросила в толпу русских баб и мужиков. Толпа переглянулась, а сильный, крепкий кузнец из их деревни подхватил мальчика и спрятал у себя под полой тёплого полушубка. Испуганный несмышлёныш, намаявшийся за долгий путь в колонне взрослых, прижался к кузнецу, чтобы немножко согреться. Звали кузнеца Леонтием. Он повернулся и направился, не оглядываясь, в свою деревню, неся буквально за пазухой еврейского мальчика, спасая его от автоматчиков. Он внёс его в свой дом, приказав жене запереть крепко и ворота, и двери.
Жена Леонтия вернулась со двора, села на лавку и заплакала, потом вынула из печки чугунок с тёплой водой, достала из сундука одежду. Она остригла чёрные вьющиеся волосы, которыми так гордилась Фанни в мирное время, вымыла мальчика, переодела в одежду своего сына, а всё, что было на будущем Григории Леонтьевиче, тут же бросила в печку. Она поставила на стол кашу на молоке, с маслом, дала кусочек сахара и сказала:
- Кушай, милый, кушай! Тебе расти надо, кушай.
Она и кузнец рассказали мальчику, что у них два сына - офицеры советской армии, а маленький сынок побежал со старшими ребятами на речку, удил рыбу, потом стал учиться у них плавать и утонул. Тут женщина заплакала... А Леонтий сказал:
- Теперь ты, мальчуган будешь нашим сыном. Запомни: фамилия наша Кузнецовы, меня Леонтием зовут, жену мою - Марьей, Марусей. Теперь ты - наш сын и никому не рассказывай ничего, понимаешь? Немцы всех расстреливают: раненных солдат, всех цыган, евреев, комиссаров. Никого не жалеют, ни детей, ни женщин, ни стариков. Ты с нами жить будешь, мы тебя защитим. Только не проговорись... Сейчас враги кругом и предатели.
- А как же мама?
- Маму твою расстреляли и всю колонну, один ты спасся... Вот почему у тебя должно быть русское имя. Русских пока не трогают. А с кем ты шёл, всех убили поголовно, никого не осталось. Это не первая колонна и, наверное, не последняя. По ночам всё время стреляют в овраге никак не насытятся. Им ещё и полицаи украинские помогают, предатели. Зверюги! Ну-ка повтори, как тебя зовут, как моё имя и фамилия, как мамку твою новую зовут. И на улицу не выходи пока. Всё понял? Запомнишь? Всё равно Красная Армия наша победит, вот увидишь, сыновья наши вернутся, опять мирная жизнь будет, в школу пойдёшь... А сейчас забирайся на печь, я к тебе потом подлезу, вместе спать будем, я тебя никому не отдам.
- Тебя нам Бог послал вместо нашего мальчика!-утирая слёзы, подключилась и Маруся. - Наш ты теперь, Кузнецов Гриша, Гришенька, Гринька. Покушал, молочка ещё хочешь? Нет? Тогда давай помогу на печку забраться.Вот игрушку от нашего Гриньки возьми, уснёшь поскорее, намаялся, нахолодался, напугался. Забудь об этом обо всём. Другая жизнь у тебя будет. Потерпи только маленько.Тебе долго жить надо! Может, и отец с фронта вернётся...
Засыпая, Гриша слышал, как его новый батя Леонтий говорил жене: "Ты на всякий случай собери нас в дорогу, одежду,обувь, тёплое надо, скоро зима. Валеночки я подшил, как чуял, а сапожки наденет. Осень на дворе. Мать его нам перед гибелью вручила! Я тоже ложусь, не знай, что завтра будет. Поспать надо...
- Вот так началась для меня новая жизнь,- вздохнул Григорий Леонтьевич.- И новая биография. Поэтому и семья моя - Кузнецовы.
Часть 2. В русской деревне и в лесу
Пропели первые петухи и через некоторое время в кухонное окошко, почти не видное с дороги из-за зарослей вишен, яблонь, ягодных кустарников, кто-то чуть слышно постучал. Марья не спала, сразу же встрепенулась, подошла к окошку и осторожно выглянула. Это была её ближайшая соседка Катерина.
- Слышь, Маруся, вам уходить надо: чем раньше тем лучше. Машины приехали с карателями, мальчонку по домам, чердакам, по погребам ищут. Кто-то выдал или, может, по спискам перед расстрелом сверили и недосчитались... Собирайтесь, уходите подальше. Я вам адреса своей родни написала. Они вам помогут. Идите в сторону границы, на восток, бои там идут, слышно будет. А ночевать к родне моей проситесь, я им письмо написала, прошу их помочь... Ну, разговоры некогда разговаривать, скоро полицаи и до наших домов доберутся. Берите самое необходимое, а родня моя и приют даст, и накормит. Помогай вам Бог! Может, свидимся...
- Я из дома никуда не тронусь. Я и к шоссейке не подходила, а Леонтия и мальчонку отправлю. Спасать их надоть...
- К болоту пусть идут, да по росе, а то у них собаки на людей науськаны... По запаху искать будут. Пока по домам шныряют. Ну, всё! Счастья вам...
Долго пришлось пробираться задами второму Гриньке с найденным Батей: и падал спросонья, и царапин нахватал, пока добрались до первой деревни. Там народ ахнул, узнав о карателях. Надо было срочно отыскать связь с партизанами. Удалось даже раздобыть лошадь с телегой. Гришу спрятали под сеном. Только через несколько недель добрались они до партизанского отряда... Командир нахмурился:
- Да... Надо срочно сообщить в Москву и просить самолёт. Жуткое дело: за мальчонкой карателей во все стороны распределили. Ну, зверюги! Всех их надо изничтожать, а то никакой жизни не будет при "новых хозяевах". Вы пока побудьте в нашем "госпитале". В землянке, конечно, отдохните, подлечитесь, а мы все силы бросим в лес, надо сухостоя набрать для костров. Да ждать придётся тёмной ночки, чтоб самолёт не погубить...
Наконец-то Москва дала: "Добро!" Гриша уже знал, что Москва высылает самолёт, потому что партизаны подкараулили и захватили немецкого штабиста, "чина", как они говорили, да не пустого, а с портфелем важных секретных документов. Ждали только подходящей для полёта погоды.
Часть 3. Среди советских людей
В назначенный день прилёта в отряде было небывалое оживление. Ещё бы! Пилоты везли партизанам тёплую одежду, медикаменты, запас продуктов и, главное, боеприпасы, карты и новые задания, адреса для связи с подпольщиками Киева.
Гриша хлопотал больше всех, быстро, как уже "военный человек", отвечал: "Есть!", выполнял приказы старших. Увидев, что его Батя не собирается в дальний путь, он осмелился спросить:
- А ты, Батя, что же, разве не полетишь в Москву? Тебя тоже разыскивают...
- Нет, родной ты мой сыночек. У командира хлопот много, а знающих людей мало. Как же я от них улечу? Я в армии всему научился: и мины ставить умею, и стрелять могу, и гранаты бросать, и в разведку ходить. Я, пока ты хворост собирал, да костры готовил, обо всём с командиром договорился: всему, что умею, молодых парней учить буду. Пригожусь, каждый должен постараться, чтобы фашистов как можно скорей выгнать с позором и наказать, чтоб неповадно им было войны устраивать, да над людьми-работягами измываться. Вот как... А ты, сынок, учись получше, может, даже письмишко мне пришлёшь с какой оказией. И меня не забывай, письма мои в Москве отправь старшим сыновьям, твоим названным брательникам. Большое дело для нас с Марьей сделаешь. Да и родного своего отца, комиссара, через военкомат поищи, там тебя в Суворовском-то училище всему научат и посоветуют... Но и нас не забывай и всех, кто о тебе позаботился, вот увидишь: будет у тебя и счастливая жизнь, когда война проклятущая окончится...Приедешь к
нам в деревню в отпуск, мы тогда с тобой на море съездим на Чёрное, в Крым, у нас там тоже родичи есть. Эх, и хорошая жизнь после войны начнётся...Мирная! Ну, давай на прощанье я тебя обниму, да расцелую, да перекрещу по-русски! И ступай с Богом, помогай костры разводить, темнеет уж, скоро прилетят... Мешок с твоей одежонкой, я отдал, чтоб погрузили. Там тяжело раненных привезли, операцию им в Москве делать будут, поухаживай за ними в дороге, поговори, водичкой попои. Всё полегче им будет. Ну, иди, не оглядывайся...
Скоро совсем стемнело, послышался гул самолёта, вспыхнули костры. Самолёт побежал по подчищенному, подмёрзшему лугу. Гришу посадили у иллюминатора, свет погас и они плавно взлетели. Впереди была Москва, любимый город, столица всего советского народа.
Примечание 1. Рассказ написан по воспоминаниям. Я проводила специальные занятия с школьниками, показывала мои сохранившиеся фотографии: то со всеми преподавателями, то с курсантами. Рассказывала им как спасли маленького Гришу советские люди. Он отлично закончил не только Суворовское училище, он ещё закончил музыкальное училище по классу баяна, потом Высшую Парт-полит-школу, был партийным работником, потом стал преподавателем и работал над диссертацией. Но мой муж получил назначение в другую республику, началась перестройка и кафедры марксизма-ленинизма во всех ВВУ заведениях уничтожили. Я оказалась безработной, стала читать лекции по истории русской культуры в музеях Москвы. Однажды подошла ко мне после лекции слушательница с девочкой-ученицей третьего класса и сообщила, что она - завуч по воспитательной работе, что сейчас у них в школе трудности с восьмиклассниками, которые начали грубить учителям в этой новой перестроечной неразберихе. Опытных учителей не хватает. Она попросила провести воспитательный час с восьмиклассниками. Так, через много лет я вернулась в школу.
Примечание 2. Бабий Яр - это урочище (большой, длинный и глубокий овраг)в северо-западной части Киева, расположенный между районами Лукьяновки и Сырец. Первый массовый расстрел гражданского населения Киева был 29-30.09.1941 г. В результате погибли в овраге в эти осенние дни 33 771 человек, в основном, евреев. Всего же там погибло за Вторую мировую войну около 150 000: это жители
жители Киева, раненные солдаты,военнопленные,партизаны и подпольщики, комиссары и политработники, цыгане, врачи и медсёстры госпиталей, а также подростки и дети. Спастись сумели только 29 человек и среди них мой бывший коллега Кузнецов Григорий Леонтьевич.
Расстреливала зондеркоманда под руководством Пауля Блобеля (казнён в 1961 г.). Комендантом Киевской полиции был Курт Эберхарт, генерал-майор (покончил с собой в 1947 г.). Один из главарей, каратель Анатоль Конкель служил в дивизии СС "Галичина", попал в лагерь Римини в Италии, сумел выехать в Великобританию под именем Андрей Орлик, умер в 90 лет в Бирмингеме.
Примечание 3. После войны Григорий Леонтьевич пытался разыскать отца, но безуспешно... А его спасители тоже погибли: приёмный отец во время налёта карателей на партизанский отряд, а его Мария и другие жители села по доносу предателей были повешены, село сожжено почти дотла... Царствие небесное им, благополучия в новом измерении!!!