Два приятеля Хук и Гук вдруг встретились после пяти лет неведения друг о друге. До неожиданной встречи они лет двадцать работали, что называется, ноздрю в ноздрю. После чего лет пять лишь изредка могли поприветствовать издали и второпях поздоровкаться вблизи. Казалось, дороги разошлись напрочь, и говорить особо не о чем.
Однако случается странное стечение обстоятельств, и сознание перемещается в давнюю точку принятия решения, подобно виртуальному переносу к развилке дорог. Тогда издалека обозреваешь настоящее. Бывает, радуешься, что в своё время сделал правильный выбор. Бывает, огорчаешься и пеняешь на себя за поспешность, за излишнюю эмоциональность, чрезмерную принципиальность и осторожность. Успокаивает, что все же преобладают правильные решения. Ошибки не такие критичные на первый взгляд. И кто не ошибается?
Так вот в день непреднамеренной встречи Хука и Гука была чудесная июльская погода. Было безветренное утро, освежающее истаивающей ночной прохладой. Курился призрачный туман. Солнце не спешило выбраться из молочной пелены. Гук вышагивал по чистому тротуару, пробуя обозреть расширенным ракурсом липовую аллею, высаженную в первые годы становления завода. За восемь десятков лет деревья вымахали метров под тридцать, все как на подбор одинаковые, как шеренга солдат в почетном карауле. Здесь почет отдавали человеку труда, созидателю коммунистической формации. Ныне, после четверти века глумления над идеалами советских людей, приходит шаг за шагом отрезвляющее понимание, что основной массе граждан жилось тогда весело и радостно. Было окрыляющее единство всего и всякого. И тот обескураживающий доклад первого президента в конгрессе стратегического противника о кончине «коммунистического монстра» Гук и Хук единодушно считали самой яркой иллюстрацией известного слогана «сначала ты играешь джаз, потом и Родину продашь». Тем более, когда виски запиваешь/чередуешь с водкой. Так и получилось: продали, обогатились, укатили.
Это все присказка, френд-стори впереди.
Издали приметив друг друга, Хук и Гук всплеснули руками, заулыбались. Аура радости вспыхнула в липовой аллее. Как-то сразу посветлело и посвежело. Крепко-крепко пожали руки, похлопали по спинам. Вопросы закружились о прежней работе. Сначала поностальгировали. Потом нахмурились и попечалились. Их производственный участок готовится к торжественным похоронам, под официальным названием «Реконструкция».
Сама по себе реконструкция (модернизация) подразумевает улучшение, выход на новый качественный уровень. Это когда квалифицировано выбран вариант модернизации с учетом многих факторов и проведен спектр экспертиз. Когда же не то чтобы «хотели как лучше, а получили как всегда», но сделали выбор с приоритетом личного: меньше головняков (проблем), достроить коттедж и свалить на пенсию. Правда, потом оказывается, что и детям, и внукам надо материально помогать, — слинять на якобы заслуженный отдых не получается. Становишься заложником сварганенных решений.
Так их прежде любимый (это слово готово сорваться с губ Хука и Гука, но по-мужски: клёвая была работа) производственный участок загнулся основательно. Старое оборудование приходит в состояние неработоспособности, новое — не соответствует потребностям.
В шоке (часто употребляемый ныне термин) небольшой коллектив редкой узкоспециализированной специальности. Тот психованный начальник, из-за которого ушли и Хук и Гук и ещё несколько профессионалов, обвиняет в напастях всех напропалую. Кроме себя, разумеется.
Прежние товарищи по работе примолкли, обдумываю ситуацию. Все-таки, они смалодушничали. Продолжай они работать, то не дали бы посадить участок в такую задницу. Например, Хук в легкую мог просчитать технологические режимы и выбрать оптимальный, а Гук организовал такое техническое обслуживание оборудования, что забыли об аварийных ситуациях.
— А знаешь, — сказал Хук. — Ведь я поспособствовал усидеть в кресле нашему прежнему начальнику. Выполнял много его поручений, доходчиво объяснял существо нашей работы. Поделился всем опытом и знаниями. Он даже записывал, что говорил ему. Как тот основательно освоился, начал борзеть и хамить, выдвигать туповатые идеи и уперто гнуть свою линию. Дальше — производственный конфликт на почве личной неприязни. Мне подвернулась неплохая работа. Я ушел, чтобы не трепать нервы.
— Ничего тут нового нет. Ученики зачастую предают учителей, а может быть и как правило предают. Здесь беда в другом. Ты ушел, другой ушел. Паршиво как-то стало в коллективе. Уже и коллективом не назовешь: развелись, как зараза, пофигисты, имитаторы, доносчики. Я также скорее подыскал работу. Ушел, как свалил с плеч непонятно откуда взявшийся груз. Через пятилетку под управой дурилы наш участок, похоже, самоликвидируется. Порядка сотни человек будут выброшены за забор завода.
— Первопричина развала лежит во мне. Раскуси я тогда натуру человечка, рвущегося в боссы, работали бы да работали. Может быть, стоит вернуться и постараться разрулить? Заключить с обмишурившимся начальником мировое соглашение?
— Ты, все-таки, перфекционист. Не всякий труд создает человека, и не всякому нужно протягивать руку помощи. Не лучше ли просто-напросто в будущем не совершать подобных ошибок? Прежде чем открыться человеку, посчитать его за своего (за коллегу, за товарища) надо тщательно протестировать (пробить его суть, сорвать маску). Есть немало способов, и первый из них — дознаться, не скрытничает ли, не утаивает, не лжет…
— Не знаю-не знаю, — прервал я его. — Бывает, стоит начать заново, чтобы снизить цену ошибки. Ведь она может быть такой, что лишит спокойствия, благополучия, уверенности в себе. Совесть заест! Две попытки в любом начинании допускаются, будь то производственные, будь личные отношения.
— Как ты это представляешь?
— Просто приду и скажу, что надо сказать. А потом и тебя позову.
Гук рассмеялся, покачав головой. Хлопнул по моей ладони, протянутой на прощание. В его глазах мелькнула искорка надежды. Ему, как и мне, хотелось жить с любимым человеком, заниматься любимым делом и общаться с родственными душами.