Мемуары Арамиса Часть 178

Вадим Жмудь
Глава 178

— Вы звали меня, Ваше Величество? — д’Артаньян сказал эту фразу так, что в ней одновременно содержались и вопрос, и утверждение, и при этом ни то, ни другое.
— Послушайте, капитан д’Артаньян, — сказала Королева со смущением. — Я знаю, что вы только что получили должность капитана королевских мушкетёров и хотели бы исполнять её как можно лучше. Но для вас есть работа намного важней.
 — Приказывайте, Ваше Величество, — ответил капитан. — Прикажите мне умереть за вас, и я буду сожалеть лишь о том, что смогу сделать это лишь один раз!
— Ох уж эти гасконцы! — сказала Королева с улыбкой. — Нет, умирать пока ещё не надо. Я прошу вас выполнить такое дело, которое вам, я знаю, не понравится, но сделайте это для меня.
— Сделать что-то для вас – моя профессия, но сделать что-либо особенное – это ещё и неизмеримая честь, и огромное наслаждение! —воскликнул д’Артаньян с таким жаром, который, казалось бы, уже не свойственен его возрасту. — Я ожидаю приказаний.
— Я знаю, что мушкетёры должны составлять гвардию Короля, и что капитан мушкетёров должен быть подле Короля, но я прошу вас отправиться в ссылку вместе с другим человеком, который, поверьте мне, для государства тоже очень важен, хотя, как я вижу, этого никто не понимает и никто не ценит, — сказала Королева.
— Я должен сопровождать Мазарини, — догадался д’Артаньян, и как ни старался, не сумел скрыть своего разочарования.
— Поймите, господин д’Артаньян, я ничуть не меньше беспокоюсь о Короле, чем о первом министре, ведь я, как-никак мать! — сказала Королева с поспешностью, не давая капитану возможности возразить. — Не думайте, что ваша Королева обеспокоена судьбой какого-то там итальянца больше, чем судьбой собственных детей! Но Короля и Маленького Месье есть кому защищать! Вся знать готова обнажить свои шпаги и возглавлять войска для того, чтобы защитить их от кого бы то ни было. А человек, о котором я говорю, едва ли найдёт и двух-трёх защитников, тогда как вся Франция наводнена людьми, которые ненавидят его и желают его смерти, и люди эти сильны и влиятельны! Я одна не смогу защитить его от них. Но поверьте мне, ведь вы верите своей Королеве, господин капитан? Верьте же мне, я знаю, что я говорю. Моим детям угрожает тысяча опасностей, которые сможет распознать и предотвратить лишь такой человек, как кардинал, и если мои враги расправятся с ним, с этим мудрейшим государственным деятелем, тогда уже ни я, ни кто-либо другой не сможет защитить моих детей. И теперь, когда Король менее чем через год достигнет совершеннолетия, опасность, угрожающая ему, как нельзя велика! Я молю Господа лишь об одном. Я хочу передать трон моего супруга моему сыну так, чтобы он мог воспользоваться своим правом рождения. Чтобы никто и ничто не воспрепятствовало ему в этом деле. Принцы и герцоги защитят моих детей от черни, но кто защитит их от них самих? Это смог бы сделать только он, кардинал.
— Я не смею сомневаться в ваших словах, Ваше Величество, — ответил д’Артаньян. — А признавая ваши слова истинными, я вынужден полюбить кардинала и приложить все силы для того, чтобы он вернулся к своим обязанностям первого министра.
— Сделайте это, господин капитан! — сказала Королева с несвойственным ей пылом. — Я знаю, что вы вправе рассчитывать на мою признательность за то, что уже сделали для меня в прошлом, но сделайте то, о чём я вас прошу! Я не обещаю вам наград, но я обещаю вам, что всё моё влияние на Короля будет направлено на то, чтобы внушить ему почтение и признательность к вам.
— Умоляю Ваше Величество не обесценивать мои усилия обещанием награды за них! —ответил д’Артаньян столь же пылко. — Вы приказали, и этого достаточно! Я выполню всё, что возможно, а также клянусь выполнить всё, что невозможно для того, чтобы кардинал вернулся к вам живым, здоровым и весёлым, готовым к дальнейшим трудам на благо государства.
— Взгляните на этот перстень с алмазом, капитан!  — сказала Королева. — Дважды я вручала вам его, и вы дважды продали его, чтобы раздобыть деньги для того дела, которое полагали необходимым выполнить.
— Лишь крайняя необходимость вынуждала меня поступить так, — с грустью ответил д’Артаньян. — Если бы это зависело от меня, я бы не расставался с вашим подарком никогда.
— Я знаю о тех делах, на которые пошли вырученные деньги, и я одобряю ваш поступок, — ответила Королева. — Возьмите же этот алмаз и не продавайте его в третий раз, если только от этого не будет зависеть ваша жизнь или спасение человека, к которому я вас отправляю. А для того, чтобы вы не нуждались в деньгах, возьмите вот это.
С этими словами Королева вручила д’Артаньяну перстень с алмазом и ордер на получение у королевского казначея двух тысяч пистолей. 
—Капитан-лейтенант гвардии д‘Эрвие заменит вас на время вашего отсутствия, — сказала Королева Анна. — Он будет уведомлён о том, что его должность должна будет немедленно освобождена для вас, как только вы возвратитесь. Возьмите с собой столько мушкетёров, сколько сочтёте необходимым.  Отбирайте самых лучших. Обещайте мне, что не покинете Мазарини до тех пор, пока он не вернётся в Париж победителем.
— Клянусь возвратить его или умереть за него! — с жаром воскликнул д’Артаньян.
—Мне придётся для виду изображать равнодушие к решению об удалении кардинала, — сказала Анна. — Объясните же ему, что это лишь маска, лишь игра для тех, кто меня окружает. А с отъездом кардинала, и с вашим отъездом, я буду окружена лишь одними предателями. Я знаю это, и я иду на это со всей решительностью, какую могу в себе найти. Быть может, её недостаточно, но иначе нельзя.
— Ваше Величество, призовите к себе графа де Ла Фер! —воскликнул д’Артаньян. —В этом случае вы будете иметь подле себя, во всяком случае, одного человека, преданного вам настолько, что он в любую минуту по вашему требованию отдаст за вас свою жизнь, всю свою кровь по капле прольёт, защищая вас.
— Ах, нет, граф де Ла Фер – очень плохой придворный, — возразила Королева. — Его благородство и порядочность настолько совершенны, что выглядят лицемерием. Его не примет двор. А я не смогу защищать его от двора, у меня и без этого будет полно забот. Двор попросту съест этого человека, или же испортит его.
— Графа де Ла Фер невозможно испортить, и его невозможно съесть, он сам съест кого угодно, — посмел возразить д’Артаньян.
—Ваш благородный граф не может видеть ни малейшего проявления подлости, предательства, злословия, лживости, — настаивала на своём Королева. — Если он будет служить при дворе, уже в первые сутки он вызовет на дуэль половину двора, и либо перебьёт их всех, либо его в конце концов убьют выстрелом из-за угла. Нет, достаточно скандалов при дворе! Это письмо, которое, как вы знаете, перессорило клан Шеврёз-Лонгвилей с кланом Бурбонов-Конде, эта дуэль, унесшая жизнь Колиньи, это уже слишком! Если граф будет причиной ещё одной дуэли, он окажет плохую услугу государству. К тому же уверены ли вы, что граф хотел бы быть при дворе?
— Я убеждён, что он не хотел бы этого, но стоит вам приказать, и он…— ответил д’Артаньян.
— Я никому не буду приказывать быть подле меня вопреки желанию, — твёрдо ответила Королева и д’Артаньян понял, что вопрос решён окончательно. — Сколько мушкетёров вы возьмёте с собой?
— Не более дюжины, — ответил д’Артаньян. — Слишком большой конвой будет вызывать слишком пристальное внимание. Если кардинал уехал как изгнанник, его сопровождение должно быть чуть больше, чем конвой арестанта, но намного меньше, чем почётный караул.
— Поступайте, как считаете нужным, я вам полностью доверяю, — сказала Королева, чьё сердце дрогнуло при слове «арестант». — Отправляйтесь сегодня же. Вы найдёте кардинала в Сен-Жермене. Скажите ему, что я буду продолжать писать ему. С теми людьми, которые будут доставлять ему мои письма, он сможет отправлять свои ответы.
Д’Артаньян в поклоне поцеловал руку Королевы и удалился.
Через сутки в полночь Королева вызвала маркиза де Навая.
— Маркиз, немедленно поезжайте к Мазарини в Сен-Жермен и передайте ему, что я буду вынуждена освободить принцев, — сказала она. — Я ничего не смогла поделать. Месье настаивал на этом, весь королевский совет поддержал его, и парламент тоже. Передайте ему эти документы. После этого возвращайтесь в Лувр, вы нужны мне здесь.
Получив новость, Мазарини помчался в Гавр, который находился в подчинении молодого герцога Ришельё, племянника великого кардинала, который, тем не менее, сочувствовал фрондёрам. Кардинала пустили в крепость, но заставили оставить свой эскорт за её стенами. Мазарини попытался представить дело так, будто освобождение принцев является результатом его хлопот. Но ему не поверили. Конти и Лонгвиль поспешили сесть в карету и удалиться из ненавистной крепости, торопясь предстать перед парижанами свободными и готовыми к дальнейшей борьбе с абсолютизмом Королевы. Но принц Конде знал за собой серьёзную вину, ведь он поначалу был предан Королеве, и лишь затем перешёл на сторону Фронды.  Предательство никого не украшает, предателей уважают меньше, чем откровенных врагов. И поэтому Конде был рад случаю заручиться если не дружбой с Мазарини, то хотя бы нивелировать вражду.
— Ваш арест, Ваше Высочество, инициирован исключительно происками Месье и поддержкой злонамеренного Гонди! — говорил Мазарини после того, как они с принцем за общей трапезой выпили по бокальчику прелестного вина за освобождение троих принцев. —Я всеми силами противился этому, и, как видите, мои старания увенчались успехом! Вы свободны и с вас сняты какие-либо обвинения!
— Что ж, за ваше здоровье, Ваше Преосвященство! — ответил Конде, поднимая второй кубок.
«Ври сколько хочешь, старая лиса, — думал при этом Конде. — Не поверю ни единому твоему слову! Небось, сам хлопотал, чтобы нас арестовали, а теперь, когда осознал, что придётся нас освободить, прискакал сюда, чтобы приписать себе это решение о нашем освобождении!»
«Кажется, он мне не очень-то верит, — подумал Мазарини. — Чёрт с ним, пусть не верит, но хотя бы не возражает, это уже кое-что!»
— Вы знаете, как я всегда уважал вас и ценил ваш талант полководца! — продолжал лить свой елей кардинал. — Вся Франция называет вас не иначе как «Победитель при Рокруа, Великий Конде»! И, как вы помните, именно я первым назвал вас так.
— При Рокруа нам пришлось жарко, — ответил Конде, отправляя в рот ложечку изумительного паштета из гусиной печёнки. — Знаете ли вы, что какой там был бой? Настоящая бойня!
— Я скорее миротворец, нежели полководец, — ответил Мазарини.
— Ну-ну, не скромничайте! — возразил Конде. — Я наслышан о ваших победах, ведь вы даже разбили Тюренна, не так ли?
— Что стоят мои скромные таланты в сравнении с вашими! — лебезил Мазарини.
— Видать, что плохо вам сейчас в Париже, неуютно, — догадался Конде. — Наверное, вы теперь туда не вернётесь?
— Я направлюсь туда, куда направит меня Её Величество, где я буду более полезен Его Величеству и Франции, — скромно ответил Мазарини.
— Стало быть вас изгнали! — хохотнул Конде и с удовольствием опрокинул следующий бокальчик вина.
— Я совершу небольшое путешествие на север страны, чтобы навести там порядок, — уклончиво ответил Мазарини.
— Что ж, в добрый путь, — равнодушно ответил Конде.
С этой минуты принц Конде стал вести себя так, будто Мазарини вовсе нет в комнате, и уделил всё своё внимание трапезе и вину.
— Позвольте мне откланяться, поскольку я уже сыт, — сказал Мазарини и, поклонившись покинул трапезную.
С таким же успехом он мог попрощаться с винной бутылкой или молочным поросёнком, стоявшими на столе, поскольку Конде ничего не ответил, будто бы всё сказанное его нисколько не касалось. Впрочем, он сделал неопределённый жест рукой, который в равной степени можно было истолковать как прощание с Мазарини или как приветствие молочному поросёнку.
Покинув Гавр, Мазарини направился в Перонну, где к нему присоединились три его племянницы, а также племянник и не более трёх десятков пажей, лакеев, поваров и кучеров, что вместе с д’Артаньяном и дюжиной его мушкетёров едва приближалось к полусотне. Вскоре Мазарини был вынужден уволить половину даже из этих оставшихся при нём слуг, поскольку вынужден был экономить во всём. По счастью для кардинала, содержание д’Артаньяна и его мушкетёров не стоило ему ни су, поскольку Королева снабдила д’Артаньяна средствами на этот поход. Когда Мазарини узнал от него, что этот эскорт ничего ему не будет стоить, он преисполнился признательности и уважения к капитану, которое в дополнение к ранее питаемыми к нему восхищению и доверию существенно выделили капитана д’Артаньяна в глазах кардинала среди всех прочих дворян.